4.12 Ветер стих
Сквозь полудрёму я услышала, как кто-то медленно крадётся по комнате, стараясь ступать как можно тише. На губах сразу заиграла улыбка – кто-то неизвестный прилагает столько стараний, чтобы меня не разбудить, а я и без того не сплю; но кто-то, вместо того чтобы тихо покинуть комнату, остановился где-то и затих. Я приоткрыла один глаз и тщетно попыталась обозначить неизвестного – едва ли открывавшегося вида было недостаточно. Раскрывать глаза шире было опасно, и я поспешно захлопнула их, притворившись спящей. Зашуршали занавески. Кто-то быстро раздвинул их, и солнечный свет хлынул в лицо, обжигая кожу, растрепанные волосы, глаза – рассвирепев, я подскочила с постели и, щурясь, уставилась на своего обидчика – им оказался Хьюго.
- Да что ты тут…
- Проснись, сестра! – он легонько толкнул меня, и мы вместе плюхнулись на кровать. Я принялась отбиваться и молотить его по спине; после непродолжительной борьбы, в которой он одержал неоспоримую победу, Хью завладел моими ладонями и выдохнул, сияя глазами, - Ты стала тётей.
Мне потребовалось несколько секунд, чтобы переварить информацию.
- И это значит, что… - несмело начала я; он тут же перебил.
- Двадцать минут назад у меня родился сын. Сын, Роузи! Сын! – он рассмеялся; так смеются, когда очень счастливы, безгранично и безраздельно. Я принялась поздравлять его, но Хьюго, наверное, не слушал – он лежал, закинув руки за голову, смотрел в потолок и что-то тихо бормотал с широкой улыбкой на лице.
- Теперь всё будет хорошо, Роузи… - прошептал он наконец что-то внятное, разворачиваясь ко мне, - Теперь всё будет так хорошо…
Юджини прибыла домой уже через три дня – осложнений не было, и их с ребёнком быстро отпустили.
После поздравлений, цветов и поцелуев, Джинни с маленьким Ричардом на руках отправилась отдыхать; Хьюго семенил следом, всё с той же придурковато-счастливой улыбкой на пол-лица. Глядя на эту счастливую семью, я усмехалась про себя. У нас с Томом всё было далеко не так идеально – несмотря на приближающуюся свадьбу, мы всё ещё редко говорили; и он всё ещё часто уезжал, хоть и клялся каждый раз, что этот – последний.
То время, что он был дома, Том проводил с обожаемой дочерью. Риша с удовольствием принимала внимание отца, радостно показывала свою комнату, игрушки, книжки, и с завидной быстротой освоила слово «папа». Мне оставалось только смотреть издалека, как они, склонив друг к другу черноволосые головки, о чём-то тихо шепчутся, а потом синхронно посмеиваются и даже не думают посвящать меня в свои тайны и секреты.
Когда до свадьбы осталось каких-то два дня, я места себе не находила.
Он не любит меня.
А я всё ещё надеюсь на что-то, собираюсь за что-то сражаться… Иногда я запираюсь в комнате и тихо плачу, и сама не знаю, почему – ведь он теперь всегда будет рядом, никуда никогда не уйдет, и не бросит меня, но я… боюсь. Боюсь прожить всю жизнь вот так – в одиночестве, когда вокруг вроде бы и близкие, вроде бы и родные люди… Но чего-то не хватает. Я не знаю, чего мне ждать от судьбы – очередного удара или, может быть, жалости наконец. Но Том не посмеет отнять у меня дочь – если, конечно, она сама не захочет уйти… Я буду защищать её до последней капли, я никогда не оставлю мою малышку, потому что она – моя. Присутствие папы для неё – просто новизна ощущений; а меня она любит, и любит не меньше, может даже и больше – и если я не заполучу любви Тома, у меня всегда будет маленькая Рошель.
Я не должна бояться будущего. Я должна обеспечить его своей дочери. Вот почему я поднимаюсь с пола, вытираю слёзы и иду к зеркалу – долго всматриваюсь в своё полосато-тигриное испуганное отражение, глубоко вдыхаю и принимаю весёлый вид. Невеста должна быть счастливой.
