[BadTouch]

zeherita, спасибо, что продолжала подгонять меня все это время, без тебя я бы, признаться, не справилась (Ну, вот, это "признаться" - точно мой грешок, не Иди) Выкладываю четвертый отчет и очень сильно переживаю. Большой, я таких уже сто лет не ваяла. И столько событий там...надеюсь, что он получился мистическим, и читатели меня не станут упрекать в чрезмерной жестокости. Впрочем, к критике готова.
Внимание! 1. Halloween. The Beginning и 2. Halloween. The Scary Story помечены рейтингом 16+
Спасибо всем, кто ждал и подбадривал!

Обо всём сразу. Часть 2
Сонный город болот и туманов, расположившийся где-то на краю земли, готовился встретить День всех святых. Много славных праздников отмечают жители Твинбрука, но, пожалуй, только Хэллоуин они бы без тени сомнения назвали своим любимым.

Прохладный осенний ветер гонит с болот туман, который медленно наползает на городские улочки, и вот вдалеке уже слышатся первые уханья филина. Человеку нездешнему Твинбрук может показаться неприветливым и даже мрачным, но местные жители к нему привыкли, сизая зловещая дымка и доносящиеся с болот звуки их давно уже не пугают.

Еще за неделю до праздника горожане начинают активную подготовку ко Дню всех святых: украшают свои дома и лужайки, запасаются тыквами, яблоками и конфетами. В тридцать первую ночь октября улицы города заполняются шумными стайками детей, разодетых кто во что горазд: есть тут и феи, и злые ведьмы, и зомби, и даже вампиры с оборотнями.

Берегись, скупердяй! Жадным хозяевам всегда достается, ведь здешние сорванцы очень любят выдумки. В прошлом году, например, дома неприветливых твинбрукцев закидывали туалетной бумагой, а в этом, поговаривают, пошла мода на куриные яйца.

Подростки, разумеется, предпочитают иные развлечения. И пусть они сами еще каких-то пару лет назад с искренним восторгом кричали «Кошелек или жизнь?», за это время многое успело поменяться. Кто же не любит шумные вечеринки? После того, как на экранах местных кинотеатров отгремел «Проект X: Дорвались», вся здешняя молодежь просто спит и видит, как бы устроить нечто подобное и в своем доме.
– Да ладно тебе, не ссы, Коллинз! – раздраженно произнес Дилан, которого бесила одна только мысль о том, что ему приходится о чем-то упрашивать этого ботана.

– Ну, я даже не знаю… а что, если мои родители вернутся?
– Блин, ты хочешь быть крутым или нет? Мы с тобой в один универ поступили, так что, поверь моему слову, тебе воздастся!
Дело в том, что родителям Коллинза недавно достался в наследство дом от почившей с месяц назад бабки. Находился он на краю города почти возле самых болот. Кстати, именно в этом районе и жила когда-то бабушка Китона Гриффитса. Может быть, старушки даже дружили – кто знает? Долгожительница являлась личностью весьма загадочной, и соседи о ней почти ничего не знали.

Старая карга спятила так давно, что никто и не помнил, была ли она в себе когда-нибудь. Она ни с кем не общалась и посторонних людей к себе не подпускала. О ее старом особняке чего только не рассказывали. Ходили слухи, что после того, как прадед Коллинза пропал без вести, она и сошла с ума. Жизнь ее служила источником постоянных сплетен; считалась, что у нее дома творятся странные вещи: по ночам слышатся какие-то стоны, крики, шепот и даже детский плач… Некогда роскошный и пышный, ныне особняк находился в ужасном состоянии: естественно, старухе было больше не под силу содержать его в порядке. Неудивительно, что со временем он обветшал, многими комнатами не пользовались, и мать Коллинза, приходившая проведывать сумасшедшую, неоднократно замечала, как подозрительно скрипит деревянный пол под ногами, а иной раз обнаруживала валявшуюся то тут, то там штукатурку…

В целом атмосфера в доме была довольно печальной и угнетающей. Возможно, именно в силу последних причин в городе и рождались подобные слухи, ведь никаких приведений и призраков там никто своими глазами никогда не видел.
Так вот, Дилану очень хотелось устроить вечеринку в честь Хэллоуина именно в этом месте, а проклятый Коллинз все чего-то боялся.
– Они уедут по делам на два дня, ты же сам мне говорил, – сказал Диллан и чуть было не добавил «болван», но вовремя сдержался. – Да и потом, даже если вернутся, они поедут домой, а не в старый полуразвалившийся дом на болотах!
–Ну… – протянул Коллинз, – так и есть, но мало ли что…
– Короче, ты хочешь, склеить Митчел или нет? – это был последний козырь Дилана.

– Иди? – спросил он мечтательно. – Хочу, конечно, но как это поможет мне добиться ее расположения?
– Спрашиваешь! – изумился Дилан. – Она ж та еще ведьма, думаешь, не придет в такое место, если ты ее пригласишь?
– Ладно, – вздохнул ботаник, – убедил. Но пообещай мне, что все будет не как в том фильме…
Получив ключи от дома, Дилан бросил боевой клич, и вместе со своими дружками принялся за организацию праздника. Нужно было о многом подумать: выпивка, закуска, музыка, украшения, девушки. В общем, дел предстояло уйма.
***
Друзей в школе у меня нет; в общем-то, у меня вообще нет друзей. Одноклассники всегда смотрели на меня сверху вниз: как же, ведь у меня «не было отца», а Билл Митчел, говорили они, повторяя за своими родителями, никогда не сможет полюбить меня, как родную.

