[BadTouch]

zeherita, ага, можно и от руки попробовать Может, это вернет тебе вдохновение, как в старые добрые времена...Я уже тебе говорила, и рискну еще раз повториться, что мы без Фростов не то что заскучали, а просто осиротели... Коварный Вёрд лишает нас удвольствия...уже как...страшно подумать, больше ГОДА Прикинь, как запали в душу твои симики, что даже такой огромный срок не способен был заставить нас забыть о них надеюсь, автору приятно станет, и он хотя бы, ну не знаю, арт, что ли, на тему Фростов выложит, ну хоть немножко за ними там подсмотреть....

Vilarmon, Ураааа!! Привет-привет Вот уж кого потеряла! Очень рада твоему возвращению, точнее, выходу из тени
Вопреки всему, я решила, что Клу заслужила happy end'а, может, это несколько и не в тренде среди династийцев, но я же обещала, да и потом, ее семейное счастье не такое уж и тихое Три карапуза, пусть они уже и подросли, - дело не шуточное. Маленькие дети - маленькие проблемы, большие дети - большие)

Сообщение от Vilarmon

надеюсь, что Влада придумает что-то ТАКОЕ, что я буду вся в восторге

Она постарается

Сообщение от Vilarmon

"Зачарованные-2".

Кроме того, что это 4 сестры (или подружки?)-ведьмочки я про этот сериал ничего не знаю)))
После двухмесячного молчания я спешу выложить третью запись от лица Эделайн. Спасибо всем, кто ждал. Отдельное мерси Наташе за поддержку!

Обо всём сразу. Часть 1
Не знаю даже, сколько раз за последнее время я открывала свой дневник в надежде хоть что-нибудь записать, но ничего приличного у меня не получалось. Лишь какие-то обрывки путаных фраз и неоконченных предложений ложились на белые страницы тетради, заставляя думать о том, что я раз и навсегда разучилась писать. Раздосадованная этим, я бросала дневник, стараясь заняться чем-нибудь другим. Вскоре подготовка к выпускным экзаменам стала занимать все мое время, и те свободные минутки, что удавалось выкроить на отдых, вовсе не хотелось тратить на какую-то писанину.

Я с гораздо большим удовольствием проводила время в подвале нашего дома, изучала травники и читала книги, но писать сама не могла. То, что сначала казалось мне странным, стало привычным; это место превратилось в часть моей жизни, и я снова и снова спускалась по старым ступенькам в подвал, сидела в одиночестве, а иногда и в компании Фурии, занимаясь изучением новых рецептов и заклинаний, постигая вековые тайны.

Я была уверена в том, что возрождаю к жизни что-то сверхъестественное и давно забытое; все окружавшее меня давно перестало быть глупым и нелепым, как перестает быть глупым то, в чем заключается смысл твоей жизни.

Но я по-прежнему не знала, откуда в нашем доме взялся странный подвал, и это еще больше распаляло мое любопытство. Надеюсь, что со временем мне удастся докопаться до истины.
Итак, рассказать мне предстоит о многом, поэтому обо всем по порядку. После грандиозного семейного ужина, на котором обрываются записи моего дневника, я находилась в ожидании скачек.

Я никогда раньше не бывала на ипподроме, но лошади, эти царственные и благородные животные, всегда вызывали у меня восхищение, и мне не терпелось туда отправиться. Мучительными казались минуты, отделявшие меня от праздника, его предвкушение сделалось невыносимым, и время текло ужасно медленно… В голове рождались какие-то смутные образы, и на представавших перед глазами картинах я видела себя на трибунах празднично украшенного ипподрома, из-за сотен звучавших одновременно голосов напоминавшего большой человеческий улей.

Зрительское оживление смешивалось с легким волнением владельцев лошадей и наездников, мелькавших то тут, то там в изящных жокейских костюмах. Слышалось ржание скакунов, люди улыбались, здоровались друг с другом, весело что-то обсуждали. Оказавшись здесь в назначенный час, я поняла, что атмосферу, царившую на твинбрукском ипподроме, мне удалось почувствовать довольно тонко - именно таким и представлялось мне это место. Но до недавних пор я, признаться, ничего не знала о том, что подобные мероприятия в почете у элиты общества. Как-то не приходилось мне раньше сталкиваться с подобным, несмотря на то, что наша семья принадлежит к довольно старому и знатному роду.

