Рука откинула одеяло и потянулась за мобильником. Пять пропущенных вызовов от Эйма и три смс от Эйлин: "ты что, правда с ним уедешь?!", "перезвони мне, я волнуюсь" и до банального простое "только не делай глупостей!". Спасибо за предупреждение, подружка, но поздновато. Самая большая глупость сделана - я позволила себе сесть к нему в машину, насквозь пропахшую его запахами, и заплетающимся языком пролепетать "поздно уже домой ехать, отвези меня к себе". Я позволила себе быть очарованной. Да и можно ли было запретить, глядя в эти бездонные глаза, задыхаясь от случайных прикосновений сильных рук? Его манеры, повадки - все было слишком притягательно, чтобы не поглядывать на него тайком из-под свалившейся на лицо пряди волос. Он не замечал или делал вид, что не замечает, развлекал меня шутками, поил вином, а затем выдал женскую ночную сорочку и отправил спать в своей кровати, уставившись в экран компьютера с котировками акций. Я даже не знаю, какое чувство победило во мне в тот момент - обида, что у него даже не мелькнуло мысли присоединиться, или восхищение его порядочностью, но пока я лежала без сна, ворочаясь в холодной постели (да, вероятно, все-таки первое), твердо решила, что он должен быть моим.
Дверь в спальню тихо отворилась и на пороге моей обители появился Он, впуская восхитительные запахи - ментоловых сигарет, свежемолотого кофе и ванили.
- Доброе утро, прима-балерина, - усмехнулись синие глаза.
Я припомнила, как ночью несла какую-то ахинею про балет. Пожалуй, не стоило соглашаться на распитие бутылки вина, я бы тщательнее подбирала слова, чтобы его впечатлить.
- Кофе на столе. Надеюсь, сэндвичи на завтрак подойдут.
Сэндвичи подходили. По правде говоря, подходила любая еда, приготовленная его руками.
- Я только быстро в душ.
Никогда раньше мне не доводилось ночевать вне дома, гостиницы не в счет. И сейчас, находясь в чужой квартире, я упивалась новыми острыми ощущениями. Смена обстановки, свобода и раскованность. Другая мебель, другой стиль, другие запахи. Огромная ванная комната, по площади приблизительно равная моей спальне, с мягкими пушистыми ковриками на полу, с душем и ванной с джакузи. С тропического дождя изредка срывались капельки - вероятно, Он принимал душ совсем недавно.
Не удержавшись, пальцы пробежали по махровому полотенцу, еще влажному после тела его хозяина. Воображение попыталось нарисовать мне эту картину, но было задушено на корню чувством стыда. Наверное, я начала сходить с ума, но... мне ведь уже почти восемнадцать. Нет, нужно было запретить себе думать о чем-то подобном.
Ледяная вода немного отрезвила, заставив вспомнить, что не все в моей жизни так радужно. Удивительно, как легко позитивные мысли взяли верх над негативом, вытеснив его из головы, стоило только на моем пути появиться восхитительному платью или шикарному мужчине. С другой стороны, подсознание впервые за десять лет не терроризировало меня кошмарами и чувством вины, мама возвращалась к жизни, у меня появилась отличная работа и какие-то перспективы. Жизнь налаживалась, с какой стороны ни посмотри. А записка... Я решительно отодвинула мысли о ней, беспечно рассудив, что не могут же они заставить меня стать этим волком против воли.
- Знаешь, ты словно мой ангел-хранитель, - с ходу заявила я, появляясь на кухне в своей одежде (чужая пижама показалась мне неуместной).
- Да? - неопределенно хмыкнул он, наливая очередную порцию кофе, и уткнувшись в новости, транслируемые по телевизору.
- С тобой так спокойно, - клянусь, я не понимаю, как это происходит, но меня тянет к нему неведомая сила, заставляя совершать необдуманные поступки: вот и в этот раз моя щека прижалась к его спине, заставив ангела-хранителя дернуться, едва не расплескав горячий напиток. А я тем временем продолжила его добивать. - Я ведь нравлюсь тебе?
Наверное, виной всему было хорошее настроение. Когда мне показалось, что жизнь налаживается, в голове вихрем пронеслась шальная мысль о том, что у меня, возможно, помимо всего прочего, появится еще и потрясающий ухажер. Поэтому его последующие слова не просто удивили, а уничтожили мои мечты и уронили мою гордость.