Досужие сплетницы Твинбрука, естественно, не устают говорить о том, что осталось далеко в прошлом. Люди по натуре своей жестоки, и позор, который пришлось пережить моей матери, прощать и, уж тем более, забывать не собираются. Никому и в голову не придет сказать, что у нас замечательная, дружная и, в общем-то, довольно благополучная семья. Для провинциальных блюстителей морали моя мать навсегда останется брошенной у алтаря, несчастной и опозоренной женщиной, а я – рожденным без отца «волчонком». Я тут на досуге размышляла, переживаю ли я по этому поводу. Хм…трудно сказать. Лучше быть в гордом одиночестве, чем с такими людьми: завистливыми, ограниченными и надменными. По складу характера я одиночка, но даже мне иногда требуются развлечения. Поэтому на выпускной

я решила пойти хотя бы для того, чтобы лишить этих придурков повода для злорадства.
Я сидела в кресле перед сценой, наблюдая за Прейтор, вырядившейся в голубое платье с оборками, и мысленно просила кого-нибудь забрать у этой бешеной ламы микрофон.

Вдруг мне в голову пришла замечательная идея

: ну а что, если я немножко развлекусь? Может, поэкспериментирую над народом, дабы хоть как-то разрядить обстановочку. Занятая своими мыслями, я почти не слышала то, о чем говорила мисс Совершенство, хотя ее писклявый голосок уже давно действовал мне на нервы. Я нетерпеливо ёрзала в кресле, ожидая, когда же, наконец, объявят дискотеку – там хоть поржать можно будет. Но следующим номером программы было восхваление родных стен, замечательных учителей и не менее замечательного директора, что меня окончательно добило.

«О, святая кочерыжка, – мелькнуло в голове. – Да чтоб у вас микрофоны все навернулись!» Вот тут-то и началось самое веселье. Мальвинка уронила микрофон, вследствие чего раздался ужасный треск, а динамики разразились препротивнейшим свистом. По залу пробежал легкий гул, и я с любопытством уставилась на сцену. За кулисы шмыгнул чей-то черный хвост, и хвост этот, нужно сказать, я бы узнала среди тысячи других хвостов. Блин, это было все равно, что кирпичом по башке получить! ФУРИЯ?! Или у меня уже глюки? Я вскочила с места, и, не обращая внимания на происходящее, рванула за сцену. Кажется, объявили «музыкальную паузу» или что-то вроде того, потому что микрофоны вышли из строя. Стараясь навести порядок, директриса (вот уж кому не нужен был микрофон) принялась всех увещевать:

– Ребята, – услышала я, – сохраняйте спокойствие! Все будет налажено в ближайшее время! Лучше подумайте о том, что вам предстоит выбрать короля и королеву сегодняшнего бала! Корона ждет своих обладателей, и я уверена, что ими станут самые достойные из вас! Проявите активность, проголосуйте за своих друзей!
Но ребята так расшумелись, что даже нашей громогласной директрисе было тяжеловато– все любят, когда что-то идет не так.
– Твои проделки, Митчел? – спросила меня Прейтор, стоявшая за кулисами. – Пришла убедиться, что все идет по плану?
– Да какому еще плану? – изумилась я. – Ты кошку тут не видела? – спросила я, оглядываясь по сторонам.
– Ты больная, что ли? – презрительно фыркнула та и покрутила пальцем у виска. – Ты зачем мне эту записку подослала?
Я понятия не имела, о чем она говорит.
– Нет, это ты больная, – я оттолкнула ее, чтобы заглянуть за диджейский пульт, где, возможно, могла бы спрятаться Фурия.

– А вот руки распускать не надо! – заверещала Прейтор. – Вот! – она достала какую-то бумажку и протянула её мне.
– Ну и что? – спросила я, уставившись на желтый клочок, довольно неровный и мятый. – Чего ты мне тут бумажки всякие показываешь? – я огляделась еще раз, но Фурии нигде не было. – Тоже мне…
– Ничего не понимаю, – бубнила эта дурочка, – тут ведь было написано…
Теперь настала моя очередь крутить пальцем у виска, потому что записка, которую я ей, вроде как, подослала, оказалась абсолютно чистой бумажкой.
– Ты…ты…, – мямлила она, – да что за чертовщина тут творится? Я этого просто так не оставлю! – Прейтор смяла записку и, швырнув мне ее под ноги, ретировалась.

«Эделайн Митчел – королева сегодняшнего бала. Это все, что тебе нужно будет сказать, когда настанет время. Об остальном я позабочусь сама. Не вздумай кому-нибудь сказать, иначе тут же пожалеешь», – прочла я, подняв записку с пола. Сначала я подумала, что это какой-то розыгрыш. Кто-то, наверное, просто решил так пошутить. Ну, типа отыграться за все на выпускном. Но смысла этой коварной задумки я не улавливала. Меня больше волновала Фурия. Так и не обнаружив признаков не то, что Фурии, а вообще каких бы то ни было котов, я решила, что мне все это привиделось. Мало ли, всякое бывает. Тем более, что народ в зале потихоньку пришел в себя, микрофоны наладили и праздничная программа продолжалась.
***

– Сложный класс, – сетовала классуха директрисе, – даже не верится, что 6 лет мучений остались позади. За эти годы я повидала всякое: и курильщиков из-за гаражей вылавливала, и пропавшие без вести журналы переписывала…А чего одна только Митчел стоит!
– Да-а-а, – сочувствующе протянула миссис Финчли, – но ее, скорее, стоит пожалеть, чем в чем-то упрекать. Несчастный, по сути, ребенок. Матери не до нее: там во-о-о-н какая орава подрастает. Вот придут к вам учиться, – шутливо сказала она, - ещё вспомните мои слова.
– Ну да, ну да, – поддакивала она, – вся ее озлобленность и хмурость из зависти к другим детям, – продолжала классуха, – интересно, как сложится судьба девочки…

