[Anora]

Всем привет! Помните ещё такую?) Писала тут чаво-то, а потом исчезла)) Свершилось чудо, и я, наконец-то, разгребла свои дела, дописала, оформила и выложила этот злосчастный-тысячу-лет-как-обещанный бонус! Чувствую, что за время отсутствия окончательно разучилась складывать слова в предложения, и вместе с лирическим героем прошу у читателей снисходительности)))
И да, в тексте присутствует парочка повторов, но искать синонимы уже нет сил, да и выложить уже что-нибудь сильно хочется!) Так что прошу прощения.
Также, очень надеюсь, что с новой работой дел не сильно прибавится, и в скором времени я смогу прокомментировать других династийцев!
И, конечно, спасибо всем, кто писал мне в медальку, без вас я бы с этим бонусом не справилась!!

Предисловие!

Дело было давно, так что напомню, что Карл - это брат нашей основательницы Клэр, проживавший до некоторого времени в Сансет-Велли, откуда таинственным образом исчез, о чём упоминается в тринадцатом отчёте. Представлялся он нам в отчёте номер пять, желающие могут глянуть там его ранние фотки) Вот, пожалуй, и вся информация, приятного прочтения!)

Представляться я не стану. Тот, кому адресованы эти записи, хорошо знаком со мной и в пояснениях не нуждается. Если же посылка не дойдёт по назначению, я надеюсь, мой гипотетический читатель, что ты отнесёшься снисходительно к столь личным переживаниям старого человека.

***

Итак, всё началось с приходом старости. Ноющие кости и падающее зрение как нельзя лучше способствуют глубоким размышлениям, анализу уходящей жизни, ностальгии. Всё это постепенно подкрадывалось ко мне, и в один прекрасный день я осознал, что дочь моя уже взрослая, а лицо жены изборождено морщинами не меньше моего, и руки тонки до прозрачности.
Пожалуй, я многого добился в жизни. Я мечтал стать великим хирургом – я стал им, люди со всех концов страны съезжались в Сансет-Велли в поисках избавления от своих хитрых недугов под лезвием моего скальпеля. Но с определённого возраста я отошёл от операционного стола, прекрасно понимая, что такой инструмент в руках, дрожащих от паркинсонизма, ненадёжен. Я пытался передать свой опыт и знания молодым врачам. Немногие принимали его, большинство относились к медицине поверхностно. Я не расстраивался, понимая, что это в порядке вещей.
Ещё у меня была жена, любовь к которой сохранилась и по сей день, преломлённая прожитыми годами и кристаллизованная в нечто более возвышенное, чем человеческое чувство, но в то же время и более приземлённое, я бы даже сказал, земное. Не знаю, как это объяснить, это можно лишь почувствовать.
И дочь. Фиона. Это имя я назову, попыткой вычертить его на ткани времени впишу на эти страницы, раз за разом стремясь привязать к реальности ту, что была – и остаётся – моей дочерью.
Итак, она повзрослела. Когда наступает это осознание? Когда ей уже не приходится вставать на цыпочки, чтобы обнять тебя? Когда формы из детски-робких становятся более внятными и до неприличия округлыми? Когда окончена школа? В первый рабочий день? Когда она говорит, что хотела бы познакомить нас со своим парнем?.. Когда видишь, как она смотрит на него и как прячет ладонь в его руке…

Эрик – так его звали. Пожалуй, тогда я понял, что она уже не моя маленькая девочка – и испугался. Она вдруг показалась мне совсем незнакомой. И в самом деле, что я знал о её настоящих желаниях? С появлением этой части её жизни, о которой и матери не всё рассказывают, а уж отцу тем более, она как будто потеряла целостность в моих глазах, я тоже будто потерял что-то. Возможно, со временем это ощущение сгладилось бы, но время было не на нашей стороне.

