Два года с рождения Эдриара прошли, как два месяца. Первый Беатрисса невольно посвятила восстановлению собственного здоровья, сильно подорванного родами, и заботе о младшем сыне, от природы болезненном и слабом. Старая кровь помогла обоим выжить, но не больше. Во втором бесконечная карусель домашних дел и службы на благо города закружила время подобно ведьмовской ловушке, попав в которую не чувствуешь его течения вовсе, а оказавшись на воле, понимаешь, что минули тысячи дней.
Сухой каньон менялся медленно, но неуклонно. Так, пока маленький золотоволосый мальчик делал первые шаги в наспех пристроенной детской, взрослые долбили песчаную корку лопатами, добираясь до глинистой почвы, чтобы высадить прибывшие из внешнего мира деревья. Взрослые убирали в шкафы куртки офицеров Службы Безопасности и вечно серые от городской пыли форменные сапоги - их снимали с неохотой, хоть и одежда, и обувь были невыносимо неудобны в любое время года. Оставляли дома удостоверения и значки и отправлялись в трущобы Каньона вынюхивать о наркоторговцах и контрабандистах: пора было вычистить, наконец, притон, грозящих захватить добрую треть городской земли.
В город сослали кого-то чрезвычайно предприимчивого – стал активнее развиваться местный бизнес, в центре открывались магазинчики с самыми простыми - и самыми нужными - товарами. По правде, из-за непомерных налогов они тут же и закрывались, но вскоре на тех же зданиях вновь появлялись яркие вывески: «Одежда! Любой рОзмер!», «Фрукты, овощи, пиво», «Книжный лабиринт». Это было началом.
Совершались преступления, но за их раскрытие платили гроши – детектив Роберто вечерами выходных стоял за барной стойкой, попутно приглядываясь к завсегдатаям: искать виновников бед разной степени тяжести, учинённых в пьяных драках, становилось значительно проще.
*
Обойдя родителей всех детей, учащихся в единственной каньонной школе, едва ли можно было найти семью, в которой не знали двойняшек Сонар. Эданиэль и Беладонна в свои семь лет снискали известность почти городского масштаба – для заметных детей, всюду сующих носы, достижение невеликое, ведь и школа совсем не велика, но ничто не мешало гордиться. Они действительно были заметны – двойняшек узнавали даже по светлым затылкам (необыкновенно длинные для мальчика золотые кудри и прямые серебристые пряди, заколотые на затылке), когда Эд, бережно держа Белу за руку, тянул сестру на поиски очередного приключения.
Эданиэль был старшим из двойняшек, немного активней, непоседливей, на каплю смышлёней младшей сестрёнки. С недетской рассудительностью Беладонна признавала первенство брата, охотно следуя за ним и уступая ему.
Мало похожие внешние, брат и сестра в то же время были едины внутренне, не зная по отношению друг к другу ни зависти, ни обид. Эд ходил в платный кружок юных натуралистов, однажды выиграв приглашение в конкурсе школьных сочинений, – Бела с улыбкой встречала его после занятий и помогала собирать цветы для куцего каньонного гербария. Когда за наловленную совместными усилиями рыбу на осенней ярмарке смогли дать только один «бронзовый» значок, девочка сама прицепила жестянку на футболку брата: он всегда хотел быть похожим на папу, а кусочек металла с каким-то криво нарисованным морским гадом походил на жетон Службы Безопасности.
Так было всегда, и даже событие, всё переставившее с ног на голову, этого не изменило.
*
Однажды Эданиэль заболел, и никто не мог понять, что с ним. Жар не спадал уже несколько дней, золотые волосы вылезали клочками, в глаза мальчика страшно было смотреть из-за полопавшихся сосудов. Доктор из госпиталя бессильно разводил руками, а Беладонна, которую не подпускали к брату, боясь заражения, ревела едва не до потери сознания.
Отчаявшись вылечить сына обычными средствами, Беатрисса обратилась за помощью к светлой Беате, когда-то пообещавшей не оставить Сонаров в беде. Ведьма откликнулась, но пришла не одна – тёмная Тамара следовала за ней по пятам, жадно обшаривая каждый угол чужого дома змеиными глазами. «Старая кровь», - почти хором сказали они, минуту постояв у постели спящего тяжёлым беспокойным сном Эданиэля.
