[Hyacinth]

Внимание! Attention! Achtung!Ничто не предвещало, а мы вернулись из почти шестимесячного отпуска (ура!). Анна Мария Варис и её приключения снова с вами. Надеюсь, никто ничего не забыл : D Оставайтесь на нашей волне.

Интерлюдия: сборка

И ты забудешь мой последний взгляд,
Но через сотни лет должна узнать мой голос.

Мойка была вся в оспинах солнечных зайчиков; свет бликовал на нержавейке, едва касаясь черного зева трубы, из которой сквозь резкий запах чистящих порошков пробивалась вонь. Выскобленная кухонька трейлера кричала об убожестве и жалких попытках из него вылезти. Отмытая хлоркой бедность заканчивалась на гостиной – дальше, огибая спальню Анны Марии, приткнувшуюся в самый темный угол, шли владения мамочки Нэнси.
Трейлер ей продал за полцены кто-то из более удачливых подружек по стриптиз-клубу. До этого будущая мамочка жила в мотеле, который держал её кузен. Платила она мало и, пользуясь правом сестры, в его бизнесе не крутилась. Это потом, когда кузена взяли, а Нэнси, решившая рожать, оказалась на улице с младенцем на руках, пришлось чередовать танцы в клубе с танцами за клубом.
День за днем Анна Мария драила, мыла и чистила, морщась от боли в пояснице, заглушала липкую сладковатую вонь мамочкиной жизни альпийскими лугами и хлоркой. Обостренная, почти болезненная брезгливость въелась в подкорку, и лекарство от неё Анна Мария находила только в справочниках по психиатрии. Она обожала стерильную чистоту операционных и, грезя, видела себя в голубой форме хирурга.
Можно стать врачом, получить стипендию, отучиться в колледже, начать прекрасную новую жизнь, даже когда за спиной мамочка Нэнси седлает своего дружка, как быка в ковбойском салуне.
Собрав учебники в сумку, Анна Мария вылетела из дома. Вслед ей донеслось пьяное хихиканье.

От злости в голове помутилось; она села прямо на землю, вцепилась в мобильник и, нажимая сведенными пальцами, отправила: «забери меня отсюда».
Забери меня. Заберизаберизабери.
Рычание, переходящее в скулеж.
Свет фар обжег глаза; она зажмурилась, пережидая пляску белых пятен под веками. «Кадиллак» засигналил, и приветствие его отдалось под коленями легкой дрожью.
- Эй, детка, ты там как?
- Фигово, - Анна Мария протянула руки на голос, и её подняли с земли, пощекотали под футболкой. Она выдохнула и рассмеялась, не открывая глаз. Рука под футболкой поддела край лифчика. – Давай уже, поехали.
- Интересно, получится закинуть тебя прямо в кресло?
- Даже не думай!

Домой она вернулась за полночь. В трейлере еще горел свет; Анна Мария раздраженно нахмурилась – видеть мамочку ей хотелось меньше всего. Она вошла, потягиваясь, точно кошка, как всегда аккуратно одетая и причесанная, но на правом бедре алел след от зубов, а тело еще хранило приятную истому.
- Опять с ним была? – не потрудившись прикрыться, мамочка Нэнси стояла в одном белье. Ей было уже тридцать пять, и годы гулянок, настоянных на дешевом алкоголе, сделали свое дело. Прежде она цепляла мужиков стройной фигуркой и симпатичным личиком, а теперь за неё работала репутация услужливой бабенки.
Анну Марию внутренне передернуло. Она ощерилась почти как животное, смогла бы – выгнула спину, готовясь к атаке.
- Не твое дело.
- Не груби матери, девчонка, - Нэнси шагнула к ней, красная от злобы. – Я говорила тебе забыть об этом щенке. Поимеет и выбросит, а ты себя, небось, уже и хозяйкой в особняке у него возомнила.
- А пусть бы и так! Чья бы корова мычала.

