5.5 Папина дочка
(часть первая)
Я с трудом разлепила глаза и сделала неудачную попытку сесть. Резкая боль пронзила все мои конечности, заставив мгновенно плюхнуться обратно. Спина затекла так сильно, что мне пришлось схватиться за неё и в таком скрюченном положении вновь попытаться привстать. Это мне удалось лишь через несколько минут после ещё нескольких неудачных попыток.
Наконец поднявшись, я принялась осматриваться, попутно потирая ноющие руки, шею и спину. Ну и идиотские же тут скамейки! Когда мне удалось немного привести своё тело в чувство, я встала и с тоской уставилась на валявшиеся рядом туфли на огромном каблуке. Ну как же они мне надоели, хоть об дерево ломай!.. Потоптавшись на месте ещё несколько минут, я наконец решилась отчалить босиком, хотя бы на территории парка. В конце концов, так я пройду гораздо больше, хотя есть риск заработать себе какую-нибудь болячку или наступить на стекляшку… Но одна только мысль вновь влезть в неудобные, безумно узкие и к тому же мокрые от росы туфли привела меня в ужас, и я несмело ступила на траву, зажав обувь в одной руке, а сделанную ночью фотографию в другой.
Не беда, и не из такого выбиралась.
Я брела куда-то вперед и мечтала о холодном душе. А правда, как было бы сейчас замечательно окунуться куда-нибудь с головой и почувствовать, как все твои проблемы уносит с собой вода… Я даже стала смотреть по сторонам в поисках какого-нибудь озерка или хотя бы большой просторной лужи, но ничего не находилось. Ни-че-го.
Из парка я вскоре вышла, и идти пришлось по асфальту. Правда, здесь было совсем не так оживлённо, как в центре, где я находилась весь день вчера – квартал был явно спальный. Судя по положению солнца, было ещё очень рано, но что-то мне подсказывало, что здесь такая тишина всегда. Я проходила мимо домиков, укутанных молчанием, без интереса разглядывая однотипные лужайки, одинаковые дворики, похожие друг на друга крылечки, террасы и думала, что здесь будто бы все вымерли. Реально никого. И всё молчит, только птицы чирикают где-то за деревьями.
То ли это тишина придала мне смелости, то ли желание смыть с себя накопившуюся грязь напрочь затмило чувства стыда и страха, но я, проходя мимо очередного домика, ограждённого невысоким забором, внезапно остановилась и вдруг твёрдо решила, что искупаюсь в этом бассейне. В конце концов, если хозяева и дома, бассейн окружен с одной стороны плотной стеной, с другой – деревьями и меня вряд ли кто-то услышит… А если меня поймают, я, наверное, буду даже рада – опять потребую позвонить папе и на этот раз добьюсь разговора с ним. И вот тогда-то он меня послушает, я уже полгода коплю эту речь в себе. И он её услышит, клянусь, услышит!
Легко скинув с себя платье, я осталась в одном нижнем белье. Наверное, логичнее было бы снять и его, но мне такая простая мысль в голову почему-то не пришла, и я быстро окунулась, с наслаждением ощущая, как вода смыкается над головой. Признаться, я ждала, что сработает какая-нибудь сигнализация или что-то вроде того, выбегут заспанные перепуганные хозяева, кинутся ко мне, начнут звонить в полицию, угрожать и орать на всю улицу, но ничего не произошло. Может я недостаточно громко плескалась или в доме просто никого не было, но так или иначе я осталась незамеченной никем.
Я вылезла из бассейна, чувствуя что-то сродни разочарованию. Нет, не то чтобы я соскучилась по полицейскому участку, просто... тогда бы у меня точно была бы возможность выбраться отсюда, попасть домой. А так я могу только брести куда-то и надеяться непонятно на что и на кого.
И в эту секунду, когда я иду одна босиком по прохладному асфальту, вокруг – ни души, и мне даже некому пожаловаться на свою тяжкую судьбу, я острее обычного ощущаю невероятное одиночество.