- Магов не было несколько поколений? – коротко спросила Тамара.
Беатрисса кивнула и промокнула покрытый испариной лоб сына влажным полотенцем:
- Последним с магией был связан мой прадед, но и это не точно: такое ведь тогда скрывали. Какое это имеет значение? – произнесла она, хотя знала ответ.
- Сила, накопленная в крови, проснулась, - негромко заговорила Беата, присаживаясь на кровать рядом с Беатриссой и извлекая откуда-то из складок засаленного ведьмовского балахона маленькую кожаную флягу. – Боюсь, унаследованные мальчиком способности слишком велики для одного тела. Раньше в таких случаях магию разделяли между двумя или тремя людьми, но сейчас…
- Сейчас это запрещено законом, - бросила отошедшая к окну Тамара, - который не стоит нарушать ради сохранности наших шкур, - и зеленокожая ведьма выразительно провела пальцами по шее, изображая затягивающуюся петлю.
- Но что-то сделать можно, - твёрдо сказала Беатрисса, понимая, что ведьмы не стали бы зря тратить слова.
- Можно, - продолжила светлая. – Законы для Каньона придумывали болваны, в магии не смыслящие, и отражено в них не всё. Кое-какие… ритуалы просто не упоминаются.
- Значит, формально не запрещены… - прошептала мать, и в её глазах засветилась надежда.
- Мы наложим сдерживающую печать, - Беата отпила из фляги, в комнате резко запахло кислым вином, - это поможет, - ведьма наставительно подняла палец, - но только до тех пор, пока мальчик не войдёт в полную силу. Потом тебе самой придётся искать способ уберечь его.
И больше ни слова не было потрачено впустую. Вдвоём ведьмы соткали заклинание, сплели его в печать и заперли горящую в крови Эданиэля силу. Мария тёмной Тамары расползлась по правой щеке мальчика чёрным крестом; светлое волшебство Беаты заплескалось серебром в глазах. Любая магия имеет цену, и, выиграв для сына несколько лет, Беатрисса задолжала каждой ведьме услугу, плату за печать и связанный с её наложением риск. Пока они ни о чём не просили, но можно было не сомневаться, что однажды обе возьмут своё.
Вскоре Эданиэль снова встал на ноги. Тогда Беатрисса впервые встретилась с особенным отношением жителей Сухого каньона друг к другу, сформировавшимся за годы изоляции города от остального мира. Применение магии в Каньоне жестко контролировалось, и ни в коем случае не следовало привлекать внимание властей к дырам в антимагических законах, благодаря которым оказалось возможным наложение печати. Однако чёрный крест на щеке Эда нельзя было не заметить… «Мальчик обжёгся и из-за этого так долго болел», - не сговариваясь, стали рассказывать друзья и соседи. Крест – это татуировка, она маскирует ожог. Глаза?.. А разве они не всегда были серыми?
Бетрисса Сонар вышла замуж за рождённого в Каньоне Роберто и прожила в городе почти девять лет, но только теперь почувствовала себя по-настоящему своей среди песка и камней. Место ссылки превратилось в дом.
*
Окрепшему Эданиэлю строго-настрого запретили рассказывать о настоящей причине произошедшего, и он послушно повторял историю про ожог, доверяя переживания о нежданно обретённой магической силе и страшных символах печати только сестре. С самого-самого детства они поровну делили смех, слёзы и секреты. Этот секрет Беладонна могла узнать, поведать дневнику и задумать до дыр, но не прочувствовать. Тяжесть смертельного дара Эд нёс один, как ни старалась сестра взять на себя хотя бы часть.
Бела не способна была уменьшить уродливый крест на щеке брата или растопить серебро, ледком затянувшее его карие глаза, но кое-что двойняшки по-прежнему могли разделить на двоих. Длинные волосы Эданиэля пришлось обрезать – они больше не вились и торчали в разные стороны неровными тусклыми прядями. Как-то ночью, пока родители спали, Беладонна стащила ножницы из швейной коробки матери и так же коротко остригла свои серебристые локоны, водопадом спадавшие на спину.