Нэнси, кривясь лицом, замахнулась, но Анна Мария ушла от удара. Мамочкина рука хлестанула воздух.
- Считаешь себя лучше всех, маленькая дрянь?
- Уж точно лучше тебя! – рявкнула Анна Мария и скрылась за дверью спальни. Сухо щелкнул замок. Мамочка Нэнси все бормотала проклятие, потом звякнуло стекло, и она затихла, посасывая джин.
Не раздеваясь, Анна Мария упала на кровать. Прогнулись, скрипя, пружины, и она представила, как Брайан вдруг зашел бы к ней в трейлер, и как визжала бы эта несчастная кровать, захоти он остаться. Нет, не остался бы, невозможно такое позволить. Или возможно. Она уже ему все позволила.
Прыгнула без страховки. И летелось ей просто восхитительно.

***

Летний домик Моргенштернов стоял на самом побережье, отхватив себе кусок пляжа. В отличие от особняка, баснословно дорогого и столь же безвкусного, все здесь было довольно мило. По словам Брайана, домик купил его отец, Джек Моргенштерн, чтобы отдыхать от стервы-жены. Анна Мария не была с ним лично знакома, но искренне сочувствовала как человеку, взявшему в супруги Селесту. Впрочем, она не совсем понимала, почему они до сих пор не развелись.
В любом случае от отца, предпочитавшего всем американским городам Нью-Йорк, а Северной Америке – Евразию, домик получил Брайан. Анна Мария обожала жить здесь; ей казалось, что они на необитаемом острове за миллионы миль от дома, её трейлера и его особняка, их школы, пакетиков с травкой и пакетиков с белым порошком. Она продала бы душу, если бы так оно и было.
Солнце ласково скользило по влажным от лосьона телам. Волосы Брайана потемнели от воды и немного пахли солью. Анна Мария ткнулась в них носом, спустилась ниже, задев губами шею. Брайан рассмеялся:
- Удивительно, что мы еще не сделали это на пляже.
- Чего же ты ждешь? – ухмыльнулась она.
Потом они спасались от жары в домике, на прохладном полу и на кушетке. Впереди у них были бесконечные выходные.

Они познакомились случайно, выиграв у судьбы один ничтожный шанс из миллиона. Старшеклассник Брайан Моргенштерн, популярный богатенький красавчик, чья скандальная репутация будоражила девиц от тринадцати и до тридцати, и невзрачная мышка-тихоня Анна Мария Варис, попавшая в частную школу Чот Розмари Холл благодаря чуду стипендии, к тому же, первокурсница, которой тогда и пятнадцати не исполнилось. Так не бывает.
Бывает – так.
На балу в честь Дня Благодарения, отвязавшись от перепившей подружки, красавчик Брайан шатается по коридорам школы и вдруг видит девушку в огромной серой куртке. Боязливо оглядываясь, она крадется к лестнице на чердак. Брайан идет за ней.
Или так.
Майли красит свои блестящие кофейные губы в цвет тараканьей спины. Она щелкает зеркальцем и, аккуратно раскрывая рот, говорит:
- Не понимаю, как к нам допустили эту нищебродку?
Пожевывая незажженную сигарету, Брайан спрашивает:
- Ты о чем?
Майли хмурится и указывает зеркальцем себе за спину. У шкафчика стоит девчонка в застегнутой на все пуговицы форме. Длинные белокурые волосы переливаются на свету.
Или так.
Харрис, учитель химии, смотрит на него сквозь очки. Харрису хочется думать, что осуждающе, Брайану хочется ржать. Он разглядывает тесты, лежащие у него на столе. На верхнем, под выведенным почерком отличницы «Анна Мария Варис» алеет большая А с плюсом.
- А потом ты подошел ко мне в кафетерии, - сказала, потягиваясь, Анна Мария.
- И не пожалел.

