[Седая]

Отчет 4.6

- Здравствуй, - Ария попыталась улыбнуться, и вроде даже вышло искренне. Хотя, откуда мне знать – я ее улыбку за всю жизнь раз десять видела, и не научилась еще распознавать уровень откровенности.
- Я дома, - ответила я кивком. Настроение у меня вполне приподнятое, отчего бы не поговорить? Только давай без пересладкого сиропа, ладно?
- Как учеба? – самое логичное продолжение разговора с дочерью, только что вернувшейся из школы.
- Терпимо. Сдала алгебру, ушла с рисования.
- Тебе не нравится рисовать? Но ты же кисточку из рук не выпускала в младшей школе… - удивилась Ария. Странно, что она заметила. А чем еще заниматься ребенку, который лишний в собственной семье? Предать какую-никакую мать и приличного отчима выходками, за которые им пришлось бы краснеть? Нет, спасибо, кисточки мне роднее.
- Именно поэтому. Достало «Дети, а давайте нарисуем лииииинию», - я даже позволила себе улыбнуться. С Арией. Снег скоро пойдет.
- Но занятия надо посещать, - она покачала головой. – Дурацкие – не дурацкие, а аттестация никуда не денется.
- Да знаю я, - отмахнулась, делая вид, что приняла к сведению.
Молчание. Долго думала, стоит ли поднимать эту тему… но раз уж разговорились…
- Вы часто созваниваетесь с Дорианом? – как можно повседневнее, равнодушнее.
Лицо Арии изменилось на глазах. Посерело, стали видны морщинки в уголках глаз. Она закашлялась, пытаясь придумать ответ.
- Сегодня был первый раз за… очень долгое время, - было ощущение, что Ария может с точностью назвать количество дней, часов и минут с того момента, когда они последний раз нормально разговаривали. Но она решила соврать и сделать вид, что запамятовала.

- Он беспокоился о тебе, - ляпнула я быстрее, чем поняла, что собственной рукой пытаюсь… убрать с лица матери такое тоскливое выражение?
Ария смутилась и как-то потерянно улыбнулась.
- Ты думаешь, что виновата я? – тихо прошептала она.
- Я думаю, что это не мое дело, - а что, зато правда. И не нужно отвечать на этот каверзный вопрос.
- Скажи ему… как-нибудь, что я люблю его. Пожалуйста.
- Хорошо, - это же не так сложно, правда? Просто «Ария тебя любит». И совершенно не моя проблема, что это созвучно с «Земля квадратная».
- Спасибо… Мерседес, - интересно, каково это – называть дочь другим именем, отличным от того, которое давала ты? - Красивое имя.
- Согласна. Ну, я… пойду в свою комнату. Мне надо… - я осеклась.
- Позаниматься с гитарой? – услужливо продолжила Ария. Совершенно точно, но чертовски неуместно продолжила.
- Нет. Я… можно убрать гитару тебе в комнату? – если она не будет мозолить мне глаза, все будет гораздо проще.
- Зачем? Что-то случилось? – откуда в ней такая проницательность?
- Я не буду больше играть. А мне нужно место в комнате, - равнодушно. Равнодушно, я сказала!
- Но почему? – участие на лице Арии? Да что ж сегодня за день-то такой. – Ты поссорилась с группой? – она же была на концерте. Думает, что мы выступаем всегда вместе?
- Нет. Просто поняла, что это не мое. Прости, я пойду к себе, - спокойно говорить об этом слишком сложно для меня.
- Можешь убрать гитару, когда захочешь... – донеслось в спину.