***

Однажды вечером Фиона вернулась домой какая-то странная. Рассеянно-затравленный взгляд, старательно скрываемый под полуопущенными якобы от усталости веками, слишком прямая походка на подгибающихся ногах… Мы с женой ни о чём не спросили, решили подождать до утра, когда перенесённый дочерью стресс (а то, что так и было, мы не сомневались) поуляжется и она сможет спокойно всё рассказать. Но наутро нас встретила привычная весёлая Фиона, жалующаяся лишь на лёгкую головную боль и с недоумением выслушивающая наши рассказы о её вчерашнем состоянии. Ну, была вечеринка в честь совершеннолетия какого-то знакомого, ну, было шампанское – и всё. Нам ли было не знать, как коварен может быть этот искристый напиток, но бодрый вид дочери тогда успокоил нас. Как знать, может, тогда всё ещё можно было повернуть вспять…
Через несколько дней Фионе стало плохо. Её бросало в жар, на грани бреда и сознательности она просила позвонить «ему», сказать, что скоро они будут вместе – навсегда. Эти слова сильно нас напугали. Но врачи уверяли, что это обычный грипп, надо положить на голову холодное полотенце, пить противовирусные и парацетамол, а нам с женой купить себе защитные маски. Но я-то видел, что что-то было не так, хирурги ведь тоже врачи, всё-таки. Однако, к вечеру жар начал спадать, Фиона ещё немного поворочалась в постели и затихла. Может, врачи были правы и это такая форма гриппа?.. Мы вздохнули с облегчением, глядя, как дочь спит, зарывшись с головой в одеяло… как будто ей стало холодно…
Наутро мы пошли проведать Фиону. Подошли к двери комнаты – тихо. Наверное, она ещё спит, подумали мы... Жена открыла дверь и на цыпочках прошла в комнату, присела на край кровати, положила руку на плечо дочери – и с криком отпрянула к стене. Я в два прыжка оказался рядом и под непрекращающиеся рыдания жены безуспешно тряс Фиону за плечи – она была мертва. Ладони касались бледной, холодной кожи, не оставляя сознанию ни малейшей возможности для сопротивления. Я ничего не замечал вокруг себя, кроме сбившихся прядей волос на бледном лбу дочери… пока она не открыла глаза…
Чуть позже, когда мы с её матерью немного отошли от шока и успокоились, Фиона рассказала нам, что произошло в тот вечер. В разгар вечеринки распалённые алкоголем гости стали требовать развлечений позабористей. Тогда один из приглашённых, уделивший особое внимание крепким коктейлям, вскочил на стойку и предложил всем включиться в аттракцион игры с жизнью и смертью.
– Один укус, друзья мои, – кричал он, - и вам не придётся больше следить за пролетающим временем, его у вас будет более чем достаточно – целая вечность!

Кто-то узнал в худощавом парне одного из местных вампиров. Поднялся шум, началась давка, многие хотели сыграть в эту рулетку, но другие, те, кто был потрезвее, испугались – укус вампира был безопасен для большей части людей – эйфория, уходящая с первыми лучами солнца, не больше, – но некоторые после этого тоже становились вампирами. От чего это зависело, никто не знал, возможно, что-то на генетическом уровне или психологическом – подсознательное желание остановить мгновение встречается не так уж и часто… Фиона со своим парнем пробились к танцующему на стойке существу. Вдвоём ребята помогли ей взобраться туда же, Фиона оглянулась на Эрика – тот сделал ободряющий жест и сказал одними губами:
«Мы будем вместе – навсегда».
И она решилась. Лёгкая боль где-то в районе предплечья, притуплённая алкоголем – и темнота. Когда Фиона пришла в себя, музыка уже не играла, большая часть гостей разошлась, те же, кто остался, стояли полукругом вокруг неё. Ни Эрика, ни вампира среди них не было. Ей не нужны были объяснения, она сама видела, что до этого сознания никто не терял. Это могло означать либо то, что она слишком много выпила, либо что она одна из тех нескольких процентов восприимчивых… Она убеждала себя в первом – до вчерашнего вечера…
Упоминал ли я, что никогда не верил в сверхъестественное?..

