- Полина, я сегодня уезжаю, приеду послезавтра с Заком, его освобождают. Он пока поживёт у нас, ты не против? – чисто формально спросил Ник.
Я пожала плечами и утвердительно кивнула, весьма слабо воспринимая информацию, потому что голова была забита совершенно другим.

В нашей больнице поменялся заведующий педиатрией, который, оказывается, защитил диссертацию по проблеме муковисцидоза и теперь хочет организовать в Лаки центр поддержки для поражённых этой болезнью. Такой центр есть в Бриджпорте, это и понятно, в столице всё есть, но переезжать туда с малышкой я не хотела, потому что загазованный воздух большого города, наверняка вреднее нашего околоморского расположения. Поэтому обрадовалась такой новости, надеюсь, что теперь в нашем городе будет всё необходимое оборудование, и лекарства будут поставляться без задержек, а также станут приезжать из близлежащих городов – Санлита, Ислы и других. Теперь Ками будет с кем поиграть, потому что обычные дети смеются над её деформированными болезнью пальцами и неестественной грудной клеткой. Ей четыре, она хочет общаться с другими детками, а такое общение всегда заканчивается слезами. Как я тебя понимаю, малышка.
Поэтому я не отнеслась с должным вниманием к словам мужа, оставив информацию где-то на задворках сознания, где она благополучно потонула в ежедневной рутине домашних дел. И, естественно, не приготовила ни спального места для этого самого брата (хотя, что мне самой вытаскивать из гаража разобранную кровать и собирать её?), ни даже постельного белья, полотенец и чего там ещё полагается организовывать гостям. Даже еды никакой не приготовила помимо той, что ели мы с Камиллой.
Когда он вошёл в двери, я инстинктивно обернулась, потому что мне показалось, что по ногам потянуло холодом.
И быстро вернула голову в прежнее положение, надеясь, что моего взгляда он не заметил.
Зака можно было бы назвать похожим на Ника, но колючий, пристальный, оценивающий взгляд, собранно-натянутая, будто перед прыжком, походка, недоверие, буквально исходящее от его тела, напрочь отбивали желание искать между братьями какое-либо сходство помимо внешнего. Да, оба блондины с похожими чертами лица и хватит об этом.
Муж, понятно, не ожидал от меня каких-нибудь телодвижений по поводу гостя и это правильно, всё равно мне некогда. Поэтому спустя какое-то время я услышала шум, должно быть они возились с кроватью. Вот и хорошо, два мужика пусть сами разбираются, а я разве что сварила кашки побольше, чем нужно нам с дочерью. Вряд ли они станут это есть, но изысков, простите, не будет. Камин творожок тоже вряд ли их впечатлит.
- Ну, так познакомь меня с твоей женой. Интересно ведь, на что я тебя обрёк.
Я не отнеслась к фразе с должным вниманием, и как потом оказалось, зря. Ник попытался сделать вид будто бы у нас нормальная крепкая семья, но мне не хотелось поддерживать никакой видимости, поэтому буркнув что-то отдалённо приветственное, я подхватила заинтересованную дядей дочь на руки и унесла в детскую.
Потом я и вовсе перестала обращать внимание, курсируя по чётко заданной схеме, по привычным траекториям, мне недосуг было отвлекаться на посторонних. Камиллушка иногда хотела сходить посмотреть на дядю, но однажды мы с ней подошли, когда он смотрел телевизор, она чего-то испугалась и стала избегать бывать с ним в одной комнате. Так даже лучше.
Не знаю, что они с Ником делали, о чём говорили, что ели, по вечерам их вроде бы не было, а ночью я не отслеживала, во сколько пришёл муж, завалился в кровать и пахло ли от него алкоголем в этот раз или нет.
Не знаю, сколько времени прошло перед тем, как всё рухнуло, может быть несколько дней, может неделя, а может и месяц. Всё началось с того, что пока Ками днём заснула, я спустилась на кухню, приготовить ей обед.
Дойти до холодильника не дала жёсткая мужская рука, схватившая меня за предплечье.
С трудом остановив ходьбу по намеченному пути, удивлённо оборачиваюсь и натыкаюсь на внимательные голубые, почти белые глаза, в глубине которых неожиданно полыхает тёмный огонь.
- Куда спешишь, крошка? Я уже столько времени здесь живу, а ты даже словом со мной не обмолвилась. Нехорошо относишься к своему благодетелю, ой нехорошо. Неуважение это. Большой грех.
Не могу понять ни слова из того, что он говорит, что он вообще от меня хочет?
- Я хочу тебя, милая, - поясняет он, - ты, конечно, запустила себя, но так вижу, тёлочка ничего, молоденькая, отмыть тебя хорошенько и сойдёшь на первое время. Раз брат мой тебя не пользует, истосковалась-то поди по мужской ласке, а?
Мои глаза расширены от удивления, даже испугаться не могу, настолько всё происходящее нереально и невозможно. Что он говорит? Это такая дурацкая шутка, да? Никогда не понимала этих идиотических вещей. Мне нужно готовить обед для дочки, мне некогда тратить время на всякую ерунду, пусть едет к Нику на работу и тот сам развлекает своего ненаглядного братца. Отворачиваюсь, пытаюсь вытянуть руку из железного захвата пальцев и продолжить путь.
- Ах ты вот так, тварь? Пустое место я для тебя, да? – резкий рывок, а потом ощущаю удар в скулу. Мир рассыпается цветными пятнами, хватаю воздух ртом и, отвернувшись, прикладываю руки к огнём полыхающей щеке.
- Я научу тебя как с настоящими мужиками себя вести, я научу тебя, как быть послушной. Вообще должна быть благодарна, что Ник в твою сторону глянул, не будь у тебя богатенького папаши, кто вообще бы позарился на такую уродину как ты? А ещё и ерепенишься, стерва.
Даже не осознаю, что он говорит, потом подумаю, всё потом.
До меня, наконец, дошло, что может сейчас произойти и я пытаюсь взлететь по лестнице наверх в детскую, к Ками, ноги, дрожащие от опасности плохо слушаются, несколько раз падаю, но всё же достигаю цели. То, что он даже не делает попыток меня догнать, не успокаивает. Вдруг понимаю, что отрезала себе все пути к отступлению, нужно было бежать на улицу. Но как же Кам? Чем закрыть двери, чёрт, почему у нас нет защёлок? Придвинуть шкаф? Телефон! Взгляд падает на мобилку, забытую на комоде, бесполезная штука, которую я давно уже не использовала по назначению. Полиция, Ник, куда угодно позвонить, только бы кто-нибудь смог закончить этот кошмар! Конечно же, разряжен, я уже не помню сколько по нему не звонила. Где же зарядка? Чёрт, внизу! Шаги по лестнице, нарочито медленные.
- Детка, ты где? Не бойся папочки, папочка не обидит, если будешь с ним ласковой.
Столько времени потеряла, можно же было придвинуть шкаф к дверям!
Звонок. Откуда, телефон же разряжен?
- Привет, братуха, - слышу голос Зака за дверью, - нормально. Задержишься? Ну, давай. Да нет, скучать не буду, мы тут с жёнушкой твоей надумали поразвлекаться, ты же не будешь против? Да как, как обычно развлекаются, как ты со своей зазнобой дурачишься, так и мы тоже сделаем. Так что не торопись, можешь к ней и заехать, а то со мной возишься, столько уже у неё не был, а она ведь ждёт, поди. Э? Что значит, нельзя? Ты мне запрещать удумал? Не, я не понял, ты сам её не того и мне не даёшь? Да какой поссоримся, ты, сопля зелёная, жалеешь для меня тёлки? Ну давай я тогда к той второй твоей съезжу, она вроде помоложе, покрасивше. Ну ты вообще борзеешь. Забыл, кто тебе всю эту малину устроил? Если бы не я, жил бы в хибаре с судомойкой какой-нибудь, а теперь как сыр в масле и брата отблагодарить не хочешь?