В воскресенье они вылезли из постели ближе к вечеру. Погода была удивительно жаркой для сентябрьского Коннектикута, словно лето снова горело в полную силу. Анна Мария расхотела идти в воду; она стояла и смотрела, как Брайан с хохотом бросается в волны. Солнце вызолачивало его фигуру вдалеке.
Они встречались уже семь месяцев. Или «всего»? С ним время шло по-другому. Она взяла протянутую руку и позволила увести себя в мир, к которому испытывала разъедающую смесь любви и зависти. Анне Марии не верилось, что с ней можно – так. Просто встречаться, потому что понравилась, а не из-за спора с друзьями или прихоти богатенького скучающего мальчика. Вернее, думала она, с прихоти все и началось. Брайан таскался за ней добрых два месяца, пока не услышал вожделенное «да».
Это был дурацкий День Святого Валентина, все модные ресторанчики Бристоля лопались от парочек, а они стояли на улице, под снежинками, лезшими за воротник. Анна Мария невозмутимо отламывала кусочки от огромной шоколадки в форме сердца и ела. Вкус был восхитительный, но она отчаянно не хотела знать, сколько баксов упали ей в желудок.
Брайан курил, сбрасывая пепел каким-то одновременно элегантно-небрежным и демонстративно детским движением. Ей жутко хотелось вырвать сигарету и прижаться к ней губами.
- Ты очень красивая, - сказал он вдруг.
Анна Мария, закутанная в собственноручно связанный шарф длиной в полмили, пожала плечами.
- Вся школа говорит о нас, - проговорила она, проглотив кусочек.
- Она еще не начинала, - фыркнул Брайан. – Но если ты мне разрешишь, наши кости будет перемывать весь чертов город.
Ей стало весело, словно хмель ударил в голову. От шоколадки, мороза и Брайана Моргенштерна, протягивающего руку.
- Разрешаю, - сказала Анна Мария.
Когда на следующий день она вышла из его машины, парковка на миг упала в полную тишину.

На лето Брайан отделался от матери, расплатившись неделей в Хэмптонсе. Когда он вернулся, Анна Мария нашла его, обдолбанного в хлам, в клубе на окраине. Золотой принц её грез давно и прочно сидел на стимулирующих веществах. Таблеточки и травка не обошли и Анну Марию, но дальше не пускали здравый смысл и сам Брайан. Временами ей нравилось думать, что она его спасает. К концу их седьмого месяца его кровь почти всегда была чиста, как у параноика-спортсмена накануне проверки.
- Иди поплавай, рыбка!
Анна Мария со вздохом вынырнула из воспоминаний. Брайан отряхивался, как большой кот; она подошла к нему с полотенцем и с силой принялась растирать плечи.
- Иди погрейся, - шепнула она.
- Я вижу, тебе понравилось, - Брайан усмехнулся и повалил её на песок.
Она никогда не верила в выражение «отключился мозг». За эти месяцы Анну Марию вырубало так часто, что забылось все, из чего состоял её разумный, рациональный мир. Из-за Брайана, из-за дурацких таблеток, из-за прекрасной нереальности происходящего.
Наверное, вот что значит быть счастливой.
Еще таблеточку, Аннемари?
- Ты любовь всей моей жизни, - пробормотала она ему в плечо.
- Значит, у меня есть вся жизнь, чтобы это доказать, - Брайан погладил её по волосам, накрутил на палец тонкую прядь. – Я буду очень стараться, Аннемари.

Тем вечером они зачали своего сына.

