- Знаешь, вот мы с тобой ужасно похожи на брата с сестрой, - заявила мне утром Кэйли, - что по цвету волос, что по цвету глаз. Да только я совершенно точно знаю, кто мои родители и твоего папаши там не было.
Я утвердительно кивнул, улыбнулся, погладил её по огненно-рыжему водопаду волос и прикрыл от упоения глаза.
- Слушай, Кэй, - осторожно начал я, - а как ты определяешь синдром этот или нет?
- М-да, вот самая тема для разговоров в постели. Ну, у тех, кто им болен, очень странно выглядит прошлое, будто отсекается с какого-то момента, вот это и чувствую. У тех, у кого амнезия, прошедшее хоть как-то прощупывается, а эти полностью заблокированы.
- Как у меня? - похолодел я.
- Ага, примерно. Так что если бы ты никого не помнил, я, пожалуй, написала бы в заключении синдром камикадзе.
- Так... вроде бы они только людей не помнят, разве всё прошлое не прощупывается? - попытался найти лазейку я.
- Трин, - удивлённо воззрилась на меня она, - мне тебе лекцию прочитать? Я же сказала, что прошлое у больных синдромом выглядит неправильно, я же не сказала, что напрочь отсутствует. А вот теперь представь, что все люди, которых ты когда-нибудь знал, испарились из твоей памяти и все события с ними связанные тоже, и все эмоции, и все мысли. Вот что там останется? Только то, что в книжках вычитал и по телевизору посмотрел. Ладно, давай завязывать с этим делом, пошли завтракать, что ли.
И мы пошли. Я отчаянно пытался не думать со всеми этими штуками, связанными с синдромом, но не могу сказать, что преуспел.
В общем, жилось мне как в раю и на пороховой бочке одновременно. Незабываемые, надо сказать, ощущения.
Довольно странно было проводить всё время с человеком, которому хотелось рассказать всё на свете и в то же время приходилось контролировать каждое своё слово, потому что один неверный шаг и, думаю, профессионализм в моей девушке перевесит внезапно возникшие чувства.
- Слушай, а чем ты занимаешься? – спросила однажды меня она, - что-то не вижу, чтобы ты на работу ходил и чтобы клиенты к тебе являлись, тоже не наблюдаю.
- Видишь ли, - потираю лоб, лихорадочно пытаясь что-то придумать, - никем я не работаю, те небольшие способности, что у меня были, ушли вместе со смертью. Новые, правда, открылись, только я никак не могу разобраться, какие. Спонтанно появляются, спонтанно исчезают, никакого порядка. Поэтому пока бездельничаю. Деньги от продажи магического барахла остались, тем и живу. Кстати, дед твой живёт в моей бывшей комнате для приёмов. Надеюсь, ничего ему эдакого там не снится.
- Ух ты, а в чём проявляются твои новые способности, - Кэй пропустила мимо ушей реплику про деда, и ухватилось за самое интересное.
- Скажем так, я почти твой коллега, случайно попадаю в какие-то моменты прошлого, даже не знаю, как это можно было бы использовать в мирных целях.
- А ну-ка, посмотри мне в глаза, - тут же посерьёзнела она и моя душа прямым рейсом отправилась в пятки.
- Да ладно, - сделал попытку непринуждённо отшутиться я, - и охота тебе всякой фигнёй страдать, пошли лучше ужинать.
- В глаза смотри, - настолько твёрдым голосом произнесла она, что я помимо воли обмяк, с ужасом осознавая, что вообще не могу пошевелиться. Кэй, девочка моя, что же ты делаешь? Не собираешься же ты…
- Извини, - моргнула она и я, хвала небесам, снова обрёл возможность шевелить конечностями, - я должна была проверить, нет ли в тебе подселенцев, потому что когда вот так меняются магические способности на что-то неконтролируемое, ужасно похоже на то, что тобой кто-то управляет.
- И-и? – осторожно спросил я, ещё не успокоившись. Мало ли, что у них принято делать с теми, в ком подселенцы всё же обнаруживаются.
- Да ты вообще странный вдоль и поперёк, - вздохнула Кэйли, - с одной стороны чисто, а с другой… будто след какой-то сущности ухватила, но только такой сущности, что если то, что я почувствовала – правда, то на кой ты ей сдался, совершенно непонятно. Не бывает, и личности такого класса не забредают в тела людей вообще. Это если бы ты поселился в теле муравья, полностью осознавая себя, и был бы счастлив такой участи. Немыслимо и несопоставимо, а значит, я что-то неправильно поняла.
- Может быть, прекратим со всем этим и отправимся ужинать? – взмолился я, всё ещё ощущая адреналин, струящийся по жилам и чувствуя острую потребность побыть подальше от мистической ерунды и заняться чем-нибудь до безобразия простым и обыденным, вроде чистки картошки, например.
Она вообще обескураживала меня подобными заявлениями, внезапными экскурсиями в моё будущее, а также тем, что упорно отказывалась говорить о себе, о той тёмной боли, которую я периодически чувствовал, о своём прошлом, да и вообще о себе.