***

Последующие дни прошли в настороженном молчании. Я не знал, как теперь вести себя с дочерью, а она не спешила давать мне подсказок. Истерическое возбуждение, владевшее Фионой в первые сутки, уступило место апатии, ещё сильнее сгустившей тени под её глазами и тишину в нашем доме. Если бы мы знали тогда, что скрывается, что зреет за этой пеленой отчуждённости и дежурных фраз… Не слишком ли часто я возвращаюсь к этому «если бы»?.. Но что поделать, если к нему в итоге сводятся все переплетённые пути и решения?
А потом, вдруг, с напускной бодростью, принятой нами с облегчением, Фиона сообщила, что хочет съездить в Египет – развеяться, снять напряжение последних дней, отдохнуть.

Мы так обрадовались, что дочь пришла в себя! Жена даже предложила отправиться всем вместе, по её словам, смена обстановки пошла бы на пользу всей семье. Мне показалось, что по лицу Фионы пробежала секундная тень, но уже в следующее мгновение она бросилась радостно обниматься с матерью, и я оставил выяснение причин до более удобного момента. Спешная поездка не представляет сложностей, если нет проблем с деньгами, так что вскоре мы в лёгких рубашках и туниках, вооружённые фотоаппаратами, экипированные солнечными очками и панамами от солнца, уже катили свои чемоданы к стойке регистрации аэропорта.

***

Я постоянно возвращаюсь к мысли: знай мы тогда истинные мотивы этой поездки, могли ли бы мы что-нибудь сделать? И даже если бы попытались, стала бы она нас слушать? Фиона всегда была упрямой, и если уж приняла решение, то не отступала до последнего. И с её преображением ничего не изменилось… Как минимум, я должен был проявить хотя бы какой-то интерес к тому, кем стала моя дочь. Но я упорно гнал от себя мысли об этом злосчастном происшествии, а слово «вампир» так ни разу и не произнёс вслух. Я убеждал себя (впрочем, безрезультатно), что это всё та же Фиона, только выглядит чуть иначе, как будто сменила причёску, а не превратилась в ходячего монстра, чуждого всему живому, который по легендам боится солнечного света, чеснока и вида распятия… Даже эти скудные знания были закинуты в дальний угол как неактуальные и ненужные. Но я снова отвлёкся…
Солнце Аль Симары раскалило песок до такой степени, что даже через подошву ботинок я чувствовал жар. Палаточный лагерь при таком раскладе был ненадёжным укрытием, поэтому мы решили с ходу отправиться по экскурсиям.

Пара музеев, ресторан на террасе в тени узорного навеса, местный рынок – весьма насыщенная программа для первого дня. Но мне не терпелось посмотреть гробницы, поэтому после очередного перекуса мы направились в сторону пирамид. Солнце быстро клонилось к закату.

***

«Нет, в гробницах совершенно безопасно».
«Да, все проходы снабжены подробными указателями».
«Конечно, вы можете взять с собой палатку и консервы, но, уверяю вас, это не понадобится, пирамида скромная, много времени обход гробниц не займёт».
«Нет, в мои обязанности не входит сопровождение туристов».
Никогда не доверяйте экскурсоводам.

***

После четырёх часов блуждания по однообразным коридорам мы присели отдохнуть на очередном перекрёстке, сокрушаясь, что не прихватили с собой никакой еды и костеря гида на чём свет стоит. Признаться, несмотря на наше неоднозначное положение, настроение у меня было приподнятое – впервые за эти показавшиеся такими долгими несколько дней мы снова были сплочённой семьёй. И одновременно приятно и странновато было наблюдать, как Фиона обнимает за плечи пригорюнившуюся мать, попутно ругаясь на некомпетентного экскурсовода, а из-под верхней губы на особенно красочных пассажах показываются удлинённые клычки… Наверное, именно тогда я понял, что напрасно так старательно пытался разделить в своём сознании Фиону-мою дочь и Фиону-вампира. Ведь, обзаведясь клыками и пристрастием к особым пакетированным обедам, моей дочерью она быть не перестала. Я осознал, что, привыкнув к сугубо рациональному мышлению, просто не хотел допускать мысли о существовании чего-то за пределами логики и привычного восприятия. Всё-таки, в таком возрасте я стал довольно ригидным. Что ж, я готов был постараться. И невольно улыбнулся – впервые за всё это время.