Свадьбы на природе и уж тем более под дождём я не хотела – никаких жуков в волосах и муравьев под ногами!.. но красивые фотографии получаются, когда за спиной в лучах солнца искрится зелень, а под ногами распускаются цветы, а мы и устроили всю эту пышность только для красивых воспоминаний. Потому саму церемонию провели в помещении – народу было куча; репортёры откуда-то пронюхали, что я – не родная дочь Лии Льюис, известной певицы и режиссёра, и раздули из этого большой скандал, прорвавшийся даже на телевидение. Посмотреть, как «подкидыш» (по одной версии) или «украденная и незаконно проданная» (по другой) выходит замуж стеклась вся округа – некоторые особо рьяные фанатики моей мамы умудрились приехать даже из других городов. Какой-то придурок потом бежал за лимузином, выкрикивая оскорбления и ругательства в мою честь – ты дьявол, оборотень, ведьма, ты убила приёмную мать, а настоящая давно горит в аду – кричал он, надрываясь и срывая голос. Бедолага оказался выносливым и бежал за нами почти десять минут без перерыва, но потом всё же отстал.
Я устало прислонилась лбом к стеклу, когда внезапно почувствовала руку Тома, сжимавшую мою.
- Не волнуйся об этом, - мягко улыбаясь, произнёс он, - Этих людей можно понять – они любили твою маму и её творчество, а теперь она пропала, и никто не знает, где она. Да и пресса чересчур скандализовала эту историю. Знала бы ты, какие предположения до сих пор сыплются в газеты – умерла бы со смеху, и даже не думала бы волноваться.
Я была удивлена, но благодарна, и не нашла ничего лучше, чем беспомощно по-доброму улыбнуться в ответ.
ещё фото со свадьбы
Но своего мы добились – фотографии вышли великолепные, солнечные, яркие; потрясающие от нарядов до общего фона. Я с любовью поместила их в новёхонький альбом на первые страницы. Однако произошедшее на свадьбе разбередило старые раны – и я, подгоняемая общественным упрёком, впала в хандру и депрессию. Мне не хватало Лии гораздо больше, чем я могла бы предположить – она всегда была моим самым близким человеком, никто меня больше не любил… никогда, никто – меня всю жизнь все ненавидели. До того, как я встретила Хьюго и до того, как всё круто поменялось.
Том правильно говорит – я не умею любить, и никогда не умела. Иначе бы не отпустила её так просто и не скулила бы сейчас в подушку по ночам… Но я старалась страдать тихо, незаметно, и проводила всё время с Ришей. Сколько бы ошибок я ни совершила в прошлом, я никогда не повторю одну из них – не стану бросать близких. В особенности её.
Однажды вечером, за ужином, Юджини тихо сообщила мне, что Лиа в больнице – неудачный прыжок с парашютом переломал ей кости. Пришлось до крови закусить губу, чтобы не расплакаться в присутствии Джинни и детей – я встала из-за стола, прямая, как палка, и исчезла в своей комнате.
Наутро мы с Томом отправились в больницу, чтобы забрать её тело, однако нам сообщили, что мама ещё жива... Я провела там много дней, ожидая, пока она придёт в себя, но в последний момент... испугалась. Я оставила ей записку с телефоном и адресом. Если она захочет, она сама найдет меня, когда придёт время. А пока что... я не готова.
Вскоре пришла зима. Рошель, недавно научившаяся ходить, принялась исследовать мир и постоянно просилась на улицу – а я всё боялась, что она замёрзнет, но не могла отказать. Мы гуляли вместе, только вдвоём, и её заливистый смех прорезал тишину округи. Детей в нашем квартале достаточно – район новый, молодожёны с новорождёнными продолжают стекаться сюда со всех уголков, так что у Риши много друзей и подружек. Она счастлива здесь, я знаю. А вместе с ней счастлива и я. Жизнь потихоньку начинала налаживаться – Том никуда не уезжал со дня нашей свадьбы, проводил время и со мной, и с дочерью – иногда мы даже выбирались куда-то втроём. Такие дни Риша любила особенно. И я даже почти расслабилась, решив, что теперь уж точно всё должно быть хорошо, когда вдруг одним вечером Том сообщил мне, что ему снова нужно срочно уехать. Я пришла в ярость и готова была накинуться на него с кулаками – неужели работа важнее меня?! Да ладно меня – важнее дочери?! Мы долго спорили, я злилась, но в конце концов сдалась.