Став невольной свидетельницей этого разговора, я готова была взорваться на месте. Их послушать, так я - самый ущербный человек на свете! Блин, да почему я должна завидовать им? Я очень люблю Билла, Винса и сестер, хоть последние мне родня только по маме. Что это меняет? Мы – семья, мы – единое целое, в отличие от большинства почтенных семейств нашего города, которые лишь создают видимость благополучия, тихо ненавидя друг друга. Я-то знаю, что меня любят и ценят, и никто не вправе судить меня и мою семью! Может, это и не делает мне чести, но я презираю этих ограниченных и узколобых болванов, их детей, их дома, их собак… «Ну, держитесь, стервы! – сказала я себе. – Вы у меня еще попляшете!»
Не знаю, от злости ли на этих придурков, или еще по какой причине, я как будто с катушек слетела. В мою голову стали приходить такие немыслимые вещи, что и самой страшно становилось. А вот почему бы этим двум курицам ощипанным, классухе с директрисой, не залиться звучным лаем? Любите гавкать, мои хорошие? Гавкайте на здоровье! Будете выть, пока не извинитесь передо мной за все свои слова!
«Эделайн, ты пока еще слишком слаба для таких вещей, – услышала я голос. Казалось, что он раздавался где-то у меня в голове. – Но я тебе помогу. Развлечемся

, дорогая!»

И в это же мгновенье училки залились лаем, как настоящие собаки, да так звучно и громко, что я аж подскочила. Очевидно, каждая из них хотела что-то сказать, но ничего, кроме жалобного поскуливания, у них не получалось. Я расхохоталась, а они, растерянные и испуганные, принялись скалиться и рычать на меня. Странно, никто, что ли, кроме нас этого не замечает? Это вообще возможно?
– Думаю, с них хватит! – сказала я вслух. Внутренний голос спросил, уверена ли я.
– Ну, только при одном условии, – обратилась я к сладкой собачьей парочке, – если еще хоть раз, – я чеканила каждое слово, – кто-нибудь из вас вздумает обсуждать меня и мою семью, – я сделала многозначительную паузу, и те тут же принялись кивать, – лаять будете до конца дней своих! Ясно? – топнула я. Всем всё было ясно.
– Ясно, как божий день! – ответила классуха, обрадовавшись вернувшемуся к ней дару человеческой речи.
Офигевшие, они так и остались стоять в сторонке, и весь вечер вели себя, как пай девочки, а когда меня объявили королевой бала, хлопали громче всех. То-то же!
«Фурия, я знаю, что это ты мне помогаешь

, – мысленно обратилась я к своей кошке. – Слушай, а давай сделаем так, чтобы Прейтор, когда будет объявлять королеву бала, ничего, кроме моего имени, произнести не смогла!»
«Легко», – услышала я. И тут я поняла, откуда взялась эта записка. Фурия, умничка моя! Как же я тебя люблю!

Следующими в поле моего зрения попали звезды школы. Разодетые как черт знает что, наманикюренные и намазюканные, они держались немного в стороне. О чем они говорили, я знала: спа-процедуры, солярий, бутики и… Дилан. Все девчонки в школе по нему с ума сходили. Конечно, вероятность того, что королем вечера окажется именно он, была очень велика. Дилан, так Дилан. Без разницы. Проходя мимо этих тупоголовых кукол, я не удержалась.
– Ой, что это у тебя на волосах? – испуганно спросила я Линдси Смит.

Та лишь цокнула и недовольно закатила глаза, будто бы желая показать мне, как я ее раздражаю. – Кажется, это червяк… – разглядывая его, сообщила я. – Беленький такой! Это ты в солярии подцепила? – спросила я, указывая на маленького червячка, возившегося у нее в челке.

Девушка завизжала, да так, что в нашу сторону покосилось ползала. Я захохотала. Директриса испуганно пихнула локтем классуху. Черт, ну и умора! Нда, из меня вышла хорошая ученица. Главное, продолжать практиковаться.
Конечно, корона досталась мне. Стоявший рядом Дилан был просто в шоке – нам предстояло еще и танцевать вместе. Вот это табло было у мисс Совершенства! Такая многозначительная пауза. Как будто ей выпала честь объявить, кому достанется Оскар на лучшую женскую роль. «Королевой сегодняшнего бала становится, – пищала она, – стано-о-вится…» Не знаю уж, кого эти придурки там выбрали – мне, в принципе, это было не очень интересно – главное, что я утерла всем им нос! «Становится…» В ее глазах мелькнул ужас. Не в силах ничего с собой поделать, мальвинка выпалила мое имя

. Все ахнули, а директриса с классухой разразились бурными овациями. Недоумевающий народ, конечно, сначала немного растерялся, но потом поддержал их.

Я включила все свое обаяние, и оставшаяся часть вечера прошла как по маслу. Нужно было только видеть изумление на лицах всех этих куриц! Что ж, это был мой триумф

. И нужно сказать, что 11 никчемных лет в этой школе стоили того!

***
После выпускного народ стал относиться ко мне иначе. По крайней мере, теперь все в округе знали, что со мной шутки плохи. Иногда местные детки добивали меня своей дразнилкой, которую они пели на мотив колыбельной из фильма про Фредди Крюгера: «Раз, два - Иди заберет тебя, – кричали они, собираясь стайками. –Три, четыре - запирайте дверь в квартире», – в этот момент я обычно делала вид, что колдую. Я размахивала руками в разные стороны и произносила что-то вроде «трах тибидох», а они с визгом бросались в рассыпную. Что поделаешь – дети. Иногда находилось несколько смельчаков, которые, несмотря на охвативший их страх, продолжали петь: «Пять, шесть - Иди хочет всех вас съесть». Но детям я плохого никогда не сделаю, конечно, если это не сильно вредные и противные дети. Кстати, о детях. Винс, Манон и Мэрион говорят, что теперь любая их прихоть в школе выполняется с молниеносной скоростью: будь то просьба списать домашку или сгонять в столовку за булочками. Эх, паршивцы, пользуются моим авторитетом! Ну да ладно, чего для любимых брата с сестрами не сделаешь! И коль уж зашла о них речь, то справедливо будет отметить, как они подросли.

