4.8 Высокая ставка
После выпуска я на пару недель отправилась в Майами, чтобы как следует отдохнуть и забыться, но после вновь вернулась в Нью-Йорк. Город встретил меня ярким солнцем и зашкаливающими температурами, совершенно для него нехарактерными. Почти две недели держалась невыносимая жара – рай для мороженщиков и продавцов прохладительных напитков, вмиг смекнувших, что случай нельзя упускать. Они заполонили улицы и не давали прохода в парках, предлагая уставшим, изнуренным горожанам что-нибудь холодненькое по запредельной (но в такую жару почти симпатичной) цене. И люди кидались на то, чем их пичкали радостно и бездумно, пока внезапно небо вновь не затянулось облаками. Город вздохнул свободно и вернулся в привычный для него ритм кипящей жизни. Я наконец-то попала в свою атмосферу, и это было моим глотком воздуха, спасительной лазейкой из удушающего мешка. Я искала работу, гуляла, ни в чём себе не отказывала и просто радовалась жизни, не обременяя себя ничем серьёзным. Всё было хорошо.
Одним тёплым солнечным днём, похожим на предыдущие пышущей жарой и отсутствием влаги, я встретила кое-кого. Встретила в цветочном магазине, заставленным зеленью так густо, что беспощадные солнечные лучи путались в хитросплетениях ветвей и не проникали внутрь. Оттого магазинчик выходил прохладным, тёмным, но уютным до невозможности, а мягкая обивка не раскалённого диванчика в тени – совершенным оружием для усталых ног усталых покупательниц.
Я удивилась, застав Тома здесь, в крошечном цветочном магазинчике на углу. А за удивлением пришёл стыд, потому что тогда, весной, мы договорились встретиться на выходных. А я уехала с Хьюго и Селеной, ни разу об этом маленьком обстоятельстве не вспомнив.
- Розмари? Вот уж кого не ожидал здесь увидеть. Разве ты не уехала из Нью-Йорка? – он насмешливо улыбнулся, а я виновато опустила взгляд в пол, - Интересно, как это мы столкнулись снова, да ещё и когда ты должна быть где-то в Филадельфии. Хорошо хоть мы встретились здесь, а не в другой стране или, скажем, на свадьбе друг у друга – иначе это было бы совсем странно.
- Может, это судьба? – ляпнула я, тут же об этом пожалев. Он тихо рассмеялся.
- Ну да, в её и без того запятнанные ладони можно многое, не задумываясь, перебросить, – и мы рассмеялись как-то синхронно и звонко, словно он совсем на меня не злился, а я не бросала его одного в парке холодным ранневесенним утром…
- Розмари, - внезапно торжественным тоном произнёс он и, усмехаясь глазами, взял меня за руки, - Могу ли я пригласить тебя куда-нибудь и не бояться, что ты вновь исчезнешь?
Я вспыхнула и выдернула руки.
- Я не исчезала, Том. Возникли.. мм.. неотложные дела.
- Настолько уж неотложные, чтобы даже не предупредить, отключить телефон и переехать в другой город?
- Прости, конечно, но о тебе я думала в последнюю очередь! У меня тогда появились серьёзные проблемы, требующие немедленного решения. Просто так вышло.
- Что ж, в таком случае, мечтаю однажды узнать, что за страшные проблемы преследовали тебя. Сейчас ты, видимо, ничего не скажешь?
- Прости… правда, прости, но это очень личное. – я грустно улыбнулась; незачем ему знать ничего о моей семье, даже хорошо, что мы практически не успели узнать друг друга, смогу теперь что-нибудь удачно соврать. Разговор разбередил успевшие покрыться пеленой воспоминания – Хьюго, Селену, Лулу, папу… Впервые за последние недели одиночества я ощутила, как ноет сердце; как я яростно, люто тоскую!..
- Ладно, будет. Что бы там ни было – это не моё дело, а в душу к тебе я лезть не стану. Но ты, как ни крути, задолжала мне встречу. Погуляем как-нибудь на выходных?
Я рассмеялась, лукаво щуря глаза, и согласилась.
Через неделю я превратилась в его девушку, а через полгода мы стали жить вместе. Мы торопились в проявлении чувств, чёрт знает зачем, но торопились. Наверное, я стремилась привязать его к себе, чтобы не чувствовать мучительное одиночество, застигавшее меня каждый раз врасплох. Наверное, я просто боялась потерять и его, и была бы даже навязчива, если бы он первый не проявлял не знавшую границ инициативу. Такое стремление быть со мной в другой ситуации только бы напугало, но сейчас, когда у меня кроме Тома никого не осталось, я на всё закрывала глаза. И мы торопились, словно преследуемые чем-то, торопились и не знали границ.
