[Седая]

Отчет 4.16

- Ты никуда не поедешь, - обжигающе холодно проговорил Хейн. После тридцати минут ругани внезапный тихий голос показался громовым раскатом.
- Мое мнение тебя не интересует? – ядовито уточняю, стараясь не выдавать закипающую во мне ярость. Если он думает, что я покиваю китайским болванчиком и пойду дальше прыгать вокруг него, то он очень плохо меня знает.
- В этот раз - нет, - ответил Хейн. Знает, что ответь он просто «нет», я бы прицепилась, но так минус один аргумент в моем арсенале.
- И тебя не интересует, что в итоге это может стоить мне карьеры?
Когда я выходила за него замуж, я понимала, что эти скандалы рано или поздно начнутся. Но я не думала, что это произойдет так рано и так бурно. Понимала, что Хейн будет ревновать меня к моей работе, и первым аргументом будет ребенок. Невинный, не рожденный ребенок.
- Нет. Ты и так слишком заигралась, Мерседес, - отчеканил он. Посмел. Он посмел встать между мной и карьерой.
- Прости, но в этот раз меня твое мнение тоже не интересует, - выдохнула. Успокоиться.
- Подумай о ребенке… - начал Хейн, и тут я не выдержала. Да как он вообще в этом споре смеет упоминать о нем! Я сорвалась, и все спокойствие, которого никогда и не было, полетело к черту.

- Ты. Обещал. Поддерживать. Меня. Ты, ты клялся мне, что я всегда найду у тебя поддержку, что ты останешься моим другом, несмотря ни на какие кольца, штампы и периодический секс! А я поверила. Но теперь ты упрекаешь меня в том, что я не прыгаю вокруг тебя, не готовлю и вообще хочу работать! И еще смеешь прикрываться ребенком! Да ты хоть знаешь, сколько я из-за него пережила! Ты всегда видел меня смеющейся и улыбающейся, и никогда даже не подумал пойти за мной в ванну и подержать мои волосы, пока меня выворачивает ужином в унитаз! Это ты дрых под боком, пока я не могла уснуть из-за разрывающей голову боли, пока плакалась матери, что ненавижу этого ребенка, а его отца вдвойне! Но нет, мама успокаивала меня и просила не рубить с плеча. И потом я просыпалась рядом с тобой и понимала, что люблю вас обоих до одури, что готова оберегать тебя от лицезрения блюющей жены, готова ради ребенка глотку порвать любому, готова стоять за нашу семью горой, и снова и снова отказывалась от выгодных контрактов! Но теперь, когда мне легче, а живот еще не перевешивает, и я могу доехать до другого конца города и выступить, ты отказываешь мне, обвиняя в безалаберности. Ты идиот, Рейтерн. Просто дурак.

Я не хотела говорить ему всего этого. Мама твердила, что все проблемы токсикоза от мужа лучше прятать, потому что это чисто женская забота. Мужчина должен любить, уважать и поддерживать беременную, но не лезть в неприятные аспекты этого, несомненно, в чем-то магического процесса. И я и планировала следовать маминым заветам, если бы у меня была поддержка Хейна. А вместо этого я получала обвинения, лживые и безосновательные. Я три месяца не выступала, не видела сцены и микрофона, и начала медленно увядать. И сейчас, когда токсикоз прекратился, я чувствую потребность в активности и музыке, ЭТОТ ГРЕБАННЫЙ… Убила бы.
Выскочив из комнаты, хватаю со стола ключи от машины. Бриджпорт – тот самый город, в котором можно приехать в любое кафе и выступить. Ему назло. Показать, что мой (и только мой, к нему он не имеет никакого отношения!) ребенок тоже хочет этого. Плюхаясь на кресло водителя и заводя мотор, ловлю себя на мысли, что Хейн ведь не хотел ничего плохого. Он просто хотел меня уберечь от стресса, которым любое выступление просто искрит во все стороны. Но, между тем, он меня слушал, но не слышал.
А я его и подавно.