***

Живот был тугой и круглый, словно мяч. На худенькой, хрупкой Анне Марии он смотрелся немного комично, но увеличившаяся грудь стала приятным бонусом. Брайану страшно нравилось. Впрочем, ему бы понравилось все, даже внезапно выросший хвост. То, как он теперь смотрел на неё, радовало и пугало Анну Марию одновременно.
Если бы Брайан бросил её (а она ждала, ожидала с самого начала), она бы возненавидела его, но больше себя. За то, что скатилась до уровня мамочки Нэнси. Оказалась не лучше неё. Анна Мария воображала, как бы смеялась мать, но она переехала раньше, чем живот стал заметен, а после ни разу с ней не встречалась.
Беспечность, эйфория от влюбленности, сослужила Анне Марии дурную службу. Неправильность она заметила слишком поздно, наутро после хэллоуинской вечеринки. А когда осознала вероятность, перепугалась до полусмерти, одна мысль действовала страшнее, чем все монстры вместе взятые. От этой проблемы еще можно избавиться, придя в себя, решила Анна Мария. Но чтобы достать деньги, нужно было рассказать Брайану. Он выслушал её молча, и она медленно цепенела от предчувствия, а потом спросил:
- Ты не хочешь его оставить?
Анна Мария подавилась воздухом.
- Вот так просто?
Брайан нежно погладил её по щеке и улыбнулся какой-то незнакомой взрослой улыбкой.
- Ну, это же наш ребенок, Аннемари. Это безумно круто – стать отцом. Стать родителями. Слушай, у меня просто бездна денег, своих денег, а не мамашиных. Я тебя не брошу.
- Я… - она запнулась. В голове проклюнулась мелкая, гаденькая мыслишка: так ты закрепишься в его семье, это твой шанс. – Я не знаю, что делать.
- Доверься мне, - сказал Брайан, и от его непривычного серьезного голоса Анна Мария почувствовала, что вот-вот расплачется.

Спустя пару дней она получила ключи от квартиры. Старинный, века девятнадцатого дом стоял в тени высоких, помнивших Войну за независимость деревьев. Их квартира была на втором этаже и выходила окнами на улицу, равно сглаживая и возбуждая приступы паранойи. Небольшое уютное гнездышко с незаметными соседями и запахом свежих булочек, доносившимся из соседнего дома.
Многослойная школьная форма и огромные, вошедшие в моду свитера скрывали растущий живот. Вместо физкультуры Анна Мария давно ходила на дополнительную математику. Скандализированная общественность, всласть посплетничав, меньше обращала на неё внимание. Так продолжалось до февраля, а потом в город вернулся Джек Моргенштерн, и Брайан ему все рассказал. Анна Мария чуть не рухнула в обморок, когда он появился на пороге их квартиры. Её футболка не прятала отчетливый пятимесячный живот, на который мистер Моргенштерн уставился в первую очередь.
- Отец, - безмятежно сказал Брайан, входя следом, - это Аннемари. Аннемари, это мой отец.
- Вообще-то Анна Мария, - проговорила она тонким полудетским голосом. – Очень приятно, мистер Моргенштерн.
- Ну, здравствуй, Анна Мария, - он хохотнул и покачал головой. – Брайан, ты молодец. Я удивлен, что эта пиранья вас еще не убила.
- Ты мне и нужен, чтобы этого не случилось, - отозвался Брайан. – Типа, ты мой отец и все такое. А то я уже хотел звонить бабушке.
После его визита Анна Мария без сил повалилась на диван. Сердце колотилось как сумасшедшее.

Весной она перешла на домашнее обучение. Джек Моргенштерн тепло поболтал с директором, и тот обеспечил стипендиантке отпуск. Анна Мария переехала в пляжный домик. Она стала носить свободные, красиво скроенные платья, смотреть программы для беременных; Брайан, заканчивающий свой выпускной год, зарылся в учебники, и она ему помогала. Они стали маленькой счастливой семьей.
Ребенок должен был родиться в июне, к девятнадцатилетию Брайана. Он шутил, что это будет лучшим подарком в его жизни.