В комнате было прохладно. Настолько, что я невольно поежилась. Спать. Мне чертовски хочется уснуть и не проснуться. Но пока хотя бы переждать. Сбрасываю сапоги, юбку, пиджак. В нижнем белье, даже не удосужившись надеть пижаму, забираюсь в ледяную постель. Ничего, скоро ты согреешься. И я согреюсь. Сегодня странный день. Хейн, вытягивающий меня на разговор, чего он вообще пытался добиться? Не поверю, что дело только в том, что он теряет ценный кадр. Влюбился, что ли? Стоп, я о Рейтерне, да? Да это же безумие. Нет, тут что-то другое. Почему Хейн перестал вести себя заносчиво и высокомерно?
Стоп. А он вообще вел себя заносчиво, или это я себе напридумывала невесть что? Если подумать, все склоки начинала я. Хейн оборонялся.
С Арией я веду себя так же высокомерно? Может ли быть, что я за собственным эгоизмом не видела всех тех робких попыток, что она предпринимала еще до того, как Мейнарда увели под белы рученьки? И я соизволила обернуться и посмотреть на нее только после того, как действия стали более агрессивными и явными?
Значит, та ситуация в семье, что я вижу, всего лишь… оплот моей фантазии? А на самом деле у меня замечательная мать, сестры и вообще я божий одуванчик.
Нет, это вряд ли. Года обиды на мать точно были, мне точно очень больно… тогда почему я не хочу помириться?
Постепенно провалилась в свое подсознательное и заснула тревожным сном, но сегодня без кошмаров. По-моему, я думала о маме.

***
- Мерседес, идем, ты нужна, - быстро протараторил мистер-я-не-помню-фамилий-не-обессудьте. Кажется, он наш преподаватель по французскому, что совсем недавно перевелся к нам откуда-то с севера. Он выглядел потрепанно, будто не успел с утра привести себя в порядок, убежал на работу в пижаме, опомнился уже здесь и судорожно переоделся.
- В чем дело? – я отвлеклась от мерного разговора с Пирсом о Кените.
- Идем же! – прохрипел «французик», явно сражаясь с приступом тахикардии от бега. – Беда… Лайла и Альма…
Вскочила я быстрее, чем Пирс успел повернуть голову ко мне. Еще быстрее оказалась в проеме двери, откуда потянула преподавателя указывать нужное направление.

Эта парочка сидела в медпункте. Альма откровенно ревела, прикрывая расцарапанную щеку рукой с огромной гематомой на тыльной стороне. Лайла цокала языком, посылала волны ненависти на сестру и потирала расшибленные колени.
- … когда мы пришли, они уже дрались, - закончил не совсем связный рассказ французик. Я почти его не слушала – поняла только, что какой-то парень увидел моих дерущихся сестер и вместо того, чтобы разнять их, бросился к юбке учителей. За это время они и успели нанести увечья друг другу.
- Мисс Менсон, - обратилась молоденькая медсестра ко мне. – Мы звонили вашей матери, она уже выехала. Прошу прощения, что оторвали, просто вам, наверно, нужно было об этом знать…
- Нужно. Спасибо, - я выдохнула. Все живы. – И моя фамилия Феллет.
- Но вы же сестры, - с непониманием в глазах прощебетала медсестра. – А фамилия ваших сестер…
- Менсон, - я была раздражена донельзя. Неужели это такая редкость, что фамилии сестер разные. Может, я уже замуж вышла. Стараясь не смотреть на глупую медичку, я оценила ущерб. Кто защищался, а кто нападал – очевидно. Да и догадаться несложно. Когда медсестра обработала их раны, она отошла к столу заполнять бумаги.

- Ты понимаешь, чем это чревато, - тихо, чтобы никто не услышал, к кому я обращаюсь. Не вопрос. Она слишком рациональна, чтобы не просчитать все возможности, и все-таки пошла против сестры. Значит ли это, что Лайла потеряла терпение? Или в Альме проснулся демон, который ее спровоцировал? – Что я, по-твоему, должна сказать матери?
- Скажи, что ненавидишь ее. Ты же обожаешь это, - огрызнулась Лайла. И только присутствие медички и надоедливого препода помешало мне влепить сестричке знатную пощечину.
- Альма, почему это произошло? Только честно, наврать вы еще сумеете Арии, мне нет смысла выдавать вас, - и через секунду добавила: - Ну, все, все, хватит, не реви. Поболит – перестанет.
Альма успокоилась и попыталась рассказать свою версию произошедшего:
- Она… она набросилась на меня. Кричала, что я виновата во всем. Начала говорить что-то про то, что мне мама вкуснее обед приготовила…
- Так, понятно, - прервала я поток мыслей. Что-то мне подсказывает, что Альма не врет. Ну и кашу же ты заварила, Ария…
- Ни черта тебе не понятно! – крикнула Лайла, чем привлекла внимание проходящей мимо парочки. – Ты только и знаешь, что по парням шастать да на своей табуретке играть, нет бы помогла мне убить это чертово чудовище! Но нет, у тебя же все отлично, тебе бы только расположение матери завоевать, даже можно этой твари поверить, только бы мама улыбнулась тебе. МОЖЕШЬ НЕ МЕЧТАТЬ, ОНА ТЕБЯ НЕНАВИДИТ!

