79. Опасное лето
Как клинки, режут небо крылья.
Улетать — только если к морю,
Золотою дорожной пылью
Покрывая мечты и волю.
Махаоны парят над миром,
Лето в душу неслышно входит
(с)
Ветер завывал за стенами Фата-Морганы, снег так и не выпал даже к середине января, но теплее от его отсутствия не становилось. Сизые низкие тучи заволокли небо, неприятно шевелили серыми округлыми клубками, изредка изрыгали вниз мокрую холодную слякоть, долго покрывавшую дорожки Академии. Я осталась в общежитии одна, после успешной пересдачи и отъезда домой Саншайн, куталась в теплое пальто, отогревая закоченевшие пальцы, играла сама с собой в «Ламу».
Определенно, руководство экономило на всем, прежде всего на чистке дорожек и отоплении в каникулы, когда большая часть учащихся покидали студгородок. В Фата-Моргане отапливался только второй этаж (только из-за меня) и душевая, даже в столовой было жутко холодно, к тому же мистер Патил так же покинул Ля Тур на время. Приплясывая одетыми в шерстяные носки ногами, стуча зубами и стараясь поплотнее завернуться в плед, я умоляла микроволновку зазвенеть поскорее, чтобы схватить обед-полуфабрикат и вернуться наверх, в теплую уютную комнатку.
Сидеть в четырех стенах и пугающей тишине быстро надоело, я одевалась потепления и до посинения бродила по улицам студгородка. Библиотека была тоже закрыта, иногда я допоздна сидела в студии – рисовала оставшиеся постановки, или заходила в пустующую кофейню, где сонные скучающие продавцы меланхолично наливали мне латте и снова погружались в спячку прямо на барной стойке. Только однажды мне довелось увидеть, как все-все вокруг покрыл сверкающий белый налет, иней это не снег, но тоже безумно красиво. Заиндевевшие веточки сияли под лучами выглянувшего из-за облаков солнца, изо рта вырывался пар, я спешила поскорее забежать в общежитие и стянуть с себя шерстяные перчатки, от них у меня жутко чесались руки между пальцами.
Мистер Патил вернулся к работе за три дня до окончания каникул, мне одной совсем не требовался повар, так что я предложила ему еще немного отдохнуть. Пожилой мужчина улыбнулся и, мне показалось, с тех пор относился ко мне с куда большим расположением. К возвращению моих соседей, мы вместе с поваром приготовили большой обед, мне даже позволили опробовать новый рецепт вишневого желе.
Мне всегда казалось, что я – одиночка, но каникулы быстро показали мне ошибочность этого мнения. Тишина давила на уши, заставляла меня нервничать, выгоняла из дома, зато это помогло немного отвлечься, забыть о своих неудачах в социальной сфере и попробовать снова.
- Ох, извини, пожалуйста! – столкнувшись с Тони нос к носу, я неловко улыбнулась, вспоминая нашу последнюю беседу, тогда он был настроен очень доброжелательно.
- Смотри куда идешь! – резко отозвался парень, раздраженно отмахнулся и бегом спустился по лестнице.
Вот и все. Определенно, мужчины – очень странные. Даже папа всегда был странным, Мэри уверяла, что он у нас один такой… ммм… Как бы сказать помягче? Чокнутый? Сестра, правда, никогда не стеснялась в выражениях, говоря об отце, но мне бы не хотелось быть столь откровенно грубой даже мысленно.
Последняя неудача сделала свое дело, больше я не пыталась заводить никаких дружеских отношений с соседями. Старалась как можно незаметнее проскользнуть к себе (что не всегда было просто, особенно во время знаменитых на весь кампус вечеринок Илоны), много медитировала или просто гуляла в парке, когда стало достаточно тепло. Медитации, освоенные во время поездки в Такемицу, с тех пор не раз помогали мне справиться с проблемами: все плохо в школе – медитируй, мама снова плачет – медитируй, отец наказывает Мэри за проступок – медитируй… Я избавлялась от всех мыслей, хороших и плохих, позволяла потоку магии свободно течь сквозь меня, уносить все неудачи этого дня дальше и дальше в пространстве и времени.
Магия никогда не интересовала меня, хотя папа очень на это надеялся, жаль, что я снова его разочаровала. Может будь я светлой колдуньей, все сложилось бы иначе, но я – темная и терпеть не могу липкие холодные комки черной энергии.