Наши родители (тут я упускаю мелкий факт, что у меня нет отца, и даже – ха-ха – отчима) были категорически против разных фамилий. Как и сам Хейн. И мама порой прозрачно намекала мне, что я сдурила со своей принципиальностью, и теперь мы не можем докричаться друг до друга. Из-за разной фамилии в паспорте? Кажется безумием, но я часто ловлю себя на мысли, что готова называть себя Мерседес Рейтерн. Только вот это уже никому не интересно, выбор сделан. Мне казалось, что даже такого неофициального согласия на его фамилию хватит, чтобы Хейн понял, как я им дорожу. Но со дня свадьбы мы так толком по душам и не разговаривали.
Неоновый блеск ламп светил в глаза, ослепляя. Ночью Бриджпорт оживает, перестает быть серым и тусклым, рабочим городом. Огни зажигаются, музыка играет, алкоголь льется реками – Бриджпорт просыпается. Мне нравился этот город – вовсе не потому, что я здесь выросла. Скорее наоборот, тогда, в детстве, он отталкивал меня. Все прелести начинаешь вкушать лишь по достижению совершеннолетия, до этого возраста тут, признаться, делать просто нечего. И я совершенно не хочу, чтобы мой ребенок рос здесь. Днем скучно, а ночью опасно. Но об этом своем желании я так никому и не рассказала – просто никому не было интересно. Была идея сбежать от них куда-нибудь далеко, где никто не найдет. Но так я признаю поражение, а я – ха-ха – не умею проигрывать.

- Мерседес Феллет, проходите, пожалуйста, - проговорил симпатичный вышибала, проводя меня за красную вип-ленту. О моем интересном положении все судачили пару месяцев назад, а сейчас это потеряло актуальность и воспринималось как данность. – Сегодня мало людей, так что никто вам не помешает. Что-нибудь выпить? В смысле, сок, молоко? – улыбнулся шикарной улыбкой парень. А что, симпатичный. И заботливый. Не то, что некоторые.
- Сок, вкус на твой выбор. Компанию составишь?
- Как я могу, - ну вот, сейчас начнет заливать, что я дама замужняя и низзя. – Работа не стоит, так что прошу прощения.
- Работа – святое. Ладно, иди, спасибо, - вот черт, он меня покорил. Еще раз улыбнувшись, парень ушел, оставив меня в полном одиночестве. Ну и кому петь? Томатному соку или, может быть, салфетнице? Дура, знала же, что надо ехать в обычный бар, там было бы реальное шоу. Кажется, где-то недалеко кто-то разговаривает низким, интимным голосом. Так, все понятно, семейным людям вроде меня тут точно не место. Может, бармен окажется толковым мужиком.
- Странно видеть вас в таком месте, Мерседес, - улыбнулся он слащавой улыбкой. Я тоже умею так приторно улыбаться, еще будет он мне мастер-класс тут демонстрировать. Звезда, да еще и беременная – лучший способ отточить навыки лести. Ах, я сейчас расплачусь от умиления, как меня все любят.
- Странно на потолке кошку в пачке увидеть, остальное нормально, - я отпила немного сока, он вязко разлился по горлу. Бармен посмотрел на потолок, хохотнул, но явно решил со мной больше не связываться. Ну вот, и тут неудача.

Звонок на мобильный.
- Мерс, ты где? Я за тобой приеду, - послышалось в трубке. Ругаться не было сил, желания – еще меньше. Но и прощать, делать вид, что все нормально, я устала. – Мерс, ты меня слышишь? – а ведь когда-то только эти звонки, эта готовность забрать меня хоть с края света домой, под одеяльце, меня радовали. Сейчас слышна лишь издевка: «Скажи мне, где ты, я верну тебя в твои кандалы».
- Слышу. Я сама приеду. Не напилась, не переживай.
Последнюю фразу сказала из заботы: он же ведь наверняка уверен, что я уже напилась и валяюсь с каким-нибудь мужиком в постели, вкалывая себе из грязного шприца какой-нибудь дурманящий наркотик.
Ведь он совершенно мне не верит и не доверяет. Отключаюсь.
- Держи, - на выходе даю парню несколько смятых банкнот. До неприличия большого достоинства для чаевых. – За заботу.