Результат детского единодушия следующим же утром руками Беатриссы был приведён в приличный и вид и приправлен подзатыльником, но желаемого Бела добилась – последствия «болезни» стали для двойняшек чуть более общими. Если раньше Эда принимали за девочку со спины, то теперь Беладонна, в растянутой футболке и заляпанных глиной штанах, с напоминающим одуванчик белобрысым пухом на голове, была почти неотличима от мальчика.
*
По расчётам ведьм печать должна была продержаться около семи лет, до четырнадцатилетия двойняшек. Эданиэль знал лишь, что она перестанет работать очень не скоро, когда он будет подростком, то есть уже совсем старым. А поскольку переполненная магией кровь никак о себе не напоминала, вскоре страх ушёл, сменившись детской гордостью за собственную особость. Так прежний учительский любимчик, перестав заодно бояться школьных наставников, спокойно отсыпался дома, пока сестра сидела на уроках, младший братишка грыз игрушки в яслях, а родители работали. Символы печати, поначалу казавшиеся чуть ли не увечьем, сделались уникальными чертами, с которыми можно сколько угодно интересничать перед новыми знакомыми.
Большая сила меняла Эда, даже оставаясь запертой. Родительская рука должна была контролировать перемены, но все четыре тогда оказались слишком заняты – страница за страницей Роберто и Беатрисса листали сохранившиеся в Каньоне магические книги в надежде найти способ сохранить Эданиэлю жизнь после четырнадцати лет.
*
Десяток найденных в городе фолиантов оказался бесполезным. Беатрисса не спала ночами, и решение пришло к ней ночью. Неспешно простучало высокими каблуками по плиткам ведущей к крыльцу дорожки и тихонько побарабанило пальцами по двери: обладательница холёных холодных рук с острыми ногтями знала, что её услышат.
- Пригласишь меня в дом? – промурлыкала графиня Талько, показав клыки в лукавой улыбке.
- Лучше поговорим на улице, - так и не снявшая фартук после ужина, усталая и поникшая, Беатрисса скользнула в темноту мимо вампирши. Та пожала плечами и следом спустилась с крыльца. По пыльной земле волочился изодранный шлейф старинного платья.
В отличие от ведьм, говоривших прямо и коротко, графиня начала издалека. Хищница во всём, витиеватыми фразами полными полунамёков она приманивала к своему предложению, как зубастый цветок приманивает мух дурманящим запахом. Многое ли Беатрисса знает о вампирах? Об их слабостях… и сильных сторонах? О нестареющих, почти неразрушимых телах?
- Эд… - выдохнула Беатрисса, не выпустившая нить разговора. – Ты предлагаешь обратить его?!
- Я лишь хочу помочь, - вампирша склонила голову, приложив руку к белой груди. – Что важнее, солнце или жизнь?
В низких тучах заворчал гром, на песок упали первые капли.
- Нет, это невозможно. Я… я найду другой способ, но не позволю никому из вашего жалкого клана стать создателем моего сына.
Вампиры не были тайной в Каньоне. Держатся вместе, решения принимают сообща, ничего не делают просто так, по-настоящему подчиняются только собственным законам. Но Беатриссе было известно ещё кое-что. Количество папок, сложенных в толстую стопку и убранных подальше. В каждой – записи об обескровленных трупах, принадлежавших бродягам или новичкам в городе, одинокими, никому не нужным. Девять лет назад она сама могла оказаться таким вот делом, закрытым, потому что только дурак станет ворошить осиное – вампирское, ха-ха - гнездо. Обращённый безоговорочно предан обратившему, «создателю», и через семь лет Беатрисса скорей умерла бы вслед за сыном, чем позволила превратить его в кровожадную марионетку.
- Мы предвидели подобный ответ, - графиня тонко улыбнулась, - поэтому предлагаем тебе обратить мальчика… самой.
- Самой?.. – на мгновение в голосе матери зазвучало сомнение, но тут же сменилось злостью. Беатрисса фыркнула. – И в свою очередь стать вашей куклой!
- Не станешь, если твой создатель излечится… О?.. Вижу, кое-чего ты всё-таки не знаешь.
