Началась сложная взрослая жизнь с ежедневной работой на военной базе. Меня быстро оценили и повысили до механика, которым я пробыл больше года. Мне нравилось работать там, я подружился(просто дружба) со своей начальницей-вампиршей Джессикой. Все было прекрасно, я чувствовал себя отлично и ждал очередного повышения, а заодно и прибавки к зарплате. Но дома все менялось. Не было дружеской обстановки, не было какого-то целого. А все из-за Софи. После её выходки с уборщиком Йонатоном она словно возвысилась в своих глазах над всеми нами. В жестоком мире кинематографа она бежала по ступенькам своей карьеры артистки добравшись до помощника какого-то там оператора и продолжая быть актрисой массовки. При этом Софи пыталась добиться расположения шефа и фраза «в шоу-бизнес проходишь через постель» была для нее чуть ли не девизом по жизни. Возможно, стоило постыдиться такой сестры, но учитывая то, что она и меня не оскорбляла отсутствием внимания, то я молчал об этом всем, чувствуя себя спокойно только на работе.
В ратуше наш выпуск был награжден дипломами, мы с Софи получили дипломы особенного образца. Она была признана любовью всей школы, а меня пророчили в легенды спорта. Ну, они были близки.
В честь того, что началась новая страница жизни, мы с будущей актрисой решили не медлить и покончить со своими обязательствами перед Манди и Ирен. Софи и не думала церемониться с ней, а прямым текстом послала её подальше. С холодным, ничего не выражающим лицом Манди развернулась на каблуках на сто восемьдесят и двинулась к машине, подаренной(или украденной) ей отцом. Софи для расставания со своей бывшей псевдовозлюбленной даже не потрудилась накинуть халат, когда выходила на её зов из джакузи. И эта фамильярность и грубость с её стороны сбила бедную Манди с толку с самой первой фразы:
- Привет, Манди! Мы расстаемся, проваливай! - Весело крикнула Софи, махая ей рукой.
- Но мы же только... Софи... мы же только начали встречаться, как так мы расстаемся. - Она залилась краской, не зная куда деваться от насмешливого взгляда своей экс-подружки. Последняя пожала плечами и объявила, что это было ошибкой и что ей просто снесло крышу от алкоголя на выпускном балу.
- Ты правда думала, что я собираюсь встречаться с девушкой? - Она рассмеялась. - Не смеши меня, лучше поищи себе какого-нибудь придурка, вроде того парня в моем классе, который ковырялся в носу во время урока математики. - И это были последние слова между ними.
Когда же я мрачным голосом позвонил Ирен и попросил её приехать, она видимо сразу сообразила, к чему это шло. Так что на пороге моего дома Ирен стояла с каким-то лысым ребенком на руках и радостно бросилась мне на шею свободной рукой.
- Ах, Анри, я так счастлива, что ты позвал меня. У меня уже завтра день рождения и я жду не дождусь, когда мы сможем пожениться. - Заверещала эта сумасшедшая, продолжая качаться на моей шее и вынуждая меня оторвать её от себя самым грубым движением. - Милый, ну что с тобой, ты какой-то бледный. - Удивленно спросила Ирен, гладя лысую голову ребенка, который пускал слюни словно аутист. Я попытался сообразить и первым делом спросил, кого она притащила.
- Сначала скажи, зачем ты меня позвал! - Капризно ответила Ирен, надувая губки, от чего её веснушчатое лицо с горбатым маленьким носом стало еще противнее.
- Я собираюсь расстаться с тобой, потому что мне совершенно не нужны отношения с тобой, да и у меня уже есть девушка на примете. - Не стыдно врал я, хотя под девушкой подразумевал Софи. Лицо Ирен вытянулось, продолжая быть противным, и она, решительно тыкая слюнявым младенцем мне в лицо, заорала следующее:
- Нет-нет-нет! Ты не можешь так сделать! Это твой ребенок, Анри! - Тут уж я сначала удивился, а потом расхохотался просто потому, что это было самой смешной ложью в моей жизни.