- Зои Джейн, - произнес он, медленно отстраняясь и оборачиваясь. - Ты даже не представляешь, сколько у меня поводов тебя ненавидеть.
В ту же секунду уголки губ опадают вниз словно осенние листья с деревьев. Первая стадия - мне кажется, я ослышалась. Смотрю в серьезные синие глаза, но не читаю в них ни нежности, ни заботы. Вторая стадия ознаменовывается осознанием того, что он действительно это сказал. Он меня ненавидит. Дыхание перехватывает. Взгляд туманится горячей пеленой, но я не позволяю ни единой слезинки выкатиться из глаз и потешить самолюбие этого мужлана. Вот еще, не буду из-за него рыдать. Тоже мне, поводы меня ненавидеть! Да на себя-то давно смотрел? И нахрена же притащил к себе, если так меня ненавидит? Обжигающая волна злости, смешанная с обидой в пропорции один к одному, поднимается изнутри, я разворачиваюсь на каблуках и вылетаю из кухни, бросив напоследок:
- Ешь сам свои сэндвичи!
Мне хочется крикнуть еще что-то резкое, обидное, чтобы ранить в самое сердце, заставить пожалеть о своих словах, извиниться, пожалеть, заключить в объятья - да сделать хоть что-нибудь, а не стоять посреди кухни пока я поспешно приглаживаю прическу возле зеркала в прихожей.
- Я подвезу.
- На метро доберусь, - гордо отказываюсь я. - Раз я тебе настолько противна.
Вылетаю из квартиры, заливаясь слезами, скрываюсь за дверьми лифта. Он молчит, не произносит ни слова, не пытается меня остановить. И почему он такой бездушный козел? Как он мог такое сказать? Стоило только окрестить его мужчиной мечты, как он проявил себя во всей красе. Тоже мне, ангел-хранитель. Тупица, а не ангел.
- Родители ничего не заметили, - сообщил Эймер, встретив у станции БриджХиллс, все еще злую на весь мир: почему никто не сказал, что в метро не принимают кредитные карты? - Ну или сделали вид, что ничего не заметили.
Немудрено не заметить, когда ты ведешь преимущественно ночной образ жизни, в то время как твои дети в силу определенных обстоятельств - дневной. Мама и Эндж никогда не просыпались раньше четырех часов. Папочка мог встать и раньше, если только его вызывали на работу. Так что несовпадающие биоритмы вампиров и людей сегодня сыграли нам на руку.
Эймер поглядывал на меня в нетерпении - наверное, хотел узнать, зачем я села в Его машину, чем думала в тот момент и не наделала ли глупостей. Но братик слишком тактичен, чтобы задавать подобные вопросы в лоб, а потому максимум, чем ограничится - спросит как мне понравилась светлая замшевая обивка ягуара.
- Я сказал отцу, что ты с утра пораньше уехала в салон красоты. Пожалуйста, не забудь. Не хочу расходиться в показаниях, - вот и все, что он произнес.
Я люблю своего брата. За все, что он делает для меня. За то, что понимает с полуслова, за то, что не осуждает, за то, что верит, что у меня своя голова на плечах. И за то, что бережно хранит все мои тайны, начиная с самой страшной.
Остаток пути мы провели в разговоре о школьных буднях - скоро должны быть оглашены результаты предварительных экзаменов. Это был ответственный и важный момент, способный кардинально изменить всю мою жизнь, помиловав или отправив на плаху, вот только ни в какой университет я не хочу и ни на какую журналистику не согласна - танцы захватили меня полностью, а "кривые зеркала" манили своими огнями и неоновыми вспышками, восхищенными мужскими взглядами, от которых замирало сердце и разливалось по телу опьяняющее тепло. Мне так много предстояло работать над собой, и у меня уже был план с чего начинать и в каком направлении двигаться. Вот только я пока не знала, как сказать об этом папочке и маме, отношения с которой только начали налаживаться.
