- Мать твою, мне срочно надо! Открой, а не то я вызову аварийку! Какого черта ты заперлась с обеих сторон?! Ты что там, в обморок грохнулась?!
С каких это пор Юна такая плохая девочка? Хотя, когда девушка хочет в туалет во время ПМС, это вполне нормально.
Но я вовсе не намерена открывать дверь и выходить из ванной. В конце концов, у нас есть вторая, внизу. Пока она стучала ко мне, едва ли не выламывая двери, она могла бы уже тысячу раз сходить вниз.
О, господи боже мой! Мне так и хочется перебить все эти треклятые, чтоб их тринадцать раз, зеркала! Прыгать на их осколках самыми острыми каблуками! Чтобы зеркала умели плакать и они рыдали, беззвучно моля о пощаде!
Но нет. Эти дряни висят, издевательски показывая мне каждую мою новую гадкую родинку, рассказывая о каждом секущемся волоске, демонстрируя неровно накрашенные глаза или отросшие брови.
Дери меня черт, меня тошнит от этого отражения! От этих отросших волос, от этих лишних волосинок на бровях, от этих кудрей! Ну с каких это пор у меня вьются волосы?! Они всегда были волнистые, но чтоб вот так!..
Надо срочно сходить в СПА-салон, к парикмахеру, к косметологу, ко всем, у кого я не была два месяца, поставив свой личный рекорд.
За сердце хочется хвататься, глядя на себя. Но все говорят мне, что я красавица. Ненавижу их гребаное лицемерие.
Собственно говоря, так я и сделала. Волосы горячими ножницами мгновенно привели в порядок, мои губы вновь зовут к поцелую и снова я настолько идеальна, насколько только может быть девушка. Как смотрят на меня эти коровы, проходящие мимо!
И не просто так я долгие годы училась играть на гитаре. И не стану врать, у меня получается лучше всех в Академии. Среди женской части. Эстрада Флетли пуста, но только потому, что меня там не было. Совсем скоро она наполнится, заслышав лишь первые ноты мелодии, которую я играю.
Просто потрясающе: идти с любимым согревающим каппучино в руках, чувствуя на себе взгляд уродца-бармена, осматривающего меня с ног до головы. Надо бы сотворить с ним что-нибудь, честное слово. Я слишком давно не делала интересных глупостей, о которых бы шептался весь городок.
Сплетни радуют меня, особенно меня радует, когда они обо мне. Я знаю, как он на меня смотрит. Я знаю, о чем он думает. Я знаю, о чем думает каждый парень и каждая лесбиянка в этом городке, при виде меня, такой красивой, загорелой и Идеальной.
Ода себе? Да пожалуйста.
Но даже и не в этом дело. Я уже давно хотела сходить развеяться сюда. Мне говорили, что здесь собирается много людей? Ну и прекрасно, только вот никого нет. Но довольная улыбка все равно украшает мое лицо. Все стоящие люди всегда собираются вокруг меня.
- Мейзи, привет! – Задорно помахала мне рукой Тереза Альберти, та самая курица, которая носилась за мной ровно ту пору, что я жила в общежитии. О, как я счастлива была оттуда свалить!
И все же, зачем она приперлась? Мне было так хорошо без нее, я уже так хорошо начала осыпать лживыми комплиментами того бармена, прикидывая, одинакого ли цвета на мне белье (хотя оно никогда не бывает разным, ибо подбор нижнего белья всегда занимает у меня больше времени, чем подбор одежды), как тут заявилась она. Пришлось оставить уродца в покое и в сплошном обломе, дав ему надежду на шикарный остаток дня после рабочей вахты. Ну и пусть. Пусть помучается, хикки недоделанный. Так что в появлении Тер есть свои плюсы.
О боже. Она до сих пор не сменила помаду. Она у нее что, бесконечная?..
- Привет, Тереза! – Я тоже бодро ей машу, и пытаюсь понять, что же изменилось.
И я понимаю. Форма! Ее приняли в это тайное общество ботанов с ослами на груди.
- Ты слышала новости? – Обеспокоенным тоном спросила она. – Сара пропала!
Сара? А кто такая Са-… а, все, вспомнила.
- Да ну? – С притворным участием спросила я. В конце концов, Терезе явно нетерпелось это рассказать. – И что же случилось?
- Да она уже вернулась, - неохотно сообщила Тереза, разочарованная собственными же словами. - Сбежала с каким-то мусульманским шейхом, на ее след едва полиция вышла. Укуренная как не знаю кто.
