В дырах небоскребов, где горела руда
и железо поездов громоздило лаз -
крикнул аэроплан и упал туда,
где у раненого солнца вытекал глаз.
(В. Маяковский, "Адище города")
Неделя 6. Навсегда
Вообще я кричу редко: громкость понимания не облегчает, так зачем попусту тратить дыхание? Но в тот раз не выдержал. Орал на криворукого докторишку так, что аж охрип. Старый хмырь пятился и всё очкастую свою физиономию прикрывал. А я и не собирался его бить, хотя хотелось, матерью клянусь. Только так, руками размахивал: Грегор меня удержать хотел, и я решил, несмотря на произошедшее, не доставлять ему радости. Сумел окончательно взять себя в руки, только заметив, что мама робко переминается за спиной и бормочет что-то невнятно.
- Мам… тебе нужно лежать, - сказал с запинкой, кое-как подавив кипящий в горле рык. Не с ней говорить в таком тоне. За руку отвёл в дом по шаткой лесенке, вновь уложил в постель. Она выглядела растерянной, дышала хрипло. Докторишка мельтешил за плечом, всё повторяя что-то про невозможность предугадать аллергическую реакцию. Он был из городского госпиталя, совсем старик уже. Я уговорил его осмотреть маму некоторое время назад, но от прописанного лекарства стало только хуже.
После этого я притащил его к нам буквально за шиворот – исправлять «налеченное». Наверное, хорошо даже, что Грегор был, иначе наломал бы я дров… И вот старый доктор суетится вокруг, торопливо смешивая странно пахнущие жидкости из множества скляночек, перекочевавших из протёртого серого саквояжа на мамин письменный стол. Взбалтывает, переливает и всё повторяет себе под нос, едва слышно: «Простите, простите». Сперва я не мог разобрать слов, а когда понял, невольно отступил и, обернувшись, встретился глазами с собой-зеркальным. Чуть не сплюнул. Из зеркала смотрел высоченный бугай с перекошенной рожей, не иначе, мускулы местной банды. И это я?
Старик согласился помочь даром, а я едва не с кулаками набросился на него. Да, всё пошло не так, но, проклятье, это Холодная Гора, и такова уж её медицина. Имел ли Элиот Рэдемер, ни черта в этой жизни не сделавший, право поступать так? Нет, иметь меня.
Полчаса спустя дверь дома открылась, и старик-доктор вышел на улицу. Я сидел на ступенях, согревая заледеневшие ладони подмышками. Из носа периодически капало.
- Я… - слова подобрались не сразу, - просто хочу помочь ей.
- Понимаю, - кивнув, врач положил руку – натруженную, с выступающими венами - мне на плечо. – Если заботиться о мисс Рэдемер со знанием дела, можно как сократить новые приступы… болезни, так и позволить себе вновь появляться в городе, - старик улыбнулся, - но для этого нужно учиться.
Синяя ночь перешла в серый рассвет трижды. Через три дня я переступил порог госпиталя Холодной Горы, чтобы стать врачом.
*
Так и пошло. Утром я уезжал в город на очередной нашей машине, ещё не изъятой в уплату «налога» бандитами, гордо именующими себя Мафией. День крутился в госпитале, учась по мере сил.
А сил требовалось много, и учиться приходилось быстро, очень быстро. Потому что городской госпиталь был адом на земле. По крайней мере, в детстве именно такие крики приписывало воображение аду, какие слышались в тех стенах изо дня день. Были шахты, где больше завалов, чем забоев. Были сифилис, и гангрена, и туберкулёз. И не было почти никаких лекарств. Инструментов. Бинтов. В прочем, были пилы, потому-то на первых порах от меня только и требовались сильные руки.
Дома я сам осматривал маму, по инструкциям старика следил за её состоянием и вообще заботился, как мог. Доктор оказался прав: она действительно нормально переносила моё дневное отсутствие и временами казалась… совсем прежней.
Однажды после работы за мной увязалась Джули, медсестра. Мы болтали и как-то сами собой оказались дома.
Она не особенно нравилась мне, но я просидел взаперти слишком долго. Хотя мы пробыли наедине едва ли пять минут (даже неловко стало), стоило хихикающей, словно школьница, Джули выпорхнуть за дверь, мама перестала делать вид, что моет пол в соседней комнате и мечтательно протянула, вертя в руках швабру:
- Ах, Элиот, какой ты взрослый уже…
Она ещё долго оставалась собой после того случая. Это было последнее улучшение, но именно в то время нас разделили. Не буквально, однако меня не было с ней: подхваченная в госпитале лихорадка свалила с ног на две недели. Мама не заразилась, всё это время ухаживая за мной, мечущимся в бреду.
А когда моя болезнь отступила, она вновь потеряла связь с реальностью. Навсегда.
Много технических букв Ух, сколько нервов я потратила, отыгрывая эту неделю! Элиот оказался просто везунчиком на карточки! К счастью, ничего плохого они не принесли, но я каждый раз прямо замирала: "Ой, сейчас не то выберу, уволят - прощай "Медицина" в этом поколении..." Но обошлось.))
Не болели (тьфу-тьфу-тьфу) - это сюжетное.
Ну, собственно, первая пара штрафов за психиатра: Элиот при взрослении (да чтоб ты сдох, чёртов колледж! >.<) и Пел при взрослении Элиота.