Пощечина. Медичка и французик тактично отвернулись и сделали вид, что не видели.
***
- Не смей водить ее по психиатрам! – верещала я уже, пожалуй, около 10 минут. Альма вжалась в диван, стараясь, чтобы о ней забыли. – Лайла нормальная! Да, она агрессивна, но кто в этом виноват?
- Я, я, я виновата, признаю! - Ария тоже перешла на повышенные тона. Альма заткнула уши. – Но она неуправляема! Она чуть не искалечила Альму!
- Предлагаю сводить к психиатрам и тебя заодно! Ты понимаешь, что ты ее тоже покалечила своим эгоизмом?! И то, что внешне шрамов не видно, совершенно не играет роли!
- Она должна пройти обследование, это ненормально! – Ария умело пропустила мои слова мимо ушей. Господи, ну за что мне такая дура мать, а? Почему я не подкидыш?
- Рискни, - прошипела я ледяным голосом. – Хоть на шаг приблизься к ней. И лишишься головы. Думаю, ты прекрасно знаешь, кто для меня важнее – ты или она, так что не советую рассматривать эту угрозу как шутку.
- Да как ты смеешь! – взвыла Ария. – Угрожать собственной матери!
- Да нет у меня матери, понимаешь?! И у Лайлы ее нет! И поэтому она бесится! Потому что великая Ария вместо того, чтобы просто поговорить о мотивах поступков Лайлы, готова испортить ей жизнь желтым листочком, что когда-то она стояла на учете в дурке! Давай, похерь все, что… хотя о чем я, ни черта и не было! У нас никогда не было матери. А ты распоряжаешься нашими судьбами только на основе действующего законодательства. Потому что пока нам нет 18 – нас никто не спрашивает, чего хотим мы. В этом плане ты прекрасная гражданка своей страны, Ария, позволь поздравить!
Сначала она просто слушала с открытым ртом, а потом начала судорожно вдыхать воздух. Разразится ли мамаша сейчас ответной тирадой? Или крупицы ее мозга все-таки признают, что во всем происходящем виновата только она?

- Прости меня, Альма, - я обратилась к сестре, которая сидела на диване и старалась не шевелиться. На мою реплику ее передернуло. – Я была несправедлива к тебе. Ты не виновата. Лайла не виновата. Я не виновата. Просто нам не повезло родиться, вот и все.
На этих словах в третьесортных мыльных операх говорящий улыбается маньячной улыбкой. А я не могу сдержать слез, и тиски, схватившие горло, мешают дышать. – Лайла больше не притронется к тебе, обещаю. И если тебе понадобится помощь – обращайся.
Я сжала руки в кулаки. С этой женщиной бесполезно разговаривать. Развернулась, пошла в комнату Лайлы, где она сидит и, наверное, играет со своей куклой – отрезает шикарные черные волосы и вырывает пальцы.
- Куда ты? – донесся ненавистный голос. Надтреснутый, одинокий голос.
- Заменять Лайле мать.

Когда я вошла в комнату сестры, она сидела на кровати и играла с куклой. Что-то мне подсказало, что сегодня ее имя отнюдь не Альма.