Ирония судьбы была в том, что мой дом, моя крепость, по совместительству являлись и логовом самого Рейтерна. И теперь у меня не было места, куда можно было бы вернуться зализывать раны. Идея насчет личной квартиры где-нибудь в пригороде мне нравилась с каждым днем сильнее. И тормозом был лишь абсурд – я бегу из собственного дома, где по всем законам логики для меня должно быть место. Хотя, этот дом перестал быть собственным – он стал семейным гнездышком, и, несмотря на все обилие комнат, ты все равно на виду.
Надо было не заморачиваться со всеми этими отношениями, жили бы раздельно да радовались, но нет, мы не ищем легких путей.

Я не сбилась с курса и доехала до дома, даже не заглянув в книжный и продуктовый магазины. Всю абсурдность поездки в бар осознала лишь сейчас – беременная женщина хочет напиться в зюзю. Хейн плохо на меня влияет, я сама перестала думать о последствиях подобных поступков для своей карьеры. Когда подъезжала к дому, издалека заметила фигуру, маячившую у главного входа – не хочу с ним говорить, придется заходить через двор и желательно на цыпочках. Или я настолько потеряла собственное достоинство, что готова прокрадываться в собственный дом как нашкодивший подросток?
- Мерс… - начал было Хейн, когда я поравнялась с ним на лестнице.
- Не хочу. Не сегодня, - я слегка оттолкнула его и прошла в дом.
- Но я хочу извиниться…
- Не хочу.
Как будто этот разговор «давай начнем сначала» хоть что-то решит.

Не помню, как вчера уснула – скорее всего, просто доползла до кровати и рухнула, провалившись в забытье. Проснулась тяжело – глаза еле разлепила, сфокусировала взгляд на ободранном потолке (надо бы ремонт затеять, чтобы окончательно переругаться со всеми). В голове шумело – кажется, в том баре даже соки алкогольные. Или это просто последствие стресса.
Рядом лежал Хейн. Не спал. Ну вот, сейчас продолжится вчерашняя лекция «О безответственном поведении зазвездившихся жен в ситуации беременности». Дети, достаньте ручки.
- Дурочка, - внезапно прижал меня к себе Хейн, осторожно и нежно. – Я так испугался, когда ты уехала. А потом еще и отказалась, чтобы я тебя забрал…

- У меня есть голова на плечах, Рейтерн, - буркнула я, с трудом скрывая улыбку. Я рада это слышать, рада, что ошиблась с темой разговора. Очень-очень. – Пускай ты ее и не видишь.
- Давай не с ругани день начинать, а? На улице солнышко светит, я работу проспал, грех ругаться.
- Погоди, то есть как проспал? – я хотела резко сесть, но мне не дали, еще теснее прижав к себе. – Тебя же уволят!
- Фигня какая, - отмахнулся он.

Дела стали постепенно, медленно, но налаживаться. Я больше не видела в действиях благоверного постоянного покушения на мою свободу и интересы, а Хейн перестал контролировать каждый мой шаг. Ну, или, во всяком случае, очень старался. Я и сама стала к нему ближе, перестала все копить в себе, постаралась довериться. Мне все еще было тяжело делиться своими переживаниями, но Хейн вел себя правильно и спокойно выслушивал, обеспечивая поддержку.

Я перестала вырываться из дома и с удовольствием наслаждалась декретом. Моя беременность в планы Мея, разумеется, не входила – двусмысленная фраза получилась – а потому я часто с ним по этому поводу ругалась. На мои, в общем-то разумные, доводы, что три-четыре года декрета особой погоды не сделают, к тому же я собиралась постепенно вливаться в прежний ритм жизни уже с года жизни ребенка, но Мей твердил, что я растеряю все свое влияние и популярность. Дело кончилось тем, что однажды звонки от продюсера просто прекратились. Скорее всего, я лишилась своего покровителя, и, признаться, жалела – вернуться на сцену без него будет чертовски сложно. Но мы же не ищем легких путей?
Я тогда еще не знала, что Мей меня из своих планов вычеркивать не собирался. Просто устал искать аргументы и решил перейти к активным действиям по вытаскиванию меня из семьи.