Я мало чего знала о нём, а он – обо мне. Говорить по душам у нас как-то сразу не сложилось. Я не стремилась делиться с ним душевными переживаниями, как, собственно, и он со мной. Я даже точно не знала, где он работает – только смутные догадки подсказывали мне, что это связано то ли с армией, то ли с полицией, хотя униформы в его вещах никогда не водилось. Пару раз я пыталась разговорить его, спросить про семью, коллег, друзей, но Том становился раздражительным и холодным, едва речь касалась его прошлого. Вскоре я оставила попытки, и мы продолжали, как жили – он вставал и уходил каждый раз в разное время, а я приучилась ни о чём не спрашивать и обо всём догадываться. К концу зимы мы решили купить дом подальше от Нью-Йорка; всё было хорошо.
А потом он сделал мне предложение. Прохладным февральским вечером, после прогулки по центру, когда мы вдвоём собирались изучать этот новый для нас город и привыкать к нему.
Хотела ли я замуж? Нет. Раньше я многое хотела сделать до того, как соглашусь на чьё-то предложение и буду безгранично счастлива в браке – я собиралась разобраться в себе, посетить парочку стран, прочитать много книг, выучить пару иностранных языков, побыть наедине с собой, посмотреть важные фильмы, перевернувшие когда-то историю… В общем, сделать по максимуму до того, как буду окольцована каким-нибудь славным парнем с чувством юмора и взъерошенными волосами. Но сейчас, когда он стоял передо мной и смотрел в глаза, я чувствовала, как разрушаюсь изнутри. И мне казалось, что и ему этого хочется не слишком – я никогда не пыталась разгадать его мотивов, не захотела и сейчас.
У меня больше нет того, что я всегда имела. Остался только он, Том, и привязанность к нему… Я размышляла пару дней, а потом подумала, что нет другого варианта. К чёрту иностранные языки, книги и фильмы – я и так осталась в одиночестве, снова, в который раз!.. Я устала. Я не хочу больше бороться за то, чтобы меня принимали или любили, не хочу засыпать и не быть уверенной в том, кто я, кто мои родители, почему так несправедлива жизнь… И я согласилась, одарив Тома самой прекрасной из своих улыбок. А ночью, пока он тихо сопел рядом на подушке, отчего-то тихо расплакалась, почти с омерзением смотря на кольцо на пальце. Что ты творишь, Розмари, что ты делаешь – спрашивал внутренний голос, и я не находила, что ответить ему.
Свадьбу назначили на первые числа марта. Подготовку к ней Том полностью перепоручил мне, а сам почти не бывал дома, погрязнув в работе. Он, наверное, думал, что мне это доставляет удовольствие, как и любой невесте, и может так бы оно и было, будь я ослеплена счастьем от предстоящего замужества, но все эти бесконечные нелепые выборы порядком меня раздражали. Хотелось послать всё к чёрту, ну или хотя бы попросить у кого-нибудь помощи, но у меня не осталось ни друзей, ни родственников. И я, скрепя сердце, делала всё сама, а под вечер так уставала, что иногда даже не замечала отсутствие Тома. А его частенько не бывало дома ночами. Впрочем, мне было всё равно – он кто угодно, но не предатель, и я ему верю. Работа, ничего не поделаешь. Может, после свадьбы он наконец откроет мне тайну своей деятельности, но даже если нет – всё равно. Ведь тогда мне тоже придётся кое-что о себе поведать, а меньше всего мне хочется, чтобы он знал…
Когда до свадьбы оставалась неделя, я смогла ненадолго вздохнуть посвободнее. Весна вовсю рвалась на смену дождям и прохладе, с утра светило солнце, висевшее на прозрачно-голубом небе в ореоле тонких облаков, и птицы где-то под окнами затеяли яростную перепалку. Быстро закончив дела, к полудню я была уже свободна, и решила приготовить пирог. Впервые за долгое время я чувствовала себя по-настоящему хорошо, и душа пела, радуясь потеплению и скорому окончанию этой адской муки в виде подготовки к свадьбе. То, что я стану чьей-то женой, больше не вызывало у меня приступом меланхолии, со временем я смирилась и была почти готова. Последний рывок – и всё, а назад не смотреть, будет поздно. На свадьбу были приглашены немногие, из моих родственников – только Хьюго, Селена и папа, но вообще-то я не надеялась, что хоть кто-то из них придёт. Папу не отпустит Лулу, да и вообще она скорее всего придёт в ярость, когда узнает, что её я не звала. Селена просто прочитает и выкинет, и может быть выкрадет приглашение Хью, чтобы у него не было соблазна. Наверное, не стоило вообще её звать, но если бы я не сделала этого – Хьюго бы просто разорвал бумажку, а так у меня есть ещё хоть какая-то надежда.