Во втором семестре начался большой курс истории искусства и архитектуры, в неделю он занимал как минимум треть лекций. Мне нравилось, я таскала из библиотеки целые кипы различных книг и справочников по этой дисциплине, с упоением зарывалась в ароматные мелованные страницы, изучая схемы, планы, рисунки и фотографии самых разных знаменитых зданий. Особенно полюбившиеся, закладывала тонкими полосками бумаги и копировала потом на университетском МФУ в библиотеке, что мне любезно разрешала смотрительница. Я купила себе большую красивую папку с прозрачными файликами и собрала уже целый альбом красивых репродукций и фотографий, но никак не могла остановиться, скоро явно придется бежать в канцелярскую лавку за следующим скоросшивателем.
Весна медленно завоевывала территорию, порывая холмы Академии тоненькой, нежной первой зеленью и раскрашивая небо в лазурно-голубой, вместо мрачноватой серой завесы. По-прежнему с восторгом, я наблюдала за появлением подснежников и мать-и-мачехи на еще не подстриженных газонах, правда только из окна комнаты – в середине апреля мне «повезло» подхватить где-то ангину, так что долгих полторы недели пришлось провести в постели, окружив себя книгами.
Отчаянно не хватало заботливой Реми, которая всегда с вниманием ухаживала за мной или Мэри, если вдруг нам случалось простудиться. И по Амаранте я тоже безумно соскучилась.
Папа будет доволен, когда узнает, что мне удалось самостоятельно выучить новое заклинание! Вообще-то даже два, милый пустячок вроде заглушающего, которое накладывается в замкнутом помещении (не просто медитировать, когда за дверью толпа скандирует «Давай! Давай!» очередному герою над пивной бочкой), а еще одно, уже посложнее, помогло мне сжечь так и не убранные с осени кучи перепревших за зиму листьев. Мокрые и вялые, они расползались по газону, прикрытые вязкой темной слякотью, но стоило траве зазеленеть, как они уродливыми гнилыми зубцами испортили весь ландшафт. Ректорат и хозяйственная часть Академии почему-то снова бездействовали, вывезти их самой мне было совсем не под силу, так что я решила этот вопрос единственным доступным способом. Покопавшись в большой черной книге, торжественно врученной мне отцом и с тех пор ни разу не открытой (ну, кроме изучения «заглушки»), я нашла подходящее заклинание испепеления и расправилась с листьями в считанные минуты.
Внутри Фата-Морганы в этот момент все прилипли к окнам, изумленно наблюдая за простеньким воплощением, сопровождавшимся лишь легким неоново-оранжевым свечением. Соседи еще долго перешептывались между собой и стали сторониться меня сильнее прежнего, кроме Жанны – аспирантка оставалась такой же доброжелательной, хотя и появлялась дома совсем не часто из-за большой загруженности по учебе. Не знаю, что могло вызвать такую реакцию, не магия ведь, она давно уже стала частью повседневной жизни во многих семьях…
Я все еще не теряла надежды найти себе друзей на оставшиеся три с хвостиком года в Академии, старалась завоевать доверие и расположение окружающих. Но с некоторых пор соседи перестали есть приготовленную мной еду, хотя даже недалекой мне было видно, как они облизываются от ребрышек, приготовленных по семейному рецепту, случайно встретившись на общей территории только смущенно отводили глаза, бормотали торопливые извинения и буквально растворялись в воздухе. Набравшись смелости, однажды я осторожно вклинилась между танцующими на очередной вечеринке (в этот раз, кажется, ее устроили Тони и Саншайн) – всех моментально как ветром сдуло. На импровизированном танцполе осталась я, музыкальный центр и теплый майский ветер из открытого окна. Движения, выходившие у Амаранты изящными и естественными, в моем исполнении походили на конвульсии поломанного робота Реми, понадобилось четыре часа медитаций, чтобы успокоиться окончательно, как физически, так и душевно.
Десять месяцев понадобилось мне для признания собственных проблем. Второй семестр первого курса подошел к концу под пение скворца за окном аудитории профессора Хейла, магистра архитектуры, который вел мой любимый курс. Пятнистые бабочки порхали с одного цветка на другой, когда я забирала свой табель в уже знакомом здании Студенческого Союза. Он приходил в электронном виде на почту, но папе потребуется непременно документально подтвержденное свидетельство моей отличной, в этот раз, учебы.