Важный разговор я назначила на понедельник. Потом отложила до вторника, а затем еще раз - до пятницы. На четверг был запланирован праздничный ужин по случаю оглашения результатов экзаменов, и совершенно не хотелось портить такой момент скандалами. Тем более, что в конверте с результатами, который так обжигал мне руки, черным по белому было написано, что факультет журналистики СимсЮниверс был готов зачислить мисс Зои Джейн Брайс на первый курс и даже назначал ей стипендию. Становилось неловко. Догадываюсь, что маминой подруге пришлось приложить к этому руку.
Впрочем, разговору не суждено было состояться. Равно как и семейному ужину - в четверг днем позвонила мисс Хэмлок, и, теряя самообладание, горячо и на повышенных тонах что-то говорила папе. Я вслушивалась как могла - а вдруг это касалось Гордона и Белисамы? - но не разобрала ни слова. Кажется, дело касалось Старлайт Шорз, но и тут я не была уверена - папочка старательно прижимал мобильник к уху, а затем и вовсе ускользнул в зал. Закончив разговор, он виновато заглянул маме в глаза и, попросив не обижаться, был таков. Мы остались втроем в полной растерянности, понимая, что несмотря на данное папе обещание, мама не просто обижалась, она злилась, пусть и старалась этого не показывать. Злость все равно читалась в каждом звуке - от звона тарелок, поставленных на стол более небрежно, чем того требовали манеры, до постукивания по столу костяшками пальцев, чего мама никогда себе не позволяла, находясь в спокойствии.
Ужин прошел напряженно, но наше с Эймом ощущение радости от того, что мы наконец-то ужинаем вместе, а не каждый по своим комнатам, все равно никто и ничто не могло подавить. Мне так казалось. Пока не раздался звонок в дверь, который действительно изменил мою жизнь.
- Цветы для мисс Брайс, - отчитался посыльный, заставив внутренне напрячься.
Опять розы. Изумительный букет розовых роз. Я приняла цветы из его рук и, полная дурных предчувствий, отнесла его в спальню. Словно у собаки Павлова, у меня вырабатывается условный рефлекс. Еще немного - и я начну бояться цветов. Чертовы розы отнюдь не так безобидны, как может показаться - они таят в своих листьях не только острые длинные шипы, норовящие впиться в пальцы, но и треклятую карточку с подписью. Надо всего лишь протянуть руку и прочесть напечатанные рубленным шрифтом буквы, но я не могу решиться, пытаясь вырваться из объятий страха.
- От Гордона? - голос Эйма застает меня врасплох.
Пятьдесят на пятьдесят. Либо от Гордона. Либо от кого пострашнее.
К счастью, брат всегда был решительнее меня.
"Не только вампиры могут стать бессмертными" - говорилось в записке. На обратной стороне карточки прилагался адрес сайта с логином и паролем для входа. Деятельный Эймер не мог оставить их без внимания - не более чем через десять минут мы сидели перед ноутбуком.
По предложенному адресу располагалась девственно-белая страница с формой для входа. Чистый лист без мета-тегов. Вряд ли эти чудовища хотели бы индексации в поисковиках. Дрожащая рука все время норовила попасть мимо клавиш, за что мне оставалось лишь ненавидеть себя. Я всегда была сильной, и проявление слабости казалось мне чем-то недостойным фамилии Брайс. Зои Джейн была недостойна этого. Я была недостойна. Следовало успокоиться, взять себя в руки, но я не могла. Оформление сайта в лучших вампирских традициях - в черно-красной гамме - доводило едва не до помутнения рассудка. А приветствие по имени и вовсе выбило почву из-под ног. Чего они хотят от меня? Откуда знают, что я стреляла? Эймер листал страницы, с непроницаемым лицом скользил взглядом по правилам безумной противоестественной игры, а перед моими глазами расплывались строчки, в голове крутилась лишь одна мысль "кому в голову могло прийти такое?".
Наконец брат захлопнул крышку ноута, и серьезно посмотрел на меня. Раньше он много говорил. Да постоянно болтал, без умолку, разве что во сне не рассказывал ничего. После того случая Эймер замкнулся, и практически не говорил, предпочитая держать все в себе. Я знала его секреты - так же, как и он мои, но с посторонними мы больше не делились, предпочитая общество друг друга, когда все понятно с полуслова.