Что до Лии, то она тоже была приглашена. Том настоял. Он сказал, что после столького времени я могла бы познакомить его со своими родителями; я долго упиралась, пыталась даже плакать, но он был непривычно твёрд и потребовал хотя бы назвать их имена. Тут я растерялась и, шмыгая носом, смиренно пообещала пригласить их обоих, но сказала, что вряд ли они приедут. Он нахмурился, но не стал спрашивать, почему, хотя по его виду я поняла – время ещё не пришло, и к этому разговору мы ещё вернёмся. Ну а пока, мне придётся отправить приглашение Лие – не сомневаюсь, что он за этим проследит.
Когда я вернулась в Нью-Йорк, я поначалу собиралась позвонить ей и сказать, что я знаю всю правду, кричать и топать ногами, плакать и истерить, как маленькая девочка. Но каждый раз, когда я брала трубку в руки, мне становилось больно за себя и за неё. Я плакала по ночам, понимая, что время допустимого молчания истекает, и я должна делать выбор, пока она не позвонила сама… И я сделала. Позвонила и сказала правду. Она долго молчала, а потом я услышала, что она плачет. Она впервые открыто плакала при мне, и даже пыталась что-то говорить, но я не верила своим ушам. Я выдавила из себя только "Ты сама виновата", и повесила трубку. Больше мы не разговаривали.
Об этом я вспоминала с тоской и слабой злостью, мешая тесто в плошке, когда внезапно раздался звонок в дверь. Я задумчиво посмотрела на время – был разгар обеда, - и я, мысленно гадая, кто бы это мог быть, поспешила открывать. На пороге стоял Хьюго.
- Сестрёнка, - улыбнулся он и крепко обнял меня прежде, чем я успела что-либо предпринять, - Я соскучился.
- Серьёзно… - только и смогла промямлить я, отводя руки в тесте в стороны, чтобы не запачкать его, - Я… тоже. Наверное.
Мы прошли на кухню, и я вернулась к готовке. Он долго молчал, не глядя на меня.
- Тебе пора вернуться. – наконец сказал он, не оборачиваясь, - Прошёл почти год. Достаточное время, чтобы свыкнуться с мыслью о…
- Хьюго! – быстро прервала его я, не переставая остервенело мешать тесто, - С чего ты взял, что я собиралась возвращаться?
- Ну, как… Я знал, что тебе нужно время, поэтому не трогал так долго. Но ты обещала мне не прятаться, так следуй обещаниям!
- Я не обещала. Ничего никому не обещала…
- Ну хватит, Роузи. Правда. Что тебя держит здесь? – он смотрел на меня с непониманием и вопросом, и мне под его взглядом стало неуютно. Неужели Хьюго не получил приглашения?..
- Слушай, я понимаю, как тебе тяжело. Но нам тоже… Ты представь, какого нам всем. – в ответ я молчала, смущенная тем, что он, похоже, ничего не знает о моей скорой свадьбе.
- Она приехала к нам, - тихо, чуть помедлив произнёс Хьюго, - Лиа… Она приехала. Вам надо увидеться.
- Она приехала к вам? – вздрогнула я, позабыв про свадьбу, - Зачем? Что она говорит?.. И… Как она?..
- Ты всё сама увидишь, Роузи; поехали со мной, пока не поздно. – Хьюго встал и подошёл ко мне, нежно положив руки на мои плечи и заглянув в грустные жёлто-зелёные глаза, - Тебе нужно сделать выбор, сестрёнка. Кроме тебя никто не сможет положить этому конец. Раз и навсегда, понимаешь?.. Папа просил не говорить тебе, но я не могу. Лиа и мама постоянно ругаются. Он говорит, что раньше мама так себя не вела, и всё это от беспомощности и страха… Я не узнаю её в последнее время. – глаза его затуманились и смотрели теперь как бы сквозь меня, - Она сама не понимает, что творит, а папа пытается усмирить её. Поехали со мной, Розмари, пожалуйста.