Посмотришь на них дома – недотепы недотепами, простые задачки решить не могут, а как форму школьную наденут, так сразу такими умными кажутся. Когда я училась, нас не заставляли носить форму, а этим вот пришлось.

Ну, и правильно, нечего в школе выделываться, пусть учатся. Мама взялась за них основательно: девчонок

на балет отдала, а Винс теперь ходит в бойскаутский

кружок. Целыми днями эти паршивцы при деле, то уроки учат, то на тренировках пропадают.

Недавно наш дом поразило очередное стихийное бедствие. Мэрион получила свою первую (кухонный дебют не в счет) роль. Она играла розу в «Маленьком принце», которого взялся поставить мистер Томсон. К спектаклю готовились основательно – одни костюмы чего только стоили, да и сил на них потратили не мало, а уж сколько слез было пролито, когда слова учили… Винсу, кстати, досталась роль автора, а вот Манон в спектакле не участвовала, заявив, что ей занятий в школе и балетном кружке с головой хватает.

– Да уж конечно, – буркнула Мэрион, – тебя просто не взяли, вот ты и выделываешься.
– Бе-бе-бе, – обиделась Манон, – просто роль принца досталась мальчику, который нравится тебе, поэтому ты из кожи вон и лезла, чтобы стать этим дурацким цветком!
Что ни говори, а роль «дурацкого цветка» Мэрион подходит. И полейте, и ширмочкой от сквозняка закройте, и тут не ходите, и здесь не дышите…И в кого она такая только уродилась? Не знаю уж, что там выдумал старик Томсон, но насколько я помню, у розы вообще слов не было. Но Мэрион даже что-то репетировала в тайне ото всех, пока мама возилась с костюмами для нее и Винса.

– Мама, а как ты думаешь, мне указать эту роль в своем резюме? – спросила Мэрион.
Видно было, как улыбка тронула ее губы:
– Конечно, милая.
– Ага, и про королеву кухонного царства не забудь написать, – гоготнул Винс и принялся вспоминать стихотворение, сочиненное сестрой: – Как там было? Средь челяди бессчетной? – и покатился со смеху. – Ну и умора, блин!
– Винс, ну хватит, – сказала мама укоризненно, – зачем ты ее задеваешь? Ты бы лучше свои слова повторил.
Братец встал в позу и громким голосом произнес:
– Взгляните на небо. И спросите себя: «Жива ли та роза или ее уже нет? Вдруг барашек ее съел?» Он замолчал, а потом с гордостью заявил: – Видишь, мам, я тоже могу быть актером. Это не трудно. Только я совсем не хочу.
– А кем же ты хочешь стать, Винсент? – заинтересованно спросила она.
– Мы с Манон хотим лечить животных

и открыть свою клинику!
– Хорошее желание, – похвалила мама, – ну, подрастете – видно будет.
***
Лето пролетело незаметно, позади остались выпускные и вступительные экзамены. Нужно сказать, что с будущим, (в том смысле, какой привыкли в него вкладывать мои родители) я не могла определиться очень долгое время. Еще года два тому назад они стали закидывать первые удочки:

– Иди, ты уже думала над тем, куда пойдешь учиться?
– Не знаю…я еще не определилась, – отвечала я.
– Ну, тебе же нравится химия и биология, разве нет?
– Вроде как…но мне пока трудно сказать.
Мама мечтательно улыбалась и говорила о том, что было бы здорово, реши я пойти по стопам прабабушки и стать врачом. Даже Брайн и Лео высказались за – в последнее время все стали очень сентиментальными и часто вспоминали прабабушку Маурицию. За пару лет им удалось так основательно меня обработать, что я почти свыклась с мыслью о том, что меня ждет великое медицинское будущее. А когда я поняла, что этим летом мне предстоит поступать, я остановила свой выбор на фармацевтическом факультете Твинбрукского медицинского университета им. М.Чудакко. Даже Энтони одобрил мой выбор, сказав, что я решила посвятить свою жизнь очень достойному делу. Да, наверное, это самый лучший способ «узаконить» или, не знаю, как лучше выразиться… «легализировать», что ли, мои пристрастия. Буду специалистом в области изготовления, исследования и продажи лекарств. Когда к знаниям народным прибавятся еще и научные, победить меня станет невозможно.
***

Недавно малышня вместе с Биллом отпраздновала новоселье. У нас в саду, на старом дереве, которое было посажено еще бабушкой Мау, появился небольшой деревянный домик. Наша троица полюбила это местечко и теперь все свободное время проводит у себя «на седьмом небе», как говорит Манон.

Весело им: не успели одни костюмы снять, как уже новые надо готовить – Хэллоуин ведь на носу. Народ вон уже и тыквами затарился, а у меня еще и конь не валялся. С детьми всегда проще – феи, эльфы, ковбои… что им еще для счастья надо?

Мне же предстоит великая запара – в чем идти на вечеринку к Коллинзу я не знаю. И не знаю, зачем вообще туда иду. Конечно, с домом придумано здорово, но как представлю, что все эти придурки со школы туда припрутся (казалось бы, только избавилась от них), дурно делается. Может, Коллиза никто и не уважает, а упускать возможность погулять на Хэллоуин «в доме с привидениями», вряд ли кто захочет. Разумеется, за ним нужно будет присмотреть, иначе ведь сделают из ботана посмешище. Эх, погубит меня моя доброта.
Halloween party. The Beginning.

