[Лалэль]

Воспоминание девятое

Хамильтон оказался на удивление проворным малым. Не прошло и двух дней, как он выяснил, кто я и где обитаю, и заявился ко мне с визитом. Я в то время как раз занималась стиркой - занятием, явно не подходящим благородной леди - и потому его появление разозлило меня сильнее, чем если бы он появился в любой другой момент.

- Соломея, я все знаю, - взволнованно сказал он, бросая поводья своему слуге.
- Что же такого удивительного вы узнали? - поскольку он не поздоровался, то и я не стала произносить приветственных речей.
- Все. Я выяснил про вас все. Ваши родители погибли, дом сгорел, а вы живете на развалинах, ходите в лохмотьях, побираетесь, как нищенка. Вы сожительствуете с каким-то лешим и рожаете ему детей... Впрочем, это для меня уже не новость.
- Хорошо, вы все знаете. И что теперь? - равнодушно спросила я, встряхивая мокрую простыню.
Хамильтон меня не понял.
-То есть?
- Положим, вы узнали все про мою неприглядную жизнь. И что из этого следует?
- Неужели же вам нравится жить... так?
- Простите за прямоту, но разве это вас касается? Это моя жизнь, и коли она такова, то значит, меня все устраивает. Не пойму, что вас волнует?

Хамильтон не сразу нашелся, что ответить.

- Соломея, разве вы ни разу не задумывались о том, что все это совершенно вам не подходит? Вы родились не для того, чтобы жить в этой грязи. Вы украсили бы собой любое общество, даже самое изысканное, там ваша красота заблистала бы, как ограненный бриллиант, вы были бы окружены поклонением, вами бы любовались, восхищались... Неужели вы этого не хотите?
- Не слишком-то.
- Но ведь это же глупо. Я мог бы дать вам то, чего вы заслуживаете. Все мои средства я пустил бы на то, чтобы обеспечить вам жизнь, которой вы достойны.
- И чего вы потребовали бы взамен?
- Простите?
- Вы же не из человеколюбия завели этот разговор. Вам что-то от меня нужно. Скажите честно, вы хотите, чтобы я стала вашей любовницей?
- Ну, я не хотел говорить так грубо...
- Суть от этого не изменится. Знайте же, вам не стоит об этом даже и думать, потому что этого не будет, - и я решительно взмахнула выстиранной сорочкой Джула прямо у него перед носом, - никогда.

Естественно, Хамильтон не привык, чтобы ему отказывали, тем более в такой хамской манере.
- Вы решили поиграть со мной? - он прищурился. - Превосходно. Но не забывайте, вы не в том положении, чтобы задирать нос. Вы живете на грани нищеты, у вас даже крыши над головой нет, вы голодны и босы - и это еще не самое страшное, что могло с вами произойти. Пока вы живете в глухой чаще, вы можете чувствовать себя свободной, а представляете, если о вас узнают люди? Вас могут упечь в тюрьму за бродяжничество, а могут посадить в клетку вместе с вашими детьми и показывать на ярмарках, вместе с другими уродами...

Я бросила неразвешанное белье и повернулась к нему. Не знаю, откуда взялся этот суровый голос, эта горделивая осанка королевы в изгнании - должно быть, проявилось наконец-то матушкино воспитание.

- Уходите и не смейте больше попадаться мне на глаза. Вы человек низкой души, и мне претит находится рядом с вами. Вон отсюда.

Хамильтон, совершенно точно, почувствовал себя неловко.

- Соломея, простите меня, - мне послышалось, или в его голосе прозвучали умоляющие нотки? Не представляю, чтобы кто-то или что-то могло заставить его умолять.
- Простите меня, если можете. Я сам не понимаю, что со мной происходит... Вы занимаете все мои мысли; когда я закрываю глаза, мне представляется ваше лицо, ваши серьезные глаза, ваши белые руки... Я видел вас всего один раз, а вы уже успели овладеть мои сознанием. Никто и никогда до этого не оказывал на меня такого влияния, тем более женщина... Бог мой, как это странно.
- Мне очень лестно узнать, что я так сильно запала вам в душу. Но чего вы хотите от меня? Вы думаете, я проникнусь к вам симпатией и посочувствую? Этого не будет. На что же вы рассчитывали, делая мне столь неприличное предложение?
- На то, что вы на него согласитесь. Мне казалось, что это для вас не худший вариант.
- Тогда вы и вправду очень странный. Предполагать, что женщина, которую вы в своем воображении возвели на пьедестал, эта королева, согласится стать любовницей мужчины, которого видит второй раз в жизни, только потому, что у того есть богатство, титул и положение в обществе, то есть поведет себя, как продажная девка... Да, для этого нужно обладать весьма нездоровым воображением. Прошу вас, не тревожьте меня больше.