Лайла проревелась на моем плече. Рассказала, что ей стыдно. И что она до последнего надеялась, что на пороге появлюсь не я.
- Я тебя ненавижу, - поделилась сквозь слезы Лайла. – Если бы тебя не было, Ария оставалась бы прежней…
- Я тоже себя ненавижу, - я прижала к себе сестру.
- Что делать будешь? Любишь ты себя или нет, а ты стала медиумом между нами.
- Как тебе нравится идея сменить обстановку?

- Да, здравствуйте, меня зовут Ария Менсон, - грязная ложь. Меня тошнит называться этим именем. Но я должна. – Я хотела бы записать свою дочь в Ваш интернат.

Настоящая Ария пыталась поговорить с дочерью. Потом с другой. Потом с третьей. С третьей – только под присмотром второй, поскольку вторая готова исполнить угрозу. В итоге пришла к ровно нулевому результату. Что и требовалось доказать.
Когда она услышала, что я хочу определить сестру в интернат, где ее энергия будет направлена на благие цели, и что Лайла сумеет приобрести массу полезного опыта, Ария подумала, что я пошла ее путем, только более мягким. Она ошибается. Лайла сама захотела туда. Потому что ей стыдно смотреть на разодранную щеку сестры.
Альма стала иногда заходить ко мне. Я не смогла уговорить девочек объясниться друг с другом, но в этом и не было особого смысла. Все взрослые, все всё понимают. Кроме Арии. Но она слишком занята, чтобы обращать внимание на такие мелочи.
Мы привезли Лайлу в интернат примерно через месяц после инцидента. Приехали как образцовая семья – обнялись, попрощались. Только никто не смотрел никому в глаза. Все взрослые, все всё понимают. Новое жилье Лайлы мне понравилось – строгая Гауптвахта встретила нас каменными стенами, за которыми обитал милый дисциплинированный ад. Девочке здесь будет тяжело. Но Лайла – это Лайла, она сама не сахар.
Была договоренность, что мы заберем ее, как только она позвонит. Могу дать руку на отсечение, что даже если сестру будут использовать в виде испытуемого для новой железной девы или электрического стула, то телефон все равно будет молчать.
На обратном пути Ария попыталась завести разговор. Ни я, ни Альма не поддержали ее начинаний. Поздно, говорить надо было раньше. Года в два, когда надо было не давать поводов для ревности и не запускать скрипучий механизм, на котором наша семья будет четвертована.
Еще около полугода прошло в таком же темпе. Я потерялась из поля зрения ВМ, и одна немецкая наседка не досаждала мне праведным гневом, а другая не лезла в израненную душу. Ирена на листе профориентации написала «художник». Вместе смеялись, хотя все понимали, что она всего лишь искупает свою вину. Помню, как в детстве мы обсуждали наших поваров из кафетерия. «Вот вырасту – буду всем бесплатно плюшки делать, и чай, сладкий-сладкий, всем наливать!» - хохотала маленькая Ир.
Так и сидим теперь за одной партой (пошли потоковые занятия) – одна эколог, другая художник. Иногда мы напоминаем мне комический дуэт Бим и Бом. Вроде взрослые девушки, а поговорить и объясниться не можем.
Кенит отстал от меня, предложил встречаться Ирене. Она захлебнулась от восторга, правда быстро поняла, что Кенитовское «Ты моя девушка» имеет одинаковый вес с «Меня вчера похитили инопланетяне». То есть в какой-то мере где-то возможно это и имеет вес, но точно не в наших кругах. Он продолжает крутиться среди разукрашенных топ-моделек старшеклассниц, Ирена продолжает сохнуть по нему. И все счастливы.