О б а л д е т ь .
- Ваааау. – Протянула я, хотя и хотелось протянуть «пффф».
- Кстати, - деловито поинтересовалась Терри. – Ты слышала о Тайной Кухне Сьюзен?
Слышала-слышала я об этом дурацком заведении. Еще как слышала.
И больше слышать не хотела.
Но, по всему судя, эта дурная забегаловка стала популярной за последние дни. Они что, сговорились?! В этот же «знаменательный» день Юна меня туда и вытащила. Только и болтала что о своих кулинарных навыках. В ее болтовне не было точек и запятых. Черт.
- Ой, ты знаешь, это так здорово, так здорово, туда приходишь, готовишь, потом выставляешь на конкурс, тебя оценивают, я непременно выиграю, ну может и ты выиграешь, хотя кто знает, это так забавно!
Когда Юна всерьез чем-то увлекается, она забывает, что я ее сестра, которую она далеко не страстно любит и обожает. И это, должна сказать, взаимно.
Не знаю. Старая-Юна сказала бы: «Ну, пошли, сама все увидишь». А теперь мне приходится невольно изучать и анализировать Новую-Юну, которая забыла, что такое косы, хвосты и вообще резинка (я про резинку для волос, другой резинкой она весьма активно пользуется).
О, мое желе было неподражаемо! Оно большим вулканом давало фору лишь торту Сьюзен, но я-то знаю, кто из нас выиграет. Аж рыжий дядька из жюри раскрыл свою зубастую пасть.
Но выиграла эта криворукая дурочка со своими дурацкими свиными отбивными, которые я ем каждый день на обед и ужин. Я стояла, мечтая закичать ей в лицо, чтобы она перестала размахивать своими кривыми руками, стараясь сохранять как можно более спокойное выражение лица. Ей даже деньги подарили. Вот это блин.
Сама непосредственно Сьюзен, или как ее там, стояла, громко вопя то, что это ее кухня и ей должны доставаться все призы, но я-то знаю, кто она на самом деле и за какую статью она сидела, что так нашумело в интернете. Надо бы погуглить информацию про ее арест – я точно помню, он был. Фу, Юна, как можно стоять с преступницей? Заразишь ее еще чем-нибудь!
Но не одни мы посетительницы этого глупого шоу. Бежать домой нам пришлось под жуткой грозой и проливным дождем, вызванным сразу двумя ведьмами.
Вот… дуры. Хотя меня всегда и привлекали черные ведьмы, обитающие у нас в краях, все равно если у вас есть шапки, это не значит, что они есть у других. Моя новая туника и кожаная жилетка от Bershka безнадежно промокли.
Я отдала себя творчеству полностью. Я могу все. Я не просто так могу писать обеими руками идеальнее всех в мире! Холсты оживают в моих умелых руках, все прекрасно. Юна глотает слюни, видя эту девушку в розах, которую я назло не продаю, чтобы сестрица еще полюбовалась. О да!
- Неплохие тени, Мейз, - поджимает губы она и удаляется.
Неплохие?! Да они совершенны!
А через месяц мне принесли первый экземпляр моей книги, персональной книги Мейзи Канберри, которую в день презентации расхватали, как горячие пирожки. Еще бы! Пятое поколение семьи Канберри выпускает свои дурацкие сопливые романы, чтобы потом не обираться от писем поклонников по e-mail. Моя книга стоит в лотах на e-bay, раскупаются мгновенно в магазинах, и какая-то сопливая деваха, наверное, рыдает от счастья, читая книгу от самой Канберри, той самой, которая носит фамилию той, от которой рыдала от восторга бабушка этой девахи.
Третий курс я закончила с отличием. Мы с Юной были лучшими на своих курсах, оставив позади всех остальных придурков, не справившихся с театральным фехтованием.
Стипендия была воистину велика, и о черт, диплом не за горами! Неужели я уже наконец буду свободна, о да, как это здорово! Сладкое превосходство было настолько легкоусваивым и низкокаллорийным, что мне даже захотелось еще. Записывать лекции – чертовски полезная вещь. Я не играю в карты на уроках, как эти пройдохи. Я лучше их всех. У меня находится время для всего. И все они это понимают.