- Ох, Ирен, иди домой со своей сестрой и отдохни от мыльных сериалов, я с тобой даже не спал. - И это так же стало последними словами между нами.
Действия этой парочки до сих пор остаются для меня каким-то идиотизмом. Их постоянные взгляды, улыбки, смущение выбешивало меня тем, что это было ну просто до омерзения не красиво и пошло. А так же стыдно и аморально. Я люблю одного сима всю жизнь и он хоть и был старше меня, но и я была совершеннолетней. Мой сын всю жизнь любил одну девушку, с которой счастливо вырастил троих детей. Чарли состарился вместе с Карли, пусть она и воображаемая. Ян любил и любит постаревшую уже Ребекку с ясными голубыми глазками, с которой он вместе со школы и у них растет чудесный Дилан. Эмбер хоть и была с неудачным романом, но все-таки избавилась от него и так же счастливо живет теперь с двумя детьми. Но эти двое детей решили не устраивать себе хорошей и счастливой жизни, а приняли решение вкусить запретной развратной любви и я не могу понять этого.
Мои мысли прервало жалобное мяуканье в животной комнате, куда я поспешила прибежать. И что же предстало моему взору? Маруся, ощетинившись и шипя, смотрела в черную бездну под знакомым мне черным капюшоном. Я несколько секунд лишь позволила себе стоять истуканом, так как все это было до боли знакомо. Эта черная анорексичная стерва снова хотела забрать у меня самое дорогое и я понимала, что так и будет, я не смогу забрать мою Марусю обратно. Хотелось вцепиться в черный плащ, перебрать каждую косточку Костлявой и забрать мою драгоценную кошку. Я смотрела в ту же черную бездну под капюшоном, которая с насмешкой гладила по голове мою кошку.
Я вспомнила, как купила Марусю еще котенком. Маленьким и резвым. Как она была моей музой, моим спасением в холодном пустом доме, где даже мой возлюбленный сторонился меня. Как я безумно любила её, как усеивала стены портретами и сейчас, как бесконечно счастлива была, когда она терлась об мои ноги и я могла так же потрепать её холку и поцеловать в нос. Она спасла меня от тоски по Рику, от отчуждения с семьей, она была для меня всем и теперь моё всё уходило в руки этой черной пигалицы. Ах, как я была зла! Когда Маруся прыгнула за какой-то игрушкой и исчезла в пушистом белом облаке(намек на рай?), я увидела такой же, как у Себастьяна, горшочек с её прахом. И это совершенно выбесило меня. Пришлось вспомнить и про Рика, пока я орала на неё и пыталась оторвать её череп с капюшоном. Домоцадцы сладко спали, пока я их, не намеренно, разбудила своим диким ором и проклятиями.
:(
Поздно вечером Маруся была похоронена на нашем семейном кладбище. Рядом с ней упокоился и Себастьян. В тонне искусственных, таких привычных нам, цветов. За четыре поколения на нашем семейном кладбище успокоилось уже пятеро жителей дома. Слева направо — Себа, Маруся, Паркер, Нина и мой Рик. Призрак Маруси посетил нас этим же вечером и так же потерся об мои ноги, хотя я и не почувствовала любимой теплой шерстки, я все равно была счастлива её видеть. Сердце мое сжалось при мыслях о том, что кладбище грозится пополнится третьим поколением, годы над которым до слез жестоки. Моя нервозность передалась и Эмбер, которая чувствовала дыхание старости и боялась его прихода со дня на день. Чарли уже жутко кашлял и его даже схватил удар за неделю до смерти Маруси, так что его сестра провела два дня в больнице рядом с Карли, такой же постаревшей и погрустневшей.
- Как только он...ты понимаешь, - шептала воображаемая невеста бывшего заключенного психбольницы, - я тут же уйду за ним, потому что по другому быть не может. Я буду скучать по вам всем. - Вдруг воскликнула она, впиваясь ногтями в пальцы Эмбер и напугав её до седых волос.