Бессмертие располагает к размышлениям, и за века существования вампиры измыслили целый ряд посвящённых их природе философских теорий. Широкое распространение получило представление о вампиризме как болезни, и, несмотря на яростное сопротивление противников теории, нашлись вампиры, готовые столетиями искать лекарство. Частично они преуспели, разработав эликсир, поворачивающий трансформацию вспять, если с момента обращения прошло не больше двух суток.
- Подумай, - увещевала графиня, - ты будешь свободна, вольна поступать так, как велит совесть, и на этот же путь сможешь направить сына. Конечно, многим придётся пожертвовать, но ведь и более страшные вещи совершаются ради любви. В оставшиеся годы научишься всему необходимому, а сейчас тебе только и нужно найти человека, который не побоится глотнуть твоей крови да отдать немного своей…
- Зачем вам это? – прервала Беатрисса. – Зачем клану вампиры, не принадлежащие ему, не подчиняющиеся его воле?
- За тем, что нас осталось очень мало, - ответила вампирша, помолчав. Неожиданно из её речи исчезла всякая витиеватость, графиня Талько заговорила короткими рублеными фразами. – В город попадают единицы, остальных убивают охотники. А здесь… Здесь нас слишком хорошо знают, чтоб соглашаться на обращение. Обращённые силой при первой возможности выходят на солнце. Времена, когда интересы клана стояли на первом месте, закончились. Теперь речь идёт о выживании.
Несколько минут женщины стояли в тишине, думая каждая о своём. Дождь усилился.
- Я вернусь через месяц, - наконец проговорила графиня. – К тому времени ты должна решить. Если… захочешь достать эликсир, оставь у дверей корзинку с яблоками, - и она направилась прочь, через пару шагов пропав со вспышкой молнии.
*
В предрассветном сумраке Роберто срывал тяжёлые жёлтые яблоки и бросал в квадратную корзину для пикника. Высаженная в первый год их с Беатриссой брака, яблоня с тех пор разрослась, лохматые ветки низко нависли над землёй под тяжестью плодов. Роса мелким дождём прыскала с листьев, стоило прикоснуться, и лилась за шиворот домашней рубашки – от холодных капель по спине разбегались мурашки.
Прежде чем войти в дом, Роберто пристроил полную корзину на крыльце, откинув крышку, чтоб яблоки было видно. С рассветом она исчезла, а когда вновь стемнело, в Гиблое Место явилась старуха, человек, таща на плечах пропахший травами и серой деревянный ящик. Голова аптекарши была повязана пёстрым платком, к седым волосам лип туман, а с напоминающего печёное яблоко морщинистого лица пристально смотрели глубоко посаженные чёрные глаза. Из ящика с полусотней пузырьков и бутылочек она достала один флакон мерцающей в лунном свете фиолетовой жидкости.
- А зачем яблоки? – крикнул Роберто старухе вслед.
- Бабушке тоже нужно есть, - донеслось откуда-то из тумана со стеклянным позвякиванием.
*
Погода в последние дни лета установилась замечательная: Каньон уже не плавился от жары, но запасался теплом перед ветреной осенью. Беатрисса словно пыталась кожей впитать ускользающий август, сидя прямо на земле, прислонившись к стволу яблони. В руках она вертела оставленный аптекаршей флакон – на солнце эликсир был матовым, казался густым и вязким, лениво сползая по прозрачным стенкам.
Можно было размахнуться посильней и закинуть его в пруд, в самую глубину. А потом снова сесть за книги, ещё поспрашивать в городе, задолжать сколько угодно услуг Беате и Тамаре… Но как узнать, будет ли от этого прок? Семь лет пройдут очень быстро.
В ветвях над головой шуршал лёгкий ветерок, сладко пахли недоспевшие яблоки. Солнечный луч проскочил сквозь лабиринт света и тени и угодил Беатриссе в глаз. Она зажмурилась.
Зато этого времени должно хватить, чтоб научиться оставаться собой. Она станет для сына опытным наставником, Эданиэль тоже не потеряет себя и не будет одинок в иной ипостаси. Магия перестанет разрушать его, а ведьмы помогут контролировать её. Если Каньон переменится ещё немного, Эд сможет стать настоящим магом, могущественным, вечно молодым…
Где-то в доме заплакал Эдриар, засвистел на плите чайник. Беатрисса поднялась и ушла с солнца.