А идиоты называют это свободой…
Наконец я вышла в более-менее людное место – это был какой-то перекрёсток с круглосуточным продуктовым и автозаправкой. Здесь ходить босиком было уже более опасно, и я, морщась, снова втиснулась в свои шикарные туфли. Ноги отреагировали резким протестом, но я сделала вид, что мне плевать на боль и бодренько двинулась вперёд.
Внезапно кто-то окликнул меня, и я резко остановилась. Показалось или нет? Нет, я ясно слышала, как кто-то назвал моё имя…
- Рошель! Обернись! – я обернулась и нос к носу столкнулась с чьей-то улыбчивой мордашкой, - Ну приветик, Ришуля!
- Джаред?.. – я сделала шаг назад и недоумённо уставилась на паренька, - Что ты тут делаешь?
- Да так… К сестре в гости приезжал…
- У тебя нет сестры.
- Это троюродная. Нас разлучили в детстве, 16 лет не общались, и вот недавно нас познакомили.
- Врать ты так и не научился. Мой папаша подослал? Что, хватит с дочуры испытаний?
- О чём ты? – Джаред изобразил удивление. Я только хмыкнула, - Ладно, не хочешь – не верь. Ты-то тут какими судьбами?
- Погулять вышла. Полгода назад. Ты на машине?
- Обижаешь, конечно!
- Подвезёшь?
- Не вопрос.
Джаред Пэш – сын папиного коллеги. Когда мне было десять, а ему шесть, папы часто оставляли нас вдвоем с моей мамой, а сами уходили работать. У Джареда не было матери – она умерла при родах, и моя время от времени любила с ним возиться. Сейчас ему шестнадцать, он недавно получил права и машину, которую мне так и не довелось увидеть – он звал меня покататься, но у меня не было времени возиться с шестнадцатилетним подростком. Я же чувствовала себя уже такой взрослой, думала, что он мелкий, не дорос до меня ещё. А сейчас я так счастлива его видеть – просто словами не передать, и даже наплевать, что скорее всего его подослал папа, решив окончить моё наказание.
- Ну, где твоя шикарная тачка? – мне не терпелось увидеть предмет долгих мечтаний и безумной гордости друга. Он сразу приосанился, по-детски схватил меня за руку и потянул в неопределенном направлении. Я поддалась, и через пару шагов мы оказались возле какой-то колымаги небесно-голубого цвета с пустым, но чистым кузовом сзади и всего двумя передними сидениями. На капоте красовались «модные» красно-жёлтые языки пламени.
- Ну как тебе? – с достоинством спросил Джаред.
- Эм… миленько, - прокомментировала я, - Стесняюсь спросить, ты огонёк сам рисовал?..
- Ага, - довольный по уши кивнул паренёк, не уловив интонации, - Правда, круто получилось?
- Академия искусств по тебе плачет. Ладно, неважно, поехали.
Мы погрузились внутрь, где было безупречно чисто, ухоженно и пахло лимоном – видно было, что о машине заботятся, как о любимом ребёночке.
Платье, намокшее от белья, неприятно липло к ногам, да ещё и намочило сиденье. Джаред, заметив, что я ёрзаю, быстро повернул голову и спросил:
- А ты чего мокрая?
- В луже купалась. Смотри, пожалуйста, на дорогу.
- Ну ладно, - друг пожал плечами и отвернулся.
Он всегда напоминал мне щенка со своими огромными карими глазами и светлыми вихрами на голове, а появившаяся недавно подростковая щетина только завершала образ, и я довольно хмыкнула, разглядывая своего водителя.
- Тебе бы побриться.
- А тебе бы причесаться. Борода – это, между прочим, круто.
