Отчет 5.15
Мы валялись на кровати, целуясь, обнимаясь и хохоча. С тем, чтобы никто ничего не слышал, я погорячился – к нам несколько раз забегали близняшки с вопросами, а что это мы такое делаем, что у нас так весело. Лирика краснела, пыталась их выгнать, но упрямые сестренки не желали ничего слушать. В итоге мы пригласили их к нам на кровать и щекотали до тех пор, пока проходящий мимо комнаты мистер Дэйвис не велел дочкам оставить нас вдвоем. Близняшки не желали уходить, цеплялись за мою одежду (очевидно, симпатия ко мне – это у них наследственное), и отец семейства забавно наигранно злился, понимая, что сестры его не слушают. В итоге отвлечь дочерей от нашей забавы смогла только мудрая миссис Дэйвис, приготовив ягодный пирог, запах которого, я уверен, почувствовали даже соседи. Лирика взяла нам по кусочку лакомства, и мы снова остались наедине в ее комнате.
Она была прекрасна – раскрасневшаяся, со спутанными, растрепанными волосами, такая естественная и искренняя. Лирика заметила мой взгляд и смутилась еще сильнее, начав теребить юбку.
- Мишель… почему ты так на меня смотришь… - не выдержала она минут через пять молчания. – У меня что-то на лице, да?
- Неа, - отозвался я и присел к ней на диван. Лира – по инерции или специально – отодвинулась от меня. Я пересел поближе к ней, наслаждаясь реакцией. Дальше двигаться было некуда, и она вжалась в спинку дивана.
- Ну и куда ты от меня собралась сбежать? – тихо проговорил я, коротко поцеловав Лирику в лоб и прижав к себе. От нее пахло ягодным пирогом, который она принесла, и ненавязчивой туалетной водой. Дышал бы и дышал вечность. Но меня беспокоила ее напряженная поза, поэтому я выразительно на нее посмотрел.
- Мишель, - она покраснела еще сильнее, хотя я не знал, что такое возможно. – Я понимаю, что… ну… ну ты понял… да? – Лирика с надеждой посмотрела на меня. Я еле сдержался, чтобы в этот момент не хихикнуть.
- Не совсем, если честно, - я приобнял ее, максимально ласково и нежно, чтобы она расслабилась. Поцеловал в белую макушку, погладил по руке. Эффекта это не произвело – Лира все еще нервничала, чем напрягала и меня тоже. Что же она так хочет сказать?
- Ну, я же знаю… ну что… ну, что тебе же хочется… - выдавила из себя Лира и совсем сникла. – Так что… так что я не против… только не тут, ладно?
- Лир, - позвал ее я, вкладывая всю нежность, все те чувства, что переполняли меня последние месяцы общения с ней. – Лирика, посмотри на меня, пожалуйста.
Она нехотя подняла голову, все еще стесняясь посмотреть мне в глаза, высматривая что-то на моем воротнике. Я взял ее лицо в свои ладони, вынуждая поднять взгляд. Мне открылось, что думала она об этом не первый день, и беспокоит данный аспект личной жизни пары ее достаточно давно.
- Пока ты не захочешь – ничего не случится, обещаю, - я поцеловал ее в щеку и снова посмотрел в любимые глаза. Она была права – подобные мысли меня посещают, и чем ближе к ночи, тем чаще. Сегодня я чудом сдержался, пока мы баловались на кровати – у меня не было и мысли, что сегодня что-то такое случится, но тело думало по-другому, и Лирика наверняка это заметила. Но я твердо решил, что сигнал должна подать она, а раньше – ни-ни.
- Но… Но я же знаю, как это сложно… - ее глаза с ужасом расширились, когда Лира поняла, что сказала. – В смысле, я читала, откуда мне знать так-то… ну в смысле…
Могу наблюдать за смущенной, суетящейся Лирой вечность. Вот правда, это настолько мило и естественно, что этот момент хочется заморозить. Но это было бы слишком жестоко, и я поспешил ее успокоить:
- Когда решишься – тогда и поговорим, а пока не заморачивайся, я не трону тебя без твоего согласия.
Лира как-то необычно вздохнула – я был уверен, что это не вздох облегчения, а нечто другое, но не успел обдумать эту мысль, потому как девушка в моих руках размякла, успокоилась и, прижавшись, перевела тему:
- Расскажи мне, что так встревожило тебя на кладбище. Ты приехал сам не свой.
Кажется, мое лицо слишком быстро изменилось – Лирика в растерянности взглянула мне в глаза и, видимо, прокляла себя за то, что напомнила. Мне не хотелось об этом говорить – проще было просто думать, что бабушка Ария сошла с ума.
