- Чаша найдена, монсеньер, - негромко прошелестел узкоплечий невзрачный человек неопределенного возраста, склонившись в подобострастном поклоне.
Худой немощный старик, сидящий в кресле за письменным столом, заваленным бумагами, поднял бесцветные прозрачные глаза, и человек склонился еще ниже. Этот спокойный взыскующий взгляд мало кто мог выдержать, и Зохар Лайда не был исключением.
Октав Котильон, Верховный Иерофант самой могущественной организации по обе стороны Великого океана, сидел в своем скромно обставленном кабинете, больше похожем на монашескую келью. Этих слов он ожидал уже очень давно, но сейчас они не прозвучали для него как новость, все предзнаменования и так недвусмысленно указывали на это. Значит, до цели, которая владела его душой последние несколько десятилетий, остался всего один шаг.
Октав Котильон, Верховный Иерофант самой могущественной организации по обе стороны Великого океана, позволил себе слегка расслабиться и, облокотившись на жесткую неудобную спинку кресла, глубоко задумался.
Он вырос в казенном приюте для подкидышей. Он не знал, кем были его родители, и никогда не интересовался этим. Он был человеком, который сделал себя сам.
Он рос болезненным некрасивым ребенком, и с самого детства его окружали лишь голод, побои и насмешки. Его никто не любил, и он убедил себя, что не нуждается в этом чувстве. Он упрямо искоренял в себе потребность в любви, будто бы это был опасный вирус, возбудитель смертельной болезни, угрожающей его организму. И он сумел развить в себе иммунитет, сковавший его душу подобно стальной броне, надежно защищающий его от всяких чувств и эмоций.
Когда ему было лет пять, приют с инспекцией посетил базилевс Кроатии. Он явился в эту обитель нищеты и слез с пышной свитой и был так прекрасен и величественен, что маленькому Октаву показалось, будто он увидел живого Бога. Правитель рассеянно погладил по голове тихого невзрачного мальчика и прошел мимо, тут же позабыв о нем, но ребенок воспринял этот жест, как проявление особого внимания. Он был уверен, что теперь его жизнь кардинально изменится. Он ждал, что его заберут отсюда, и отныне он будет окружен заботой и любовью. Но время шло, а за ним никто не приходил, и Октав понял, что его предали.
Это был первый жизненный урок, который он усвоил навсегда: никогда нельзя ждать милостей, их нужно брать самому и сделать так, чтобы другие искали благодеяния от него.
Он стал считать, что люди созданы не для любви, а для того, чтобы их использовать в собственных интересах. По его мнению, у каждого человека есть слабое место, и необходимо, отыскав его, воздействовать на него силой, лаской или хитростью, и тогда можно заставить любого человека действовать по его, Котильона, сценарию. Люди – это детали и лишь, когда они занимают строго определенное для них место и исполняют предназначенные для них функции, весь механизм работает слаженно и точно. Взять хотя бы Зохара Лайду, человека, который сейчас пресмыкался перед ним. Котильон подобрал его, когда тот умирал от голода, как шелудивого щенка, и сделал его своим секретарем и доверенным лицом. «Труслив и недалек, - думал Октав, глядя на его нескладную фигуру и редкие пегие волосы, - Но зато фанатично предан, а для той роли, которую я ему предназначил, нужна именно эта собачья привязанность».
Октав Котильон поднес сухие старческие руки к лицу и потер виски. Он устал, он смертельно устал. Вся его жизнь была борьбой. Борьбой с нищетой, с издевательствами, с безвестностью. Он с детства твердо решил вырваться из этого круга и последовательно шел к цели.
В одиннадцать лет Октав сбежал из приюта и пешком, без денег добрался до Башни Воронов. Он воровал еду у зазевавшихся торговцев, не раз был бит до полусмерти, терял сознание от голода, но ни разу не протянул руки для подаяния. Он шел почти год, каким-то звериным чутьем угадывая направление и находя дорогу по звездам, и когда он добрался до места, он был похож на маленького затравленного волчонка, озлобленного на весь неприветливый, враждебный мир.
Его не хотели принимать учеником, потому что он был худ, слаб и гораздо ниже ростом, чем положено по возрасту. Над ним смеялись, его гнали, но он не уходил. Он стал выполнять в Башне черную работу, мыл полы и нужники, начищал котлы и сковороды на кухне, выгребал навоз в конюшне. Он выполнял поручения учеников и наставников, был у них на побегушках, но в его глазах горел такой неукротимый огонь, что никто не осмеливался назвать его слугой.
Наконец, ему повезло, тогдашний глава Башни обратил внимание на упрямого, несгибаемого парнишку и приблизил его к себе. С этого времени началось его восхождение, звезда Октава Котильона взошла, разгоняя мрак и безысходность его жизни, и ярко засияла на мировом небосклоне.