В назначенный день и час народ стал подтягиваться к дому на краю города. Бедные таксисты с ужасом поглядывали в зеркала заднего вида, наблюдая на сиденьях своих авто жутких вурдалаков, оборотней, вампиров и ведьм. Вся эта бледно-зеленая, землисто-серая, окровавленная и ошпаренная нечисть громко разговаривала, то и дело с кем-то созванивалась, смеялась и суетилась. Молодежь собиралась оторваться этим вечером в доме с привидениями, который когда-то принадлежал прабабке Коллинза.

Водитель старенького Форда Краун Виктория, подъехавшего к дому на Рю де Стерлинг, уже догадывался о том, что из дома вот-вот выползет какая-то «чертовщина». Оператор сообщила ему адрес пункта назначения, и он с любопытством ждал, кто же появится из дверного проема с минуты на минуту. Отметив про себя оригинальность наряда показавшейся на пороге дома девушки (таких персонажей ему сегодня еще возить не доводилось), таксист негромко присвистнул, когда та стянула с себя кофточку и осталась в одном бюстгальтере, выполненном в виде морских раковин. Видимо, родители девушки не желали отпускать дочь в таком откровенном наряде, и поэтому та, только мать закрыла дверь, поспешила избавиться от показавшейся лишней детали костюма.

Подол ее юбки напоминал русалочий хвост, а образ дополняли длинные, разметавшиеся по плечам, волосы лилового цвета. Кожа ее была бледно-зеленого цвета и красиво поблескивала в свете луны. Плюхнувшись на заднее сиденье авто, Иди Митчел (а это была именно она), сказала:
– Здрасьте! Тихая заводь, 13, пожалста! – и стала разбираться с цветком, выбившимся из прически.
***
16+

Ну, почему Хэллоуин бывает только раз в году? Даже жалко, что все осталось позади – все-таки, мы здорово повеселились в ту ночь. Дилан на славу постарался, дом украсили по высшему разряду (хотя, как позже выяснилось, он и так был довольно мрачным и жутким), с полок местных супермаркетов был сметен весь хэллоуинский реквизит, и заброшенный сад старушки Коллинз превратился в настоящую обитель зла. Да и сам правнук не оплошал! Кто-то предложил собрать саундтреки из известных фильмов ужасов, и хозяин должен был открывать гостям дверь под их аккомпанемент, мрачно приветствуя вновь прибывших, и со злобным оскалом приглашать к себе «на огонек».

Образ меланхоличного кровопийцы хозяину торжества удался на славу. Зрелище, конечно, было еще то. Коллинз и в жизни особой привлекательностью не отличается, а уж в прикиде синюшного вурдалака на него без слез и смотреть было нельзя. Он как меня увидел, так сразу про свой образ и забыл: рот разинул, губы выпятил, глаза выпучил...одним словом, был так рад меня видеть, что аж дар речи потерял. В общем, я, конечно, знала, что мой наряд произведет фурор, хотя, он и не был самым откровенным на этой вечеринке. Ботана мне, признаться, жалко. Я всегда старалась ему оказывать поддержку – таким беззащитным он мне казался. Но я же вижу, как он на меня смотрит. Допомогалась, блин! Сама теперь не знаю, что с ним делать.

Прейтор, Линдси Смит, Дилан…На этой вечеринке были все мои старые «друзья». Однако я с удивлением отметила, что теперь они меня практически не раздражали. Мы, наверное, повзрослели и поумнели немного. К счастью, на вечеринке оказалось несколько человек из числа моих новых университетских знакомых, поэтому я, вопреки всем своим переживаниям, чувствовала себя вполне уютно. Народ, конечно, вырядился по полной программе, так что моим нарядом русалки никого, кроме Коллиза, удивить не получилось, хотя некоторые, конечно, и пялились. Особой популярностью пользовалась вампирская тематика, что, в принципе, вполне ожидаемо. Но Линдси Смит меня удивила: она оделась в стилистике бёрджеровского "Апельсина", и выглядела, по крайней мере, оригинально.

Все прочие во главе с графинями, царицами и королевами кровососов отрывались на всю катушку, а некоторые до того нахлестались кровавой Мэри, что принялись вести себя не то, что не по-царски, а как-то уж слишком доступно.

Все веселились от души, закуски и выпивки было море, и народ то и дело выражал свою признательность Дилану, устроившему эту «офигенскую тусу». Мне стало как-то даже обидно за ботана.
– Послушайте, – сказала я, – давайте поприветствуем хозяина нашей тусовки! Коллинз! – пыталась я перекричать игравшую музыку, – ползи уже сюда! Да не стесняйся же ты, – я старалась его поддержать, – если б не ты, мы бы здесь сегодня не веселились!
Коллинз замялся и стыдливо опустил взгляд, что выглядело как-то особенно нелепо и комично. Не каждый день увидишь эдакого кровососа-стесняшку. Но все так изрядно подпили, что готовы были его буквально расцеловать.

Кстати, о поцелуях. Некоторые товарищи, естественно, пожелали уединиться наверху и отправились на разведку в поисках хозяйской спальни.
***
– Послушай, – шептала девушка, – может, не будем делать этого здесь?
– Да брось ты, – ответил Дилан, притягивая спутницу к себе, – что тебе не нравится? Смотри, какая роскошная кровать!
– Я не могу… как представлю, что эта старушка, возможно, здесь и…ну, ты понимаешь! – не уступала брюнетка.