Пусть в моих жилах и течет аристократическая кровь Де ла Кардье, славные деньки этого семейства остались далеко в прошлом, и если бы не записи моей прабабки, я бы и знать не знала о том, что у истоков нашей семьи стояли аристократы. Являясь представителем творческой профессии, Энтони, безусловно, был известен в Твинбруке, и круг его общения составляли люди того же уровня. Но когда видишь человека только в домашней обстановке, окруженного многочисленными родственниками, а в душевных разговорах за столом то и дело вспоминаются детские шалости и юношеские похождения, невольно забываешь обо всяком статусе.

Энтони – мой добрый и славный дядюшка и нет в нем звездности и пафоса, хотя, возможно, я его просто плохо знаю. Тем не менее, о том, что занятия верховой ездой, присутствие на скачках, посещение ипподромов и разведение скакунов относится к увлечениям высшего света, меня просветила мама. Точнее, она убедила меня в том, что и в Твинбруке имеется что-то вроде сливок общества. Если бы не она, то я, наверное, не только бы своего родственничка опозорила, но и сама бы на весь город прославилась. Ведь я и не подозревала, что попасть на скачки все равно, что на другой планете очутиться: без шляпки сойдешь за пришельца, а если еще и платье с глубоким декольте наденешь, то пиши пропало - здесь во всем нужно следовать негласным правилам.

Я вообще не парилась по этому поводу и собиралась нацепить первое, что попадется в шкафу. Энтони меня ни о чем не предупреждал, очевидно, думая, что я и так в курсе. Наряжаться и часами крутиться у зеркала не в моем стиле. А что касается праздничной одежды, то мне не так уж и часто приходится ее надевать. Естественно, ничего подходящего для скачек в моем гардеробе не нашлось, и это уже мне не нравилось. Перестать быть собой, надевать перчатки, шляпки, делать немыслимую прическу, засовывать в волосы шпильки, от которых так чешется голова - кому вообще все это нужно?! Я уже подумывала отказаться от приглашения Энтони, но потом решила, что психовать из-за шмоток - глупо. Но если честно, то, в конце концов, я даже осталась довольна полученным результатом, ведь пробовать что-то новое всегда здорово. Можно с полной уверенностью сказать, что это был мой первый выход в свет, и жалеть мне не о чем.

Конечно, я немного нервничала. Еще бы – непривычная одежда, необычная обстановка; все для меня было в новинку. Но я с каким-то приятным трепетом вспоминаю, как мое сердце стучало от волнения, когда я, подавая руку Энтони, выходила из машины, подъехавшей к твинбрукскому ипподрому. Я ловила на себе восхищенные взгляды мужчин и завистливые – женщин, мне нравилось принимать комплименты от друзей и знакомых своего дяди, брать его под руку и обворожительно улыбаться всем, в чьих глазах отчетливо читалась мысль о том, что я - его юная любовница. Все причисленные к избранному аристократическому обществу Твинбрука политики, актеры и спортсмены присутствовали в тот день на скачках. Было лестно, что в качестве своей спутницы дядя выбрал мою скромную персону. Он познакомил меня со многими интересными людьми. Не всех их, однако, объединяла любовь к лошадям – кто-то просто находил конный спорт весьма прибыльным делом и даже не старался этого скрыть.

Я же с восхищением смотрела на все происходившее и, как маленькая, восторгалась лошадьми. Участвовать в скачках, ставя деньги на ту или иную лошадь, как я выяснила, было вовсе необязательно. Были и такие, кто приходил сюда для того, чтобы лишний раз напомнить публике о своем существовании, засветиться, если повезет, в прессе или на телевидении, продемонстрировать свой идеальный наряд или просто встретиться со старыми знакомыми. Наблюдая за собравшейся на ипподроме публикой, я четко понимала, что это место –не только арена для конных состязаний. Пришедшие сюда «дамы и господа» тоже соревновались между собой. Если благородные скакуны мерились в скорости и выносливости, то все эти женщины и мужчины – в умении одеваться элегантно и стильно.