***

Теперь я думаю, что в тот день несколько поторопился с принятием права сверхъестественного на существование. Мне часто говорили, что мысль материальна, но за всю жизнь я не получил этому подтверждений – до того вечера в гробницах.
Когда за очередным поворотом показалась низкая комнатка с испещрёнными древними письменами стенами и огромным саркофагом в центре, мы были уже настолько измучены, что не испытали ни интереса, ни удивления, ни тем более страха. Но потом крышка саркофага задрожала и сползла на пол, а нам навстречу шагнула затянутая в полуистлевшие бинты мумия… Это было неожиданно, но, пожалуй, скорее комично, чем страшно: нетвёрдая пьяная походка и впечатление, что это нелепое создание вот-вот развалится по косточкам. А может, от усталости мы были уже не способны как-то реагировать. Но вскоре пришлось сделать над собой усилие и вернуться к реальности, потому что мумия и не думала разваливаться, а подошла к Фионе и схватила её за горло.
Жена охнула и медленно сползла по стене в глубоком обмороке. Будь я дома, в Сансет-Велли, я бы, может, и не прочь был последовать её примеру – всё же, в таком возрасте нервы уже не те. Но я чувствовал, что эти несколько часов в лабиринтах другой страны и меня сделали другим человеком: хладнокровным, собранным, на всё способным. Я схватил свой рюкзак, доверху забитый сувенирами, и ударил мумию по ногам (или по тому, что от них осталось под бинтами). Приём сработал, чудовище повалилось на бок, ослабляя хватку, Фиона освободилась и отскочила к стене. Но уже в следующую секунду разъярённый монстр бросился вперёд и прижал меня к полу с силой, немыслимой для существа, пролежавшего сотни лет под тяжёлой каменной плитой. В глазах потемнело, дыхание перехватило от запаха вековой затхлости. Я чувствовал, как длинные затвердевшие ногти впиваются мне в плечо, а иссохшие пальцы смыкаются на горле. И я услышал голос…
Теперь, когда всё это превратилось в воспоминание, и эмоциональная составляющая сгладилась, произошедшее кажется дурным сном. Но сон это не окончился с пробуждением, лишь растерял всю абсурдность, прикинувшись обычным стечением обстоятельств. И только ясность, с которой возникают в памяти услышанные мной тогда слова, помогает не потеряться в лабиринте обманчивых образов…
Голос звучал глухо и злобно, прямо над самым моим ухом, словно только для меня одного. Чудовище будто чувствовало, что моё доверие к такого рода вещам, как пророчества и проклятия, весьма условно, и упивалось предвкушением недоумения и страха человека, который толком не понимает, что с ним происходит и почему.
«Ты нарушил покой этих чертогов, человечишко, ты преступил границы запретного, и теперь ты проклят навеки! Нигде не найдёшь ты покоя, а пески этой пустыни станут твоим вечным пристанищем. Ты и твоя семья ответите за низкие поступки своих предков, каждый по-своему и в своё время. А пока я отпускаю тебя, но знай, что ты никогда не будешь свободен».

***

Я не помню, как мы выбрались из гробницы. Пришёл в себя я уже поздней ночью в палаточном лагере, у костра.