Тэйлор опять пропадает не знаю где. И с каждым днем смотрит на меня все с большим… опасением? Досадой? Не могу идентифицировать природу этого взгляда, но в нем намешан взгляд Дориана (аки «я знаю много интересного, но тебе не расскажу, потому что я такой засранец»), Хейна, когда он читал мне нотации, и Кайна, который появился уже после того, как мы начали встречаться, и что-то еще, мне не понятное. Это мешает нашему общению, но Тэй не хочет делиться, откуда и почему взялось такое отношение ко мне. Я не лезу в его душу, за что он мне благодарен. Не стоит благодарить меня за мои же шишки.
Да, Кайн предложил мне «гулять так же, как и раньше, но вот только изредка целуясь». Я сначала взлетела до небес, «о, демиурги, мальчик обратил на меня внимание», а потом мы поцеловались. Настолько противно мне еще не было. Влажно, грязно и не гигиенично. Вот, Дориан, а ты думаешь, что из меня будет паршивый эколог. Да я будущее симляндской гигиены!
Отвадить это чудо пока не получается – когда он начинает петь дифирамбы о своих чувствах ко мне, сразу хочется пить. Потому что слишком много сладкого. А если серьезно, то кроме жалости к тем чувствам, что он ко мне испытывает и упорно называет любовью, у меня ничего не осталось, чем можно было бы оперировать.
Франческа уговаривает меня отказаться от надоедливого волейболиста и обратить внимание на парочку парней из старших классов, которые на меня заглядываются. Это напомнило мне, что бунтарь из меня никакой и откровенный наряд не играет, в сущности, никакой роли, так что его можно сменить.

«Заглядывальщики» моментально испарились, Франи извинялась, потому что была уверена, что они правда во мне видят тонкую ранимую душу. Вместе похохотали над шуткой. Сама она наконец-то (восемь месяцев – это вам не хухры-мухры) рассталась с Джеймсом и теперь более чем свободная птица. Хотя и на старуху бывает проруха – уж очень зацепил ее один парень… Я, когда узнала от Риты, долго и истерично хохотала – Килан и Франи, какая прелесть. Последняя, кстати, не в курсе, что мы родственники, а Кил попросил меня не рассказывать. Чего это он так собственной родни стесняется?
Когда я спросила ее, почему мне не понравилось целоваться с Кайном, хотя это же так прикольнокрутовкусно и прочее, о чем верещат девочки в своих сопливых дневничках, Франи лишь расхохоталась. Я так и не поняла, над чем.
Пирс проявляет чудеса выдержки и такта. Мы сблизились, и я позволила себе рассказать ему о сотой части того, что меня беспокоит. Он спокойно дает советы, будто сам через это прошел, выслушивает мои вопли по телефону и утешает, когда у меня потекла любимая тушь. Я благодарна ему за все, что он для меня делает. А за то, что не переходит границу – вдвойне.

***
Мне исполнилось шестнадцать. Вечеринка была скромной, но это не помешало соседям вызвать полицию. Гуляли мы у Ирены, так что когда меня под белы ручки привели домой в час ночи, Арии выписали штраф за то, что за дочкой не следит.
Ха-ха-ха.
Вообще Ария стала тише воды, ниже травы. Возится с Альмой, помогает ей грызть гранит науки, часто говорит, что любит ее. Сестра верит. Я решила не вмешиваться – события последних лет показали мне, что люди могут разобраться в себе и друг в друге и без моего вездесущего носа. Ария благодарила меня, что я отговорила ее вести Лайлу к психиатру. И за вовремя подобранный интернат. И за то, что заменила девочкам мать. Да какая из меня мать, если подумать. Так, бомба замедленного действия.
Но все произошедшее принесло свои плоды – я больше не чувствую обиды на Аль. И мать я больше не ненавижу. Это слишком сильные эмоции, и я откровенно устала их испытывать. Ария – всего лишь кочка в моей жизни. Пролечу и не замечу. До совершеннолетия осталось два года.
Крисси и Брэд уже не нуждаются в пристальном внимании с моей стороны, потому что уже через годик пойдут в школу, но все равно радуются, когда я заезжаю к ним на ужин и делятся, что прочитали еще по одной детской книжке. Мина немного передохнула и, кажется, снова готова стать матерью. Однако Дориан ее энтузиазма не разделяет. С другой стороны, этой парочке ребенка завести – одна ночь скандала, 9 месяцев беременности и все, братик или сестренка для двойняшек готов.