Кэл стал появляться в моем доме чаще, чем когда он встречался со мной. И, кажется, они с Юной действительно что-то Делают, я имею в виду кроме этого самого. Они разговаривают, пьют чай, Юна помогает ему делать уроки – как у нее удается вообще усадить Кэла на стул, когда рядом есть кровать?! Она, наверное, ему платит. Честное слово, наверняка платит. Каждый день, каждый гребаный день я наблюдаю за тем, как они целуются под березами, растущими у нас на участке, гладят друг друга, и от этой нежности, которой я не видела с самого своего рождения со стороны мужчин, приступая к грубым активным действиям, меня тошнит. Но при этом на самое мерзкое всегда инстинктивно хочется смотреть еще и еще, и я уже до предсказуемости изучила каждое их действие.
Но однажды, сидя на красном кресле у нас в корридоре на втором этаже, Юна подняла на меня глаза и объявила мне, прямо и спокойно, о том, что она помолвлена с Кэлом.
Ну нееет. Нет! Этого же не может быть. Такие, как моя сестра, должны умереть девственницами, у которых никогда не было парня. Серьезно, она слишком сера для того, чтобы у нее было хоть какое-то подобие пары или намек на нее, не говоря уж о свадьбе и помолвке. И не говоря уж о Кэле. Но кольцо красовалось на ее безымянном тонком пальчике, блистая всеми цветами радуги, едва ли не кокетливо улыбаясь и подмигивая мне. Интересно, когда он успел узнать мой или ее размер?.. В том смысле, что он у нас одинаковый.
Сказать, что я была удивлена – ничего не сказать. Мейзи Канберри потерпела поражение в самое сердце. Мне отныне и навсегда плевать на Кэла, но это! Что тут происходит, хрена с два?!
( - Я не думаю, Мейз, что это по великой любви. Мы так решили, мы того захотели, а дальше – будь что будет.)
Но я не буду забивать свою прелестную головку этими мыслями. Помолвлена - ее проблемы. Забавно, что малыш Кэл решил жениться на третьем месяце их отношений.
Самое омерзительное было выслушивать мерзкое кудахтанье этой моей мамы.
Холодильник медленно опустевает, а служба доставки ползет как улитка.
Ненавижу их всех.
Но даже не это было забавно: этот рыжий уродец пришел в наш дом.
Честно говоря, я не понимаю, что ему нужно. С Юной у них было все кончено даже до того, как они с Кэлом начали встречаться, я не имею с Джеком никаких контактов, его японистые глаза всю жизнь меня бесили, а тут он заявляется, типа, привет!
И откуда у японца рыжая шевелюра и НАСТОЛЬКО ярко-зеленые глаза?!
- Конничи ва, - безразлично пробормотала я, судорожно пытаясь вспомнить, японский это или китайский или вообще украинский.
- Ага, привет, акцент у тебя жуткий, - несобранно сказал он, глазами кого-то ища. – А Юна дома?
Что ж, зато я знаю, что это таки японский.
(Почему им всем вечно нужна Юна?)
- Дома.
Я откровенно не понимала, чего он от нее хочет. Но я позвала Юну и мне даже знать не хотелось, о чем они там будут разговаривать.
Больно надо, в самом-то деле.
Хотя из моей комнаты и доносились обрывки их милого разговорчка. Он что-то спрашивал типа «Правда ли это», «А ты случаем не», «Как у тебя там дела», «Не сильно ли Мейзи тебя»… В общем, обычный синдром бывшего парня, который безмерно, безмернейше желает счастья, и весьма сомнительного счастья, своей бывшей.
Какого все же хрена он тут делает?!
В конце концов, я выглянула в окно и увидела категорически перекошенное лицо Юны. Она явно что-то слушала, а не рассказывала, а значит, у него какие-то новости, в которые просто обязан залезть мой любопытный нос.
И как ему не мешает его пирсинг в носу?
Он сидел, скрестив ноги, с напряженной физиономией, одетый от Армани, солнце играло в его рыжих волосах, ровным светом ложась на каждую прядь, а глаза казались еще зеленее и еще фентезийнее, чем были.
Юна что-то доходчиво ему объясняла, кажется, давала какой-то совет или план действий. Что же это может быть, а?! Хрень какая-то… Честное слово, хрень!
Когда Джек ушел, мирная идиллия вновь взорвалась. Ну а когда я спросила, зачем он приходил, мне просто ответили: «Не твое собачье дело, иди у Терезы спроси, думаю, она тебе нарассказывает». Да как она смеет...
Но не это самое интересное.