Я была благодарна маме за помощь в выборе наряда, за ее советы. Наверное, это у нас в крови. И спустя некоторое время я настолько вжилась в свою новую роль, что уже не чувствовала ни малейшего неудобства или стеснения, находясь среди всех этих «леди и джентльменов». Твинбрукский Аскот (весьма громкое название для такого городишки, как наш) представлял собой настоящее поле боя: желание быть самой лучшей, самой оригинальной и неотразимой читалось в глазах каждой женщины, умело делавшей вид, что разбирается в лошадях. Я же напустила на себя таинственности и лишь загадочно улыбалась там, где не знала, о чем говорить. Словом, вела себя как истинная светская дама, постигшая все секреты высшего общества. «Тебе нужно чаще выбираться в свет, – сказал Энтони, довольно сощурившись, – ты прямо схватываешь всё на лету». Был, правда, один момент, немного меня напрягавший. От внимательных глаз Энтони не ускользнуло мое искреннее восхищение происходящим, хотя я прекрасно знала, что на подобных сборищах нужно держаться спокойно, нацепив на себя маску легкого равнодушия.

Ведь светские барышни не писают кипятком при виде скакунов, и я изо всех сил старалась держать себя в руках, чтобы не завизжать от радости при виде выводимых из конюшен лошадей. Мне хотелось подойти к ним, погладить, запустить пальцы в шикарную гриву, угостить чем-нибудь вкусным. Тогда-то Энтони и предложил мне немного задержаться после скачек. В числе участников заезда присутствовали и подопечные его, как он выразился, давнего друга.
– И если кто и способен разделить твои восторги по поводу лошадей, так это Матиас Д’Авуарье. Думаю, тебе знакомо это имя, – сказал Энтони таким тоном, будто говорил о самом президенте, а я даже не слышала этого имени раньше. – Кстати, – продолжал он, – Матиас также является владельцем школы верховой езды. Когда-то его семья держала всего несколько лошадей, но увлечение это давно переросло все мыслимые пределы. – Энтони указал рукой куда-то в сторону – Кажется, большая часть всего этого великолепия уже принадлежит ему. Думаю, мы могли бы обсудить с ним вопрос…

О чем Энтони говорил дальше, я почти не слышала – его неудачный опыт взобраться какой-то вороной кобыле на спину, вывихнутая лодыжка…
– Бедняжка, – сказала я рассеянно.
Травмы меня не пугали.
– Конный спорт весьма опасен, к тому же удовольствие это далеко не из дешевых, – продолжал Энтони.
Но я уже видела себя верхом на лошади, ветер трепал мои волосы, и мы мчались навстречу неведомым приключениям. Восторг переполнял мою грудь. Ездить верхом? Да это верх моих мечтаний. И судя по маминым записям, любовь к лошадям живет во мне с самого детства. Бедный Билл! – Оттащить Эделайн от карусельных лошадок было не так-то просто. О какой сдержанности может идти речь, когда тебе предлагают такое!
– Да ты не слушаешь меня вовсе! Иди… – проговорил Энтони, заметив, что я совсем замечталась.
– Это было бы просто замечательно, – ответила я дяде, он улыбнулся в ответ и согнул руку в локте, приглашая меня проследовать дальше.

Я терпеливо кивала ему, улыбалась всем своим новым знакомым, изо всех сил старалась поддерживать разговор, в общем, вполне правдоподобно строила из себя настоящую душку и лапочку, лишь бы только иметь возможность поближе познакомиться с этим Матиасом и его питомцами.
– Д’Авуарье – настоящие аристократы, – Энтони заговорил вдруг каким-то завистливо-восхищенным тоном. – Не забытые и промотавшиеся… хотя, – добавил он, подумав, – и испытывающие определенные финансовые трудности. Настоящие, в общем, понимаешь? – спросил он с ноткой грусти в голосе. – Разведение лошадей - весьма затратное удовольствие, возможное, в основном, благодаря прозорливости старшего поколения семейства, ведь директор твинбруксого театра - должность не особо прибыльная, согласись, – рассказывал дядя. – Просто такие люди, как Матиас, только и смыслят, что в искусстве, да лошадях. Кстати, – Энтони вдруг заметил кого-то в толпе, – а вот и он вместе со своей матерью.