Я всё-таки сдвинула комод с места и подпёрла им двери, правда успокоения это не принесло, в комнату можно пройти по пандусу, а на стеклянной двери сломалась задвижка, открыть её не составит никакого труда, плюс она открывается в сторону, даже подпереть не получится. И деваться нам просто некуда. Бросив взгляд на дочь, сажусь возле двери, обхватив голову руками и решив, что если он сюда войдёт, сделаю всё, что скажет, только бы не тронул малышку.

- Страшно, девочка, да? Правильно боишься, правильно мебель дёргала, только не поможет это, - он раскатисто с удовольствием смеётся, а я только сильнее сжимаюсь в комочек и задерживаю дыхание, - Чего к ребятёнку-то побежала, курица? Рано ей ещё на всё это смотреть, вот подрастёт, сама узнает, что да как. Да ладно, расслабься, пока не трону. Вот с братом перетрём, поделим баб и тогда посмотрим, тебя он мне отдаст или любовницей своей пожертвует. А то нехорошо, двоих захапал, а брат сам один. Неправильно это, как считаешь? А тебе-то кто из нас больше нравится? Понимаю, он конечно видный парень, да и привычнее всё же, но ты подумай, подумай хорошо, от меня знаешь, как бабы млеют, я точно знаю, что надо делать, чтоб ты от счастья забыла, как звать. Так что подумай. И вообще, я ведь не зря про благодетеля сказал. Это же я устроил, чтобы он подошёл к тебе, привечать стал. Вот сама вспомни, на тебя же тогда без слёз не взглянуть было. Да и сейчас совсем ты опустилась, мать. Надо же за собой следить, шмотки, рожу намазать, туда-сюда. И папе бы позвонила, сказала, что муженьку машину надобно организовать ко дню рождения, а то что он как лох на служебной катается. Тебя из-за чего замуж брали, чтоб обеспечивала, а твои только домом и ограничились. Что ж не догадалась намекнуть-то, а? Ничего, теперь по-другому пойдёт, теперь я научу, как надо.