Дни текли медленно, размеренно. Мне было позволено насладиться той реальностью, в которую меня – немного без моего согласия – запихнули. Сначала мне нравилась эта расслабленность, возможность никуда не торопиться и наслаждаться каждым событием. Но потом я поняла, что события-то и вовсе не происходят, серые дни сменяются еще более серыми днями, а моя энергичная и живая сущность начала медленно тухнуть. Вокруг воркует мама, суетится Хейн, периодически навещают родственники и Франческа, но я тут лежу как неприкаянная, совершенно не зная, чем можно заняться. После просмотра фильма «Ваше жилище своими руками» во мне зажглась идея сделать капитальный ремонт. Самой. Разумеется, ни к клею, ни тем более к замешиванию цемента меня не допустили, из-за чего снова был грандиозный скандал, в этот раз с мамой. Но я стащила баночку штукатурки и начала по чуть-чуть отделывать ванную около комнаты Альмы. Туда никто не сунется, а значит, никто раньше времени не узнает о моем маленьком подарке сестричке. Потом тут будет лежать замечательная плитка кораллового цвета, которую я уже присмотрела в каталоге. Правда, потом Хейн нашел этот журнал и начал всячески выпытывать, зачем он мне сдался. Врала долго и с упоением, так что муж поверил, а то отобрал бы мою штукатурочку…
Большинство советов из глянцевой телепередачки «Оригинальные украшения для дома своими руками» были действительно глупыми: достань кровь девственницы, налей ее во флакончик, добытый из ацтекских пещер, добавь глаза тритона, наверх посади голову Медузы-горгоны – и в твоем доме будет стоять оригинальный светильник. Но парочку дельных советов я подслушала, а потому взялась за лед и бензопилу…

- Мерседес, ты сошла с ума! – был вопль то ли Хейна, то ли матери. У них одинаково скучные голоса, которые за прошедшие семь месяцев сидения дома мне настолько приелись, что я бы не обиделась, если бы муж, скажем, начал квакать, а мама – кудахтать. Аналогия очевидна.
В итоге мой благородный порыв украсить наш дом парочкой ледяных скульптур был уничтожен на корню. Мне даже не дали с глиной работать, вручили детский пластилин. Сказать, что был скандал – ничего не сказать.
Мама предложила заняться мне кулинарией. Вроде того, что я теперь мать семейства и должна уметь готовить элементарные оладушки. Правда, не учла, что со школы я прилично разучилась учиться, да и сидеть на месте и с миной чопорного английского дворецкого неспешно переворачивать страницы, углубляясь в чтение и прихлебывая чаек – это не для меня. Чтобы что-то освоить, надо практиковаться, а не книжки читать, правда?
- Ну, это изначально не было похоже на суп, поэтому я и решила сразу утилизировать отходы путем кремации… - я виновато уставилась на Хейна. Он лишь вздохнул и убрал огнетушитель, отряхивая одежду от пены. Мебель не испортилась, а вот кастрюлю придется покупать другую – эту выкинули вместе с угольками и пеплом.
Подсознательно я понимала, что веду себя на уровне десятилетней девочки. И что только всем доставляла хлопот. Хейну уже, как я подслушала, за прогулы из-за меня, хотели выдать взыскание, и даже если он и не пылал жаркой любовью к своей работе в институте, то все равно расстроился.
- Мерс, ты не виновата, не извиняйся, - улыбался он, а я не верила. По глазам вижу – винит. Да даже если он говорит правду, я все равно не сумею себя простить.
Следующий месяц я сидела тише воды и ниже травы. Все, за что я бы не бралась, тут же портилось, летело в мусорку и расстраивало либо меня, либо Хейна, либо маму. А потому по большей части мне приходилось спать, чтобы не вызывать хлопот. И если бы у нас была кошечка или собачка, я бы с удовольствием игралась бы с ними целыми днями. Кошеньку бы звали Нуфля, а собаку – Фуфля. Я бы их любила.

Я медленно затухала, как перегоревшая лампочка – становилась все слабее, все меньше дарила свет. И опять мне чудилось, что до этого никому, ну совершенно никому нет дела.