Потом договорим, – шепнул он мне. – Матиас, – улыбался Энтони во все 32 зуба, – миссис Д’Авуарье, позвольте. (Он что, целует этой старухе руку? О, черт!)
Передо мной стоял седоволосый мужчина лет 45. Он обладал благородными чертами лица и выразительными голубыми глазами, в которых скользило что-то неприкрыто-трагичное. Ощущение душевного смятения усугубляло присутствие старухи, которую Энтони назвал его матерью. Что-то странное было в этой парочке. Старое лицо миссис Д’Авуарье выглядело озлобленным; казалось, что высокомерием от нее несет буквально за версту.

Если глаза сына были грустны, то ее – холодны, как лед, словно они принадлежали не человеку, а пластмассовой кукле. Энтони представил нас друг другу, и пожилая женщина, смерив меня своими колючим взглядом, галантно улыбнулась и сказала, что очень рада знакомству, чему я, разумеется, не поверила. Матиас учтиво поклонился. Я со страхом ожидала, что ему тоже вздумается целовать мою руку, но, к счастью, этого не произошло. Эх, Энтони! Угодить хотел привередливой старушке?! Как бы ни были похожи мать и сын внешне, что-то в облике Матиаса говорило о том, что человек этот очень добр и мягок. Клотильда (так звали старуху) была полной его противоположностью – властной, не терпящей возражений женщиной.

Все это было совершенно очевидно с первых минут знакомства. Но эти двое мне очень понравились. В отличие от всех остальных, они показались мне живыми и настоящими. Кто-то окликнул женщину, и она, извинившись, отошла в сторону, оставив нас втроем.
После нескольких бесполезных фраз, которыми тут обменивались все без исключения (этикет, мать его!), дядя, наконец, поведал коневоду-театралу о моих восторгах к лошадям. Тот любезно согласился показать нам стойла со своими любимцами.
– Вы увлекаетесь лошадьми? – спросил Матиас, и его глаза немного оживились.

– Скорее, восхищаюсь издалека, потому что у меня до сих пор не было возможности общаться с ними. Но сегодня я поняла, чего мне так не хватало, – ответила я, – этих больших, добрых и выразительных глаз. (А сама думала: Блин, что я несу? Я никогда так не выражалась! Это общество дурно на меня влияет!) Я гладила морду коричневой кобылы, смотревшей на меня огромными глазами, казавшимися такими добрым – Как ее зовут? – спросила я.

– Молния, – ответил Матиас и тоже принялся гладить лошадь. На мгновение наши руки соприкоснулись, и мужчина неловко одернул свою ладонь. Я видела, как он стушевался, и мне стало забавно: взрослый мужчина робел словно ребенок. Неужели поэтому он всю жизнь и прожил с матерью? Словно читая мои мысли, он задумчиво произнес:
– Моя жена тоже любила лошадей. Наверное, поэтому я так сильно привязался к этим животным.

Несмотря на то, что Матиас чрезвычайно заинтриговал меня, расспрашивать об этом подробнее я не стала. Мы были знакомы всего несколько минут, и я решила поинтересоваться о его прошлом у Энтони, благодаря которому, кстати, получила приглашение в школу верховой езды, и возможность бывать на ипподроме, когда мне того захочется. Вскоре грустные глаза мистера Д’Авуарье совершенно перестали занимать мои мысли - ни о чем, кроме лошадей, я думать не могла.
Солнце клонилось к закату, и на душе было почему-то особенно приятно, как будто это самое солнце согревало её изнутри.

Мне казалось, что мы расстаемся хорошими друзьями, ведь до этого дня мы с Энтони были лишь знакомыми, несмотря на связывавшие нас узы родства. Глаза Матиаса казались немного веселее прежнего.
– Был рад знакомству с вами, – сказал он, прощаясь, а затем протянул мне свою визитку. – Свяжитесь с моим помощником, и он охотно расскажет вам о графике работы нашей школы. До свидания, Эделайн.

Расставаясь с Энтони и Матиасом, я поблагодарила их за чудесный день, пообещав последнему, что обязательно приду на ипподром снова. О, это был один из самых классных дней в моей жизни! Жаль только, что попасть на ипподром снова мне пришлось очень не скоро. А все из-за этой дурацкой школы! Подготовка к выпускным экзаменам, как я уже и говорила, отнимала все мое свободное время. Поэтому о лошадях пришлось забыть на довольно долгое время. А еще и Фурия, почувствовав, наверное, что мысли мои занимали теперь только лошади, запряталась куда-то и долгое время не выходила. Неужели животные так тонко чувствуют малейшие перемены, происходящие с их хозяином?

