Моё преображение не укрылось от тети Нафани, которая тут же присоединилась к маме и вдвоём они меня совсем взяли в оборот, таская по магазинам и пробуя различные имиджи. Вот только с очками в угоду линзам расстаться не получилось, наследственная чувствительность роговицы сделала это невозможным. Первое время я брыкалась от всей этой вакханалии во имя внешности, а потом понемногу, но, не показывая виду, заинтересовалась.
А в тот момент, когда они колдовали над моим лицом и шевелюрой, ещё и пытались уму-разуму научить. Передать не могу, как меня это бесило, но я старалась отключаться.
- И запомни, - твердила мне тётя Фаня, - цветы должны быть белыми или красными, розовыми, в крайнем случае. Он тебе какие дарит? Розы, я надеюсь?
- Никаких, - осторожно ответила я. Не то чтобы я не привыкла к напору тети, но она когда захочет, всю душу вытрясет. Даже из Мирослава, на которого управу вообще сложно было найти.
- Как это никаких? Где это видано? Ну, вообще! Гони его в шею, Полька, вот что я тебе скажу.
- Наф, - укоризненно посмотрела на неё мама, - не смущай ее. Да и не главное это, цветы. Мне вон Гэри в первый раз букет подарил уже после рождения дочери.
- Да? И вот к чему это привело?
А к чему это привело? По-моему, все у нас в порядке, я счастливая обладательница неразведённых родителей, не всем так везёт, надо сказать.
Мамин взгляд стал чрезвычайно строг, а тётин чрезвычайно виноват.
Интересно, в чем проблема? Хотя неважно, что там у них в их возрасте может быть интересного?
- Слушай, - перевела тему мама, - а что ты так вчера на Аля кричала?
Да, тема благодатная, теперь тётя Нафаня с неё до вечера не слезет.
- Это ужас просто! Представляешь, это чудо в кулинарный техникум поступило! И это тогда, когда у нас в городе университет построили, он же не дурак далеко, ленивый, зараза, но умный, поступил бы раз плюнуть, а его вон куда понесло.
- Ну, может, ему нравится.
- Какой нравится? Ты его возле плиты хоть раз видела? К блюдам хоть раз интерес проявлял? Что подсунули в тарелке, то и сжевал, в мобилку пялясь.
- Ну, что-то же его заинтересовало, не за компанию же он туда отправился.
- Да дурость сплошная, программу по телеку смотрел, там, где шестнадцать поваров за приз борются, а главный орет на них и тарелками швыряется. Говорит теперь, что самым крутым шеф-поваром будет и сам на всех станет орать. Не, ну нормально это?
- Фаня-Фаня, тебя не поймешь, то ты недовольна была тем, что его не интересует ничего, заинтересовало, ты опять в штыки. Да он же молодец, сам принял решение, пошёл и поступил.
- Ой, да там и конкурс-то был не особо, чай не юрфак.
- Да ладно, я вчера в инете новости читала, пять человек на место. Думаешь, он один ту программу смотрел?
- Пять? Ну, ничего ж себе... Ладно, давай заканчивать мучить твою дочь. Полька, дуй к зеркалу смотреть результат и только попробуй, как обычно скривиться.
Я демонстративно вяло поплелась к отражающей поверхности. Ну... если они считают это красивым, пусть так и будет. До сих пор не могу отличить красивое от некрасивого и в этом вопросе предпочитаю полагаться на мнение мамы с тетей. Хотя меня по-прежнему раздражает собственная рожа, пусть и облагороженная косметическими ухищрениями.
- Спасииибо, - тяну губы в неестественной улыбке, - ну, я пошла.
Выходя из дверей, краем уха слышу последнюю реплику тети Нафани.
- Вот засранка маленькая, опять не понравилось.
Хотя судя по глазам Ника, с которым мы встречаемся через два часа, результат довольно неплох. Когда он на меня так смотрит, вот тут я действительно начинаю верить в собственную красоту. Ох, могла бы я даже подумать, что такое когда-нибудь будет?