***

Селеста нажала «отбой»; рука, сжимавшая телефон, начала мелко дрожать. Она облизнула пересохшие губы, глубоко вздохнула и запустила мобильником в стену. От золоченой рамки, обхватившей зеркало, откололся кусочек. Заметив это, Селеста низко, утробно зарычала. Рык перешел в визг. Она схватила диванную подушку и принялась рвать её на кусочки, шелк разъезжался, как под ножницами.
- Ничтожество, - прошипела Селеста, - маленькое ничтожество!
Её кожа будто горела. Круто развернувшись, она поймала свое отражение – красное, исказившееся лицо, согнутые, как у стервятника, пальцы. Селеста машинально поправила волосы, схватила со столика сумку и бросилась к машине. Спустя двадцать минут она была уже у ворот Чот Розмари Холл. Секретарша убралась с её пути, как испуганное насекомое. Селеста ворвалась в кабинет и захлопнула дверь.
- Что ты себе позволяешь? – холодно спросил Грег. Лицо у него сделалось, как у драгоценного муженька.
- Мой сын, - сказала Селеста, - мой сын и какая-то девка…
Грег поморщился.
- Не вижу проблемы, Селеста.
- Ты знал, что девка залетела?
- Что ты от меня хочешь?
- Так ты знал… - Селеста облизнулась. – Да я выпотрошу эту маленькую дрянь!
- Если не уберешься через минуту, охрана тебя вышвырнет. Твоему сыну уже восемнадцать, с кем и как спать – это его дело.

Она не помнила, как уезжала из школы. Кое-как припарковавшись у парка, Селеста вытащила из сумочки фляжку и, блаженно постанывая, глотнула коньяк. Горячая волна хлынула в пищевод. Лихорадка, сжиравшая мозги, притихла.
- Щенок, - громко произнесла Селеста. Руки с силой стиснули руль.
Увидев машину сына в гараже, она улыбнулась. Верхняя губа приподнялась, открывая зубы.
- Брайан! – позвала Селеста, входя в дом. – Где ты, милый?
Она услышала стук и резко повернулась. Сын застыл, недовольно кривя лицо. Злость толкнулась в желудок. Маленький паршивец! Как он смеет так на неё смотреть!
- Я занят, - бросил он так, словно она была уличной девкой, а не его матерью.
- Я сказала тебе не связываться с этим мусором, - отчеканила Селеста. – С этой подзаборной шавкой из трейлера.
- Не твое собачье дело, - огрызнулся Брайан.
- Заткнись! Закрой свой рот! И смотри на меня, когда я с тобой разговариваю.
Селеста подошла к нему вплотную и замахнулась, он легко ушел из-под её руки.
- А теперь ты её обрюхатил! – завизжала она.
Брайан бросился вверх по лестнице, Селеста ринулась за ним. Налетев на захлопнувшуюся дверь, она уперлась в неё руками.

- Как ты мог так со мной поступить! – взвыла Селеста. – Со своей семьей!
- Ой, да пошла ты! – донеслось из-за двери. – Тебя забыл спросить, стерва.
Она пнула стену и чуть не вскрикнула от боли. Скинула туфли и на цыпочках дошла до своей спальни, а потом вернулась и склонилась над замком. Он сухо щелкнул. Будешь у меня знать, удовлетворенно заключила Селеста.
Через пару минут ручка задергалась. В дверь глухо ударило с той стороны. Посмеиваясь про себя, Селеста спустилась в гостиную. Вслед ей, приглушенные дверью, неслись крики сына. Она вытащила из бара бутылку вина и налила полный бокал.
- Будешь знать, щенок, - бормотала она, - и ты, Грег, полетишь в свинарник из своего дорогого кресла… Вы все будете знать. И ты, мелкая дрянь, тоже…
Мутная тяжесть приятно осела в голове. Ей вспомнилось надменное лицо свекрови, этой британской ведьмы с самомнением, как у Господа Бога. Старая коза вечно докапывалась до Селесты, а сыночка своего не трогала… Мамаши. Она выпила еще и неуклюже повалилась на диван.
Сквозь приятный, окутавший её туман, пробился грохот. Она неохотно открыла глаза. Грохот повторился. Бормоча проклятия, Селеста подошла к окну и увидела, как запертый в комнате Брайан улепетывает к гаражу.