Жена и дочь, притихшие, но спокойные, сидели рядом и неотрывно смотрели на огонь. Было очень тихо и холодно. Жар от костра неприятно контрастировал с ночным воздухом пустыни. Спина затекла, всё тело ныло. Не сговариваясь, мы все одновременно встали и разошлись по палаткам. В ту ночь больше не было места для слов.
А уже на следующее утро последовали неприятности. Начиная с мелочей, вроде забытой дома зубной пасты и порванных брюк, и заканчивая тем, что ещё до полудня мы в полном составе оказались в местном отделении полиции. Нас обвиняли в краже какой-то реликвии из гробницы. Якобы, вчера перед нашей «экскурсией» данный образчик египетской культуры был на своём законном месте среди прочих экспонатов, а утром благополучно испарился. Услышав, что утерянная ценность – древний саркофаг, мы невольно переглянулись. Что, естественно, было расценено как явный заговорщицкий знак. Ни уверения в нашей непричастности, ни взывания к здравому смыслу («Куда туристы, впервые посещающие Аль Симару, могли запрятать огромный тяжеленный саркофаг?!»), ни тем более попытки выразить возмущение качеством подготовки гидов в указанной гробнице не привели к хоть сколько-нибудь заметным результатам. Если, конечно, не считать того, что нас поместили в камеру предварительного заключения до выяснения обстоятельств. Но что-то мне подсказывало, что никто ничего выяснять не собирается…
Исчерпав за несколько часов все возможные темы для разговоров, мы, наконец, подошли к старательно до этого избегаемому вопросу – что же всё-таки произошло в той гробнице. По словам Фионы, чудовище набросилось на меня, а она не нашла ничего лучше, как подскочить к мумии и вонзить свои новенькие клычки в сжимавшую моё горло руку. После укуса мумия отшвырнула меня к стене и спокойно прошествовала обратно в свой саркофаг. А мы все вместе вышли через открывшийся в стене проход под ночное небо и благополучно добрались до лагеря.
Значит, ни дочь, ни жена не слышали этого жуткого голоса, не слышали нашего проклятия. И, естественно, я начал сомневаться, не померещилось ли и мне оно от гипоксии и переутомления. С другой стороны, почему бы проклятию не принять такую, вполне обыденную форму? Впрочем, как бы то ни было, наше положение оставалось прежним. И я решил не упоминать об этом, чтобы лишний раз не пугать семью, а то Фиона и так уже смотрела на меня чересчур пристально.

***

И потянулись дни ожидания. Мы давно уже просрочили свою визу, и по закону нас должны были сразу же выслать из страны, но по тем же законам нас задерживали как подозреваемых в преступлении. Нелепость этой ситуации изрядно действовала на нервы. А в один из вечеров моя нервная система подверглась ещё одному испытанию, и куда более серьёзному.
Как-то вечером Фиона отозвала меня в сторону с серьёзным и взволнованным видом, будто решение поговорить далось ей нелегко, и она до сих пор не уверена, правильно ли поступает. Я ободряюще улыбнулся, а она вдруг подалась вперёд и порывисто обняла меня.
– Простите… – прошептала она, – Простите меня, пожалуйста, вы оба, только маме я не хочу об этом рассказывать. Просто скажи ей, что мне очень стыдно, но только когда я уйду…
– Что? Как ты собираешься…
– Не важно. Просто выслушай меня… – сделав глубокий вдох, как перед прыжком в воду, она продолжала, – Это я виновата в том, что произошло. Если бы я не вбила себе в голову, что эта поездка – единственное возможное решение… Нет, лучше по порядку. Помнишь, я рассказывала, как на той злополучной вечеринке мы с Эриком решили вместе пройти обращение? Когда я пришла в себя после укуса, его рядом не оказалось, и я почему-то решила, что ему тоже стало плохо, и друзья отправили его домой. И всё то время, пока меня терзала лихорадка и я в полубессознательном состоянии лежала в постели, только одно помогало мне держаться – мысль, что скоро всё это закончится и мы, наконец, будем вместе – так долго, как захотим. И сразу после преображения, пока вы с мамой приходили в себя, я побежала к нему. Я чувствовала, как солнце, которое я всегда так любила, жжёт мою кожу, а мне при этом всё так же холодно… Но я знала, я была уверена, что всё это не напрасно, что оно того стоит… Дверь была не заперта, и я влетела в такую знакомую гостиную, а он сидел на своём кожаном диване и смотрел юмористическую передачу – такой же, каким я его помнила, то есть ничуть не изменившийся, ни бледности, ни светящихся глаз, ничего.