Теперь я стала гораздо раскованней, поддерживаю разговор, а то и вовсе сама что-нибудь рассказываю, хотя часто меня все же заносит, и я начинаю с упоением пересказывать какие-либо теории, услышанные от папы или выцепленные из интернета. А когда вижу, что он меня не слушает, глядя куда-то в сторону или себе под ноги, смущенно умолкаю. Тогда он спохватывается, улыбается и приобнимает меня или начинает целовать.
А ещё меня тревожит то, что он никогда не приглашает меня с собой в бар, куда регулярно ходит. Не то чтобы я туда хотела, ведь в баре нужно пить и атмосфера там соответствующая, и личности всякие. Но он же что-то там находит, почему-то ему там интересно. А как только пытаюсь заговорить об этом, он улыбается и переводит тему.
В школе все осталось по-прежнему, я как была изгоем, так им и осталась, мальчики из класса почему-то неодобрительно на меня косились, а по кислым физиономиям девочек определяла, что внешний вид сегодня особенно удался. В учёбе же, как всегда, оставалась на первых позициях, правда, один преподаватель, который выделял меня промеж остальных, как-то при всех поставил в пример, типа я, несмотря на то, что стала краситься и выгляжу как принцесса, про уроки совсем не позабыла, не то, что некоторые. Очень была "благодарна" ему за комплимент, ведь с этой лёгкой подачи у меня появилась новая кличка "Прынцесса".
Но в последнее время мне действительно стало все равно. Я чувствовала себя защищенной, я знала, что любима и одно это моментально ставило меня на несколько позиций выше.
Плюс доставать стали гораздо меньше после одного инцидента.
Я, задумавшись, шла по коридору.
- Ай!
Это зараза Линц, который просто не мог спокойно пройти мимо моей персоны, не отпустив ни одного едкого комментария или не унизив меня каким другим способом. Вот сейчас он со всей силы дернул за волосы.
- Опа! Не парик, надо же. Что ж так, прынцесса? Штукатуркой уже обзавелась, а парика нету? Кстати, раз ты уж стала разукрашиваться, может, цвет волос сменишь? На синий или зелёный, а то из семьи выбиваешься.
Я собралась, привычно проигнорировав, идти дальше, но тут как из-под земли вырос Ник.
- Значит так, - сквозь зубы проговорил он, а потом стукнул моего обидчика в нос!
- Ещё только один раз ты позволишь себе лыбиться, глядя на мою девушку или, не приведи небеса, сказать ей хоть одно обидное слово и я тебе сломаю челюсть. Это понятно?
Здорово струхнувший Линц что-то проблеял в ответ и, отпущенный на свободу, с позором ретировался.
Смешалась. За меня в жизни никто не заступался. Я бы скорее удавилась, чем сказала бы родителям хоть слово о том, как ко мне тут относятся, а друзей у меня никогда не было, поэтому сейчас я стояла, заворожено глядя на его гордую прямую фигуру, и кровь вовсю изнутри заливала щёки. Когда он с победным видом подошёл ко мне, едва смогла выдавить слово:
- Спасибо.
- Ты почему мне не сказала, что тебя обижают?
Не знаю. Ну как бы я ему сказала? Знаешь, я заучка и уродина, и мне регулярно об этом сообщают, чтобы вдруг не забыла? Не ответив, просто пожимаю плечами.
Он берет меня за руку.
- Ещё кто-нибудь вытворит что-то подобное, ты сразу мне сообщаешь. Договорились?
Киваю, хотя мы оба прекрасно знаем, что этого не будет.
Но сарафанное радио обязательно разнесёт новость на всю округу, поэтому какое-то время мне будет полегче. Хотя, что бы он делал, если бы, к примеру, я рассказала бы о фразочках, бросаемых в мою сторону Люсиндой – первой красавицей нашего класса? Ей бы ломать челюсть он бы точно не стал.
Я привязываюсь к нему. Всё сильнее с каждым днём, с каждой минутой. Часто думаю, вспоминаю разговоры, ощущение его губ, его дыхания. Хотела попросить фотографию, чтобы смотреть на него и тогда, когда мы не вместе, но постеснялась.
Я не знаю, люблю ли я его, совершенно не разбираюсь в этом. Может быть, это и есть любовь, а может быть, просто благодарность за то, что он добр ко мне, что он в меня поверил, разглядел в моей вечно согнутой фигуре, в глазах, надёжно спрятанными за тяжёлой оправой, в наглухо затянутом плотной тканью теле что-то, что я и сама там не видела.