- А ну стой! – собственный голос хриплым карканьем ударил по ушам.
Она залпом опрокинула остатки вина и, впечатывая каблуки в паркет, направилась к входной двери. Тяжелая, удушливая злоба свернулась вокруг шеи. Селеста потрогала горло, но нащупала только неестественно гладкую кожу.
- Брайан! – снова крикнула Селеста.
Он обернулся. Брайан был белым, как мрамор, голубые глаза потемнели до густо-синего. Ноздри его дернулись, как у рассерженной лошади.
- Ты чокнутая! – прошипел Брайан. – Ты поганила всю мою жизнь! Хрена с два я позволю тебе наложить свои лапы на мою девушку.
- Так не должно быть, - выдавила Селеста.
Сын покачал головой.
- Больше никогда не хочу тебя видеть.
Он скрылся в гараже, и через минуту его «кадиллак», визжа шинами, выехал на дорогу.

***

Анна Мария открыла глаза.
Белизна полилась ей в зрачки, упала в нервы, замкнув на тонкой, как жужжание москита, боли. Она распахнула по-рыбьи рот, сухой воздух расцарапал горло. Одна рука была свободна, к второй что-то прильнуло, будто маленькая вампирья пасть. Анна Мария пошевелила пальцами, губами, с усилием прикрыла веки.
Что-то случилось.
Белый просочился сквозь кожу, едкий, обжигающий, как хлорка. Она напрягла руки, пытаясь подняться, но чудовищная, бесконечная слабость упала на неё хищником и перекусила глотку.
Анна Мария открыла глаза.
Голова её свесилась набок, и она различила зеленоватое пятно ширмы. Похоже на палату? Палата? Я в больнице? Ужас молнией ужалил в основание черепа. Анна Мария резко села на кровати; в висках тут же заломило, но ей было плевать, плевать, плевать… Руки коснулись плоского живота, и из горла, из самой груди вырвался жалобный полуживотный скулеж.
Брайан, позвала она беззвучно.
Он должен был быть здесь, он обещал приехать, она написала ему, когда начались схватки, и её повезли в больницу… Он обещал! А ребенок? Что с ребенком?
Пятно позади пятна ширмы шевельнулось, обозначая дверь. Анна Мария заморгала.
- Вижу, ты очнулась, - сказала Селеста Моргенштерн.
Её волосы, такие яркие, ржаво-рыжие, засохшая кровь, били по глазам. Красный рот висел жирной раздавленной ягодой.
- Где… - Анна Мария со свистом вдохнула воздух, язык плохо слушался. – Что… Где Брайан?

Селеста подошла ближе. При виде её белого, с красным набухшим ртом лица Анну Марию затошнило. Боль зверем гибко потянулась внутри живота.
- Он не придет, деточка, - губы лопнули в червя, разломанного пополам.
- Не верю, - прошептала Анна Мария. Сердце упало вниз, в ребра, которые еще вчера – сейчас это когда? – пинал ребенок. Малыш?
- Мне жаль, - сказала Селеста.
Глаза. Где её глаза. Впиться бы в них ногтями, через все яблоко, точно в зрачок. Что она говорит? Что она сказала?
- Мне жаль, - повторила Селеста, - но мой бедный Брайан… Ох, как бы тебе сказать, Анна, да? Он так хотел приехать, так хотел успеть вовремя. Его машина… Моего бедного Брайана больше нет.
Её вскинуло, судорожным рывком подняло на кровати. Белые стены зашатались вокруг. Горячее, соленое залило слепые глаза.
Аннемари?
Ты лжешь!
- Я тебя оставлю, деточка, - тонкая, длинная, красноголовая тварь, покачиваясь, упала назад.
Анна Мария закричала.