Я просто остолбенела. Произошедшие события стремительно менялись местами, складываясь в совершенно иную картину…
«Фиона! А я всё думаю, куда это ты пропала!» – будничный тон, словно ничего и не случилось – это было выше моих сил, и я разревелась. Но когда он подошёл и в попытке утешить спросил, в чём дело… Слёзы моментально высохли, и я негодующе высказала ему всё, что, по моему мнению, произошло: что он увидел, как я после укуса теряю сознание, и понял, что это всерьёз, что это не шутка, испугался и сбежал оттуда.
«А чего ты ожидала? – не стал отрицать он, – Мне не улыбалось превратиться в ходячего мертвеца и всю жизнь сосать кровь из бумажного пакетика!». Я поняла, что нам больше не о чем говорить. Развернулась и ушла.

Он что-то крикнул мне вдогонку, но я ничего уже не слышала. Перед мысленным взором вставали столетия одиночества и пустоты. И холода. И я… – Фиона сглотнула и отвела глаза, – Я решила, что не смогу этого вынести, и надо как можно скорее со всем покончить. Солнца Сансет-Велли явно было для этого недостаточно, а вот в пустыне… Не смотри на меня так, я была в отчаянии. Но я не могла уехать, ничего вам не сказав. Я надеялась, что версия с отпуском подойдёт, но мама предложила поехать вместе… Тогда я подумала, что это даже лучше, что весь отпуск я буду расписывать, как мне тут нравится, а потом скажу, что хотела бы задержаться в этой стране подольше… Вы бы вернулись домой, а вести об исчезнувших иностранных туристах доходят обычно не сразу, если доходят вообще… В общем, ты видишь, что со мной творилось. Я была слишком подавлена, чтобы понять, что такое развитие событий мне на самом деле не нужно. А потом эта мумия со своим проклятием.. Нет, я его не слышала, но ты так усиленно о нём думал, что не прочесть твои мысли было невозможно, извини… И теперь все мы обречены на какие-то неведомые ужасы – из-за меня… Поэтому, раз мы угодили в эту историю по воле сверхъестественных сил, я не собираюсь больше скрываться, я выйду отсюда с их же помощью, и вытащу вас с мамой, обещаю!
Она стояла передо мной, сжав кулаки с решительностью маленькой девочки, собирающейся перестать бояться пауков, и я невольно улыбнулся. Мне было не важно, какие мысли посещали её до этой минуты, я мог думать только об одном: Фиона освободится. Она сама сверхъестественное существо, проклятие не коснулось её – так хотелось в это верить… Я крепко обнял дочь в знак поддержки.

***

Ночью я никак не мог заснуть. Мой насквозь рациональный разум сдавал последние позиции под натиском всех невероятных, невозможных событий последних недель. И, что самое странное, мне начинал нравиться этот новый мир, открывающиеся возможности… Быть может, маленький мальчик, слишком рано оторванный от сказок и игрушек страстным увлечением анатомией, теперь поднял голову в этом истощённом старческом теле, возрождая веру в то, что всё возможно. А значит, я не должен был позволить дочери тратить время и силы в попытках освободить нас с матерью. В конце концов, я свою жизнь уже прожил так, как хотел… И в приступе какого-то безумного вдохновения я поднялся со скамьи, подошёл к маленькому окошку, выходившему на дюны, и, повернувшись в сторону, где, по моим расчётам, находилась пирамида, прошептал:
– Я знаю, что ты где-то там. Я знаю, что это твоих рук дело. И я готов подчиниться твоему проклятию. Только прошу тебя, отпусти мою семью. Им незачем попусту страдать в этой пустыне. Я сам приму все испытания, что уготованы им. А они пусть забудут обо всём и живут спокойно. Тебе хватит меня одного.
Я и не надеялся на ответ, высказав это ради собственного успокоения. Но последние бастионы сознания рухнули, когда ответ пришёл:
– Нет-нет, – проскрежетал уже знакомый голос, – это было бы слишком великодушно с моей стороны. Однако, то, что ты отказался от своих представлений о мире и обратился ко мне, позабавило меня. Видишь ли, за все эти столетия место моего упокоения посещали нечасто, и мне стало скучно. Настолько, что, как видишь, я даже опустился до разговоров с людьми. И так как ты развлёк меня своими метаниями от привычного к очевидному, я разрешу девчонке уйти. Но только ей. А на счёт забыть… Пожалуй, у меня есть идея получше. Сюда она не вернётся, можешь не волноваться, но я всё ещё хочу повеселиться…
И, перейдя в злорадный смех, голос постепенно затих. Я не знал, что думать, не сделал ли я хуже своими беседами с умершими – как известно, просто так после смерти на Земле не остаются… Но усталость взяла своё и я в конце концов уснул.
А наутро Фионы в камере уже не было…