- Можешь не возвращаться! – бросила я на прощание и намеренно отвернулась, бесцельно тыча пальцем в пульт. Он задержался на пороге лестницы, неуверенно помялся пару мгновений, а затем быстро побежал вниз. Я в ярости отшвырнула пульт в стену и уронила голову в ладони.
Значит ли это, что всё кончено?..
Спустя час терзаний я готова была пойти в детскую, забрать Рошель и уехать с ней куда-нибудь подальше. Но внезапно на лестнице раздались быстрые шаги. Том влетел в комнату и коршуном метнулся ко мне.
- Нет, Роузи. Я вас больше не оставлю. К чёрту работу!
- Это ведь ради Риши, да? – внезапно спросила я и тут же пожалела. Он обещал не уходить, а потому не уйдет, так зачем всё портить…
- Ради Риши я женился на тебе. – произнёс он после затянувшегося молчания. – Сейчас я остаюсь ради тебя.
Он сделал шаг в сторону и оказался за моей спиной. Я чувствовала его дыхание на своей шее и не знала, верить мне или нет… Если он не любил меня пару мниут назад, как может любить сейчас?
- Я обещал быть рядом не только с Ришей…. Я обещал и тебе, что мы начнём всё сначала.
Сердце забилось часто-часто – уже поздно, все спят, и он обещает мне, что мы будем вместе… За окном серебрится ночь, качает головой толстушка-луна, а я оборачиваюсь и падаю в его объятия.
- Полегче! – Том отстранил меня от себя; в глазах его плясали чёртики, - Мы едва знаем друг друга, ты же не кидаешься в объятия первому встречному? – он широко улыбнулся и протянул мне руку, - Я Том. Работаю в частном агентстве детективом.
Я удивлённо заморгала, но внезапно поняла его замысел. И тоже улыбнулась, отвечая на рукопожатие:
- А я Розмари Комино.
Так началось наше первое свидание.
Спустя три с половиной года мы стояли на крыльце особняка, наконец полностью отстроенного и отремонтированного – по стенам из белоснежного камня вдоль первого этажа расползся плющ, на заднем дворе вырыли пруд, поставили детскую площадку и фонтан, установили теплицу, где уже созревал первый урожай, проложили дорожки и подросли деревья-саженцы, которые мы сажали ещё вместе с двухлетней Ришей. Мы провожали дочь в первый класс.
- Удачи, Ришонок. В школе тебе должно понравиться… - Том обнял дочь, и та засияла.
- Мам, пап – я буду в порядке, обещаю! – она уже собиралась сорваться с места и побежать в автобус, но я не позволила ей этого сделать.
- Тише, тише – а маму обнять? – Рошель заключила меня в торопливые, но крепкие объятья.
- Ну, теперь я могу идти? Дядю, тётю и мелкого я уже обняла, теперь я свободна? – девочка хихикнула, обратив внимание на мой наряд. – Мам, а форма тебе идёт!
- Спасибо, милая.
Она широко улыбнулась, запрыгнула на ступеньки и помахала нам рукой. Через секунду Рошель уже скрылась в желтом школьном автобусе; двери захлопнулись, и он уехал. Дочь даже не подумала помахать родителям из окна, зато я успела увидеть, как она восторженно оглядывает публику, пробираясь к свободным местам. И вздохнула.
- Форма и правда тебе идёт. – Том всё ещё допивал свой кофе и смотрел на меня со ступенек.
- Частные детективы не сидят на лестнице. – буркнула довольная я. Он расхохотался и, схватив меня за руку, опустил рядом с собой прежде, чем я успела начать сопротивляться.