- Надо сказать родителям, - наконец озвучил Эйм свой приговор, присаживаясь рядом у кровати.
Нет. Сколько лет скрывать ради того, чтобы выдать свой секрет сейчас? Папочка будет зол. Мама останется в шоке. Полетят головы - сначала наши, а затем папа доберется и до друга, скрывшего от него правду. Прикрывшего меня от навязчивого внимания докторов, психологов и прочих посторонних.
- Пожалуйста, не надо. Я разберусь сама.
- Каким же образом?
- Уеду в университет.
Решение пришло спонтанно. Если не можешь решить проблему - дай себе отсрочку. Три года в университете могли помочь сбежать от повышенного внимания со стороны любителя роз. Если за три года проблема не решится, я расскажу родителям. На том мы с Эймером и порешили. Но на душе скребли кошки, да еще и этот дурацкий дождь за окном - все в этот день угнетало, тугим комком нарастая где-то внутри. Если бы я только смогла заплакать сейчас, мне непременно стало бы легче. Но я не могла, глаза оставались предательски сухими. Я знала, что это, возможно, станет большой ошибкой, но захотелось пройтись по улицам, просто погулять по центру города, бросить монетку в фонтан на площади - безо всякой цели, просто идти и не думать. Так я и сделала.
Уже стемнело, когда ноги сами привели меня к пятиэтажке из серого камня. Не было ясно, удастся ли застать обитателя четвертого этажа дома, но раз уж я здесь - почему бы не попробовать, правда? Он встретил у лифта - с заспанными синими глазами, всклоченной шевелюрой и в одних джинсах. Вероятно, я только что подняла его с постели, во всяком случае, его вид просто кричал об этом.
- Что ты здесь делаешь? - зевая, но вполне миролюбиво поинтересовался мужчина мечты.
Просто проходила мимо. Сказать, что просто проходила мимо. Да, примерно так. Но слова не успевают вырваться из горла: их опережает судорожный всхлип. Несколько секунд - и маленькая беззащитная Зои Джейн уже рыдает на плече своего героя, орошая холодное тело горькими слезами, и не может остановиться. Несчастному ангелу-хранителю остается лишь неловко похлопать ее по плечу, и неуверенно прижать к себе, отчего глупышка начинает сотрясаться в еще более отчаянных рыданиях. Традиционно - когда тебя начинают жалеть и утешать, все становится еще хуже. Зато я могу выплакаться. Наконец-то. Слезы льются ручьями, руки судорожно вцепляются в плечи, а между тем мужчине мечты надоедает такое положение дел. Он подхватывает меня и несет в гостиную, где усаживает на диван и опускается на колени рядом, резко поднимая за подбородок. Протягивает мне салфетку, а в синих глазах плещется плохо скрываемое раздражение.
- Ну и что случилось?
Я могу рассказать ему. Выложить все как есть. Про волков, про бессмертных и про цветы, которые посылает какой-то маньяк. Я знаю, что если расскажу, это не дойдет до родителей. Но я не хочу втягивать кого-то, должна быть большой самостоятельной девочкой, должна справиться сама. А потому сквозь всхлипы все же выдавливаю первую пришедшую в голову причину - необычайно глупую, хотя несколько месяцев назад она казалась мне такой важной:
- У меня не будет украшений от VR для выпускного.
Из его груди едва не вырывается возглас негодования, и перед глазами снова появляется пелена. Салфетка аккуратно промокает набежавшие слезы. Мужчина силится улыбнуться, вытягивает руки перед собой ладонями вперед, словно пытаясь защититься от потоков, которыми я орошаю его квартиру.
- Ладно-ладно, не реви. Будут тебе украшения, тоже мне, трагедия вселенского масштаба.
Его готовность подарить семнадцатилетней девчонке украшения, которые отказался дарить даже папочка, поражает настолько, что я изумленно притихаю. Несколько раз хлопаю глазами, в отчаянной попытке сообразить, что полагается отвечать в таких случаях. Результатом мозговой деятельности становится короткое:
- Не стоит.
Мой ангел-хранитель закатывает глаза, и одними губами произносит "женщины".
Сижу на диване, втягивая голову в плечи. Мне стыдно, обидно и страшно. У меня наверняка красные опухшие веки. В общем, та еще писаная и самоуверенная красавица.