- Полька, - проводит пальцами по щеке. Он часто так делает, почему-то этот жест меня неимоверно смущает, даже больше, чем поцелуи, - Полечка…
Мы сидим в парке на импровизированном пикнике и болтаем.
Он, то падает на спину, лениво развалившись на подстилке, то садится, то пытается повалить вниз и меня. Я бесконечно стесняюсь, мне уже самой осточертели собственные опущенные глаза и сжавшаяся грудная клетка, но ничего не могу с собой поделать.
- Линуся…
А потом ложится головой между моих сложенных по-турецки ног и смотрит снизу на моё испуганное лицо. Сердце стремительно проваливается куда-то под землю. Чёрт, зачем я только так села, будто бы в брюках. Чёрт!!
С улыбкой возвращается в горизонтальное положение, привлекает ближе.
- Почему ты такая пугливая? Я тебя не съем, хотя очень хочется, ты такая сладкая. Проводит языком по моей щеке, что вообще мне не нравится, тут же хочется стереть плечом мокрый след, но удерживаюсь от этого жеста, чтобы его не обидеть.
Всё продолжают тикать часики… Остатки трапезы сложены в корзинку, вроде бы уже пора домой, но моя ладонь уже битых десять минут покоится между его горячих рук, а мне так не хочется, чтобы он умолкал и отпускал меня.
Осекается на полуслове, заметив, что я перестала его слушать, притягивает к себе, целует.
Потом левая рука отрывается от талии и осторожно касается груди. Замираю, будто пронзённая молнией. Отрывается от моих губ.
- Ну чего ты опять пугаешься? Не собираюсь же я тебя насиловать. Расслабься, я просто поглажу, это приятно, тебе понравится.
Молчу, но внутренне соглашаюсь. В самом деле, нужно как-то избавляться от этого внутреннего оцепенения, возникающего каждый раз… Но додумать мысль я не успеваю, потому что он снова проникает языком в мой рот, и когда я слегка оттаиваю, успокоенная привычными действиями, кладёт ладонь на моё голое бедро. Чёрт, старая юбка была такая длинная, что это было бы невозможно, а здесь хоп и лёгкая ткань платья просто смещена со своих позиций.
- Не дрожи, - и добавляет внезапно более низким голосом, - милая.
Продолжает исследовать мою ногу. Почему мне так страшно? Почему так бешено колотится сердце и хочется сжаться в комочек, только бы занимать как можно меньше места? Когда он поднимается почти недопустимо высоко, изо всех сил зажмуриваюсь.
Со вздохом возвращает руку мне на спину и вдруг становится таким нежным. Аккуратно, предупредительно, будто тончайшие лепестки целует губы, ласково пробегает пальцами по щеке, невесомо проводит ладонью по шее.
Расслабляюсь. Начинаю дышать. Сначала нормально, а потом слегка чаще.
- Моя Полиночка, моя хорошая милая девочка.
Робко улыбаюсь, он припадает прямо к моим растянутым в улыбке губам, целуя теперь не так жарко, как обычно, а будто изучая, будто наслаждаясь, будто всячески оттягивая момент, когда нужно будет оторваться от моего рта.
Когда его рука через ткань осторожно касается груди, я только начинаю сильнее и глубже дышать. Теперь мне почему-то нравится тот факт, что ему приятно дотрагиваться до моего тела. Внутри рождается сладкая горячая волна, пробегает по телу и выплёскиваясь едва слышным стоном.
- Поленька... любимая...
Глаза закрыты, его губы ласкают мою шею, а я просто погрузилась в феерию собственных ощущений и хочу, чтобы это никогда не заканчивалось.
- Ник...
Таю, плавлюсь, превращаюсь в податливое, тягучее желе, которое становится продолжением его рук. Так остро ощущаю биение его тела, исходящее от него тепло, слышу, как он дышит. Также часто, как и я. Мои собственные ладони крепко вжаты в его тело.
Его рука проникает под ткань, меня просто бьёт разрядом и перехватывает дыхание. Глубже и чаще сокращать лёгкие просто невозможно, голова дурманится от переизбытка кислорода и переизбытка ощущений в той обжигающе пульсирующей точке, которой касаются его пальцы. Но через пару бесконечностей, пронёсшихся между двумя ударами сердца, он резко вытаскивает кисть и отстраняется тяжело дыша.
