[Hyacinth]

Седьмая миля (штрафстоянка)

Ладья моя солнце стремит свой упрямый бег
сквозь море мороза, лишенное берегов.
Маяк неверен, и вод безопасных нет.
Пусть будет ей плыть легко
по телам врагов.

«Баллада о солнце», Ольга Онойко

Острые края льдинок царапали язык. Вздумай она порезаться, водка тотчас прижжет ранки, и сдетонирует маленькая пронзительная боль. Рот, полный крови – достойный последний поцелуй. Вот только никто ничего здесь не был достоин. Анна Мария поймала губами льдинку; она сидела на кухонном полу и ждала звонка. Телефон лежал на самом краю стола, над ним возвышалась стопка порядком истрепанных бумаг – покойный слуга закона не ценил аккуратность – венчал её блокнот в потертой кожаной обложке.
Прошлая ночь прошла под знаком новой информации. Анна Мария тщательно обыскала дом а, найдя чужие тайники, недобро и глухо смеялась. В её собственном доме, каков наглец! Она перебрала каждую бумажку, изучила блокнот от форзаца с приклеенной ветхой фотографией до пустоты под корешком. К рассвету Анне Марии казалось, что голова её распухла, как вареная репа. Пустой, обожженный алкоголем желудок резало от голода.
При мысли о еде начинало тошнить. Возможно, в этом был виноват запах, существующий или нет, она не знала, сколько должно пройти времени, чтобы труп стал вонять, а морозильника у неё не было. Психика – бесноватая стерва, оживляет галлюцинации… или нет, здесь нужно чье-то еще мнение, но никого же не привести, пока труп драгоценного Алана мирно разлагается в коридоре… Может, стоило залезть в гугл?
Может, стоило позвонить, ядовито заметил голос в голове, кажется, даже её собственный. Анна Мария раскрыла блокнот на середине; телефон выскальзывал из рук, но она терпеливо набирала номер, за которым змеились инициалы А. Т. Солнце выжигало розовый с небосклона, шел седьмой час первых суток нового вдовства, и ей ответили. Должно быть, боги подземного мира наградили Анну Марию за очередную душу, отправленную в их царство. Она не исключала такой вариант.
Не прошло и часа, как на пороге её прелестного, любовно выстроенного, оскверненного особнячка появилась троица в форме дезинсекторов. Анне Марии подумалось, что мусорщики были бы уместнее. Они вынесли Алана со всеми его навсегда поникшими достоинствами, а она выпила еще. Её день добровольно сдался в плен стенам кухни. В футболке на голое тело, с нечесаными волосами Анна Мария сидела на полу и цедила водку со льдом. Ей было никак – ни хорошо, ни плохо, одно бесконечное ничего и резь в желудке.
… Телефон завибрировал, вскинулся и упал на обтянутые футболкой колени. В сумку к маме-кенгуру. Анна Мария, не глядя, ткнула в кнопку громкой связи и Артур Тесла, Граф, сказал:
- Я буду у вас в восемь.
Она оделась, накрасилась, как порядочная женщина. На полном автомате. Вышла на улицу, приветствуя гостя, как все та же порядочная. Порядочная. Мамаша бы посмеялась над этим. Каблук разошелся во мнениях с уютно затуманенным мозгом, и она вскрикнула, вдыхая свежий вечерний воздух обожженным нутром.

- Мисс Варис, - сказали рядом, невозмутимо так, учтиво, неживым завораживающим голосом. Анна Мария обернулась, и все завертелось.

~***~

Пленка красиво ложится кольцами, лентами, свитыми в змеиное гнездо. Кое-где она тщательно склеена, кое-где специально обрезана, и тянутся друг к другу треугольные концы.
Пленка – пять лет, пять лет – это пленка, нескончаемая запись, пересмотри, когда все закончится. Пересмотри и сожги.

