…вечереет. Ты опять боишься приглашать ее: в
прошлый раз она опять оттолкнула тебя и сказала: «Только друзья», -
а потом, потеряв тебя в комнатах дома, стояла и дрожала, чуть не
плача. Чего именно она боится – ты не знаешь.
Все же ты приглашаешь ее, потому что уже не можешь оставаться
один. Плинтус обиженно мяукает, откликаясь на твои мысли про
«одного», но и он понимает: сейчас речь не о нем, а о Валенси.
Красивое у нее имя.
- Привет, - говоришь ты; твой голос сбивается на хрипотцу.
- Привет, - говорит она. – Извини, что вчера так получилось…
- Ничего.
Ты не спрашиваешь ее о причинах такого внезапного страха, потому
что понимаешь: она не ответит. Она не злая, просто скрытная и
самодостаточная.
- Может, все-таки…
- Нет!
Ее слова звучат, как приговор. Она не позволяет тебе даже дружеских
объятий.
Она разворачивается и уходит в темноту, а ты остаешься глотать
обиду и горячий кофе, необходимый тебе в последние дни, как жизнь:
у тебя отчего-то бессонница.
На следующий день Валенси приходит опять.
- Смотри, снег выпал! – она смотрит вверх и смеется, а ты бережно
держишь ее за локти, прекрасно понимая: на большее рассчитывать
нельзя.
Вы играете в снежки до самой ночи; она смеется. Она так заразительно смеется, что тебе плевать на возможную простуду, тебе
на все плевать, лишь бы ей всегда было весело.
Ты так сильно ее любишь, что пока согласен и на это.
Когда она внезапно начинает надрывно кашлять, а потом уходит,
молча, так быстро, что ты даже не успеваешь сказать ей «пока», ты
смотришь ей вслед и думаешь: «Придет ли?».
Нет, больше за эту зиму она не приходила.
- Плинтус, - говоришь ты как-то, поглаживая кота, - ты единственное,
что у меня есть.
- Мррр, - согласно откликается кот.
Его шерстка такая мягкая, а глаза такие светлые, что тебе становится
легче.
Еще много серых зимних дней вы проведете вместе, пока в конце
концов ты не поймешь: Плинтус – твой друг, друг лучший, друг верный,
и, самое главное, - друг навсегда.