Сам Дориан, наконец, высказал мне все, что думает по поводу моего нежелания исполнять мечту и идти на поводу у таланта. А еще ругался, что я так жестоко обошлась с его подарком. Но, в общем, Дориан – то единственное, что остается для меня неизменным. Поддержка. Жизненная наука. Место, где ждут. Да, я перестала изливать ему свою душу, но это не мешает нам быть хорошими друзьями, неплохими родственниками и дышать в унисон.
Разумеется, Мина ревнует. Как ревновала бы любая женщина на ее месте. Потому что я, по факту, самая что ни на есть настоящая любовница ее ненаглядного. И, по странному стечению обстоятельств, Дориан – как раз тот человек, которому ничего не стоит затащить 16-летнюю племянницу в постель. Но, разумеется, ни о чем таком и речи не идет. Да, иногда мы позволяем себе эмоциональную разрядку друг с другом, и, с натяжкой, ее можно назвать ментальным сексом, но чему-то более конкретному просто не бывать.
Мы поговорили с Иреной. Объяснились. На меня посыпались обвинения, что я совершенно о себе не думаю, что устроила комедию из ничего, что заставила ее винить себя… а я была счастлива, что она так обо мне беспокоилась, что в порыве чувств обняла ее. Меня снова назвали заносчивой курицей, но миролюбиво коснулись щекой щеки. Ирена знает, как я не люблю поцелуи. Попыталась взять с меня слово, что я вернусь хотя бы к игре на гитаре по вечерам в компании, но я не могла этого обещать. Подарок Дориана крепко напоминал, что я упустила свой шанс стать известной исполнительницей. И от этого больно.

ВМ, Франи и Кен выпустились. ВМ в Бридже больше не появляются – уехали на длительные гастроли в Европу. Немного скучаю по этим оболтусам, хотя мой новый прикид Вэйд обсмеял бы первым. С Кенитом отношения в конец испортились – после множества скандалов, когда Ир поняла, что ей ничего не светит и начала добиваться всего своими силами, он посмел ее ударить. Мне тогда пришлось посидеть в полиции за то, что я фурией накинулась на этого заносчивого козла. Не помню, как сломала ему нос и вывихнула пару пальцев – только кольцо рук на талии, оттаскивающие меня от Кенита. Меня вытащил Пирс.
Кайн (о да, мы до сих пор вместе) не дал оценку моим действиям, хотя и так понятно, что он считает меня неуравновешенной сумасшедшей. Пирс тоже промолчал, но от него я чувствовала поддержку. Какие разные люди, а?
Ирена извинялась, извинялась и снова извинялась. За себя, за Кена, за Кайна, за Джорджа Вашингтона и за Лаврентия Берию… А мне бы только услышать «спасибо». Неужели я снова ввязалась не в свое дело?
Кто-нибудь, убейте меня.

***
В тот день мне не спалось. Не хотелось и все тут, хотя было еще не очень поздно. Поговорила с Дорианом, но он уснул под мое мерное бормотание. Спустилась вниз, посмотреть телевизор. Диктор снова мерно вещал о том, что по всей Симляндии происходят стычки населения с обезумевшими вампирами. Гибнут все. Правительство близлежащего Старлайт Шорза объявило об уничтожении всех вампиров.
И тех, кто подозревается в вампиризме, стало быть, тоже. У тебя аллергия на чеснок? Ох не завидую я тебе…
В дверь позвонили. У нас давно не было гостей, не говоря уже о ночных пришельцах. Вампиры? Оборотни? Пьяный сосед опять дверь перепутал?
- Кто?
- Ария Феллет здесь живет? – продрогший женский голос. Жесткий, озлобленный. Мне стало страшно.
- Кто вы? Что вам от нее нужно?
- Мерседес, впусти! – крикнула Ария, сбегая по лестнице в ночнушке и халате. – Это… можно впустить.
Все еще со страхом я отперла входную дверь. В проем попал лунный свет, осветивший силуэт женщины.
- Спасибо, Ария, - сказала она, входя и закрывая за собой дверь.
Бледная кожа. Светлые заплетенные волосы. Светящиеся глаза. И какие-то смутно знакомые черты лица.
Кто это?