- Собирайся. Чтобы стояла на крыльце с гитарой через двадцать минут, - и захлопнул дверь. Ничего не объяснив, не дав мне и слова вставить – он врывается в мою комнату и заявляет, что я должна быть готова. Вот соберусь, выйду и всё ему выскажу, никуда не поеду!
Натянув юбку и странного вида кофточку, которые уже приелись за всю беременность, посмотрела в зеркало. Жалкое зрелище для некогда идола. Рутинная жизнь превратила меня в жалкое подобие меня, той, прежней, красивой и успешной. Быстро намалевав лицо и схватив гитару (я еще не решила, взяла ли я ее из-за того, что он сказал, или просто хотела съездить ему по мозгам за грубое прерывание моего вынужденного уединения), я выскочила из комнаты, спустившись по лестнице вприпрыжку, из-за чего мама на меня в который раз укоризненно посмотрела. В ее руках было две чашки из-под кофе. Родной запах ударил в нос – я скучала.
- Иди, он ведь сейчас один уедет, - внезапно добро сказала мама. – И не думай, что эта ленища будет гитару вместо тебя таскать.
Я знала. Я слишком хорошо знала нагловатые повадки, полную бесцеремонность и отчаянное нежелание признавать, что тебе кто-то нужен. Только один человек совмещал в себе все эти качества.

- Ты долго, - буркнул Дориан, заводя мотор.
- Ты – еще дольше, - хохотнула я, пытаясь пристегнуть ремень безопасности. С плоским животом сделать это как-то проще. – Я семь месяцев ждала, когда ты меня отсюда вытянешь.
- Я надеялся, что твой муж окажется благоразумнее и внимательнее, - ответил Дориан, отъезжая от особняка.
- Я для него няшечка, а потому он и не побеспокоился, что для поддержания тонуса мне нужна встряска.
- А для меня?
- А для тебя – воплощение тебя самого. В молодости. Ты же ведь это в меня вкладывал? Да и потом, мы родня, - справа виднелся Бриджпорт. Город, который мог дать мне то, чего я так хотела.
- Не такая близкая, как хотелось бы, - неопределенно ответил он.

Остановились мы в каком-то загородном парке, где сегодня было не очень людно. Сплетницы-бабули сидели на лавочках, не спеша перекидываясь едкими замечаниями в адрес родственников, мамочки с колясками неумонно болтали с любовниками по телефону, работники местного театра отдыхали после выступления. Здесь было чисто и весело – я уже прикидывала, на каких аттракционах хотела бы прокатиться.

О том, что дядюшка-старик за прошедшие года своей жизни совершенно забыл, что значит веселиться, я беспокоилась только первые минут двадцать – до тех пор, пока я без особых усилий не подбила его поучаствовать в катании на механическом быке. После аттракциона его шатало, но, тем не менее, Дориан довольно улыбался и заставил меня съесть целых две порции сладкой ваты – по условиям спора. Потом мы пошли кататься на качелях, потом катались на роликах, потом залетели в театр на замечательнейшую комедию «Эмиль остался электриком», и, вдоволь нахохотавшись, устроились в теньке на лавочке.
- Где ты был раньше? Я сто лет так не развлекалась, - рот болел, но я продолжала улыбаться. Малыш в животе радостно пинался. Надо же, я совершенно про него забыла, и впервые за столько времени живот не тяготил меня, назойливо напоминая, что я жена, мать, примерная женщина…
- Я… вообще-то я хотел сделать тебе подарок в честь рождения малыша. Но не смог, извини, - как-то посерьезнел он, но резво сменил тему. – Я ведь не просто так сказал тебя взять гитару, племяшка. Тут полно народа – играй, пой. А я послушаю.
Я взяла свою прелесть – его подарок, кстати – в руки. Приятная тяжесть ностальгией впилась в пальцы, проводя электрические разряды по всему телу. Так давно. Я так давно не играла. Мейнард делал ставку на мой голос, совершенно игнорируя таланты гитаристки. А потому я играла только на собственно импровизированных выступлениях. Но теперь меня просили, и я просто не могла отказать Ему. Хоть и было стыдно – я, сколько бы не пряталась под тенью безразличия, все равно скучала по нему и в размолвках винила себя. Дориан – взрослый человек, со своими обязанностями перед семьей, коллегами, самим собой, в конце концов. А я, как маленькая, расхныкалась и обиделась. Мне хотелось извиниться, хотелось стереть все ноты непонимания между нами. Я хотела, как и раньше, быть его любимой племянницей.