Я легко рассмеялась, с удовольствием скинула туфли и забралась с ногами на сиденье. Пощёлкав немного проигрыватель, я наткнулась на любимую некогда песню и, улыбаясь, откинулась на спинку сиденья. В окне мелькали деревья и изредка дома, какие-то магазины, люди. Я с наслаждением потянулась и прикрыла глаза.
Скоро я буду дома.
Через несколько часов мы были в Нью-Йорке. Я попросила Джареда отвезти меня прямиком к папе на работе, и вскоре из-за угла показалось прекрасное бежево-коричневое здание – папино любиииимое детище, его частное детективное агентство. И он наверняка в своём чёрно-белом кабинетике, сидит и решает какой-нибудь важный вопрос или пялится бесцельно в телевизор…
- Спасибочки, что довёз, - я чмокнула Джареда в щёку и хлопнула дверцей машины, он не успел даже рта раскрыть. Наверное, я ему нравлюсь – по крайней мере взглядами он меня награждает отменными. Я хмыкнула про себя, поправила платьице и направилась внутрь.
- Привет, Кэсси, папа у себя? – секретарша-блондиночка, работающая здесь уже вот полтора года, оторвалась от компьютера и широко улыбнулась.
- Да, привет, Риша. Проходи, он не занят.
Даже если бы был занят, ухмыльнулась про себя я. Меня уже ничего не остановит. Нарочито громко цокая каблуками, я резко распахнула дверь и ввалилась внутрь.
- Здравствуй, папочка. Соскучился? – я изобразила на лице ехидную улыбку.
- Не особо. – он поднял глаза и, скрестив руки на груди, обнажил зубы в улыбке, - Шикарно выглядишь, дорогая. Я вижу, свежий воздух идёт тебе на пользу.
- Ты!.. – я изо всех сил сопротивлялась части себя, сжав руки в кулаки. Не включай маму, не включай маму – умоляла я саму себя… Ненавижу истерики, особенно свои. Но то, как самодовольно он смотрел на меня, все эти его жесты, пропитанные издёвкой, всё раздражало меня. Я чувствовала, что вот-вот взорвусь, лопну, как шарик.
- Тебе что, не понравилось? По-моему ты знатно повеселилась… - он сделал вид, что вернулся к работе, но на самом деле украдкой наблюдал за моей реакцией.
Это стало последней каплей. Я затряслась от ярости, как обычно бывает во время наших с папой безумно редких, но всегда очень масштабных ссор, и поняла, что сейчас выплесну весь свой накопившийся гнев.
- Я НЕНАВИЖУ ТЕБЯ!!! Ты – чудовище!!!
- Да? А все говорят, что ты моя копия…
- …сначала это общество физиков! Какой нормальный отец отправит свою дочь в притон ботаников с мутантскими мозгами и учебниками вместо подушек?! Да ещё и летом! Когда я должна была отдыхать! Ладно, я бы ещё поняла, если бы ты наказал меня на каникулы, но ты, кажется, не торопился меня забирать!
- Ну да, ты прекрасно сама с этим справилась. Побег, ограбление… Так держать, молодец, милая. – голос его прозвучал холодно, совсем не как несколько минут назад. Он больше не улыбался и смотрел на меня обжигающе и очень серьёзно, – Ты сама виновата, Рошель, и ты прекрасно знаешь это.
- А если бы меня убили?! Изнасиловали? Ты хоть представляешь, что могло со мной случиться?! Как бы ты смотрел в глаза маме?
- Нет, не смей впутывать сюда маму. Во-первых, ей нельзя волноваться, а во-вторых, помнишь, у нас всегда были дела, которые только между мной и тобой? Так вот это – одно из них, ясно? Ты прекрасно знаешь, что будет, если…
- Да, знаю! И тебе это с рук не сойдёт! Я сейчас же поеду домой и расскажу всё маме!
- Рошель! – гаркнул он, резко подскочив на месте, - Если ты хоть слово скажешь маме, я в долгу не останусь. Неужели ты думаешь, что мне нечего ей о тебе рассказать?