Бумаги Анна Мария поделила на «хрень», «важное» и «для Графа». «Хрень» она пропустила через шредер на работе, а соломку раскидала по десятку городских урн. Материалы, касающиеся Графа, улеглись в красивую красную папку. Остальное… Она читала и не верила глазам.
Тот парень, что изрубил топором всю свою семью, владелец её земли, держал магазин со всякой мистической чушью. Чего только там не продавалось – амулеты против нечисти, амулеты для нечисти, ингредиенты для зелий, травки, балансирующие на грани запрета. Алан был дотошной сволочью, он выяснил, что магазин достался тому парню от сумасшедшей бабки, а той – от её предков, приехавших осваивать новый штат. Возле этого магазина после заката нередко замечали странных людей; их Алан, заботливо подчеркнув, пометил вампирами.
Анна Мария задумчиво всосала макаронину. От кроваво-красного «вампиры?» шла жирная стрелка к обороту листа. Она перевернула его, и, подхваченная потоком воздуха, изрядно помятая распечатка чуть не улетела под кровать. Угловатые черные буквы сложились в статью; Анна Мария замерла, выхватывая отдельные слова: «сидхе», «кровь», «оружие»… Она с силой зажмурилась, открыла глаза и перечитала.
- Это что, долбаные эльфы? – а ведь когда-то Анна Мария гордилась своей эрудированностью. Талантом к анализу тоже гордилась, так что поднапрягись, детка.
Эльфы, фейри, феи, дьявол их разбери… Выходило, что предки убийцы с топором заполучили себе пузырек с кровью фей, представляющих для вампиров особенную ценность. В чем она заключалась, Алан так и не нашел. Не успел, мрачно усмехнулась Анна Мария. Теперь она поняла, с какого рожна её прекрасный супруг воспылал страстью к садоводству и ландшафтному дизайну – он искал распроклятую кровь фей.
На её, Анны Марии, земле, в теперешнем логове Черной Вдовы. О ирония, бессердечная ты стерва!..
Она доела спагетти, взяла красную папку и направилась в центр города, где была назначена передача документов.

Узнав о двойной игре Алана, Граф не особо удивился. Не то чтобы Анна Мария была знатоком мимики вампиров, но она тоже не особо удивилась его реакции. Все всё знали, вот и славненько, меньше болтовни – больше времени.
Прождав три дня, Анна Мария обратилась в полицию с заявлением о пропаже. Она закатила истерику, и притворяться почти не пришлось – страх, заглушенный шоком и адреналиновой горячкой последних суток, с удвоенной силой выплеснулся в кровь. Перепуганная жена судорожно всхлипывала, а, заметив скепсис и тень насмешки в глазах парочки копов, забилась в самом настоящем припадке. Сама себе потом неприятно удивлялась – накопившееся напряжение вырвалось наружу, словно рвота.
Через день её вызвали на допрос. Она явилась ненакрашенная, хлопая потемневшими от влаги ресницами. Вынужденная голодовка разъела здоровый цвет лица, сожрала нежный румянец и выплюнула бледность. Она не знала, что Алан успел доложить своим друзьями-копам, успел ли, что он еще мог найти, а ведь она была осторожна, она старалась. Неужели ты думала, что никто не замечал все эти браки, мурлыкал ей в ухо голос. Глупая акулка, ты была так самонадеянна.
Дома у неё сдали нервы. Она вновь села за руль и рванула в Сьерра Висту, до которой, благослови её Боже, был час езды. Близость Мексики дохнула в лицо убаюкивающей испанской речью, слившейся в шум на фоне, и ловкими парнишками-драгдилерами. Первый косяк за последние семь с лишним лет, попрощайся с жетоном на десятку, Аннемари. Искусственное веселье гелием наполнило голову, она стала легкой, точно шарик, легкой и пустой. Анна Мария вошла в первый попавшийся клуб, покинула его наутро растрепанная, с покрасневшими глазами и нездоровой хрипотцой в горле. На завтрак у неё был мерзейший кофе и обратный путь. Остаток дня она приводила себя в порядок, а затем набрала полюбившийся номер. Я не все вам отдала, мистер Тесла – словно со стороны услышала свой усталый, с вымученной насмешкой голос.
- Вы полны сюрпризов, мисс Варис, - сказал Граф.
Он подошел со спины, Анна Мария почуяла его присутствие, точно что-то липкое и холодное коснулось. Представила, как Граф обнимает её, с нежностью гурмана перед приемом любимого блюда, притягивает к себе и вгрызается в шею, прямо в сонную, жадно глотая фонтанчик крови…