- Хочешь изменить мир – начни с себя, - процитировала я самой себе известного мудреца Гахатма Манди, и решительно выбрала основы психологии в качестве дополнительного курса на следующий семестр. Наверное, стоило просто пойти ко психологу и предоставить ему разобрать по полочкам возникшие у меня сложности, но я хотела действительно понять что делаю не так, не просто выслушать пару советов на тему «как понравиться людям». Краем уха в Союзе, услышала о лекциях какого-то известного профессора, защитившего докторскую в пяти или семи медицинских областях или что-то такое. Шапочные знакомые с поточных лекций, учившиеся на факультете психологии и философии, замирали от восторга и выстраивались в очередь на запись к профессору Эндерсу.
- Почему бы и нет,- я пожала плечами, выслушав волну восторгов от косвенно знакомой девушки с биологического, и тоже вписала свое имя на два следующих семестра.
Утомительные сборы, долгий перелет и поездка на такси. Я вошла в дом, мечтая о теплых объятиях мамы, бабушкином ягодном пироге и теплой улыбке дедушки Уилла.
- Я сказал НЕТ, Амаранта. Вы. Никуда. Не. Пойдете, - прямо возле входной двери, заслоняя ее собой, стоял отец, перед ним – Мэри, одетая в ультракороткое платье и с короткими зелеными волосами. Выражение ее лица было не менее упрямым, чем отцовское, сестра держала руки на поясе, прямо за ней маячила бледная и уже заплаканная Реми, одетая в красивое длинное платье.
- Это наш выпускной! Мы имеем полное право туда поехать, - воинственно продолжала спорить с отцом Мэри, открыв мне причину столь яростной борьбы.
- НЕТ. Ты вообще будешь сидеть все лето под домашним арестом, леди, - отец мельком взглянул на меня и, кажется, даже не обратил внимание, что я неподобающе одета. Совсем забыла об этом!
- Я. Все. Равно. Пойду, - в тон папочке процедила сестра и рванула через гостиную, к задней двери.
Отец бросился за ней, на ходу бросив нам:
- Ремедиос, Урсула – марш к себе. Поговорим позднее.
Конечно, в итоге Мэри все равно сбежала на свой выпускной бал – вылезла через окно в ванной на первом этаже, когда отец запер ее там, чтобы смыла косметику. Я даже не успела выяснить, что случилось с ее волосами, но решил потом узнать у самой сестры.
Отец, разумеется, пришел в настоящую ярость, услышав звук отъезжающей от дома машины – выскочил на улицу и еще долго потрясал кулаками вслед ржавой металлической коробке, неизвестно где откопанной Амарантой. Ни одна из нас не умела водить, а значит к автомобилю прилагался еще и какой-нибудь симпатичный водитель. Отцу оставалось только молча злиться: своей машины, чтобы немедленно броситься в погоню, у нас не было, все такси в этот вечер назойливо крутились возле школ, готовясь развозить по домам захмелевших родителей и вчерашних школьников.
Мэри вернулась только под утро, сняв туфли прокралась мимо задремавшего на диване папы к себе и, не раздеваясь, рухнула на кровать с мечтательной улыбкой.
Комната сестер ничуть не изменилась за год, в отличии от них самих, подросших и превратившихся в еще более очаровательных девушек, чем я помнила. Реми, все так же в красивом сизо-зеленом платье, сидела за столом и грустно смотрела в окно. Света не было.
- Почему папа так разозлился? – первой нарушила тишину я, - Это же просто выпускной.
- В этом году школа имени Святой Октавии объединилась для проведения праздника со школой для мальчиков имени Святого Бруно и смешанной школой имени Святого Августа. Папа и так не горел желанием отпускать нас, Мэри предложила не говорить ему эту маленькую деталь, - Реми облокотилась на стол, - Но ты же знаешь папу…
- Он все узнал, да?
- Естественно, конец истории ты видела. Я очень хотела пойти! – слезинка скользнула по щеке сестры, но она быстро подобрала ее, - Хотя и всегда знала – из этого ничего не выйдет.
Я погладила младшую по голове, утешая. Нам никогда не нужны были слова, чтобы понимать друг другу.
Маму я увидела только на следующий день, она сразу засияла и протянула ко мне руки, едва увидев в дверях гостиной. Угрюмая Мэри расставляла бильярдные шары в деревянной форме-треугольнике, мама нежно обняла меня, нос защекотал запах ландышей.
- Урсула, милая, мы очень по тебе соскучились!
- Я тоже, мама, я тоже.
Наконец-то, можно было расслабиться, не думать о каждом своем движении, не бояться отказов, смеяться и болтать с мамой и сестрами. Конечно же, пока папа не вернется с работы, но и это уже не казалось мне таким страшным, в сравнении с отчуждением соседей по общежитию.