Это всё слишком неправильно, чтобы быть правдой. Это какая-то горячечная галлюцинация, бред, самый настоящий бред. Даже не могу думать обо всём этом, главное только уберечь Ками. Постоянно поглядываю на кроватку, в которой мирно спит моя маленькая, чистая, невинная ласточка. Как хорошо, что она так крепко у меня спит, так, что бывает сложно добудиться и как хорошо, что не слышит ни одного из этих дурацких непонятных слов, которые вообще не могут относиться к ней, ко мне, к нашему маленькому мирку, который был бы невероятно хорош, если бы она не болела. Но мы подождём, скоро этот непонятный кошмар закончится, мы проснёмся, пойдем, как обычно делать ингаляции и пить лекарства, а потом будет новый день и ещё один, и ещё.
Снова закрываю голову руками и разглядываю цветные мельтешения под сомкнутыми веками. Я в домике. Где-то поодаль слышу уже два мужских голоса, вот они звучат тише, должно быть ушли на первый этаж. Какие-то глухие звуки, будто бы что-то бросают в стену. Или кого-то. Даже не реагирую, рассматриваю цветные пятна под веками. Синее смешивается с фиолетовым, наезжает на красное и скрывается под жёлтым. Скоро морок развеется, Камилла проснётся, и мы вместе пойдём готовить ей кушать. Может, удастся исхитриться, чтобы она сама сделала ингаляцию, пока я буду тереть овощи. Не знаю сколько прошло времени, из оцепенения меня выводит звук рывка стеклянной двери, выходящей на балкон. Отнимаю руки от лица, вижу Ника. У него разбита губа, измазан костюм, на плече ткань разрезана и пропитана кровью. Подлетает ко мне, поднимает, хватает в охапку моё безучастное тело.
- Поль! С тобой всё в порядке? Он ничего не успел сделать? Полина, ответь, скажи что-нибудь?!!
- Иииияааааа, - тонко высоко плачет проснувшаяся и испугавшаяся дочка.
- Со мной всё хорошо, - бросаю в сторону, уже вывернувшаяся из его рук и кинувшаяся к Камилле, которая вдруг начинает опасно хватать ртом воздух. Резко всхлипываю, дрожащими руками хватаю ингалятор уже готовая доставать, если понадобится, кислородную подушку.
Ник отодвигает комод от дверей, потом стоит, сзади, смотрит на нас.
- Полин…
- Потом, ладно?
- Тебе помочь?
- Не надо, я справлюсь.
- Может, скорую?
- Ник, пока всё нормально, если будет нужно, я скажу.
- Хорошо. Ты зови, если что, я пойду… надо остановить кровь. Я буду ждать тебя в спальне, нам нужно поговорить.
Не оборачиваясь, киваю. Ками наконец-то нормально задышала и теперь пыталась выглянуть на папу и вылезти из кроватки одновременно. Выпускаю её из кроватки и мы идём на кухню, надо её покормить.
Когда я сделала все необходимые действия, по пунктам завершила ежедневные повторяющиеся этапы, наступил вечер и я, уложив Ками спать, сделала шаг по направлению к спальне. Остановилась. Развернулась и пошла сначала в ванную, нужно хотя бы вымыть волосы.
- Не бойся, он тут больше никогда не появится, - сказал мне Ник, как только я вошла в комнату. Я кивнула и тихонько села в кресло напротив мужа.
- Ты… может быть, ты хочешь о чём-то у меня спросить? – кусая губы, задал вопрос он.
Спросить? Нет, спросить не хочу, хочу чтобы он рассказал.
- Зак сказал, - осторожно начинаю я, - что наши с тобой отношения были его идеей. Это правда?
- Да, - он опускает голову на сложенные руки, - да, да, это правда. Я подошёл к тебе и предложил встречаться, потому что мне так сказал брат. А потом больше, - продолжает он, вскинув голову, злым, решительным голосом, убыстряясь и словно впечатывая каждое слово, будто наконец разрешал себе проговаривать тщательно сдерживаемые до этого предложения, - я поспорил с Линцем и Ронсом, что сделаю из тебя нормальную симпатичную девчонку. На две штуки поспорил и выиграл. И собирался жениться, потому что у тебя есть деньги. Да, всё было именно так.
Молчу. Просто молчу.
- Я спал с другой, когда мы с тобой встречались. Ей было двадцать шесть, секс с ней мне нравился, а то, что всё было в тайне, целиком устраивало. Так было, пока не уехал в Лаки. А когда у нас всё произошло в первый раз...
В первый раз… моё иссечённое трещинами сердце слабо отзывается на эти слова.
- Когда всё произошло в первый раз... Да нет, ещё раньше, на выпускном... Если честно, то ты меня начала всерьёз интересовать только тогда. Я будто впервые тебя увидел, будто разделение произошло на всех и тебя. Вот я придурок был раньше. А потом уехал в Лаки. И знаешь, в Хиддене я привык быть первым, король бала, король школы, лидер во всём и так далее. А там я стал никем, просто никем. Пришлось начинать с нуля, по местным критериям я был вообще ниже плинтуса. Звонил друзьям, у них новые интересы, на фиг я им сдался там, в другом городе, матери никогда не был нужен, брат сидел. И оказалось, что от меня не отвернулась только ты. И я так стал сходить с ума, что ты тоже меня бросишь, а когда ещё и друзья эти появились, вообще решил, что ты меня просто-напросто забудешь и всё. Я не помню, когда понял, что действительно люблю, наверное, когда увидел тебя стоящей перед общежитием. Все слова до этого не были враньём, скорее преувеличивал хорошее к тебе отношение. А может это началось гораздо раньше, просто не давал себе труда задуматься и понять.