- А младшие офицеры – сидят? – и он, смеясь глазами, притянул меня к себе одной рукой, второй всё ещё держа дымящийся кофе.
Отпрянуть друг от друга нас заставил пронзительный детский крик из дома. Четырёхлетний Ричард, вечно влезавший куда не просят, оступился на лестнице, кубарем с неё слетел и теперь рыдал на отцовском плече.
- Ну-ну, Рич, большие парни не плачут… - Хьюго укачивал сына и гладил по голове. Мы с Томом переглянулись с улыбкой – Хью всегда становился чуточку смешным и неизменно счастливым рядом с детьми, а особенно со своим собственным.
- Отличная пижама, Рик, - усмехнулся Том, проходя мимо обнимающейся парочки к лестнице.
- С…спасибо… - пролепетал мальчик, приподняв белобрысенькую головку, и для убедительности пару раз всхлипнул. Хьюго, увидев, что сын более-менее успокоился, поставил его на ноги и заспешил на работу.
Спустя уже неделю школы стало ясно – Риша обожает спорт. Оказавшись в компании сверстников, наша дочь впервые узнала, что футбол можно не только смотреть с папой, но и играть в него самой. Правда, на физкультуре девочкам предлагали куда более спокойные игры вроде салочек, но Рошель предпочла футбольные ворота и пятнистый мяч. Она потребовала это на день рождения – но так как он у неё зимой, а в снегу особо не поиграешь, мы купили ей ворота уже сейчас в честь начала учебного года; они спокойно поместились на заднем дворе между теплицами и площадкой.
- Ур-р-ра! Я забила! Папочка, мамочка, я забила! – только и было слышно теперь. Иногда Том, в свободное от работы время, присоединялся к ней, а я смотрела на них с террасы. И, собственно, увлечение Риши меня даже забавляло – по крайней мере до того, как она разбила окно в кухню, с силой пнув мяч после неудавшегося гола.
- Упс… - только и прошептала она, а сама поспешила скорее скрыться и потом просидела на чердаке до позднего вечера, отказываясь выходить. И я уверена, она бы не вышла, если бы в конце концов не проголодалась.
Сильно ругать дочь не стали, но подумать пришлось. Мы с Томом битый час ломали головы и не могли придумать, как направить её спортивную энергию в нужное русло, но внезапно решение пришло само собой.
- Рошель всё-таки девочка, - рассудил Том, - Если она станет всерьёз увлекаться футболом, мы рискуем получить сорванца в юбке.
- Ну, а что в этом плохого? – я пожала плечами, продолжая месить тесто для ягодного пирога, - Рано или поздно она станет настоящей принцессой, даже если всё детство проведёт с мячом и в спортивном костюме.
- Прежде чем она станет принцессой, мы лишимся всех стёкол в доме!
- Предлагаешь запретить ей? Нельзя же подстраивать ребёнка под себя. Если ей нравится – то пусть…
- Речь не о том, чтобы заставлять её… Я подумал – что если отдать Ришу в танцы? Скажем, на балет. Купим ей платье и красивые туфельки, а она сама решит, нравится ей или нет. Просто нужно дать ей свободу выбора – кроме футбола она ещё ничего не пробовала, а есть куда более изящные виды спорта…
И я согласилась с ним. На выходные мы потащили Рошель в балетный магазин, расписывая ей радости танцев. Вечером она, облачившись в новенькое, шуршащее кремово-розовое платье, кружилась по комнате, а наутро умоляла нас скорее повести её в студию.
Балетная студия находилась недалеко от нашего дома. Туда принимали девочек с пяти до одиннадцати лет – набор происходил в самом начале года, и к тому времени, как пришли мы, был уже закрыт. Нам с трудом удалось уговорить администрацию принять Рощель в самую маленькую группу, но счастье дочери окупало все усилия и труды. Придя наконец к согласию, обозначив стоимость (если Риша, конечно, оттуда не сбежит через неделю), мы оставили дочь ожидать занятия, а сами вышли из здания. Я вдохнула морозный воздух полной грудью и тут же шумно выдохнула. Том подставил мне руку, согнутую в локте, и я машинально за неё ухватилась.