На мгновение мне показалось, что я понимаю его, чувствую его разочарование в собственной матери и боль, которую ему приносит её поведение. Раньше она такой не была... А появилась я, и она стала.
- Хочешь, чтобы я вернулась и забрала Лию?
- Хочу, чтобы ты сделала выбор.
- Мне не нужно делать выбор, - я скинула его руки со своих плеч, - У меня всегда была мама, и она никуда не делась, ясно тебе?
- Почему ты тогда не помчалась к ней сразу же, как ушла от нас?
Я отвернулась, глотая предательские слёзы. Этот разговор, эта ситуация – всё происходящее вокруг разрушает меня, ломает изнутри. Как я могу сказать ему, что ненавижу Лию, если пару секунд назад я утверждала обратное?.. Как могу врать, врать, безбожно лгать ему, родному брату-близнецу. Как я могу быть такой спокойной, когда рушится всё, что меня окружало…
- Я никуда не поеду.
- О Господи! Ну почему, Роузи, чёрт возьми, почему?!
- Тебе недостаточно было времени, чтобы разобраться в себе? Розмари, нам нужна ты и твой выбор! Неужели тебе нравится просто наблюдать со стороны за разрушением нашей семьи? Пойми же, всё сейчас зависит от тебя!..
- А я не хочу! – я развернулась к нему и, несмотря на дрожь и норовившие прорваться сквозь плотину слёзы, продолжала так грозно, как могла, - Не хочу ничего, ничего! Я устала что-то решать! Мне надоело одиночество, и я не хочу видеть Лулу, да и Селену тоже!.. Не хочу, не хочу! Отпусти меня! Не трогай!
Он попытался прижать меня, рыдающую в голос, к себе, но я вывернулась и уткнулась в собственные ладони. Хьюго не умел утешать плачущих девушек и никогда подобным не занимался, и сейчас, оторопело таращась на меня, внезапно тоже разозлился. Просто потому что не знал, что со мной, расхныкавшейся, делать.
- Ну и прекрасно: оставайся тут! Живи как хочешь, а я ухожу!
Он выбежал из кухни, и я услышала, как яростно хлопнула входная дверь. И что же, он сейчас уйдёт… и что будет?
Я задумалась на пару мгновений. Вокруг было так непривычно тихо, и я внезапно вспомнила день, когда впервые увидела Лулу… Какая она была испуганная, подавленная, точно ребёнок. Не верится, что это ею я так восхитилась в первые секунды… Воспоминаниям можно только грустно улыбаться вслед, но иногда за ними приходит решение, как-то само, без посторонней помощи… Я её дочь, но я – не она. И она ни капельки меня не знает, иначе бы не просила вернуться к Лие. Я поеду туда и положу конец всем этим склокам, ссорам, и всё равно, что будет дальше.
У меня нет матери, и не будет. Я – дитя пожара, появившееся на свет от отчаяния и чьего-то горя. Порождение огня, если угодно, крошечная лучинка, найденная в снегу, заключенная в лёд. Я – буря, сила, которой нет предела. Одинокая тигрица в пустыне. У меня нет матери, зато есть брат и отец.
Не зря я не похожа ни на одну из них.
Я бросилась на улицу, не закрыв даже дверь. Под ногами шелестел неподстриженный мокрый газон – Том обещал заняться им на днях, но теперь в этом нет необходимости.
Вновь Филадельфия, и вновь этот тихий квартал. Высокий каблук проваливается в рыхлую землю, истощённую постоянными высадками культур; смеркается. По небу молоком расползлись густые, плотные облака. Прохлада пристраивается рядом; мы ступаем на дорожку, медленно идём, синхронно чеканя мелкий шаг. У самой двери останавливаемся, смотрим друг на друга, и я ловлю ободряющую улыбку. Сцепляем руки и вздрагиваем вместе от внезапного глухого раската грома.
- Будет дождь, - вскользь замечает Хьюго, доставая свободной рукой ключи, - Готова?
Я киваю.
На пороге нас уже ждёт Селена, вперив холодно-синие глаза в пустоту за окном. Я тянусь за телефоном, пока Хьюго о чём-то тихо шепчется с младшей сестрой.
«Я не приеду, возникли дела; когда вернусь не знаю. Прости» - мне не жалко Тома, я не думаю о нём сейчас; я снова забыла его глаза, нашу предстоящую свадьбу, всё, всё, что мне сейчас не нужно. Что сейчас не важно.
- Я рада, что ты приехала, - ровным безжизненным голосом говорит Селена.
- Я тоже, - тихо отвечаю я.
Я тоже.