Отворачивается от меня, потом поворачивается снова, замирает, будто что-то решая, потом трясущимися пальцами поправляет ткань платья на декольте.
Не понимаю. Сложно справиться с собственным разгорячённым телом, которое с упоением отодвинув разум на дальние позиции, пытается вернуть то, что происходило, хочет продолжить касаться его тела.
- Ник...
- Прости, я... - трясёт головой, - пошли я тебя провожу, я... мне надо домой срочно, я вспомнил. Ты такая красивая теперь, такая стала... Только нельзя. Да? Всё, пошли, поздно уже.
Хочу взять его за руку, но он шарахается в сторону и прибавляет шагу.
Мозг возвращается, на радостях принимаясь утверждать главенство лихорадочным сумбурным потоком мыслей. Почему он так поступил? Что нельзя? И что можно? Что значит, «теперь красивая», а раньше, получается, я ему была противна? Почему так холоден теперь? Что я сделала не так?
Возле дома соседей останавливается и говорит уже нормальным голосом.
- Извини, Поль, не обижайся, пожалуйста. Ну... просто... просто... понимаешь... не так это должно быть. Я дурак, вот правда.
[center]
/CENTER]
Крепко обнимает и почти впечатывается губами в щёку.
- Ты только извини меня, ладно? До завтра.
И не оборачиваясь, быстро уходит.
Понуро плетусь к дому, эмоции, схлынув, будто оставили от меня пустую, выжатую оболочку. Я догадалась, что он на самом деле хотел сделать, только не поняла, что его остановило. А ещё меня очень напугал тот факт, что я сама была не против.
В баре
- Ник! Привет, ну что, получилось всё?
- Конечно, надеюсь, не сильно двинул тебя по носу. Вот твоя сотня, спасибо.
- Эх, ты так две штуки свои разбазаришь обратно. Не понимаю только, зачем тебе нужен был этот утренний театр с защитой невинных, Полька же тебе и так в рот смотрит и кроме тебя никого не видит. Да и на кой она тебе вообще сдалась? Хочешь всё-таки с ней переспать, прежде чем найти нормальную деваху?
- Не твоё это дело, Линц. Кстати, вы бы действительно завязывали её доставать.
- А то что?
- А то выполню то, что пообещал утром.
- Ох ты, ах ты, надо же. Не знал бы я тебя, подумал бы, что ты действительно запал на неё.
- Ники?
Оба парня обернулись. И не только они, почти все пребывавшие в баре притянулись взглядами к вошедшей.
Линц присвистнул, а потом хлопнул Ника по плечу, собираясь уходить.
- Ну, всё, давай. Может Бель вправит тебе мозги лучше меня.
- Здравствуй, Белинда, какими судьбами в нашей дыре?
Девушка томно повела плечами.
- Да вот, приехала к родителям, они ко мне в Бридж не могут приезжать так часто, как им бы того хотелось.
- Заняты зарабатыванием бабок, чтобы тебя там содержать?
- А хоть бы и да. Но это неважно, как ты тут, зайчик, без меня? Сильно терзался? Люси рассказывала. Но теперь я тут, поедем ко мне? Мои будут в гостях до часу ночи точно.
И Бэль нежно пальцами провела по его щеке. Ник дёрнулся, лицо исказилось под гнётом неприятных воспоминаний, бомбардирующих память. Её губы оказались в опасной близости от его рта, запах духов несколько тяжеловатый для её возраста затуманивал и без того неясную голову. Всё исходящее от неё желание лёгкого развлечения с бывшим манило, завлекало, тащило в сладкий омут громадной ошибки, которую он уже не раз совершал.
Закрывает глаза. Задерживает дыхание. Лицо принимает каменное выражение.
- Нет. Ты ясно дала мне понять, что рылом не вышел: неполная семья, бабла недостаточно, мать не на престижной работе. Катись в свой Бриджпорт.
Разворачивается и уходит.
Это было бы совсем эффектно, если бы на выходе он не споткнулся после её фразы:
- Всё равно, ты меня никогда не забудешь.