Обыскав весь дом, я нашла ее в подвале, сидящей на старой кровати с балдахином. В тусклом свете лампы, которую я забыла потушить, глаза ее зловеще поблескивали.
– Фуря, ну куда ты запропастилась? Я весь дом обрыла, а ты сидишь тут, как ни в чем ни бывало…
Кошка спрыгнула на пол и спряталась под кроватью, а когда я нагнулась, чтобы ее достать, недовольно зашипела. «Вот так дела, – подумала я, – неужто ревнует?»
– Ну что ты, глупая? – спросила я, одернув руку, – ты - мой лучший друг, и я тебя ни на кого не променяю.
***
Козявки наши подросли, но легче от этого не стало. Такие все харАктерные уродились, подумать только. Еще недавно все умилялись их забавным моськам, а тут Винс уже настоящим джентльменом стал, даже галстук надел. Правда, с этим галстуком отдельная история вышла. На 7-ой день рождения малявок бабушка принесла всем подарки.

Девчонкам платья, а Винсу – галстук. Дети у нас воспитанные, им всегда говорили, мол, дареному коню (черт, опять эти кони!) в зубы не смотрят, и вообще, надо уважить бабушку, она ведь старалась, выбирала. Подумаешь, собачки на нем нарисованы. «Ты же у нас не старый дед, тебе всего-то семь исполнилось, – говорили мы ему, – можно и с собачками надеть, ничего не случится». Однако своих эмоций Винни по этому поводу скрыть все же не удалось. Выйдя к бабушке с задумчивым лицом, мальчик спроси ее:
– А мне всю жизнь придется носить то, что выбирают женщины?

Я расхохоталась, а бабуля недоуменно развела руками:
– Тебе не нравится, милый? Мы тебе другой купим! Но с галстучком ты такой хорошенький!
Вообще, это был веселый день. Мы с мамой решили, что настала пора как-то исправлять бабушкины промахи и полезли за своими подарками. Удивительное дело, как быстро Винс забыл про свой собачий галстук и переключился на подаренный мной конструктор. Хоть где-то ему угодили.

Манька обрадовалась новому плюшевому медведю, а вот Мэрион замахала руками, затопала ногами, накуксилась, и обиженным тоном заявила:
– Нам с Манон, – ее страдальческое лицо нужно было только видеть, – одинаковые мишки? Да кому вообще в голову такое пришло? Не нужен мне он!

Вот так новости, я даже не знала, что и сказать. Выручили мама с Винсом.
– Так, ну, все! – заявила мама. – Хватит уже причитать. У тебя же сегодня День рождения. Пора задувать свечи на торте!
– Погодите! Я сейчас, – взвизгнул Винс и пулей выбежал из кухни. Уже поднимаясь по лестнице, мой брат прокричал: – Только без меня не задувайте! Я кое-что принесу! – Через минуту он снова прискакал в кухню, держа в руке черт знает откуда взявшуюся трещотку. Наш большой для собачьих галстуков мальчик решил, наверное, что это вполне по-взрослому. Увидев эту штуку у брата в руках, Мэрион разозлилась еще больше.

– Ну, это уж слишком, – верещала она. – Сначала одинаковые мишки (а мы всего лишь хотели, чтобы никому из девчонок не было обидно), потом этот, – она презрительно смерила брата взглядом, – ненадерталец (черт, это было сильно) портит мне праздник своими беспризорными выходками! Это…это…– она задыхалась от возмущения. – Винсент! Ты ведешь себя неподобающим случаю образом!

– Каким-каким образом? – переспросил растерявшийся мальчик. – Ма-а-а-м, – сказал он, обращаясь к стоявшей неподалеку маме и с удивлением наблюдавшей за этой сценой, – чего она опять обзывается? А? Я ведь просто хотел, чтобы весело было.