Нет, так он может подавиться. Анна Мария обернулась, сводя губы в каменную, равнодушную улыбку. Бесполезную, потому что сердце её колотилось в бешеном, истерическом темпе. Страх сочился из пор, отравляя воздух; она не хотела в тюрьму, проиграть, кончить свои никчемные дни как убийца мужей, бывшая дешевка, платившая известно как – извееестно, произносится с интонациями Селесты Моргенштерн – за дорогу Коннектикут-Аризона. Проиграть этой холеной безмозглой твари, первой шавке в толпе ей подобных.
- Вы так боитесь меня, мисс Варис? – спросил Граф.
- Не вас, - ответила Анна Мария. – Но и вы не останетесь без подарка.
Она сбивала страх наглостью «белой швали», стриптизерской дочки. Гордыней одаренной нищенки в кругу богатеньких и тупых. Граф улыбался тоже, мертво и невозмутимо. Анна Мария чувствовала его клыки на своей шее… и тяжесть наручников на запястьях.
- Кровь фей, - сказала она, - или как там их на самом деле. Откровенно говоря, не хочу знать.
Алые глаза сделались ярче, лазерными прицелами винтовок.
- Я дам вам её, но не бесплатно.
Сотни банальных, клишированных фразочек лезли на язык, но она смолчала, ухмыльнулась недобро, на волчий манер. И продолжила ухмыляться, когда стремительно – доля секунды – её увлекли на землю, не швырнули, а положили почти бережно. Небо развернулось густо-синим покрывалом. Анна Мария поежилась от холода, плечи её обжег поцелуем лед. Она была не в силах даже повернуть голову – объятия держали крепче тисков.
- Вы скажете, где она, - произнес Граф с невесомой, несуществующей почти мягкостью, утопленной в беззлобной насмешке.
- Я скажу… - выдохнула Анна Мария, отяжелевшее тело плохо слушалось.
Она едва почувствовала, что Граф разжал объятия, провел от её подбородка до бедер в извращенной пародии на поощрительный жест.
- … в обмен на вашу защиту.

- Алан был копом, а я виновна в убийствах, - сказала она тихо. – Если вы не защитите меня, я попаду в тюрьму.
- Мисс Варис.
Имя упало камнем, камешком, подскочило на воде и сгинуло.
- Ко мне нечасто приходят с таким предложением, - проговорил задумчиво Граф, в его голосе слышались нормальные человеческие интонации, и это ободрило Анну Марию.
- Вы можете убить меня или загипнотизировать, чтобы выведать, где кровь… Но лучше это, чем тюрьма. А еще лучше, если вы мне просто поможете, и я вам отплачу.
- И чем же ты меня заинтересуешь, девочка?
Анна Мария закрыла глаза, ухмылка пропала с её лица, оно стало таким же пустым и бесстрастным, как у Графа. По крайней мере, хотелось на это надеяться.
- Я знаю, где кровь, которую искал наш общий друг. И знаю, где можно взять еще. Будет куда проще и быстрее, если вы согласитесь на мои условия, мистер Тесла.
Поднялся ветер. Прохлада освежила лицо, высушила взмокшие ладони. На земле было приятно лежать, трава пахла слабо, но от пыли хотелось чихать.
- Каковы же ваши условия, мисс Варис?
Холод прошелся по руке, откинул её; что-то слабо кольнуло у сгиба локтя, точно комар укусил. Комар, комар… кровососущая дрянь… Она выдохнула, облизнула пересохшие губы. Жжение под кожей появилось и исчезло.
- Женитесь на мне, - сказала Анна Мария и вновь смогла двигаться.