– Расслабься, детка! Не думай о всякой ерунде… Иди сюда!
– Ой, – взвизгнула она, – там что-то есть!
– Слушай, – разозлился Дилан, – если не хочешь, то так и скажи! Черт подери, зачем нужно придумывать какую-то ерунду?
– Да я не придумываю!
– Ну смотри, – ответил он раздраженно и ринулся к старой кровати с пологом, – тут ничего нет!
То, что произошло дальше, заставило этих двоих пулей вылететь из спальни и стремительно (как они себе только шеи не переломали, не понятно) сбежать вниз по лестнице.
– Наверху творится какая-то хрень! – на перебой кричали они, но из-за громкой музыки никто толком не понимал, что они говорили. Кое-то из парней показывал Дилану большой палец, мол, чувак, так держать, но тот уже и думать забыл о том, что собирался заняться любовью с Ясмин каких-то пару минут назад. Когда он решил плюхнуться на казавшуюся такой заманчивой кровать, какая-то неведомая сила оттолкнула его и, хорошенько встряхнув, свалила на пол. Парень вскочил и пустился наутек вслед за Ясмин, громко визжавшей.
– Реально, чуваки! Здесь происходит какая-то фигня!

– Это тоже часть плана, Дил? – спросила Прейтор игриво, – ты можешь уже расслабиться, все и так на высшем уровне!
– Да я серьезно говорю! Может, действительно, не стоило веселиться в этом доме?
– С каких это пор ты стал суеверным? – рассмеялась она. – Народ! – крикнула девушка. – Кажется, настала пора для страшных историй. Надеюсь, все запаслись сказочками?
Пьяная толпа поддержала ее буйными возгласами.
– Ну, что? Кто первый?
И тут кто-то выкрикнул имя Эделайн Митчел.

– Иди! Пусть она что-нибудь расскажет!
– Да-да, – затараторили все. – Иди, Иди!
***
– Да вы только посмотрите на Дилана, – произнесла я, – он и так в панике, ему только страшных историй не хватало!

Но никто меня и слушать не стал:
– Чуваку нужно просто немного выпить, и все будет норм,– ответили мне.
– Да с чего вы взяли, что я знаю страшилки? – не унималась я.
Музыку убавили, и народ довольно душевно, что меня немного удивило, попросил рассказать им страшную историю. Все ждали чего-то сверхъестественного, леденящего кровь, захватывающего дух, а мне, как назло, ничего кроме как «гроб на колесиках ищет твою квартиру» на ум не приходило. Вдруг в голове, один за другим, стали рождаться странные образы, сначала смутные и едва уловимые, а затем четкие и яркие. Я почувствовала характерный запах - судя по всему, кто-то раскуривал косячок, – настало самое время для баек из склепа. Клубную музыку выключили совсем, а вместо нее еле слышно заиграли трэки из ужастиков – все приготовились слушать.

Описать свое состояние мне довольно трудно. Какая-то неведомая сила, такая стремительная и необузданная, казалось, овладела мною целиком и полностью, я не могла ничего с собой поделать – слова превращались в зловещий рассказ, словно без моего ведома. Происходившее напоминало какое-то наваждение, нечто стихийное и бесконтрольное, обрушившееся как снег на голову. Однако я не могу сказать, что чувство это было для меня совершенно новым и неизвестным, нет, нечто подобное я испытала однажды, когда ноги мои подкосились, а перед глазами запрыгали картины давно минувших дней. Только тогда мне привиделась мамина так и несостоявшаяся свадьба, и переживания, нахлынувшие на меня, были так сильны, что я просто не знала, что делать. Сейчас же я точно знала, как поступать – нужно было рассказывать, не упуская ни малейшей детали, всё, ВСЁ до мелочей!

Halloween Party. The Scary Story.
– Говорят, – рассказывала девушка загадочным и неспешным тоном, – что ничего не проходит бесследно. Эмоции, переживаемые человеком в минуту сильнейших физических страданий, осознание скорой смерти и даже слова, брошенные со зла, оставляют сильнейший энергетический заряд, который могут хранить стены домов, – она обвела взглядом полутемную комнату, – земля, зеркала…
Русалка с лиловыми волосами замолчала и пристально посмотрела на стоявших рядом молодых людей. Выдержав паузу, она вновь заговорила:
– Это случилось много веков назад, – услышали гости, – и ничего, кроме небольшой деревушки, окруженной непроходимыми топями, здесь не было.

Почти все люди, жившие в этом местечке, являлись бедными крестьянами и зарабатывали на жизнь тяжелым физическим трудом. Основатели первых поселений на месте сегодняшнего Твинбрука были людьми угрюмыми и суровыми. Но когда на окраине деревушки поселилась молодая одинокая женщина с ребенком, люди стали испытывать к ней невольный интерес – не каждый день в их деревне появлялись новые жители. Поначалу женщина казалась всем доброй и милой, народ приветствовал ее в продуктовой лавке, охотно разговаривал с соседкой на рыночной площади, восторгался ее умением вышивать на ткани красивейшие узоры. О своем прошлом Эмма рассказывать не любила, а на любые расспросы отвечала хмуро:
– Обстоятельства сложились так, что маленькая Беатрис и я были вынуждены покинуть родной дом в поисках своего счастья…
И люди сочувствовали ей, воображая горе молодой женщины, так рано оставшейся без мужа.

Прошло несколько лет, и все изменилось. Приезжий торговец «с большой земли» привез не только красивые платья, душистое мыло и лавандовую воду, он рассказал местным жителям о том, какой позор постиг почтенное семейство Эммы Синглтон Картер, дочери богатого и уважаемого в стране лорда. И отныне из уст почтенных матрон и добрых прихожанок то и дело слышалось презренное слово «шлюха». Да, Эмма родила на свет девочку от мужчины, имя которого отказывалась называть, и никто ничего не знал об этом загадочном незнакомце, очаровавшем девушку. Опасаясь гнева родителей, Эмма переоделась в простое платье и покинула отчий дом, сев на корабль, отправлявшийся в далекие края. Другой возможности спасти жизнь своего будущего ребенка молодая женщина не видела. Беатрис появилась на свет на борту корабля.