В жизни она была разной, с лёгкостью меняющей не только внешнюю оболочку, но и внутреннюю составляющую, но каким-то безошибочным неосознанным чутьём я совершенно явственно знал, что выглядит всё это так, будто бы яркими, цветастыми, праздничными нарядами пытаются прикрыть изъеденное проказой тело.
В общем, мы друг друга интересовали не только физически, не только в общении, но ещё и на каком-то непонятном, полубессознательном уровне до потери пульса интриговали друг дружку таинственностью и загадочностью собственной сути. С той лишь разницей, что она о своей прекрасно знала, а я не имел ни малейшего подозрения не только о том, что внутри неё, но и о том, что же находится во мне самом.
Однако прикоснуться к её истории мне удалось намного раньше, чем я даже мог подумать.
В последний день её отпуска мы выбрались, наконец, погулять по городу, причём по известным причинам, я дал ей карт-бланш, чтобы избежать ситуаций, где может выплыть то, что я совершенно ничего здесь не знаю.
Мы побродили по улицам, а потом уселись отдохнуть в парке, под шелестящими от ветра ветками.
- Трин, я тут подумала, а давай ты завтра со мной поедешь на работу? Я хочу, чтобы коллеги тоже на тебя посмотрели, а там того и гляди найдётся занятие, где и твои неконтролируемые возможности пригодятся или совместно придумаем как тебе ими управлять. Понимаешь, то, что ты рассказывал, так только мастера экстра-класса могут видеть – чётко, чисто и только то, что нужно для дела, без всякой лишней шелухи и отсебятины.
Мысль мне понравилась и испугала одновременно, потом что коллеги это вам не ослеплённая внезапной любовью девушка, они вполне могли бесславно окончить мои похождения в этом, да и любом другом мире, проживанием в палате местной психлечебницы в качестве ничего не понимающего тела. Но никакого ответа дать я не успел, потому что около правого уха пролился самый мелодичный на свете голос:
- Трин! Какая встреча, привет!
Я резко вскочил, обернулся, позабыв о Кэй, о её коллегах, обо всём на свете. Стоял, разинув рот, не зная как реагировать, что делать и вообще не понимая, что будет дальше.
Всё произошло в долю секунды.
Оставленная мной Кэйли молниеносным движением оказывается у меня за спиной, выкрикивая:
- Хлеаллан! Мэйселли, динарэ, биллинор.
Слева, замеченная исключительно боковым зрением, мелькает вспышка, легко поглощаемая ладонью левой руки Ойди, на лице которой воцаряется удивление.
- Что? – коротко и негромко спрашивает она, пытаясь заглянуть мне за плечо.
- Пбэн, - выплёвывает Кэй, внезапно падает и, выкрикивая что-то совсем уж нечленораздельное, начинает биться в судорогах, а перед тем, как теряет сознание, с её губ срывается ещё одно непонятное слово, - Слэтейн.
Бросаюсь к ней, держу голову, несильно бью по щекам, чтобы привести в чувство.
- Она сейчас не очнётся.
Удивлённо поднимаю глаза. Слышимый скрипучий голос совершенно не похож на все ранее слышимые интонации, но замечательно подходит к посеревшему и будто на тридцать лет состарившемуся лицу Мелодии.
- Отнеси её домой, а если до завтра не придёт в себя, обратись в больницу.
Разворачивается, чтобы уйти.
- Стой!! Что произошло?! – у меня нет свободной руки, чтобы схватить её за штанину, но мой отчаянный крик подобно невидимому аркану хватает её, заставляя резко на полушаге остановиться. Медленно поворачивается и медленно отвечает.
- Хорошо. Я расскажу. Может быть, тебе станет проще. Сложно любить, исполнившись отвращения. Слэтейн – это я. Такое имя я носил в прошлой жизни, когда был начальником полиции. Эта девушка, скорее всего, двужизненная, та, которая хорошо помнит прошлое воплощение. Оно сейчас взяло верх и зашлось от ужаса. Я не знаю, кто она, но судя по тому, что ей известно моё имя, значит, мы пересеклись довольно тесно. Может, она была воровкой, которую я собственноручно заколол, может быть, невыгодным свидетелем, от которого я избавился чужими руками, может, невинным прохожим, на которого я повесил чужое преступление, а может, одной из бесчисленных жертв, замученных лично мной просто потому, что любил я это дело. Понимаешь?! – она кричала, яростно сжимая кулаки, а глаза, несмотря на изрыгаемые молнии, были темны от боли, - А если ты, подумав, решишь, что я теперь не отвечаю за прошлую жизнь, то скажу, что решение высасывать жизненные силы из горожан при постройке купола принадлежало мне. Выжили не все. Теперь всё. Прощай и забудь меня, как страшный сон.
Развернулась и ушла.
Я её не останавливал.
Я сидел на асфальте абсолютно опустошенный и осторожно прижимал к себе голову бессознательной Кэйли.