- Нечего! Именно нечего! Хочешь поведать ей, какой плохой девочкой я была, что чуть не вылетела из универа? Ха! Я сама же ей расскажу, с этого и начну, а закончу тем, какие наказания ты мне придумал!
- По-твоему это единственная твоя провинность?
- А что, вспомнишь как я её любимую вазу в шесть лет с балкона скинула? Ну если уж вспоминать детство, то ей очень интересно будет узнать, как проходили наши с тобой весёлые прогулки – свежий воздух, парочка новых трупов плохих дядей, всё как у всех…
- У меня есть и ещё кое-что. Ты забыла, кем работает твой папа? Я всё про тебя знаю, все твои интрижки и увлечения.
- Ты не следил за мной. Ты дал мне свободу, сам так говорил. Если бы следил, знал бы, что я качусь по наклонной и остановил бы ещё в самом начале.
- Ладно, признаю – я действительно дал тебе свободу. И что? Что она с тобой сделала? – он резко подошёл совсем близко ко мне, его голубые, в точности такие же, как у меня глаза пылали от ярости, - В кого ты превратилась? Моя дочь! Шляется по ночам неизвестно с кем! Взять хотя бы этого Ричарда Уайльд. Он водился с шайкой, которую мы недавно взяли – грязное местечко.
- Ричард?.. – я вздрогнула и отшатнулась к диванчику, воспоминания волной захлестнули меня, - Он… он тоже… с ними?..
- Нет, и ему повезло. Иначе бы они поквитались с ним. Если бы, чёрт возьми, мы не нашли их притон, валялся бы твой Ричард сейчас в ближайшей канаве, вместе со своей добродетельной сестричкой!..
- Он завязал с этим. – твёрдо сказала я, - Он обещал мне, папа.
- Обещал? – отец усмехнулся и медленно подошёл ко мне, заглядывая прямо в глаза, - Ты, наивная дурочка, думаешь, будто он тебя дожидается? Думает о тебе, да? – заметив мой растерянный взгляд, он снова отвратительно усмехнулся и отвёл взгляд, - Какая же ты ещё глупая, маленькая. Он даже не стал тебя искать. Ты ему всю душу, а ему плевать с высокой колокольни. Плевать, понимаешь? Едва ты пропала, он уже через неделю нашел себе новую подстилку.
Я отшатнулась и упала на диванчик, закрыв лицо руками. Повисла пауза. Это было уже слишком. Папа перешёл все границы – он бьёт по самому больному. Ему легко это делать, он знает все мои слабые места.
- Обзывай меня сколько хочешь. Мне всё равно, - тихо сказала я после минутного молчания, отняв руки от лица, - Я всё равно всё расскажу ей. Когда-нибудь она должна узнать, какой ты на самом деле.
Я быстро встала и направилась к выходу. Молниеносно отец метнулся ко мне и загородил путь.
- Не надо, Рошель. – уже спокойно произнёс он, - Давай поговорим как взрослые люди. Ты прекрасно понимаешь, твоей маме незачем знать многое, что связывает меня и тебя. Это всегда были наши с тобой секреты. Ты не расскажешь ей. Ты знаешь, что это её убьёт.
- А вот это уже твои проблемы, - устало ответила я, - Я выросла, и теперь…
Внезапно дверь резко распахнулась, неслабо шибанув меня по спине и не дав договорить. Я вскрикнула и отскочила, потирая ушибленное место – в дверях стояла мама в спортивном костюме и широко улыбалась.
- Привет, Том, а я тут… - она замолкла на полуслове и, заметив меня, просияла - Рошель! Солнышко, я так соскучилась…
Она кинулась ко мне, принялась обнимать. Она так сияла, светилась, порхала, так весело смеялась, просила рассказать ей новости. Всё повторяла, как давно меня не видела и как скучала. Она не выглядела на свои годы – ни за что бы сейчас я не дала ей сорок. Она казалась скорее моей старшей сестрой, чем матерью…
Папа всё ещё стоял у двери, застыв в полном шоке. На секунду мы встретились взглядами. Он не умолял меня глазами ничего ей не говорить – это было бы не в его стиле, нет. Папин взгляд как бы говорил – решай сама, говорить или нет. Ты прекрасно знаешь, к чему это приведёт.