На руке остался едва заметный след – две крохотные точки, бледные родинки, память о клыках вампира, обжегшегося о её кровь. Смешно, точно святой воды испил. От неё, что втройне смешнее. Заметка – вампиры не переносят спирт.
Две розовые точки, подпись под соглашением. Анна Мария выполнила свою часть сделки, собственноручно разнеся пол над закутком, полуподвалом, полу-тайником – Алану чтобы добраться до него стоило увлечься строительством. Флакончик с ладонь величиной был черным от грязи, но Графа подобные мелочи не волновали. Он забрал свой драгоценный трофей лично, и глаза его полыхали, словно искрящие угли.
Анну Марию оставили в покое. Шли месяцы, она ходила на работу, изредка ездила то в Сьерра Висту, то в Феникс, и никто её не тревожил, не звонил, не следил, не писал. Первое время она, бросив попытки сдержать нервозность, вышагивала по дому, ожидая, когда за ней явятся копы. Никого не было. Наконец Анна Мария заперла шкафчик с алкоголем и успокоилась.
За две недели до её двадцать пятого дня рождения курьер привез брачный контракт. Она без конца обводила имя жениха, воображение перебирало элегантные, дорогие цвета, рисуя дальнейшую жизнь в изысканной, несколько претенциозной манере.
Умиротворение было – мед и мягкий белый песок, солнце, ласкающее кожу. Анна Мария нежилась в шезлонге, довольная и прекрасная как никогда.

Пять лет спустя она выбросит всю мебель с патио, зальет её остатками текилы и подожжет.

Неделю до свадьбы Анна Мария отдраивала дом, не доверяя флегматичному дворецкому, коптящему небо еще с Первой мировой. Ей хотелось чистоты, безукоризненной, стерильной. Она изучала старый фундамент своего перестроенного дома, посадила какую-то вечно живущую дрянь из телемагазина и зарегистрировала организацию с помпезным имечком «Утренняя звезда». На её счет Анна Мария перечислила «безопасные» деньги; их было немного, но даже такая сумма могла спасти, соломинка утопающему в куче навоза.
Граф прислал платье и драгоценности – она покрутила в руках довольно вульгарные бриллиантовые сережки, хмыкнула и положила обратно в футляр. Жесткое кружево царапало кожу, лента на шее ощущалась как удавка, но в седьмом своем свадебном наряде Анна Мария смотрелась великолепно. Платье идеально облегало фигуру, наглухо закрывая грудь и ноги. Обнаженные плечи смотрелись почти непристойно.
Она была похожа на порочную девственницу, Боже, как скучно и мерзко, это мы уже проходили, и, укладывая волосы в высокую прическу, Анна Мария брезгливо морщилась.

Скелет свадебной арки вновь оплели искусственные цветы, кричаще-красные, с лепестками темными по краям, словно ржавчина или гниль какая-то их изъела. Перед Богом и людьми вампира с черной вдовой соединял худой, изрезанный морщинами, как жертва палача, священник. Если браки и вправду свершаются на небесах, то неслабый там сейчас кризис.
Жених был уродлив, и беспощадно яркий электрический свет подчеркивал каждый его недостаток. Человекоподобное существо, выбеленная кукла-клоун с перебитым лицом. Он нацепил фиолетовую хламиду, бывшую модной среди альфонсов еще в начале двадцатого века. По старой памяти, желчно констатировала Анна Мария.
- Берешь ли ты в мужья этого человека? – спросил священник, и тень прятала его всего.
Глаза жениха сузились в багровые щелки. Он словно знал, о чем она думает, и наслаждался этим, еще б ему не наслаждаться.
- Беру, - ответила Анна Мария.

