31. Мечты о любви
Почти не дыша, я сделал удар – клюшка мягко стукнула по белому мячику, тот покатился к цели, но прошёл в паре сантиметров от неё. Я хмыкнул и дунул на упавшую на глаза чёлку. Только подумать, физические данные годятся для участия в Материковых Спортивных Играх, а какой-то пижонский гольф освоить не могу. Рядом негромко рассмеялся отец и, едва шевельнув этой нелепой металлической загогулиной, из песчаной ловушки отправил мяч прямиком под флажок лунки.
- И когда ты успел так наловчиться? – Протянул я и полез доставать собственный мячик из воды (мини-гольф, а всего, как на настоящем поле).
- Каждый день после работы, - папа подсчитывал очки в блокноте. - Кресло ректора в этом светском салоне, – так он называл Академию, - знаешь ли, пожёстче электрического стула периода энергии. Надо как-то расслабляться.
Я оперся на клюшку, как на трость, и весело посмотрел на отца:
- Александр Рэд! Сначала похитили сердце одной из первых красавиц Академии, а теперь и самим хранилищем знаний завладели! – Мы рассмеялись. – Знаешь, пап, ты мой герой.
Отец ничего не ответил, но посмотрел на меня тем самым, редким взглядом, в котором не было строгости. Только тепло.
*
Привыкнуть к жизни дома оказалось неожиданно сложно. В уединённом университетском жилище можно было забыть о бесчисленных правилах этикета, дав небрежному зверю внутри чуть больше свободы. Дома, будучи застигнутым за слизыванием соуса с тарелки, я сам себе казался провинившимся ребёнком (скоро двадцать пять, ха-ха) и смущённо отставлял фарфор, вкусный соус так и не доев.
Ещё были кошки, Пусик, Ворона и Босфор (Дарданеллу отдали одному особенному человеку). Кошачьи к верфам не испытывают неприязни: в нас, помимо волчьих черт, есть и нечто от диких кошек, например, умение лазать по деревьям и прыгать с большой высоты. Но домашняя стая насторожилась и всюду следовала за мной, сверля пристальными желто-зелёными взглядами.
Однако за прошедшие пять с половиной лет сильнее прочего стал непривычен сам Каньон, с его атмосферой, с пропитывающей каждой камень магией. Приехав ребёнком в незнакомый город, я первое время только и гасил трещавшие на кончиках пальцев магические искры. Годы спустя, вновь ступив на покрывающую землю твёрдую песчаную корку, первым делом пришлось приглаживать шерсть, вставшую дыбом от избытка волшебства в воздухе. Я вернулся домой.
…и дом приветствовал меня. Знакомо скрипели половицы, издавали загадочные звуки трубы. С потусторонним смехом дразнились из тёмных углов кладбищенские скитальцы – полуразумные полтергейсты, принимающие облик умерших.
Словно обрела плоть ностальгия, и никогда не было ни чужой смерти, ни опостылевшего второго «я», ни отшельничества, ни скитаний, ни крови во рту. Всё, что вспоминалось, как счастливое прошлое, перенеслось в настоящее и обняло меня вековыми стенами особняка, лапами сосен, горячим маревом каньонного лета. Я вернулся домой.
*
Родители восхищали. Зная отца и зная маму, готов поклясться, что типичными влюблёнными они в молодости не были - скорее спорили до изнеможения и ссорились, пытаясь гулять под ручку или вести себя мило. Я не верю в неугасимую страсть, десятилетия пылающую огненным цветком. Бешеный огонь лишь тогда долговечен, когда его питает смертоносная тёмная магия, но невозможно одновременно нести любовь и смерть. Их чувство казалось пламенем в камине, горящим так же ровно и ярко, как много лет назад; поддержанным взаимными заботой и доверием и согревающим всех вокруг. Наверное, в истории не зря столько сказано о семейном очаге.
Теперь я смотрел на Адору и Александра не только глазами сына, но и как взрослый человек, собирающийся создать собственную семью. И думал, что хочу, - очень хочу! – чтоб мой очаг стал таким же.
Просто сидеть, умиляться и мечтать, однако, не позволяли дела: от рассвета до заката я штурмовал театры и театрики Каньона и близлежащих городков в поисках работы. Удача пока не улыбалась: у театрального актёра, играй он слугу со стаканом воды или героя-любовника, лицо в ночь спектакля не должно зарастать шерстью.
Однажды днём, вернувшись с очередных неудачных проб, я застал в гостиной отца.
- К тебе пришли, - кивнул он в сторону мастерской.