Да, я знала. Мама может долго кричать, истерить, бить посуду, крушить всё на своём пути, сжигать дотла, рвать на куски – на то она и главный тигр семьи Комино. На то она и моя мама. Сейчас она счастлива и спокойна – вот она бросается от меня к папе, обнимает его, будто год не виделись, прижимается, целует…
Ни одна нормальная дочь не сделала бы того, что сделала я. Но, говорят, я копия папы, а он – истинное чудовище.
- Мама, - позвала я, - Я должна тебе кое-что рассказать…
(часть вторая)
После того, как я рассказала всё маме, было многое. Я злилась, ненавидела сначала папу, потом себя, потом нас обоих… за то, какие мы оба бессердечные, жестокие эгоисты. Я его копия, и все это знают. Не только внешне, но и внутренне – я забрала у него и плохое, и хорошее – всё, что могла забрать.
После мощнейшего семейного скандала, я сразу же вернулась в университет – меня восстановили, с условием, что я самостоятельно наверстаю упущенные три месяца. Мне не хотелось возвращаться в те же кабинеты, те же стены, к тем же людям, и я перевелась с искусствоведения на актерское мастерство. Для того, чтобы танцевать, и может быть стать актрисой – но это так, всего лишь планы…
Я не знала, что происходило в это время в моей семье, но очень хорошо представляла, и мне становилось страшно от того, что я натворила. В дальнейшем я очень сильно винила себя за то, что рассказала маме – потому что папа не просто так упомянул в нашем разговоре, что ей нельзя волноваться. В конце ноября, когда я и скинула эту бомбу мгновенного действия, мама была уже на третьем месяце беременности. И хоть скандал и их крупная ссора с папой никак не повлияли на развитие ребёнка, и у мамы не случился выкидыш или что-то в этом роде, я всё равно чувстовала себя страшно виноватой и поверить не могла, что поступила с ними так жестоко. Это ведь был один из наших с папой секретов… Мы много лет назад договорились, что не будем посвящать маму в некоторые наши тайны. Когда я была маленькой, это было так мило. Так забавно, захватывающе и интересно – я чувствовала себя частью этого, настоящей, нужной. А теперь я выдала самый крупный из них. И мне было жутко стыдно.
Так или иначе, моя сестрёнка всё-таки появилась на свет двенадцатого июня следующего года – голубоглазая, как папа и с ярко-рыжим, явно маминым, пучком волос на голове. Её назвали Сантаной – и я сразу полюбила малышку за то, что она одним своим рождением лихо исправила то, что я своей горячностью наломала.
Мама и папа, снова объединённые чем-то общим, наконец перестали ругаться и простили друг другу все обиды. Я снова видела их такими, как почти всегда раньше – любящими своих детей и друг друга, настоящими. Такими я их всегда знала и любила, и я была счастлива, что Санти вернула мне моих маму и папу, а не тех чужих людей, которыми они успели стать друг для друга за полгода ссор и скандалов.
Учёбу я исправила, пить бросила практически напрочь, с мамой поговорила и помирилась почти сразу, как отошла от злости. Единственное, что осталось в этой истории неисправленным – наши отношения с папой. Он оставался очень холодным ко мне, и если я и пыталась делать шаги к примирению - правда, очень робкие, - он сразу же их отвергал. Потом было наоборот, но мириться не хотела уже я. Как бы ни старалась мама, мы не возобновляли общение. Папа говорил, что я – избалованная, и так ничему и не научилась, а я всё ещё дулась за то, что он сделал со мной.