Граф взял её руку в свою. Его кожа на ощупь была как резина, и Анна Мария тотчас вообразила характерный запах. Короткие толстые пальцы держали крепко, едва различимые сиренево-серые ногти тускло поблескивали. Отвращение горечью забило рот.
- Объявляю вам мужем и женой, - произнес завершающую формулу священник, морщинистое неподвижное лицо его не выражало даже скуки. Скольких женщин обвенчал он с этим… вампиром? Точки на руке вспыхнули иллюзорной болью.
Массивное золотое кольцо с огромным бриллиантом сверкнуло, точно лампочка на елочной гирлянде. Оно было воплощением паршивого вкуса, поделкой для нуворишей, только-только вылезших в люди, и Граф, казалось, прекрасно это знал. Тварь развлекалась.
Фразы «можете поцеловать невесту» не было, но любезный супруг, стиснув руку Анны Марии, приблизился к ней вплотную. Его безобразное лицо заполнило собой пространство. Анна Мария различила крошечные оранжевые капилляры, проступавшие трещинками на сероватой яичной скорлупе.
Она перестала дышать, ожидая, когда его зубастая пасть примется терзать, кусать или что там вампиры называют поцелуем, но Граф вдруг отстранился.
- Вы получили желаемое, душечка, - сказал он.
Нарочито старомодное обращение взбесило сильнее явной насмешки. Анна Мария, смолчав, опустила ресницы.
Кожа под платьем отчаянно чесалась. Одарив Графа утомленно-вежливой улыбкой, Анна Мария прошла в дом. Она не знала, идет ли он следом, да ей было все равно. Тяжелая, вязкая муть поднималась со дна, которое звалось расчетливым аналитическим сознанием.

Кольцо оттягивало руку. Цепляясь им за крючки, Анна Мария кое-как расстегнула платье, и белые волны кружева хлынули к её ногам. На спине, под бюстгальтером, клеймами краснели следы. Она стянула ленту с шеи, кинула в сторону, не глядя; зарокотал, включившись, телевизор. Анна Мария рывком распахнула дверцы шкафчика и подавилась клекотом, точно у неё внутри все это время сидела индюшка-пропойца.
Бутылка рома была пуста, как вываренный в супе птичий череп.
- Что за черт, - пробормотала Анна Мария.
- Теперь вы моя жена, - участливо сказали рядом, - и это налагает на вас определенные обязательства, не оговоренные в брачном контракте.
Она медленно закрыла шкафчик. Участившееся дыхание выправилось.
- Забавное вы создание, моя милая женушка, - умиленно произнес Граф, любая окраска превращала его неживой голос в торжество гротеска. Насмешку сильнейшего – твари опытной до омерзения, твари хитрой и просто твари.
- Не оговоренные? – переспросила Анна Мария, чувствуя себя маленькой девочкой, которую обвел вокруг пальца взрослый, она еще не понимает как, но готова расплакаться. – Разве это законно?
- Для людей – нет, - ответил Граф. – Но, жена моя, человек здесь только вы. Бесспорно, очаровательный, прелестная маленькая вдовушка, привыкшая дурить мужчин своим славным телом и получать за это… Так что вы получали, в конце концов убивая своих мужей, милая женушка?
Он потянул за несколько шпилек сразу, и волосы тяжело упали ей на спину.
- Вы дадите мне то, что давали им, душечка. Теперь вы принадлежите мне. А я намерен провести первую брачную ночь по всем правилам. Идите в спальню и ждите меня там.

Сердце билось так, что она не слышала ничего, кроме его стука, гремевшего барабанным боем. Приводя в порядок волосы, Анна Мария врала себе: я знала, я была к этому готова, за все надо платить, и я согласна платить.
Готова? Согласна? Ты думала, что ему плевать, безжалостно напомнил её голос. У девок вроде тебя только один талант, усмехнулась Селеста Моргенштерн.
В панике Анна Мария воззвала к последнему голосу, от которого так больно и сладко сжималось сердце, но он молчал.
Паника. Страх. Страх пахнет по-особенному… Черт, откуда она это взяла? Роман про вампиров? «Animal Planet»? Её любимое успокоительное покинуло планету. Данный Богом и глупостью супруг запаял его в капсулу и отправил летать вокруг Юпитера. Потому что вампиры не переносят спирт, напомнила себе Анна Мария голосом той, которая она, но холодная баба-робот.
Диванчик принял её растерявшее все грацию тело. Она застыла в неудобной позе, одеревенев на манер куклы из извееестно какого магазина.
- Вставайте, жена моя, - церемонно произнес Граф, и Анна Мария чуть не подскочила. Остатки достоинства выморозили лицо.
С издевательской учтивостью он подал ей руку, но она встала сама, внутренне передернувшись. Разомкнула ледяные губы, сложила по кусочкам в улыбку:
- Муж мой.
Представим, что все это театр. Спектакль для одного, дурно поставленный, но неважно. Она играет роль жены (милой женушки), красивой и послушной, куклы в человеческий рост. А он – её муж, у него невозможно сильные руки, кожа словно резина, и нет дыхания.
- Вы сами этого хотели, - шепот заскользил по шее, холодное и влажное коснулось мочки уха.