Уставшая, но счастливая, Эмма держала девочку на руках, сердце ее сжималось от счастья, но на душе было неспокойно. Новоиспеченная мать не знала, что ждет их в будущем, какой окажется судьба девочки, но пообещала крошке, что сделает все возможное, чтобы та не знала горя и бед. И лишь об одном она молила Бога: «Пусть моя доченька будет счастлива». Но ее надеждам не суждено было сбыться. Как только люди узнали о «скверне, просочившейся в Твинбрук», их отношение к Эмме и ее дочери изменилось. Однажды днем, когда молодая женщина, отправившись в город за покупками, поздоровалась с повстречавшейся ей на пути соседкой, та лишь окинула Эмму своим надменным взглядом и презрительно плюнула ей под ноги. Этот плевок, такой унизительный и неожиданный, был только началом. Эмму и ее маленькую дочь стали избегать, словно прокаженных.

– Почему никто не хочет со мной играть? – спрашивала Беатрис свою мать со слезами на глазах, а та не знала, что ответить своей девочке. Женщина не понимала, почему вдруг люди перестали делать заказы на вышивку, почему стали переходить на другую сторону улицы, завидя их вдалеке. Глупые предрассудки, царившие в умах твринбрукцев, делали их жизнь в этой деревушке просто невыносимой. Все реже и реже Эмма с дочерью выбирались из своего домика на окраине, лишь в случае крайней необходимости отправлялись они в продуктовую лавку, в которой брезгливая продавщица отпускала им нужный товар. За их спиной шептались, тыкали пальцем, выкрикивали оскорбительные слова…

Но самое страшное было еще впереди. Это случилось летом. Эмма полоскала белье в реке, как вдруг услышала торопливые шаги у себя за спиной. Обернувшись, она увидела перед собой долговязую мужскую фигуру, принадлежавшую мистеру Трэнчу, владельцу дубильной мастерской. «Что ему нужно?» – тут же мелькнуло у нее в голове. Взгляд мужчины был затуманен, глаза лихорадочно блестели, он тяжело дышал и, казалось, что сам черт привел его на маленький мостик, на котором, засучив рукава, занималась стиркой Эмма. Её непослушные локоны выбились из-под чепца, работа так поглотила женщину, что она и не заметила, как белая льняная блуза сбилась на бок, оголив нежное плечо. Взгляд дубильщика задержался на плече Эммы, заставив женщину почувствовать какую-то необъяснимую тревогу и страх.

– Что вам угодно, сэр? – спросила она, спешно поправляя рукав.
Вместо ответа мужчина издал какой-то нечеловеческий стон и, обхватив женщину за талию обеими руками, притянул к себе:
– Просто будь ласкова со мной! – прошипел он, обдав Эмму своим зловонным дыханием. Грязные потрескавшиеся руки принялись обнимать ее, некрасивый большой рот искривился в похотливом оскале, обнажив гнилые зубы. Девушка хотела было закричать, но Джозеф Трэнч закрыл своей грубой от работы ладонью ее рот, сделав ей больно.
– Ты же не хочешь, чтобы с твоим крысенышем что-нибудь случилось? – спросил он злобно. Эмма из всех сил пыталась вырваться из его грязных объятий, но силы были не равны.

Она обо всем догадалась, и из глаз ее полились горячие слезы бессилия. Казалось, что одежда этого человека была пропитаны смертью тысяч убитых им животных. Пахло гниющей кожей, мочой и известью… Когда женщину стошнило, Джозеф Трэнч принялся избивать Эмму, а потом, кинув монету, упавшую куда-то в траву, ушел, оставив ее одну. Несмотря на жару, стоявшую тем днем, Эмму бил озноб, хотя кожа ее горела от ушибов и ссадин. Тело и душа ее болели. Долго Эмма не могла прийти в себя. Она кричала, плакала, сыпала проклятьями…Именно в тот день она отреклась от бога, пообещав сатане свою душу, лишь бы только иметь возможность постоять за себя и свою дочь, иметь власть над этими злыми и бесчеловечными людьми, иметь возможность отомстить им за все обиды. Неизвестно, услышал ли он ее, но одно можно сказать точно: именно тогда она перестала быть доброй и жизнерадостной; злоба и ненависть ко всем, кроме дочери, поселились в ее сердце.

Сжимая в руке ту самую монету, она шла к дому, в котором жил дубильщик. Думая о том, что он с ней сделал, Эмма все сильнее и сильнее сжимала медную монету в своей ладони. Злобно сверкнув глазами, она со всей силы швырнула ее в дверь семейства Трэнчей. В окне дома виднелся стоявший на столе огарок свечи, тускло освещавшей небольшую комнату. На коленях у Джозефа сидела его семилетняя дочь, а жена что-то помешивала в глиняном горшке, из которого валил густой пар.
– Будьте вы прокляты! – крикнула Эмма, и звон упавшей на порог монеты нарушил тишину улицы.
На следующий день по деревушке пронеслась молва о том, что Джозеф Трэнч не вернулся домой с охоты. Его искали всей деревней. И только спустя неделю его разлагающийся труп был найден в одном из окрестных лесов. Тело его было разодрано и обезображено, а земля вокруг залита кровью и покрыта следами очень крупного медведя.