Хамильтон низко поклонился и без слов запрыгнул на лошадь. Мне показалось, что он либо очень странный, либо в нем действительно уживается два существа с совершенно противоположными намерениями. В любом случае, меня это интересовало мало. Мне лишь хотелось, чтобы он оставил нас с детьми в покое.

Ночь любви не прошла без последствий: я снова понесла и в положенный срок родила малышей с бурой кожей, очень похожих на своего отца. На этот раз у меня родились мальчик и девочка. Не мудрствуя лукаво, я назвала девочку Брауни, а мальчика - Браун; сомнительное остроумие, ну да что уж там.

Эти малыши оказались на редкость тихими: почти все время спали, не просили ни еды, ни ласки. Я начала уж опасаться, что с ними что-то не в порядке, пока однажды ночью не увидела, как лесной дух подходит к колыбельке, берет малышей и по очереди качает их на руках. Видимо, он испытал к ним какую-то особо нежную привязанность.

Увы, природа была к нам неласкова: наконец наступила та самая славная девонширская зима, которую все так ждали - со снегопадами, свирепыми метелями и морозами. Все жители деревеньки сидели по домам, укутавшись в теплые шерстяные пледы, и пили горячий грог, но наша семья не имела такой возможности. К счастью, мои дети были пристроены, и им не грозило погибнуть от холода и голода - но они все равно предпочитали проводить время не в теплых дотуарах пансиона, а рядом со мной, на заснеженной поляне в лесу, обдуваемой всеми ветрами, где даже большой костер не мог хорошенько нас согреть.

Судьба малышей тревожила меня больше всего - как я ни укутывала их в одеяла, стараясь согреть, как ни вливала им в рот по капле согревающее питье, они все равно мерзли. И потому в самый разгар зимы, когда ударили морозы, ко мне пришла женщина, которая собиралась забрать моих маленьких в приют.

Я упрашивала её, как могла - ломала руки, заливалась слезами, чуть ли не на колени вставала, умоляя, чтобы она не разлучала меня с детьми. Клялась, что скорее замерзну сама, чем дам погибнуть им. Мне пришлось выслушать от этой дамы немало обидных и несправедливых слов, прежде чем она согласилась дать мне еще один шанс.

Только я избегла этой напасти, как судьба приготовила мне новый удар. Совершенно не ожидая того, я снова увидела лесного духа - но его вид меня ужаснул. Теперь он побелел, как лунь, и выглядел седым стариком с длинной бородой. Казалось, что в нем почти не осталось жизненных сил.
- Милый, тебе плохо? Ты болен?

Вряд ли он понял, что я сказала. Он, прищурившись, смотрел на яркое осеннее солнце, и глаза его были подернуты поволокой, как у старых и больных птиц. Мне почему-то сразу стало ясно, что он очень плох и доживает, может быть, последние дни.

- Ты умираешь? - шепотом спросила я.

Он протянул ко мне руки. Да, видимо, он все-таки был ко мне привязан, если даже в таком состоянии нашел силы прийти и попрощаться.

Судя по тому, что он пытался мне сообщить, он хотел меня успокоить и сказать, что мы еще встретимся.

- Милый, я не оставлю тебя,- сказала я, обнимая его, - если ты уходишь, то и я уйду за тобой...

Возможно, это было не самое мудрое решение, но я отчетливо понимала, что даже маленькие дети, которым я была нужна, не смогли бы удержать меня в этом мире, если бы его не стало.

Я сжимала в объятиях его постепенно стынущее тело, ловила прерывистое дыхание и понимала, что мы вряд ли встретимся в загробном мире. Существ без души туда не пускают, и значит, моя любовь умрет, когда он испустит последний вздох. К сожалению, мне недолго оставалось быть рядом с ним - он быстро перестал дышать и обмяк, не проявляя никаких признаков жизни. Все было кончено.

Я осторожно присыпала его снегом, перекрестилась, и, в последний раз покачав на руках малюток, завернула их в теплые одеяла, уложила в колыбельки и отправилась в лес. Я знала, что скоро придут мои дети, и что они не дадут пропасть своим братику и сестричке. Мне же нужно было уйти как можно дальше, чтобы меня не нашли.

Я шла, шла и шла, пока совсем не заблудилась. Тогда я сняла с себя всю одежду и обнаженной легла на снег, надеясь, что скоро Снежная Королева поцелует меня своими холодными губами, а затем Ангел Смерти осенит меня своими крылами и заберет мою грешную душу на суд Всевышнего. Я понимала, что жизнь - величайший дар, и тому, что я делала, не было оправданий. Мне предстояло гореть в аду, но я просто не могла оставаться жить на свете, потеряв того, кто был мне дороже всех.

Дети, простите свою неразумную мать... И вы, все - простите... И я вас прощаю...