Ему не исполнилось и тридцати, когда его избрали Верховным Иерофантом. Это было чистой случайностью, голосовавшие преследовали свои цели, им казалось, что малограмотным, не имеющим высоких покровителей человеком можно легко управлять и сделать из него послушную марионетку. Они жестоко просчитались. Самыми главными качествами, которые Котильон развил в себе, были бесконечное терпение, умение проигрывать и ждать удобного случая. Он никогда не шел напролом, рискуя потерять все, он готов был жертвовать частью ради сохранения целого. Он плел интриги, строил многоходовые комбинации, сталкивал лбами соперников, наушничал, распространял клевету и слухи, приближал к себе нужных людей и способствовал низвержению тех, кто представлял для него опасность.
Когда он пришел в Башню, она была всего лишь военной организацией и не представляла собой самостоятельную политическую силу, служа одновременно всем странам и традиционно проявляя особую лояльность Кроатии и лично базилевсу. Сейчас, после тридцати лет его правления, она превратилась в могущественнейший орден. Ее щупальца протягивались через страны и континенты, разветвленная шпионская сеть оплетала весь Эладор, и Котильон, как кукловод, дергал за невидимые ниточки, приводя в движение тяжелые колеса большой политики. Короли и правители являлись к нему на прием и, стоя на коленях, целовали его руку, испрашивая высочайшего позволения или совета. Даже этот гордец базилевс, никогда и ни с кем не считающийся, был вынужден склонять голову перед Верховным Иерофантом, даже не подозревая, что перед ним тот самый сирый, убогий мальчонка, которого он когда-то походя оскорбил своей небрежной лаской.
Октав Котильон, Верховный Иерофант самой могущественной организации по обе стороны Великого океана, достиг всего, чего мог желать смертный. Но он знал, что это всего лишь промежуточная цель, слишком мелкая и незначительная для такой масштабной личности, каковой он являлся. Судьба была к нему благосклонна, и подбросила ему загадку, которую он обдумывал несколько десятков лет. Его цепкий ум сразу осознал, что разгадка сулит головокружительные, захватывающие дух, перспективы. Многие годы ушли на то, чтобы расплести этот замысловатый узор, найти тот кончик, потянув за который, можно распутать весь клубок. И вот теперь цель, к которой он шел без малого двадцать лет, совсем близка, и осталось лишь протянуть руку, чтобы взять весь этот мир.
- Хорошо, Зохар, - тихим, лишенным эмоций голосом, сказал старик, вновь по привычке распрямляя спину, - Что еще?
От этих негромких звуков секретарь вздрогнул и вытянул вперед тощую шею, боясь пропустить хоть слово.
- Он отказался, монсеньер, - ответил Лайда, и его лицо скривилось, будто бы это известие причинило ему сильную боль.
Выражение лица и поза Котильона не изменились, но его худые старческие пальцы сдавили костяной нож для разрезания бумаг с такой силой, что он треснул пополам с сухим, резким щелчком.
«Значит, он вышел из повиновения, - подумал Октав, - Ах, мальчик! Но почему?».
Котильон всю сознательную жизнь ограждал себя от проявлений любви и душевной привязанности, и считал, что преуспел в этом. Но он лукавил даже с самим собой. Этот мальчик не был простым инструментом, как предполагалось вначале, он стал кем-то гораздо более значительным в жизни Иерофанта. Октав приблизил его к себе, лелея планы отмщения человеку, который предал его много лет назад. Его обидчик даже не заметил этого, но Котильон никогда ничего не забывал. Мальчик идеально подходил для мести, он оказался наивным и доверчивым, и Иерофант быстро обнаружил его слабое место. Но к неудовольствию Октава этот юноша разбудил в нем незнакомые, давно запрещенные чувства. Котильон считал, что сломал его и полностью подчинил себе, но, видимо, он не сумел до конца разгадать его душу, не заметив каких-то важных качеств. «Ну, что ж, - подумал старик, - Ставки в этой игре слишком высоки, и нужно пожертвовать малым ради сохранения целого, как бы ни было больно».
- Ты знаешь, что делать, Зохар, - так же тихо и спокойно продолжил Верховный Иерофант, - Сообщи нашему другу, что двоих надо ликвидировать. Но ни в коем случае не трогать Шута, он еще нужен. Ступай.
В глазах Лайды вспыхнуло торжество и он, подобострастно кланяясь, задом попятился к выходу, испытывая невероятное облегчение от того, что аудиенция окончена.
- Да, и еще одно, - окликнул его Котильон, когда Зохар уже взялся за ручку двери, - Я же велел называть меня Пастырем.
Добавлены два персонажа в Портретную галерею.