***

С тех пор прошло уже несколько месяцев. Я долго не мог собраться с силами и доверить всё это бумаге: казалось, что, стоит облечь произошедшее в слова, и уже нельзя будет убеждать себя, что ничего не было, что это лишь дурной сон.
Нас с женой признали виновными в похищении древнего артефакта (неведомым образом саркофаг – естественно, пустой – обнаружился в кустах за нашей палаткой) и поместили в местную тюрьму. Условия там были вполне сносными, да и разводить по разными камерам нас почему-то не стали. В приговор также входила конфискация всего имущества, якобы в счёт возмещения ущерба, нанесённого украденной реликвии, так что дом, машина и в сё прочее отходило администрации Аль Симары. Я ничему не удивлялся. Причина странного стечения обстоятельств, поведения судьи и полиции, была мне известна. Но мне было больно смотреть, как недоумевает и сокрушается жена, не в силах понять, что происходит. После исчезновения дочери она молча целую неделю, а в глазах смешивались тревога и надежда. В конце концов, я не выдержал и рассказал ей о том, что случилось в гробнице и стало причиной нашего заключения. Вопреки моим ожиданиям, жена отреагировала вполне спокойно и даже оптимистично, высказав предположение о том, что Фиона, наверное, выбралась из камеры, загипнотизировав охранников, и скоро придёт вызволить нас отсюда. На это я уже ничего не ответил, мне не хватило духу. Я не мог отобрать у неё эту надежду. Она всё ещё ждёт…

***
Не стану более злоупотреблять вашим вниманием, я и так перешагнул все границы дозволенного. Надеюсь, вы простите старику такую многословность и периодический уход в патетику. Я лишь хотел избавиться от груза этих перебродивших мыслей прежде, чем станет слишком поздно. К тому же, есть человек, о котором я не вспоминал непростительно долгое время и который, возможно, волнуется обо мне… Клэр, если ты всё-таки получишь эту посылку, прости меня. Я был неважным братом. Но я рад, что есть на свете кто-то, кого я могу назвать своей сестрой. Всё-таки, что бы ни происходило, кровные узы много значат. Прощай, и пусть у твоей части семьи всё будет хорошо…

Невошедшее

Этот скрин делался как иллюстрация к 10-му абзацу, а в итоге мне не понравился. Но я так намучилась, снимая его, что решила всё-таки выложить, хотя бы здесь)

Портреты:
Карл

Фэйди (его жена)


Фиона


Эрик (крупного плана не заслужил))


Вампир с вечеринки, которого зовут Коул


Просто нравится:
Мордашки Фионы









Утомилась во время съёмок)


Нравится ракурс)


Единственная более-менее приличная фотка с вечеринки


Пейзаж: в окрестностях Аль Симары


Ну и немного декораций, не попавших в кадр)
Клуб


Дом Эрика


Попытка создания беспорядка холостяцкого жилища, которая тоже в осталась за кадром))