Не знаю, как так вышло, но мы больше не созванивались, не болтали подолгу, я не заходила к нему на работу и не приносила обед, не рассказывала про то, что со мной происходит, ограничиваясь только дежурными фразами и сухими отчётами. Он больше не посвящал меня в свои планы, не делился переживаниями, и, честно говоря, мне было больно терять его.
Но всему есть предел, думала я, отворачивалась и молчала. Захочет – всё исправит сам. Но видимо он не скучает. Конечно, я же избалованная, наивная и глупая подстилка… Нет, ни за что я не подойду к нему сама.
Тем более, у меня совершенно нет на это времени.
У меня экзамены, диплом… дел по горло. Подходит к концу последний год моего обучения, и я кручусь, как белка в колесе.
И я одна. С Ричардом и Абигайл я разорвала все связи – вернее, просто не стала их возобновлять. Возможно, они слышали, что я вернулась и вновь учусь, но никто из них не зашёл ко мне и даже не позвонил. Может, я бы и хотела продолжать общаться с Эби, но после папиных слов и той давней весенней ночи мне было стыдно даже в глаза ему смотреть, не то что продолжать, эм, дружить. Больше друзей я не заводила – только пару приятелей, которые быстро растворялись во времени.
На последнем курсе я начала много заниматься и бегать по местному парку с музыкой. Я стала больше времени уделять саморазвитию, спорту, записалась на танцы и даже хотела накачать пресс, но у меня так ничего и не получилось. В общаге у меня было всё так же тихо и безлюдно, как на первом курсе, так что я могла часами сидеть в общем холле в полном одиночестве. А когда становилось совсем скучно, я могла танцевать, виляя подтянутой пятой точкой.
И мне не было так уж плохо. Я с нетерпением ждала окончания университета, уже подобрала себе махонькую квартирку недалеко от родительского дома, раздумывала, куда устроюсь, когда закончу обучение.
Я много танцевала – и на занятиях, и просто так, в своё удовольствие. Актёрское мастерство давалось мне труднее, чем танцы, но мне действительно нравилось этим заниматься. Я чувствовала, что решение сменить специальность было самым правильным решением в моей жизни – конечно, после решения бросить пить. Я работала трудно, чтобы получить диплом и, главное, стать лучше.
А потом я его получила.
И был выпускной, хотя я мало что помню – по особому случаю я довольно много выпила, и, как обычно, перестала себя контролировать. Я помню, что кучка таких же выпускников, как я, наводнила нашу тихую гавань общежития, перевернув всё вверх дном. Мне запомнились дикие танцы в жутко неудобных, длинных мантиях, от которых чесалось тело и то, как моя в разгар веселья полетела куда-то в угол и так и провалялась там до следующего утра.
Потом мне прислали фотки, и я поняла, что, скинув мантию, так и осталась в чём была – то есть в нижнем белье. Ну, что ж, вряд ли я увижу кого-то из них ещё в будущем – поэтому мне даже не стыдно.
Наверное, можно сказать, что мой выпускной удался…
Может быть, пройдёт много лет, и я буду рассказывать о нём своим детям…
Хотя, что за бред?
Каким ещё детям?
большая техничка Итак! Рошель действительно сменила специальность из-за мечты всей жизни стать иллюзионистом, училась она, как можно замтетить, с переменным успехом, а так же я сменила ей цель жизни. Если не ошибаюсь, это не запрещено. Ну а если ошибаюсь - скажите, и я запишу штраф
А ещё между делом я заметила, что Коминошки-то накопили аж 25 эликсиров молодости! :О Я сто лет не перечитывала правила, но, кажется, за это дают какие-то баллы. Сейчас опубликую отчёт и посмотрю
Друзей у Ришульки и правда маловато. В общаге она постоянно с кем-нибудь дралась и наживала врагов.)
крутая машинка Джареда
расстроенная Ришка
а-ля приличная выпускница
знакомая картина, не правда ли?