Занятие для малышей идёт час, и оно ещё не началось. Домой идти не хотелось, и мы, ещё раз оглядев здание с конусообразной крышей шоколадного цвета, побрели гулять.
Был конец октября. Мы заговорили о Рише, у которой скоро день рождения – ей будет шесть. Мы долго обсуждали, что сможем подарить ей, и так и не сошлись во мнениях – мы никогда не сходились в том, что касалось её подарков. Наконец, подустав спорить, я замолчала. Мы не спеша брели вдоль пустых аллеек крошечного парка. Я прижалась к его плечу и вновь с наслаждением втянула в себя воздух, как вдруг почувствовала что-то холодное, опустившееся мне на нос.
- Снег! – пораженно прошептала я, отрываясь от Тома, - Первый снег в этом году! Так рано…
Обычно он выпадал за несколько дней до дня рождения Риши и быстро таял, а тут… Крупные снежные хлопья оседали на волосах, одежде, цеплялись за кусты и липли к земле, мгновенно исчезая. Том улыбнулся.
- Ришонок расстроится. Она ведь обожает снег… – он огляделся вокруг; я снова к нему прижалась и мы побрели дальше, - Хотя это скорее дождь, чем снег – смотри, как быстро тает. К концу часа от него ничего не останется.
Я пожала плечами.
- А знаешь, пойдем-ка я кое-что тебе покажу. – Том взял мою ладошку и увлёк за собой на заросшую травой и клевером тропинку, - Здесь начинаются поля; я нашел это место ещё давно, когда Риша была совсем маленькой. Возвращавшись с работы решил сократить путь через парк, заблудился, и попал туда…
Мы шли недолго, но приходилось пробираться сквозь кусты и заросли, приседать, нагибаться и перепрыгивать. Том уверенно вёл меня за собой, и когда я уже начала уставать, внезапно остановился.
- Пришли, - выдохнул он.
Я подняла глаза и ахнула – отсюда открывался великолепный вид на бескрайние поля, обычно засеянные всевозможными культурами, а сейчас – голыми и безжизненными, но всё равно поражающими своим простором.
- Здесь есть совсем маленькая полянка… - Том нырнул в какие-то заросли, увлекая меня следом. Когда я в очередной раз поднялась, перед нами раскрылся всё тот же вид, но уже где-то в отдалении, сбоку, и по сравнению с огромными полевыми цветами, распустившимися под ногами так, словно сейчас было лето, он уже казался жалким и пустым. Я распахнула глаза от удивления и восторга.
- Том, что это? Почему эти цветы… в октябре распустились?
- Так было всегда. Обычно ведь в октябре ещё тепло… Не хочешь поваляться? - он плюхнулся на землю, призывая меня сделать то же. Я колебалась несколько мгновений, а потом, наплевав на всё, опустилась рядом. Земля оказалась обжигающе холодной, и я сразу съежилась. Заметив это, Том ласково обхватил меня за плечи и прижал к себе.
Мы долго лежали так, молча смотря на стремительно темнеющее небо. В его объятиях холод не чувствовался. Снег вскоре прекратился, и под тяжестью капель цветы прогнулись и припали к земле.
- Тут просто волшебно…
- Знаю. – ещё с минуту мы молчали. – Я приходил сюда каждый раз, когда мы с тобой ссорились. Лежал, смотрел вот так на небо, и часто не знал, что делать дальше…
Я приподнялась, ища его взгляд. Он, заметив это, улыбнулся и вновь притянул меня к себе.
- Я не был тут очень давно. С того самого дня, когда хотел уехать от тебя на очередное дело… Вместо того, чтобы сесть в машину и делать свою работу, я пришёл сюда, злой на тебя и на себя. Мне надо было остыть. Тогда я и понял, что…
- Я люблю тебя. – прервал его мой тихий голос. Том помолчал пару секунд.
- Я тоже люблю тебя, Роузи.
...А где-то далеко-далеко Риша усердно тянула ножку и улыбалась через силу его глазами и моей улыбкой.