Траур был у всех, но я бросилась только к призрачному Рику. Никто не понял бы меня лучше, потому что все остальные не были так близки к Марусе и ко мне. Они были пустыми и я не хотела никого видеть. Рик тут же раскрыл свои призрачные объятия, нашептал мне, что все хорошо, что Маруся со мной так же, как и он. Я даже сильнее заплакала, потому что не чувствовала его прикосновений, мечтала о том, чтобы он был со мной, рядом, живой и со своей грустной улыбкой. А когда придет моя старость? Умру ли я так же, как они? Или в один день я засижусь в машине и солнце сожжет меня до тла?
Но все это скоро забылось, и мысли о старости, и смерть Маруси, приходившей к нам каждый вечер. А все потому, что один военный карьерист рухнул в омут карточных игр с головой.
Так как дома ошивались новые парни Софи, которых я не хотел видеть, то мой путь от военной базы шел к клубам, где проводились незаконные застольные игры. Мне хочется написать всё это с волнением и нервами, потому что это должно быть описано так, но я уже успокоился, все это забыто, как мне казалось, так что напишу всё это одним предложением. Я проиграл всё семейное состояние за одни сутки. Под словом «всё» я подразумеваю именно ВСЁ. До последней копейки. Несколько сотен тысяч. И кому? Какому-то и так богатому старику с маразмом. Домой я возвращался на ватных ногах с кашей в голове и не понимаем того, как сообщить об этом тем симам, которые планировали перестройку дома и отдельные комнаты для нас с Софи, чему мы оба противились. Я выпалил всё, как только увидел лучистые глаза мамы, которая говорила о том, что у нас будет чудесный ужин. Она вскрикнула и рухнула мне в руки, на её крик прибежал Роберт, которому мама всё сообщила, как только успокоилась и я был осыпан проклятиями. Лисбэт хотела стукнуть меня головой об стену, но только едва не задушила, приговаривая, что это состояние копилось четыре поколения, а я бездарный идиот. Она хотела сказать что-то еще, но только отпустила меня и обратилась к Эмбер, старательно сдерживающей слезы за такого глупого сына, как я. Конечно, Кристофера так же припомнили.
Все в семье, старше сорока лет и даже ста лет, заперлись в какой-то комнате и принялись обсуждать план, который накажет меня и вернет благосостояние и репутацию Петерсонов. Я ждал их решения как казни, было чего ждать, потому что то, что мне объявили горячо любимые родственники и вправду было казнью. Я понимаю, описываю слишком быстро и поспешно, нетхе души в моих словах, но все это было почти год назад, так что я стараюсь просто описать ряд событий, случившихся тогда и так подкосивших мое окружение.
Итак, их решение было:
- Ты женишься. - Сухо произнесла мама, как представитель их семейного суда. Я посмотрел на нее ошалевшими глазами. Что сделаю? - Не смей смотреть на меня так. - Прикрикнула она на меня, но тут же спохватилась. Мама не хотела этого так же, как и я.
- Я не могу жениться, я люблю другую. - И пусть моя любовь была грязной и недостойной маминого сердца она была и нельзя было просто так отречься от чувств и прожить жизнь с другой. Но я был виноват, я должен был поплатиться.
- Увы, Анри, это никого не интересует. Ты женишься на богатой невесте. На Натали Прест. - Мама выдохнула это всё на одной ноте. Лисбэт любезно проштудировала жителей Бриджпорта на предмет денег и Натали была единственной достойной, по её словам. Она это специально. Вскоре моя будущая жена была приглашена звездой Эмбер на обед.
Натали Прест была дочерью баснословных богачей, так внезапно скончавшихся от пуль мафии и теперь она считалась богатой завидной невестой. НЕОБЪЯТНЫХ размеров невестой. Я не знаю сколько надо съедать в день, чтобы быть такой как она. Мало этого, её расплывшейся по экватору талии, так она еще и носила розовенькие очки и розовенькую мини-юбочку, а еще кофточку с открытыми плечиками, которые она видимо считала лучшей своей частью. Бабушкин начес на голове так же не способствовал внезапной любви с первого взгляда. При этом у нее был розовый вызывающий так нешедший ей макияж. И это удивительное сочетание экваторский талии и полного отсутствия груди. Сказать, что я был в ужасе — ничего не сказать.