Вибрация струн. Нарастающее удовольствие. Предвкушение. Полное погружение, отключение, растворение. Обожание. Лавина эмоций от первых отзвуков моей чувствительной подруги. Она тоже по мне скучала. Как я многого не видела…
Это было волшебно, нереально. Казалось, даже деревья, цветы, трава – все покачивается, танцует в такт со мной. Я снова почувствовала пьянящее сумасшествие, бредовые идеи, дурацкие мысли, которые не смели задерживаться в разгоряченной голове и немедля замещались другими.
Я беременна. Кто мог знать, что все так обернется? Я люблю своего малыша, люблю свою семью. Но она не хочет принять то, что я люблю музыку, гитару, микрофон – публику.
Я слишком много всего люблю.

- Ты знаешь, - отвлек меня от мыслей Дориан, когда мы уже возвращались домой. Я устала и планировала отвернуться и засопеть, но, видимо, не судьба. - Я не хотел говорить. Пока, во всяком случае. Но думаю, лучше тебе об этом узнать сейчас.
- Что случилось? – мне не нравится его тон. Совсем не нравится.
- Мерседес выставлена на торги, - откликнулся Дориан. То есть как? В смысле? – Бренд «Мерседес» был выставлен продюсером на аукцион. То есть по факту, тебя продали. За очень приличные деньги, - пояснил он.
- Это возможно?! – не может быть! Но зачем..?
- Я пытался купить – не вышло, слишком далек от этой области влияния, - отстраненно сказал Дориан, якобы внимательно смотря на дорогу. - Тебя купил некто Роберто Амрес. Знаешь такого?
Я покачала головой, все еще шокированная. Вот так просто. Стоило мне лишь уйти. Стоп, но почему этот новый босс со мной еще не связался? И почему даже старый не предупредил?!
- Не переживай так сильно, - обеспокоенно сказал Дориан, уже, видимо, жалея, что рассказал мне об этом. – Может, это твой шанс выпутаться из криминала, куда Мей тебя затянул.
Я не ответила и молчала до самого дома.

- Ты. Где. Была, - проговорил взлохмаченный Хейн, когда я вошла в дом. Я все еще была потрясена, а потому отреагировала на реплику мужа с небольшой задержкой.
- С Дорианом гуляла, мама тебе не сказала?
- С миссис Менсон я не пересекся, - сказал он тише. – Мерс, почему мобильный не брала?
- Забыла, - чего он такой дерганный, что могло со мной случиться.
- Мерс. Ты хоть знаешь, что я места себе не находил?
- Ну, позвонил бы Дориану, он же первый в записной книжке, кто может знать, где я.
- Еще я всяким мужикам не звонил, разыскивая жену, - процедил Хейн, безуспешно пытаясь успокоиться.
- Дориан – не всякий мужик, ты прекрасно его знаешь, он мой дядя, который очень для меня дорог, - я перешла на повышенные тона.

- Знаешь, ты к нему, может, так и относишься, но вот он…
- Что – он? Хейн, не мели ерунды, - мне нужно позвонить Мейнарду и разобраться со всем, а этот тут стоит со своими подозрениями! – Я один раз вышла из дома развеяться, а ты уже закатил истерику. Прекрати относиться ко мне как к своей собственности!
- Мерс, да как ты не понимаешь, что я волнуюсь! Ты беременна, я и так весь на нервах, а ты еще свои штучки выкидываешь...
Я не дала ему договорить. Не стала дослушивать очередные обвинения во всем виноватой меня. Схватила гитару, поднялась в комнату Альмы и заперлась изнутри. Отлично. Просто прекрасно. Я не умею по-простому, а потому нужно себя добить. Я набрала номер Мейнарда.