Самыми интересными были звуки, доносившиеся из ее спальни. О боже, я впервые это слышу. Из ее комнаты. Она лежала поверх него и целовала, его рука на ее талии, и он даже не удосужился снять обувь…
Ну а потом все ухудшилось. Скрип кровати было не заглушить ничем, три часа ночи, подушка у меня на голове, плеер разряжен, наушники все равно у Юны в запертой комнате (да будь она не заперта, я бы не зашла!)…
И мой зоркий глаз успел углядеть просто потрясающее шелковое белье небесного цвета, когда она провожала Кэла после чая. Где она такое взяла? Чего я опять не знаю?
Представляю я себе эту светленькую комнатку с такой светленькой и добренькой Юночкой, к который приходит черный и мерзкий Кэл и начинает очернять и комнатку, и Юночку.
Фу, дрянь какая.
Последние пять часов до последнего экзамена прошли невероятно продуктивно. Я рисовала на холсте эскиз дома в стиле модерн, читала учебники, сценарий и прочую билеберду. У нас сейчас пройдет выступление в театре под Оттавой, это достаточно далеко, а я пока могу как следует подготовиться.
Я была полностью готова заранее: прическа – о да, я наконец-то подстриглась!, платье для роли, макияж, подходящий к моей героине. Нелегко играть такую же простодушную дурочку, как Юна.
О, все прошло как по маслу! Я была совершенством в своей роли. Это нехило повысило мне шансы сдать экзамены на «отлично», и даже с преподом не пришлось кокетничать.
А через неделю состоялся выпускной.
Университетский выпускной и вовсе прошел прекрасно: я просто сверкала в своей мантии выпускника, эта дурацкая шапка не мешала мне, дипломы выдавались с таким почетом, что я аж чуть не упала от такого количества расхвалений. Особенно тех, кто этогоне заслужил. Я и Юна были гордостью университета, примером для подражания, но никто из профессоров не знает, чем занимается умница Мейзи каждый день. Как и, как выясняется, Юна.
Я не сделала за последние два курса ни одного домашнего задания. Пройдохи, они даже не заметили.
И вот я свободна. Я вдохнула воздух окончательной свободы, свободы от лекций, на которые я все равно не ходила, свободы от курсовых и проклятого физрука, о котором я могу говорить и говорить, но делать этого не буду.
И вот я могу наконец закрыть глаза.
В последний раз я вижу эту глупую корову, оставшуюся на второй год, и могу с ней душевно поиграть в битву подушками; мы больше не вражеские «кланы», меня больше ничего с ней не связывает – ни вражда университетских футбольных команд, ни просмотр матчей по ночам. Я так и не помню его имени. Для всех он только Корова.
Впрочем…
Ему идет.
Юна тоже вскоре вернулась, ей пришлось задержаться. Я видела, как она бросает последние взгляды на наш дом снаружи. Естественно, Юна сдала свою идиотскую историю на «отлично» и теперь также может расслабиться, хотя ботаники не расслабляются.
В своем выпускном платье я была просто великолепна. Наконец-то я смогла сменить душную мантию и обычное платье на то, которое так бережно хранилось у меня в шкафу, прекрасное, потрясающее платье, сшитое мне на заказ у лучшей швеи Канады, за которое я вгрохала шесть своих зарплат и одну Юнину (только вот она об этом не знает). Мое платье сверкало, а моя прическа дьявольски мне шла.
Ну, Юна настояла на приглашении профессора на прощальную пирушку, мне оставалось только пожать плечами – мышам тоже нужно уступать, а я не настолько жестока, чтобы лишить ее хоть какого-то удовольствия. Пришли пара моих друзей, а вот Кэла и след простыл: он все настолько завалил, что шел вопрос об армии, и сейчас он выкручивается, подключая конспекты однокурсников и связи баснословно богатого отца.
Джек, насколько я знаю от Юны, закончил также с отличием свой лингвистический факультет (изучение английского, японского и французского). В подробности я не вдавалась, ибо Джек совершенно не интересовал ни меня, ни Юну.
Последний час моего пребывания в этом доме прошел также забавно: под отжиги танцующих твист, я выискивала ракурс наведенной на нас камеры, которую притащил мой знакомый Дэвис. Схватив первую попавшуюся под руку Юну, мне пришлось обнять на нее, как сказал сам непосредственно Дэвис. Не испачкай мне платье, милая!
Шапки выпускников полетели вверх, профессор апплодировал, а за мной наконец такси, которое увезло меня в мою старую новую жизнь.
«Мне абсолютно все равно, куда ты пойдешь. Я всегда приму в своем доме Юну, но ты… Ты свалишь, и свалишь куда подальше».
Смысл этих слов дошел до меня только сейчас.