Я сама этого хотела.
Солнце палило вовсю. Анна Мария лежала в шезлонге, намазанная тремя кремами, и с привычным мазохистским наслаждением жарилась в сердце летнего полудня. Поправка: злорадным и мелочным наслаждением.
Она хотела пропитаться (стать) солнцем. Её сердце пело, когда алые глаза милого муженька едва заметно темнели от злости и он долго, восхитительно долго не прикасался к ней, точно боялся обжечься. Пять лет Анна Мария училась видеть эмоции на этом уродливом неподвижном лице. Пять лет она старалась исправить собственную огромнейшую глупость, сковавшую её по рукам и ногам.
Пять. Долбаных. Лет.
- Я сама этого хотела, - прошептала Анна Мария. Слова заскребли по горлу.
Её мантра. Шестнадцать букв, указывающие на место. Не такая уж и умная, не такая дальновидная, наивная девочка, глупая рыбка. Снова попалась, снова рот разодрали крючком. Четырнадцать лет назад она была никем, и только один человек увидел её. И бросил, сказала Селеста. Заткнись, сказал Брайан.
Четырнадцать лет спустя она, жена самого влиятельного не-человека юго-западных штатов, его любимая игрушка, рисковала получить рак кожи. Пять из этих четырнадцати Анна Мария носила под сердцем месть, свое драгоценное дитя, палача ошибок.
Ночь за ночью, когда Граф приходил к ней, она играла для него слабую, трепещущую деву, такую невинную, такую соблазнительную в объятиях белого шелка, с нежным юным лицом. Он делал все, что хотел, он вел игру, вел свой отдававший застарелыми, как старушечий пот, фантазиями танец. Самое смешное и мерзкое было в том, что Граф так и не стал ей мужем в полном смысле этого слова. Смотреть, трогать, но не проникать.
Ночь за ночью, чувствуя, как толкается её дитя, Анна Мария ждала, ждала и ждала, но теперь пришло время разрешиться от бремени.

Она ненавидела его. Не той выматывающей, как фантомная боль, ненавистью, зудящей в обрубке, начинавшей жечь, когда вспоминалась Селеста Моргенштерн. Эта была кислая, как предвестник рвоты, и куда более омерзительная.
Когда Граф оставался в её доме, он привозил с собой гроб. Анна Мария ненавидела этот гроб. Он уродовал её чудесную гостиную. Днем она нарезала вокруг него круги, напряженная, как кошка, загоняющая добычу. Если бы не парни Графа, Анна Мария бы тотчас сожгла чертову махину вместе с содержимым.
Они сопровождали её незримым кортежем от дома и до работы, от работы и до торгового центра, по которому приноровилась гулять по шесть часов подряд. Эта ненавязчивая опека лишила Анну Марию всех алкогольных развлечений; трезвость, пожалуй, была единственным плюсом. Не получалось забыться, спрятаться, простить себя. Ненависть, даже такая, кисло-едкая, бодрила.
Анна Мария теперь почти благословляла Алана (когда не поливала проклятиями за то, что свел её с мертвой сволочью). Шажок за шажком она приблизилась к бывшему магазину убийцы с топором, нашла остатки товара, под видом фолиантов по юриспруденции читала в библиотеке книги по оккультизму. Перестраховаться не мешало – вдруг компьютер проверяют?
Травы она раздобыла через первую жену (первую вдову) Тома Чойта. Знакомство их не требовало большего, чем дежурные приветствия на улице, но Анна Мария умела говорить с людьми. Бывшая миссис Чойт тащилась по всему натуральному, достать нужное оказалось несложно.
Первый раз мешая вербену с порошком из цветков чертополоха, Анна Мария усилием воли останавливала скептически дергающуюся бровь. На седьмой предвкушение ласкало её изнутри.