– Ты получил свое, – злорадствовала Эмма, узнав о том, что случилось.
Когда застрявшую в щели монету нашел Джозеф Трэнч-младший, он тут же положил ее в свой карман, решив ничего не говорить об этой находке своей матери – теперь он был за главного. Семья осталась без кормильца, и работой в мастерской старший сын занимался теперь сам. Огромные дубильные ямы, выдолбленные прямо в каменном полу, были почти до краев наполнены зловонным раствором, и сегодня нужно было перекладывать вымачивавшиеся в них шкуры для последующей обработки. Запах в мастерской стоял отвратительный, полы были мокрыми и скользкими, но Трэнч младший давно уже ко всему привык. Смерть отца, казалось, совсем его не печалила – теперь он был главой семьи. Обычно осторожный и внимательный, сегодня он был сам не свой - радостно подбрасывая монетку в воздухе, он уже думал, на что потратит деньги. Но его находка оказалась роковой. Юноша не успел и подумать о том, что играть с монетой в таком месте может быть небезопасно, как вдруг последняя буквально выскользнула у него из рук и собиралась угодить прямо в одну из дубильных ям. Силясь ее поймать, он поскользнулся и, размахивая руками в воздухе, свалился прямо в зловонную яму со шкурами. Падая, он сильно ударился головой о каменный борт ямы. Едкая жидкость залилась ему в нос и рот. Он захлебнулся, так и не придя в сознание. Среди денег, уплаченных гробовщику, была и монета, найденная после того, как тело младшего Трэнча достали из ямы.
Монета кочевала из дома в дом, и странные вещи происходили в деревне все чаще и чаще. У ее обитателей умирал скот, посадки гибли от набегов саранчи, и не осталось в поселении семьи, которой бы не коснулись горе и смерть.

– Ведьма! У нас завелась ведьма! – стали говорить деревенские.
Убитые и обескровленные куры, спутанные пучки волос, попадавшиеся жителям на пороге домов, непонятные знаки, начерченные на песке – все это держало обитателей безымянной деревушки в страхе и панике.
Эмма уж больше не появлялась в деревне; она сделалась нелюдимой и все свои силы и время тратила на воспитание Беатрис и изучение древней книги, обнаруженной ею у подножья скалы. Дело в том, что после того рокового события Эмме приснился сон, в котором какой-то господин в темном (лица его женщине так и не удалось разглядеть) пообещал ей, что больше никогда на свете она не будет бояться за свою жизнь и жизнь маленькой Беатрис. Наоборот, все станут бояться их, и если она того желает, то может научиться множеству новых вещей, которые помогут ей расправиться со своими обидчиками. Проснувшись на рассвете, Эмма помчалась к месту, указанному темным господином, и к своему удивлению, действительно обнаружила сундук, содержавший всевозможные манускрипты и одну большую, в кожаном переплете, книгу. С этого началось ее знакомство с миром таинственного. С каждым днем она становилась все неуязвимей, а когда ее обидчики были наказаны, женщина принялась пакостить людям просто так, забавы ради.

На праздники всегда шел дождь, красивые девушки чахли на глазах, без вести пропадали люди. И вот однажды Эмме понадобилось раздобыть земли с кладбища, и она отправилась в деревню. Стараясь сделать свое дело под покровом ночи, Эмма затемно выбралась из дома и незамеченная добралась до деревенского погоста. Заплутавший в лесах охотник, возвращавшийся домой, увидел ее, и уже на следующий день деревенские пришли в избушку, стоявшую у леса. Несколько мужчин с трудом могли удержать бесновавшуюся ведьму или просто женщину, выжившую из ума – никто точно этого не знает. Эмму схватили и не церемонясь учинили над ней расправу, сделав маленькую Беатрис сиротой. Люди говорили, что нечеловеческие вопли ведьмы было слышно на несколько километров вокруг. Ну а что случилось с девочкой, никто не знает. Поговаривают, что какой-то мужчина чудом спас ее от разъяренной толпы, но после того, как люди сожгли на костре мать Беатрис, никто ее больше не видел. До сих пор неприкаянная душа ведьмы бродит в этих краях в надежде найти свою дочь.
Эделайн замолчала, и некоторое время все сохраняли тишину.
***
– Ну, что, может прогуляемся?– спросила я, нарушив молчание, –Что-то душновато стало. Еще вы тут накурили…
– Нееее, – протянул Коллинз, – я точно никуда не пойду. А вдруг там эта….как её? – сказал он со страхом. – Эмма?
– Коллинз, опять ты очкуешь, – все засмеялись. – Пойдем, это же круто!
Народ так воодушевился, что оставаться в доме желания больше ни у кого не было. Шумная толпа молодых людей вывалилась из дома и, обойдя сзади дом, направилась в сторону болот.
– У меня есть спички, – сказал кто-то, – щас костер разведем.
– Нет, – шикнули в ответ, – не надо привлекать ЕЕ внимание.
– Чье? – испуганно прошептал Коллинз.

– Ведьмы! – народ уже откровенно потешался над бедолагой.
– Так, ну хватит уже! – умолял Коллинз. – Мне страшно! Блин, – выпалил он, схватившись за ногу. – Что за хрень?
– Ну что там у тебя? – спросила я.
– Я обо что-то споткнулся.
– Ну-ка, дай посмотреть, - сказала я, отталкивая его. – Эй, кто-нибудь, посветите-ка сюда зажигалкой!
– На камень похоже, – вынес Дилан свой вердикт.
– Сама вижу, что похоже, – отрезала я. – Ты лучше смотри сюда, – я тыкнула пальцем в неразборчивую, но все же заметную надпись. – Как будто что-то написано.
– Мама…– запричитал горе-вурдалак Коллинз, – а вдруг это ЕЕ могила?
– Чья? – спросили как минимум человека четыре.
– Да ведьмина! – паниковал он.
– Ну, вообще-то мне бабушка рассказывала, что здесь был старый деревенский погост… и место это нехорошим считается! – сказала Ясмин.
– Да брехня все это! – отмахнулась Линди и принялась ощупывать карманы в поисках сигарет. Подкурив, она задумчиво протянула: – Ничего себе...Это у меня глюки? или там вдалеке кто-то есть? Черт подери, вроде женщина какая-то!
– Какая еще женщина?!

Техническое