Из белой мглы выплыла женщина в розовой форме. У неё было круглое, как блинчик, лицо, круглое и плоское. Она позвала:
- Мисс Варис? Анна Мария?
Женщина склонилась над ней. Анна Мария увидела черный, с ниточкой седины завиток, упавший на лоб.
- Я сожалею о вашей потере, мисс Варис, - сказала женщина.
- О моей потере, - просипела Анна Мария. – Моей потере… Где мой ребенок? Он тоже…
- Нет, с ним все в порядке. Хороший здоровый мальчик. Хотите его увидеть?
Она вяло кивнула. Женщина помогла ей встать, посадила в коляску.
- Я даже не знаю, что произошло, - сказала Анна Мария или подумала, или все-таки сказала, но ей не ответили.
На пару минут она упала в теплую, дремотную пустоту, а когда очнулась, они уже стояли перед палатой с новорожденными. Держась за женщину – медсестру? интерна? – встала, уперлась ногами в пол. За стеклом лежали белые кульки. Медсестра показала на какой-то из них, но Анна Мария не поняла, на какой:
- А вот и ваш.
У всех у них были красные сморщенные лица, такие безнадежно одинаковые. Ей не хотелось смотреть. Она потрогала живот, утром, каким-то утром его гладил Брайан, и мальчик прицельно пинался в ладонь. А теперь он лежит где-то здесь. А Брайан лежит где-то там…

- Зачем ты встала? – укорил её женский голос. Она повернулась, чуть не упав. Селеста покачала головой.
Анну Марию затрясло. Заметила ли Селеста? Что она здесь делает? Почему не оставит в покое?
- Но раз ты здесь, то мы можем поговорить, - она показала на дверь. – Пойдем.
Это оказался какой-то конференц-зал, Анна Мария не поняла. Она как можно осторожнее села, но ноги так и норовили её уронить. Селеста устроилась напротив.
- Ты, конечно, не собираешься оставлять ребенка, - завела она.
Анна Мария подавилась глухим клокочущим смехом.
- Почему… почему все так говорят?
Селеста округлила подведенные черным глаза:
- А ты как думала, деточка? Вспомни, где ты живешь.
- Где я жила.
- Возможно. Но мой сын, - она сделала ударение на «мой», - больше не может тебя обеспечивать. По правде говоря, я считала, что тебе, как ваша порода обычно делает, кто-то другой набил брюхо, но мне говорили, что ты умная.
- Как вы можете,- прошептала Анна Мария. – Он… Он ведь…
- Чем скорее я это приму, тем лучше, - отрезала Селеста. – И тебе тоже так стоит сделать. Итак, деточка, я предлагаю тебе сделку.
Она вытащила из сумки обжигающе-белый лист и бросила его через стол. Что там написано, Анна Мария смогла прочитать только с третьего раза.
- Вы хотите, чтобы я отказалась от ребенка?

- А ты как думала? – снова спросила Селеста. – Это все же мой внук. В память о моем бедном Брайане я не могу оставить его расти в трейлере, в нищете и убожестве.
- Вы не можете отобрать его у меня.
- О, я могу. И спрашиваю тебя только из приличий.
Анна Мария молчала, натянув рукава на пальцы. Селеста снисходительно улыбнулась:
- Что ты сможешь ему дать, дурочка? Мало того, что ты нищая, так еще и школьница. Сколько тебе? Шестнадцать? Мой сын совсем с ума сошел.
Она сцепила руки, черные блестящие ногти жуками поползли где-то на грани. Анна Мария заставила себя посмотреть на стол.
- Тебе же будет лучше, - ворковала Селеста.
Ребенок. Она так привыкла его чувствовать, а теперь он не с ней, и кто-то хочет, чтобы они навсегда разлучились. Малыш, мальчик. Брайан так радовался тому, что у него будет сын.
Брайана больше нет.
Ей захотелось лечь, уткнуться лицом в подушку и перестать дышать.
Она его заберет. Что бы я не решила, тварь все равно его заберет.
Анна Мария не знала, где он, не смогла различить его лицо. Может, и правда без такой матери малышу будет лучше?
Дрожащей рукой она взяла ручку и, выпрямившись, вскинула подбородок. Сухие глаза горели изнутри.
- Я подпишу, - сказала Анна Мария.

Анна.
Прости меня.
Мария.
Простите меня оба.
Варис.
Ручка упала на стол. Она встала, сползая в полуобморок, и улыбнулась Селесте:
- Сожалею о вашей потере, миссис Моргенштерн.
Никто тебя больше не пожалеет.