Бабушка и дедушка спустились немного позже, с ними я тоже еще не успела увидится, так как вчера они поздно вернулись с очередного бабулиного концерта. Бабушка Серафина долго не выпускала меня из своих объятий, все повторяла как я выросла и какой красивой стала, дедушка Уилл сидел рядом в кресле и улыбался, смотря на все это своими лучистыми голубыми глазами. Ну, он всегда был немногословен.
- Похоже, папе все-таки удалось затолкать тебя в юбки? – протянула я, посмотрев на Амаранту.
- Ага, - усмехнулась сестра, тряхнув зелеными прядками, - Только он потом сам не рад был…
Честно говоря, не знаю, что было смешнее - попытки отца превратить нас в настоящих леди позапрошлого века или бунтарский настрой Мэри. Ремедиос - это самое бесконфликтное существо Вселенной, определенно все папочкино упрямство досталось ее близняшке, но ни Амарата, ни папа ни за что не хотели признавать своего сходства, так очевидного всем остальным. Отцу каким-то образом удалось заставить Мэри начать носить юбки и платья, только вот сестра, встала в позу "руки в боки" наотрез отказалась надевать на себя что-либо длиннее двух ладоней, как бы любимый папа не наседал на нее - ничего не выходило. Так что ему осталось только зеленеть от злости, успокаивая себя увещеваниями мамы "о том, что это пройдет, дорогой, ты же понимаешь, переходный возраст..."
- Вот, а потом, - Реми смеялась вместе со мной, рассказывая об очередной выходке близняшки, - Он и говорит "Чтобы я больше не видел это гнездо на твоей голове, Амаранта!"
- А я, - подключилась Мэри, - Хватаю со стола кухонные ножницы и со словами "Да будет так!" отрезаю волосы у самой головы. А потом, после школы, я их еще и выкрасила в фиолетовый. Что там былооо...
- Ор стоял до небес, - уже уткнувшись в очередную книгу по роботехнике, заботливо купленную дедом, подсказала Реми.
Мы оставались дома до восемнадцатого дня рождения близняшек. Лето протекало спокойно, в привычном с самого детства темпе: ранний подъем, зарядка, завтрак из исключительно здоровой пищи («Ты потолстела, Урсула, - недовольно отметил отец, уменьшая мою ежедневную норму калорий»), а дальше тысяча и одно занятие. Реми и Мэри получили право заняться своими увлечениями, тут же помчались каждая к своему станку, а я уныло потащилась в подвал, где и провела почти два месяца, смешивая отвары и закупоривая порционные бутылочки. Двумя заклинаниями, предметом моей гордости, отец никак не впечатлился, поджал губы и сказал:
- Надеюсь, Ренате удастся превратить тебя в настоящую колдунью, раз уж это так и не получилось у меня.
Двадцать пятого августа вся семья собралась за столом, что не часто случалось на самом деле, потому что у всех был разный рапорядок дня. Скомкав висящие на холодильнике указания для старого Георга, по которым он готовил для нас троих, бабушка испекла ароматный малиновый пирог. Конечно, не обошлось без громкого скандала, но иногда даже отец не мог переспорить бабушку Сефи, все получили по куску пирога, бокалу шампанского и натянутой улыбке.
Мы покинули Стренджтаун на следующий день. Не знаю, не могу сказать, что жаждала возвращения в Академию – студенческая жизнь у меня немного не задалась, с другой стороны теперь рядом будут сестры. Жалко, но Мэри и Реми придется поселиться в другом месте, Фата-Моргана забита до отказа, разве только комната Жанны будет свободна, но на ее место должны вселить новую аспирантку или аспиранта, в качестве коменданта общежития. Снова придется привыкать, а я только освоилась!
Амаранта, напротив, спешила побыстрее оказаться в кампусе, плохо скрывая предвкушение студенческой жизни. Она подталкивала нас с младшей к желтой в шашечку машине, буквально вырывая Ремедиос из маминых прощальных объятий, пропускала мимо ушей последние наставления отца и успокоилась только, когда самолет взлетел над Великой Пустыней.
Возвращаться в Академию было все же не так страшно, как приезжать туда впервые. Реми, правда, явно волновалась, только отчасти разделяя нетерпение Амаранты, теребила в руках книгу, открывала и захлопывала ее снова. Это волнение постепенно передалось и мне, но было вызвано вовсе не страхом снова остаться один на один с недружелюбными соседями. Вчера вечером сияющий отец вручил мне магическое приглашение в Бастион Вечного Ужаса – Рената Темная была готова приступить к моему обучению.