Графа сгубила тяга к прошлому. Вампиры прекрасно обходились одной только кровью, но милый муженек нередко вкушал обычную человеческую пищу. Анна Мария не удержалась и спросила, какого черта он делает.
- А почему богачи иногда ездят в метро? – отозвался Граф в своей обычной, сочащейся издевкой манере.
Потому что скучают. Потому что могут. Боже, да какая разница, если скоро ты об этом пожалеешь?
Щепотку за щепоткой она подкладывала порошок из трав в его еду, опасаясь принимать самой – для вампира безвкусна обычная еда, а не кровь. Щепотка за щепоткой, шажок за шажком – бесконечное, изматывающее терпение.
Она представляла, какой будет эффект – нечто вроде сердечного приступа? Аллергического шока? Забавно, ведь пятнадцатилетняя Анна Мария мечтала стать врачом и грезила о медшколе, потом об университете, интернатуре, голубой форме… Тридцатилетняя Анна Мария, жена со стажем на мутной юридической должности, мечтала о возвращении своей лучшей подружки по имени смерть.

Когда Граф закончил, она заперлась в ванной. Комбинация сползла с плеч, открывая грудь, и тонкая красная струйка медленно стекала по шее и ключице, чуть-чуть пятная белый шелк. Анна Мария трогала алый влажный краешек, и трогала, и трогала, пока кровь не забилась под ноготь. Снаружи светлело, ветер гонял над бассейном обрывок газеты. Солнце растекалось остывающим желтым воском, прозрачные облака ластились к нему, как псы.
Анна Мария прижалась к двери, прислушалась. Тишина стояла звонкая и тревожная, тронешь – порежешься. Она решила рискнуть, медленно-медленно, миллиметр за миллиметром открыла дверь и проскользнула обратно в спальню. Графа в ней не было. Разочарование бухнуло в виски первым всадником мигрени.
Она бездумно открыла шкаф, выудила первую попавшуюся шмотку и закуталась в неё на манер шали. Мягкая фланель приласкала кожу. Рубашка все еще хранила запах одеколона, и Анна Мария сморгнула невольные слезы, вспоминая имя. Память швырнула в лицо запах гари.
Глухо стукнула входная дверь.
Анна Мария бросилась к окну – её муж, её, черти раздери эту тварь, муж-вампир, милый муженек, вышагивал по улице под утренним солнышком, и нелепый сюртук его дымился.

Она не верила своим глазам. Прижалась лицом к стеклу, и от частого прерывистого её дыхания оно затуманилось. Белая дымка разошлась большой кляксой, пятном крови, пошатывающейся, будто марионетка на оборванных нитях фигурой не-человека.
- Боже мой, - шептала, вцепившись в рукава, Анна Мария, - Господь наш небесный, Пресвятая Дева и Иисус-Спаситель, я знаю, что недостойна, попаду в ад обязательно, но пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста, пусть он останется там…
Молитва сбилась в бессвязный речитатив. Фигура покачивалась, обтекая восковой свечой на сильном огне. Серая резиновая плоть почернела за считанные минуты, обнажились покрытые все еще красным мясом кости. Он кричал, он должен был кричать, но до Анны Марии не доносилось ни звука. Слезы текли из её широко раскрытых глаз и попадали в рот.
Обуглившийся скелет рухнул на землю. Кости дергались, кажется, или ей привиделось, но они вскоре превратились в черную жирную пыль. В кучку черной жирной пыли. Тонко, визгливо смеясь, Анна Мария отошла от окна и, цепляясь за мебель, вышла в холл. Там она и простояла, пока не приехал дворецкий.
Старик не обратил на неё никакого внимания, а сразу прошел к чуланчику, где хранилась всякая дрянь, и на улицу вернулся уже с совком.

За пару минут он аккуратно сгреб прах в совок и выбросил его в мусор.

Техничка