- Прости, я не хотела, - растерялась Лира, опустив глаза. – Я должна была догадаться, что это не мое дело…
- Ничего.
Я забыл о своей семье, я не думал о ней и не собирался вспоминать. Понимаю, что Лирика просто хотела помочь, но мне правда не хочется делиться этой грязью. А я уверен, что этого добра в этой странной истории зашкаливающее количество. Видя мои терзания и мрачный настрой, Лира сама прижалась ко мне, взяла руку в свои ладошки и поцеловала в щеку. Она хотела как-то поддержать меня, и от осознания этого стало тепло и более-менее спокойно. Я понял, что могу довериться ей, что необязательно решать проблему в одиночку, можно получить поддержку.
Рассказ не получилось сделать коротким – Лира так внимательно слушала, так крепко сжимала мою руку, что захотелось рассказать обо всем: о подозрениях, о страхах, о том, что недоволен собой. Выговорившись, я понял, что мне гораздо легче, что все встало на свои места и больше не летает роем в моей голове.
- Поговори с отцом, - наконец сказала Лирика после недолгого молчания. – Думаю, он обо всем знает - вряд ли такое стали скрывать от твоего папы, он же, все-таки, не чужой человек. Ты вырос, ты стал взрослым и имеешь право знать правду.
Мы еще немного посидели вот так, в тишине, в обществе друг друга. Я слышал мирное дыхание и равномерно бьющееся сердце, и мог только удивляться, почему раньше вообще получалось без нее жить. Хотелось приковать ее к себе всеми возможными способами, чтобы она никуда не делась, чтобы волшебный момент не растворился во времени.
Но вопрос с отцом все-таки надо было решить, если я хотел перестать беспокоиться и во всем разобраться. Откладывать в долгий ящик не было смысла – Лирика волновалась, да и самому было не по себе, поэтому хотелось закончить со всем этим побыстрее. Я чмокнул любимую в щеку и прямо от Дэйвисов отправился к отцу.
- Все будет хорошо, приезжай к нам, как все выяснишь, - сказала Лира, на прощание обняв меня. Она так редко делала это по собственной воле, все время стеснялась, боялась показаться лишней, что каждый такой порыв невероятно радовал меня. С трудом выпустив девушку из объятий, я быстро поймал такси и уехал.
О том, что о приезде надо все-таки предупреждать, даже если навещаешь отца, подумалось как-то совсем поздно – уже на пороге многоэтажки. А еще я не знал, один ли он, или София настолько наглая, что до сих пор ошивается где-то поблизости. О ней поговорить тоже хотелось, но уже потом – первоначальной была задача узнать побольше о смерти мамы.
- Пап? Да, привет, - я немного замялся. – Слушай, ты дома? Я хотел приехать…
- Да, дома, - в голосе слышалось удивление. – Приезжай, конечно.
- Ну, тогда открывай дверь, - я позвонил в домофон. Уверен, он растерялся еще сильнее.
В отцовской квартире что-то определенно изменилось – небольшая перестановка старой и наличие новой мебели, все стало выглядеть как-то безжизненно, спокойно, очень строго. Я бросил взгляд на шкаф в прихожей, и все сразу стало ясно.
- Вы разошлись с Софией? – спросил я у папы, проходя в зал. Он удивился (в который раз за сегодняшний день?), но ответил:
- Да, месяца четыре назад, если не больше. Откуда ты знаешь?
- Я прошел и ни разу не наступил на помаду, расческу и прочие мелочи, которые всегда валялись, - полуискренне улыбнулся я. – А еще в шкафу в прихожей только мужская одежда.
- Верно, верно, - усмехнулся папа. – С тех пор женщины в этой квартире не появлялись и, как видишь, здесь все немного опустело…
- Что случилось? Вы же столько лет были вместе… - не скажу, что очень сильно беспокоился, что Хейн живет под одной крышей со змеей подколодной, но я рад, что тут ее больше нет. Не показывать эту радость было сложно.
- Да как сказать… - замялся он. – Мы поняли, что застряли в наших отношениях, и не видели смысла продолжать их. Ну да что было – то было, я уж стар, куда мне о девушках печься, - он вновь усмехнулся; но печаль в глазах не ускользнула от меня. Конечно, ему одиноко, теперь я знал это чувство и понимал его. Было стыдно – бросил отца, пускай и не старика, но уже достаточно пожилого человека, который за прошедшее время очень постарел, хоть внешне старался этого не показывать. Я пообещал себе отныне быть к нему внимательнее.
- А что случилось, что ты так резко приехал? – спросил отец, внимательно глядя на меня.