Мои молитвы о спасении не были услышаны, так как моя любящая семья напомнила мне о том, что мы сможем поправить состояние, как только Натали родит ребенка. Мама тряслась и рыдала каждый день, вспоминая о том, что так же поступал с ней её первый муж и ей было ужасно жалко эту брюзжащую толстушку. Знаете, бывают разные типы толстых людей. Жизнерадостные, к которым тянешься и не видишь их недостатков, а есть такие как Натали — знающие о том, что они богаты и потому считающие, что это автоматически делает их прекрасными и волшебными феями. Я хотел сбежать, скрыться, но не мог этого сделать, потому что я был виноват перед всеми, даже перед Софи, заработанные деньги которой так же ушли богачу-старику. И я старался искупить свою вину.
Даже смотреть на звезды, любимое занятие Натали, мне было противно. В этом конечно была приятная нотка — не нужно было смотреть на неё, можно было любоваться звездами и думать о том, что рядом могла быть Софи, та самая, о которой я говорил Ирен и маме. И та самая, о которой никто не должен был знать. Она была ужасно рассержена на меня, специально одевалась вызывающе сексуально и отталкивала меня, грозно шипя, словно дикая кошка. Отправляла меня наслаждаться обществом самодовольной Натали и говорила лишь то, что я заслужил эту слишком тяжелую ношу. Даже на руки поднять её у меня вышло с третьего раза. Всё, что я делал с Натали, я параллельно соединял с Софи, думал о том, как приятно было кружить её по комнате, проводить ладонью по её щеке и говорить что-то ласковое. Как-то раз я чуть не назвал это розовое недоразумение её именем, но смог исправиться. И мне было еще тяжелее, еще неприятнее от этого, что я должен был все это делать. Но самым ужасным чувством был стыд. Наверное, только он толкнул меня на это.
К своему счастью я смог помириться с Софи, любезно простившей меня за такую глупость. Она так же не хотела моей женитьбы на Натали, как и я, поэтому ей хотелось всеми силами предотвратить это. Мы решили, что она поговорит с мамой, та всегда прислушивалась к ней, даже после десяти парней, побывавших в подаренной спальне. Я же заперся в ванной и улегся на пол, подставив ухо к кошачьей двери, чтобы можно было все услышать.
- Мама, я не могу больше молчать, мне нужно высказаться. - Ахала любимая дочка, заводя маму в комнату кошек, где коты понуро спали на лежанках и мяукали на портреты Маруси.
- Да, Софи, да, что ты хотела? - Голос у мамы звучал устало, она была напряженной и ей не хотелось говорить ни о чем.
- Это об Анри. Он не должен так поступать, мамочка.
- Ох, это всё что ты хотела мне сказать?
- Вы просто нарушаете права, мы же не в девятнадцатом веке, мы должны уважать чужие интересы. Ну и что, что у нас пусто в банке, это ерунда, мы всё восполним, будем работать еще больше. Вам с Лисбэт дарят подарки, порой очень дорогие, на одном этом мы уже можем выйти из этой пропасти. Давайте просто попробуем. - Она говорила так уверенно, что я и сам решил, что это поможет.
- Нет, Софи. Это очень мило, что ты не хочешь несчастья своему сводному брату, но мы уже всё решили. Возможно, ты права, может быть это помогло бы, но после случившегося, мы с Лис уже не имеем прежней репутации и скорее нам оставят пакет со взрывчаткой под дверью, чем дорогой подарок. Прости, я не могу об этом больше говорить. - И она сбежала. Так просто, взяла и убежала к Роберту, который успокоил её и внушил ей, что мы всё делаем правильно и что счастье Софи им точно удастся построить лучше моего, да и Натали счастлива, а значит всё отлично.