Нет, ну я, конечно, ожидала, что из Мэрион вырастет та еще штучка, когда она, будучи совсем шмакодявкой, требовала кашу в тарелочке именно с голубой каёмочкой и наотрез отказывалась есть из любой другой. И откуда она только понабралась всех этих слов? Эх, не знаю, чем ее так трещотки Винса вывели. Сколько себя помню, подобные вещи всегда были в чести у нашей семьи. Это действительно забавно. Шумно и весело. Ну да ладно. Самое интересное было впереди.
– Милая, ты ведешь себя некрасиво, – сказала мама Мэрион, – не забывай, что День рождения не только у тебя. У нас еще есть Винс и Манон, и они тоже заслуживают праздника.

– Вот еще, – фыркнула она. – Ну, где там уже ваш торт? Пойдемте есть!
Когда все уселись за праздничный стол, Мэрион, прокашлявшись, заявила:
– В общем, кхм…Знаете, я давно репетировала, и уверена, что вам всем понравится. (Я уже приготовилась к веселью, и не ошиблась в своих ожиданиях.) Сегодня, в этот торжественный день, день МОЕГО рождения, – подчеркнула она, – я готова исполнить для вас свою первую роль. Итак, подданные, все вы приглашены сегодня на торжественный вечер в честь именин королевы Мэрион.

Она нагнулась и закопошилась под столом. Затем залезла на стул, нацепив на себя не весть откуда взявшуюся мантию, и принялась торжественно размахивать чем-то вроде скипетра, показавшимся мне каким-то знакомым. Позже мы узнали, что она стащила все это из школьного театрального кружка мистера Томсона.
– О, блин, – вставил Винс, – тоже мне королева нашлась.

Все с удивлением уставились на Мэрион, ожидая, что же последует дальше.
Из уст моей маленькой сестры мы услышали следующее:

Я - королева, спору нет,
царю средь челяди бессчетной
и средь вельможной знати.
Коль гневаться изволю -
все стремятся
к моим ногам припасть,
чтоб целовать край платья...

Еще звучали последние строчки сего замечательного творения, а в кухне уже творилось что-то невероятное. Манон и Винс были не в силах сдерживать своих эмоций и попросту разразились громким смехом.
– Королева! – произнес сквозь смех Винс. – Нет, Мэрион, ну какая же ты королева? Ты просто королевна! – сказал он, и снова покатился со смеху.

Манон же просто смеялась, схватившись за живот. Я, как человек взрослый, постаралась держать себя в руках, но получалось, откровенно говоря, не очень.
– Милая, слезай со стула, мы поняли, – сказал Билл, – ты у нас умница и красавица. Чай остывает, усаживайся уже поскорее. Торт ждет.
Мэрион некоторое время стояла молча, но вместо оваций несчастный ребенок услышал только насмешки и хохот. Рассчитывая на поддержку, она беспомощно переводила взгляд с отца на мать.

– Милая, давай уже чай пить! – сказала мама.
– Да-да,– поддакнул Винс,– а то со стихами как-то не сложилось,– и снова принялся ржать.
Губы непризнанной королевы Мэрион искривились, на глаза навернулись слезы. Девочка спрыгнула со стула и, разрыдавшись, убежала наверх. Мама, извинившись, отправилась за ней.
***
Что ж за семья у нас такая – всем корону подавай. После дня рождения малявок прошло пару недель, и королевскую корону посчастливилось надеть и мне. Правда, я до последнего не знала, как этого добиться. О том, чтобы получить ее «естественным путем», нечего было и мечтать: в школе меня недолюбливали. Ну, кроме Коллинза, который по-прежнему донимал меня просьбами сделать какую-нибудь гадость Дилану. В тот вечер все так нафуфырились, что аж тошно смотреть было.

Наш старенький актовый зал украсили цветами и воздушными шарами, и он был готов стойко пережить еще один выпускной вечер. Добренькие и растроганные учителя смахивали с глаз слезы, все обещали друг другу никогда не расставаться, не забывать веселых школьных деньков и регулярно встречаться. Даже Коллинз отличился. Он стащил у своего старшего брата косяк и предложил раскурить мне его в мужском туалете.
– Спасибо за предложение, конечно. Но я, пожалуй, воздержусь.
Развлекаться в этот день я решила другими способами.

Наступила торжественная часть праздника, и директриса поздравила всех выпускников с «этим знаменательным в жизни каждого человека событием».

В общем, было довольно скучно, но как только на школьной сцене появились ведущие выпускного бала, мне в голову пришла одна интересная мыслишка…