- Видишь ли…
Между нами не было тесной связи или безоговорочного доверия, которые обычно сопровождают отношения близких людей. Поэтому рассказывать о своих переживаниях было тяжело, и я с трудом боролся с мыслью закончить этот разговор какой-нибудь фразой вроде «Ты знаешь, это не так и важно, пойду-ка я». Но в таком случае тайны остались бы тайнами, меня бы продолжили терзать любопытство и сомнения. Не говоря уже о том, что я опять собирался поплыть по течению, не вмешиваясь в собственную жизнь. Урок был слишком жесток, чтобы так быстро о нем забыть.
Через некоторое время, когда стало понятно, о чем речь, я начал замечать изменяющееся поведение отца – его лицо побелело, губы подрагивали, он сжал руки в кулаки, кажется, пытаясь успокоиться. Перемены в отце насторожили меня и укрепили в желании все знать.
- Мишель, я понял, о чем ты, - тихо, немного хрипло проговорил Хейн, останавливая меня жестом руки. – Раз ты спросил – я обязан ответить, хотя предпочел бы никогда не вспоминать… Бабушка Ария не сошла с ума, Мишель. Она… она сказала правду.
Теперь уже он рассказывал, а я слушал; под мерный голос отца впору было уснуть, но жестокие вещи, о которых Хейн рассказывал: мое наследие, судьба моей несчастной матери, - это все вызывало ярость и негодование. Как вообще такое могло случиться! Почему все были в курсе, но никто ее не защитил! Дориан, этот всемогущий дьявол, как назвал его папа, просто сидел и бездействовал! Вмешался во все, что только можно, но такой катастрофы не предотвратил! Бабушка тоже хороша – как она вообще теперь может приходить на могилу к дочери, если ее убил ее муж! Как она вообще смела меня воспитывать… как вся эта семейка позволила произойти тому, что произошло…
- Мишель, - поднял печальные глаза папа, когда закончил свой рассказ. – Оставь ненависть, что кипит в твоей душе. Мы все перененавидели друг друга уже давно, в первые годы после ее смерти. Это забылось, стерлось. Появились более важные вещи – воспитать тебя так, чтобы ты не чувствовал себя одиноким…
- Но я себя так чувствовал, - прервал его я. – Я по сей день чувствую себя одиноким!
- Как и все мы, Мишель, - папа аккуратно взял мою руку. Я постарался успокоиться, понимая, что это для меня открылось только сейчас, а все они – отец, бабушка, тети, другие многочисленные родственники – уже справились с этим и не хотели бередить воспоминания. Я должен был знать эту историю – я узнал. Теперь мне нужно было справиться с этим. Что мою мама убила собственная семья, не помешав ей окунуться в болото, куда затянул ее Мейнард.
- Бабушка сказала… - мне нужно было выяснить еще кое-что. – Бабушка сказала, что Дориан убил его, этого ублюдка. Это правда? Мама хотя бы так отомщена?
Папа вздохнул так горько, что мне показалось, что сейчас он расплачется. Но отец справился с наваждением и поднял голову.
- Да, отомщена. Только… - он еще раз тяжело вздохнул. – Об этом знаем только я и Дориан, даже столь осведомленная бабушка не подозревала. Иначе… иначе я никогда бы тебя больше не увидел. Никто не позволил бы мне тебя воспитывать, если бы они только знали…
Догадка кричала, верещала, требовала внимания в моей голове. Я уже знал, в чем дело, но не верил, не принимал, всеми силами брыкался, не желая думать, что мой отец…
- Застрелил Мейнарда, - закончил мою мысль за меня Хейн. – Это был я.
Я вскочил с дивана, резко, до боли в ногах и спине, и направился в сторону прихожей. Не может… не может быть…
Хейн поймал меня за руку, когда я судорожно дергал ручку входной двери на себя.
- Мишель, послушай… - начал он таким тоном, будто разговаривает с душевнобольным.
- Не смей! – рявкнул я, с силой убирая руку Хейна с моего плеча. – Не хочу ничего слышать! Ты… ты… мой отец – убийца!
Ком застрял в горле, отчаяние било в висках, сводя с ума. Я поджал губы и зажмурил глаза, чтобы не позволить слезам вырваться. Кисть сама по себе дергала ручку двери, но та все еще не поддавалась. Истерика, захватившая мой разум, отчаяние и горечь от того, что мне стало известно слишком многое, - все это давило и медленно съедало изнутри. Я с трудом шевелился, хотелось убежать, как можно дальше от всех, не слышать этого чертового голоса Хейна, который пытался меня успокоить и образумить.