Я был подавлен и расстроен так, как никогда еще не был. Мысль о том, что я смог бы сбежать преследовала на каждом шагу, особенно после этого разговора. Никто в этой семье не хотел пощадить меня, никто не любил. Еще немного и я бы разрыдался в тот момент, честное слово. Все шло к тому, что я должен был попросить Натали переехать к нам, и вечер после разговора Софи с мамой я провел на кровати, в мучительных размышлениях о том, как произнести вообще эти слова ей. В разгар мыслей, когда они колебались между «у нас дома пустовато, а ты хорошо заполнишь пространство» и «какаяж ты стремная», в комнату вплыла улыбающаяся Софи. Она была в том игривом настроении, когда можно было требовать от неё всего и она на всё согласится.
- Что грустишь, Анри? Всё не так плохо. - Софи сладко улыбнулась и заползла на постель. Я лишь тяжко вздохнул на эти слова. Не ей придется жить с этой Натали.
- Ты шутишь?
Ни в коем случае. Я ведь остаюсь тут, ты остаешься тут и какая-то стена и эта пышная девушка не смогут заставить нас перестать быть вместе. - Я тоже улыбнулся этим словам. Её присутствие меня успокаивало.
Мама ужасно постарела. Я забеспокоился о её здоровье, после того, что узнал о дяде Чарли. Она искренне улыбалась, но глаза её лишь сужались и в них была тоска по молодости, по нашему с Софи детству, по тому времени, когда не было этих проблем, а единственной заботой была работа. Иногда, мама говорила со мной о том, что мы делали, уговаривала меня попытаться полюбить Натали, отнестись к ней спокойно и тогда всем будет хорошо и я не буду мучиться. На мои слова о любви к другой, она лишь печально вздыхала и даже не спрашивала о ней.
- Если она мне понравится, то я не смогу отдать тебя Натали, а если не понравится, то я буду рада тому, что вы не будете вместе. Я не хочу ни того, ни того. Смирись, Анри, я не хотела говорить этого прямо, но каждый сам творит свою судьбу. Ты сделал свою. - Она была права и в этом было всё мучение. В этой правде.
Дедушка жестоко подшучивал надо мной, играя в приставку ночью. Увидев свою постаревшую любимую дочь, он принялся шутить и над ней, намекая на то, что скоро она встретится с мамой и они станут вновь счастливой семьей. Мама на это говорила, что сначала папа встретится со своими сыновьями, а потом и она подойдет. Играючи хваталась за сердце, Роберт, нахмурившись, осуждал её за эти шутки, а она лишь улыбалась и говорила, что он вот-вот одумается и бросит её, такую постаревшую и «некрасивую». Дедушка хохотал во все призрачное горло, издавая какие-то подземельные звуки, мама присоединялась к нему и только Роберт еще сильнее хмурился и грозил ей пальцем за такие шуточки. Но иногда её хватания за сердце не были игрой и тогда приходилось подхватывать её и укладывать на диван, волновать всех и постоянно думать о нагнетающейся обстановке. Я подбадривал её, говорил, что она доживет до моей свадьбы, но это только учащало болезнь маминого сердца, заставившее волноваться каждого. Особенно после того, как врач прописал ей ходить с палкой. Роберт, после назначения его начальником пожарной станции, сиял от гордости, но позже стал мрачным и нелюдимым, сердясь на всех вокруг и думая о том, что эта должность совсем не радует, а только раздражает, так как обожание публики удесятирилось. А это порождало очередные шутки по поводу его неверности.
Стадия моих отношений с богатой толстушкой Натали была на уровне переезда, на который я никак не мог решиться. Но все меня подталкивали, подталкивали, заставляли и приказывали, что я все-таки промямлил что-то, выдав это за смущение.