- За что ты меня ненавидишь? - голос звучит отрешенно, будто бы я уже не здесь, а в каком-то другом параллельном измерении. Мне бы хотелось оказаться в таком месте, где нет волков. До того, как они заявят о себе в открытую.
- Я такого не говорил, - с долей возмущения произносит он, разливая по бокалам янтарного цвета жидкость и протягивая один из них мне. - Я сказал, что у меня есть причины, но не сказал, что иду у них на поводу. Пей, тебе надо согреться, ты все еще дрожишь.
Жидкость пахнет мерзко, но все-таки в ней можно различить едва уловимые ароматы ванили и корицы (или я себе это придумала?). В какой-то момент мне кажется, что это может быть не так уж и плохо на вкус, но чтобы не повторять ошибок с коктейлем, делаю лишь маленький глоток. Напиток обжигает горло и пищевод, желудок горит огнем, но по венам растекается живительное тепло. Только сейчас я понимаю, как на самом деле продрогла под накрапывающим весенним дождем. Попав в пленительную негу, мне так хочется поскорее согреться, что я допиваю остаток одним большим глотком. Мужчина мечты смотрит на меня с чуть изумленной, немного восхищенной улыбкой. Улыбка успокаивает, хотя в моем положении впору выть на луну.
В стекло больше не барабанит дождь, а это значит, что в пентхаусе на углу сорок седьмой меня больше ничто не держит. Я выплакалась, напилась и согрелась - вот дуреха! - пора и честь знать. Вот только холодная рука почему-то держит мои пальцы в своей ладони, отчего все внутри обрывается. Нет, он ведь точно знает, что происходит со мной, слышит сбившееся дыхание, чувствует как бешено колотится о ребра сердце. Все знает. Но не хочет отпустить.
Мой первый настоящий - французский - поцелуй случился во Франции. Мне всегда казалось, что так и должно быть. Французский поцелуй - во Франции. В небольшом коттедже на окраине Парижа. Пить игристое вино, любоваться закатом и Эйфелевой башней, сидя на веранде с красивым юношей. И целоваться. Я выбрала Жана из этих соображений - такого, чтобы подходил под мои мечты. Подогнала реальность, что-то добавила, что-то откинула. Сама купила шампанское. Вообще-то месье Дюваль предлагал откупорить его прямо в ванной и настойчиво лопотал на французском что-то о контрацепции. Мы ограничились закатом, одним поцелуем и парой пощечин, когда он попытался запустить руки под подол платья. На том и разошлись. Французский поцелуй состоялся. Жан был безумно красив и так же эгоистичен. Иными словами, мой первый опыт не слишком походил на сказку, которую я придумала. Возможно, просчитывая мелочи, я упустила что-то крайне важное. И сегодня наконец поняла что.
Волшебство момента. Этот неосторожный взгляд и легкое касание, что срывает пломбы с рубильников и тянет их вниз, отключая все известные физике законы. Когда есть только стук сердца в ушах, такой громкий, что кажется будто барабанные перепонки вот-вот лопнут, но все это не имеет значения, потому что глаза напротив говорят без слов. Когда существует лишь сила притяжения, но к земле и гравитации она не имеет ни малейшего отношения. Когда ты резко поднимаешься на цыпочки потому что тебе отчаянно не хватает роста и накрываешь губами чужие губы - такая смелая и изящная. Все это делает поцелуй необыкновенным, незабываемым.
И только чертов звонок телефона может перечеркнуть все волшебство, с размаху вернув нас на грешную землю. Лицо моего мужчины мрачнеет, и в этот миг я вспоминаю, почему же поцелуй был сладок словно запретный плод.
- Дорогая, я перезвоню, - кидает он в трубку и тут же сбрасывает, словно даже находясь на расстоянии "дорогая" может догадаться, что он с другой "дорогой".
Наша возможная связь выглядит крайне паршиво, и мне становится тошно от самой себя. Немного от него. Но гораздо больше - от такого неразумного волшебства, которое приходит, не взирая на моральные устои.
- Ну, - неловко улыбаюсь я, отступая к лифту. - Догадываюсь, что на выпускной ты со мной не пойдешь. Так что, пожалуй, я позову Пола.