- Да, моя дорогая падчерица, что бы ты хотела от меня? – кажется, он был пьян. Степень вот так идентифицировать не удалось, но было понятно, что лучше перезвонить с утра. Я уже хотела попрощаться и положить трубку, как Мей внезапно произнес: - Что, узнала о моей маленькой афере с продажей твоего имени? Поздравляю тебя, продажная кукла, не повезло тебе – говорят, Роберто редкостный маньяк.
- Подожди, но как? Почему ты ничего не сказал?! – страх. Понимание, что Мей вполне мог выкинуть что-то подобное.
- Пока только формально, моя дорогая, - стоп, он что, снова трезв? Голос вполне осознанный и ехидный. – Видишь ли, я со своим другом Роберто заключил контракт – если ты перестаешь выступать и подводишь меня, то он отдает мне кругленькую сумму, я подписываю все бумаги и ты становишься его подопечной. Я знал, что Дориан скажет тебе, а потому не стал звонить сам. Ну так что, дорогая? Что решила?
Я в истерике бросила трубку. За что, за что мне попадаются в жизни такие мужчины. Я винила их всех, и еще сильнее винила себя. Потому что была на грани отчаяния. В мыслях мелькали страшные события: увольнение, потеря влияние, аборт, развод. Я не понимала их связи, только адски разболелась голова. Забравшись на кровать сестры, меня в свои объятья быстро забрал Морфей. И я не слышала ни стуков за дверью, ни криков на улице.
Мне снова снились кошмары. Развитие событий во всех красках.

Следующие три дня я почти не спала, терзала себя, думая, как будет правильно. Живот снова тянул – ну почему я так некстати забеременела. С Хейном так и не поговорила.
Я знала, во что себя втягиваю. Я уже тогда, больше двух лет назад, придя к Мейнарду для «поговорить» понимала, что так просто меня теперь он не отпустит. И согласилась на это.
На самом деле, у меня не было выбора. Какой разумный человек будет выбирать между смертью и жизнью?
Следующий звонок Мею закончился контрактом – через месяц выступление в Аппалузе Плейнс. Когда я только-только рожу. Выбирать не приходилось.

Проснулась я от пронзительной боли в своей кровати. Солнце еще не поднялось, но уже светало. Судорожно вспоминая, где может быть Хейн и почему его нет рядом, постаралась пошевелиться, но резкая волна боли снова откатила меня с ног до головы.
- Рожаю? – пронеслось в голове. Паника. Схватить телефон. Набрать странный, неизвестный мне номер. Истошно закричать.
Дальше все, как в тумане – и будто не вокруг меня носится мама, не подо мной темно-красная лужа крови. Не меня увозят на скорой.
Не мне ставят диагноз «преждевременные роды».
Не меня кесарят.
Не мне предстоит провести в больнице еще минимум месяц.
Зато ребенок мой.
Мишель.*

- Мерседес, ты уверена, что хочешь выписаться так быстро? – с сомнением спрашивает Хейн через три дня после рождения сына. Мне за это время опротивели белые стены, и я готова была на все, чтобы сбежать отсюда.
- У меня выступление через месяц. Надо привести себя в форму, - сказала я, крепче прижимая к себе сына.
- Месяц? Но это сумасшествие! – начал было Хейн, но осекся.
- Знаю. Но по-другому не получится, - я ему не рассказала. Зачем ему лезть в мои проблемы. – Просто забери нас отсюда, ладно? И не надо…
- Не буду, - улыбнулся он и с нежностью посмотрел на Мишеля на моих руках.

***Тем временем в особняке***
- Да? О, привет, моя дорогая! – Ария быстро бросила готовку праздничного ужина и поудобнее перехватила телефонную трубку. – Да? Ну, отлично! У нас тут Мерс родила, знаешь, да? Хорошо, приезжай, будем очень тебя ждать!
Ария положила трубку и вернулась к плите. Два праздника в один день – всегда удобно. То-то Мерс обрадуется возвращению сестры. Еще год – и Альма вернется, и все ее дочери будут дома, под присмотром.


Бонусные скриншоты

На самом деле, что бы я тут в каких красках не расписывала, беременность Мерс была действительно веселой и достаточно легко преодолелась ^^








Мерседес и Мишель ^^


Здесь она еще беременная. Хнык, я так хотела, чтобы она в этом платье толстопузиком была...


Из парка (который я откопала где-то на горе XD) просто потрясающие виды Бриджа.