- Ах, Анрюшечка моя! Я самааааая счастливая! - Потом послышался какой-то поросячий визг, от чего у меня в голове пронеслась ассоциация Натали с хрюшкой. Она принялась душить меня в объятиях(в прямом смысле) и мне показалось, что я и не расставался с Ирен, а она просто поменяла образ и располнела. Всю жизнь мне на один и тот же типаж попадаться? Хотя какая вся жизнь, когда уже на следующий день я поставил на ней крест. Можно было развестись, можно было выгнать её и с ребенком, можно много чего сделать, но я испугался, да и мама отрицательно качала головой, говоря этим жестом, что мне нести этот крест до конца. Как я и говорил, на следующий день я сделал Натали предложение. Видел Бог, этот брак не свершится на небесах! Даже стоя на одном колене и говоря какую-то чушь про любовь, я думал о всем, что могло бы помочь мне избежать Натали, избавиться от неё и при этом очистить свою совесть. Но ничего не пришло, а мысли испарились за её поросячьим визгом и неуклюжим подпрыгиванием, от которого, кажется, сотряслась земля. Конечно же эта розовая прелесть была согласна(снова повесившись на моей шее). Она затрещала что-то про свадьбу, гостей, друзей, семейное счастье, ребятишек, безграничную любовь.
- Я знала, я зналаа, что появится такой красавец как ты, который полюбит меня такой, какая я есть! Анрюшечка, я никогда не была так счастлива, ну только тогда, когда ты предложил мне встречаться, Анрюша мой сладкий, - и полезла целоваться. Свадьба. Никогда я не думал, что это слово будет вызывать такое отвращение.
Натали тут же побежала сообщать о моем предложении лучшей подруге — моей горемычной маме. Та была еще в халате, уже знавшая о том, что я сделал, но изобразившая удивление, схватившись за сердце, хоть и не с той стороны, чего осчастливленная Натали не заметила. Весь день мама пролежала в кровати, стараясь не думать о том, что всё то, что было близко к ней, теперь было с её сыном, так еще и отпрыском того, кто чуть не отравил ей жизнь. А еще эти мысли о том, что у меня есть какая-то любимая, которая мешает мне отдаться этой Натали. Я подсел к ней на кровать и погладил по руке, заслужив грустный взгляд.
- Я не хочу, не хочу этого, Анри. Ну ты не грусти, сынок, пожалуйста, я хочу твоего счастья, и как знать, может я не доживу до твоей свадьбы, до рождения ребенка, может и Роберт не доживет и тогда ты будешь в праве делать всё, что хочешь, правда, милый.
- Мама, ну что ты говоришь, перестань, я прошу тебя.
- Я от всего сердца говорю тебе, что я не желаю тебе зла, никогда не думай об этом. Правда, потом ты можешь бросить её, остаться с сестрой и Лисбэт, а потом снова найти кого-нибудь или женится на своей возлюбленной.
- Вряд ли. - Я усмехнулся и это не осталось незамеченным. Она не ответила мне и отвернулась, устав от сегодняшнего дня, доставившего ей столько страдания.
Софи стала ночевать у новых парней-одноночовок, специально отдавая спальню нам с Натали. Та и не думала говорить о возвращении такой красивой и фигуристой девушки, пусть она и не допускала мысли о конкуренции, но все равно не хотела её видеть. Общество вампирши и стариков нравилось ей куда больше, чем насмешливая актриса, которой, по словам Натали, никогда не попасть в звезды, а так и ходить по чужим кроватям. После своей шутки она заходилась в своем привычном поросячьем визге и заставляла и меня смеяться. Особенно противно было наблюдать, как она любуется собой в зеркало, крутится возле него и наслаждается своей красотой, то так, то так выпирая расплывшиеся бока. Одно меня спасало от полного падения — её моральный принцип о сексе после свадьбы. Я благодарил всех, что её короткая юбка пока еще оставалась юбкой. Представить, что Натали станет беременной, еще и от меня — сказка. Такая близкая и грустная. Софи, приходя домой, успокаивала меня и обещала, что мы избавимся от нее, как только дела поправятся. Был даже вариант убить, но это вдруг показалось таким жестоким и аморальным, что этот вариант отмели. Оставалось одно — развод. Но мама никогда не даст на это согласие, а я не смогу огорчить её. Неужели теперь мои мысли будет занимать... её смерть?