- Выпусти меня! – снова крикнул на него я, поняв, что дверь не открывается. В комнате воцарились молчание и тишина, которые проникали под кожу, сводили с ума, заставляли сердце биться быстрее – меня оглушило собственное сердцебиение, ярость и ненависть. На Хейна смотреть не получалось, я с силой протер глаза ладонью, чтобы хоть как-то суметь совладать с собой. Не получилось. Хейн вздохнул – тяжело, безнадежно, потерянно – и дернул ручку двери, толкнув ту от себя. Я с каким-то отрешенным удивлением посмотрел на нее и на открытый путь. Мысли все еще мешались в голове, я растерялся, не знал, как реагировать, как справиться со всем этим, как унять сердце и гнев, бушующий в душе.
- Мишель… - это было последнее, что я слышал от Хейна. После этого я сорвался и выбежал из проклятой квартиры, навсегда забывая о том, что связывает меня с ней и ее хозяином.
Я бежал по улицам, несся сломя голову, периодически снося мусорные баки, что стояли вдоль тротуара. Глаза не видели препятствий, они смотрели на мои кроссовки, не в силах оторваться и взглянуть на мир вокруг меня. Отныне его не существовало. Ничего не существовало.
Через некоторое время после интенсивного бездумного бега я замедлился, переходя на спокойный шаг, а потом и вовсе остановился, с удивлением замечая, что не могу отдышаться, а ноги подкашиваются от усталости. Нашел глазами недалеко лавочку, присел, стараясь прийти в себя. Получалось плохо – меня все еще колотило и выворачивало, было противно от самого себя, от всех тех, кого я знал. Хочу бежать дальше, не останавливаться, и унестись так далеко, как только получится. Осмотрел высотные дома, красивые вывески Бриджпорта – и понял, что от этого города тоже хочется сбежать, он высосал из матери все соки, он породил этих лживых, продуманных мерзавцев, которые ее все-таки не уберегли…
Люди куда-то спешили, немногочисленные деревья шелестели листьями, собаки лаяли на кошек. Все было как обычно. Только вот я уже был немножко не жив. Идти было некуда, на что-то надеяться не хотелось – уничтожен, растоптан, потерян. Да, толком мы и не были семьей, но это не помешало им убить маму и раздавить меня. От меня остались жалкие крохи, поддерживать в которых жизнь не хотелось. И было бессмысленно.
- Мишель? – позвал меня полузнакомый голос. Я нехотя поднял глаза, картинка все еще плыла, но силуэт я узнал. – Ты обещал приехать, но я не выдержала и пошла сама тебя искать… Мишель, что случилось? – взволнованно сказала Лирика, присев рядом со мной и проведя теплой ладонью по моим щекам, по которым все-таки потекли слезы.
Я, в ужасе осознав, что плачу перед девушкой, отвернулся и сам утер их кулаком.
- Ничего, - выдавил я. – Как ты меня нашла? Я сам не знаю, где нахожусь… - хотел отвлечь ее, чтобы она ничего не спрашивала. Не готов об этом говорить.
- Недалеко от моего дома же… Я почти и не искала – сразу как-то нашла… - Лира подошла ко мне и присела на колени, заглянув в мое лицо. Я снова хотел отвернуться, но она не позволила – погладила пальцами щеку, в другую руку взяла мою ладонь. Я невольно посмотрел в ее глаза и на мгновение обо всем на свете забыл. Лирика смотрела внимательно, обеспокоенно, но ничто не могло заслонить ту нежность и заботу, которые отражались в ее глазах. Эта девушка действительно меня любит. Вдруг она села прямо на грязный тротуар, не заботясь о своих белых брюках, и положила голову на мои колени.
- Я всегда буду с тобой.
Когда дети будут нас спрашивать, как мы поженились, я с гордостью скажу, что сделал предложение самой потрясающей девушке на свете, когда сам был в отчаянии и на грани нервного срыва, а она была рядом. Несмотря на грязный наряд, несмотря на все взгляды прохожих, ее голова лежала на моих коленях, и я чувствовал, как ее любовь постепенно успокаивает меня, дает силы справиться с тем, что на меня свалилось. Опустившись рядом с ней на колени, я уткнулся головой в ее плечо и попросил всегда быть со мной.
В тот день мы уже ближе к ночи доехали до Дэйвисов и сообщили, что уезжаем в другой город, где собираемся пожениться. Родители не сильно сопротивлялись такому резкому отъезду дочери – их доверие ко мне было почти безграничным, и я собирался его оправдать. Как планировали, так и случилось – свадьба была скромной, из гостей были только все семейство Дэйвисов, которые не поленились проехать тысячу километров, чтобы поздравить нас. Мои родственники обо мне больше ничего не слышали – у меня теперь другая семья, которая действительно меня любит. Феллеты со временем забылись, не оставаясь со мной даже в страшном сне.
Мы отказались от всего, что нас держало.
Мы начали другую, новую жизнь.
С другой фамилией.