Меня ждали восторженный визг и стук каблучков – Десмера бросилась мне на шею, едва не задушив; я подхватил её, но неловко отступил при этом, и мы с грохотом рухнули на паркет, образовав хохочущую путаницу из рук, ног и платиновых кудрей. Красавица и чудовище в одном лице закончила дела на Востоке и из родного Дворца Света прибыла в Сухой каньон, чтобы стать моей женой.
*
В тот же день я официально представил невесту родителям. Отец, казалось, одобрил мой выбор, однако мама не выглядела особенно довольной. Разговор у них с Десмерой не клеился, а сказанное оставалось чопорным и холодным, как ни старался я разрядить обстановку. В конце концов, сдался, рассудив, что это нормально, и успокоил себя тем, что со временем они непременно подружатся.
В семейном кругу, за шампанским в хрустале и лёгкими закусками, мы ещё раз отпраздновали помолвку. Лето ещё не набрало полную силу – свежий ветер раскачивал сосны, облака неслись над стенами каньона. Я говорил, как счастлив, и на самом деле чувствовал себя счастливым, впервые за долгое время.
А глядя поверх бокала на Десмеру и маму, невольно думал, насколько красивы бывают женщины, и... Нет, больше ни о чём.
Позже мы с Десмерой рука об руку гуляли под деревьями, ленивыми шагами тревожа прошлогоднюю хвою. «Ты правда хочешь всегда быть со мной?» «Пока ты тот, кто ты есть, - да». С трудом взяв себя в руки, я оторвался от её губ.
Прошитое золотой нитью оранжевое платье слабо поблёскивало в начинающихся сумерках. Я накинул пиджак на алебастровые плечи невесты, и мы вскоре вернулись в дом.
*
- Я боялась, ты не приедешь, - Десмера крепко обняла Мортимера, стоило ему появиться в украшенном для свадьбы саду. Только с поезда, в мятом костюме, брат казался слегка ошарашенным таким приветствием – без того увеличенные очками глаза стали совсем круглыми.
- Извини, что опоздал, - ответил Мор.
- «Молодец, что вообще соизволил приехать. А теперь отпусти мою почти жену, ловелас», - подумал я.
Разошедшееся лето неделю плавило город и душило пыльными бурями, бесами носящимися в раскалённом воздухе. Гости толпились на уложенных специально для праздника жёлтых каменных плитах, лилось рекой ледяное игристое вино, не смолкали слившиеся в однообразный гул светские беседы. Звучала ненавязчивая музыка, а птицы в ветвях щебетали, словно свихнувшиеся. Липла к спине рубашка. Одинаковые стрижки у троих, включая меня, из четырёх присутствующих мужчин смущали. Как ни старайся не быть банальным…
С появлением Мора церемония, наконец, началась. За спиной Десмеры, словно взметнувшееся в небо штормовое море, громоздила валы гроза.
В жаре и дождях погода не знала меры. Не знали её и мы, раз за разом целуя друг друга в одуряющем аромате белых роз.
Потом среди гостей возобновился ток вина, изменилась музыка, и дорогие туфли принялись отбивать по камню модные танцы. Кружа Десмеру, я краем глаза заметил, что Мора учит незнакомым брату па мой давний друг, доктор Сонар. Кажется, случайно я наградил семью очередным монстром: женатый мужчина, у которого, по слухам, три постоянных любовницы, и бабник Мортимер – опасное знакомство.
Но зазвучал вальс, и я, махнув рукой на брата и его отношения с моралью, увлёк жену – жену! – в центр площадки. В белом платье с кринолином Десмера напоминала не то старинную куклу, не то кремовое пирожное. Красные Глазки, я тебя съем…
Папа с мамой вальсировали рядом, и когда Адора положила голову отцу на плечо, он незаметно подмигнул мне. Значит, всё-таки правда, что Александр Рэд выглядит человеком церкви не всегда.
Свадебный торт таял во рту, и прекрасная юная жена смеялась, стирая крем с моей щеки. Кто-то по-прежнему танцевал, кто-то скрылся в доме, спасаясь от невыносимой жары, - я при иных обстоятельствах уже прыгнул бы в колодец. Щёлкали камеры. Мор исчез, пробормотав что-то про поезд.
В ушах звенело, а мир вокруг стал неестественно ярким – похоже, выпито и так слишком много, но новый бокал был так заманчиво прохладен…
- За тебя! - хором произнесли мы с Десмерой. И грянул гром.
Техническое Совсем немного: сведения о Десмере на момент переезда, биржа, очередной золотой значок. Ну, ещё Адоре надоело быть управляющей на предприятии собственного сына, а также мы заработали первый миллион, продав добро Мара, в твёрдой валюте привезённое из университета.