- Я здорово поумнел в этом Лаки и многое понял, да. Понял, что не хочу твоих денег, а хочу тебя. Мне почему-то стало казаться, что ты знаешь, почему я решил с тобой встречаться, что эта твоя всёпонимающая Матильда давно меня раскусила или, что твои родители захотят выдать тебя замуж за деньги, а нищий зять им вообще не упал. И я решил, что сам всего добьюсь, заработаю много и приеду такой весь в белом на лимузине и поведу тебя под венец. Вообще запутался, с одной стороны чего изначально хотел, вот оно, только руку протяни, с другой стороны понял, что сам хочу всего добиться, что унизительно брать подачки от женщины, рассчитывать на них. А потом ехал к брату и он мне весь мозг прогрызал, чтобы я уже начинал жить за твой счёт. Он так изменился в тюрьме, я не хотел этого видеть, но это так. В голове не укладывается, что он хотел с тобой сделать. Ещё и считал, что это в порядке вещей. Прости меня, Полин. Пожалуйста, если можешь, прости! Я люблю тебя, больше всех на свете люблю. А ты меня ещё любишь? Ещё любишь, Поль?

Смотрю перед собой. Будто в несколько слоёв завёрнутая, закутанная, замурованная непонятно чем, сквозь толщу которого с трудом доходят звуки его голоса. Имеет ли всё это сейчас хоть какое-то значение? Человек возле меня говорит какие-то слова, ждёт от меня какой-то реакции, а я понимаю, что её не будет. Вообще никакой. Той девочки, которая рыдала бы от этих слов, сердце которой рассыпалось бы мельчайшими осколками, душа которой изошлась бы лоскутами от того, что он рассказал, давно уже нет. Она умерла, исчезла, давным-давно вытекла из меня слезами, которые я не успевала вытирать и они падали на спящую дочь, растворилась бессонными ночами, проведенными возле её кроватки, уплыла вместе с миллионными буквами, прочитанными мной по поводу её диагноза. Теперь просто некому плакать от того, что Ник меня не любил. Внутри никого не осталось.

Нет больше слёз, нет больше сожалений, нет больше чувств, и больше нет любви. И меня нет. Я давно напоминаю себе механизм, функционирующий по заданной программе, которую нельзя менять. Подойти к Камилле, проверить, как она дышит, лекарства, завтрак, упражнения, ингаляции, лекарства, прогулка, обед, упражнения, ингаляции, лекарства… День за днём, неделя за неделей, месяц за месяцем, пока счётчик отведённого ей времени не дотикает до конца. Тогда я лягу и умру вместе с ней.
Я – механизм. Я стала им, чтобы не сойти с ума. А он зачем-то хочет, чтобы я снова была живой, реагировала на его слова, сходила с ума уже от того, что говорит мне он.
Но этого не будет. Не произнося ни слова, не бросив на него ни единого взгляда, я встаю и иду в детскую. Уже прошло три часа с тех пор, как я смотрела, как там Камилла. Я никогда не сплю больше трёх часов кряду. Мне нельзя.
Она дышит, не хрипит. Всё в порядке. От сердца отлегло, и улыбка трогает мои губы.
На заднем плане шипит Ник, что мне всё равно, что он мне безразличен, что он не знает, что должно произойти, чтобы привлечь моё внимание, что даже после такого, я никак не реагирую, что с него хватит, и он подаёт на развод.
Полуулыбка будто приклеена к моим губам, должно быть, это производит жуткое впечатление.
После того как слышу его торопливые шаги сбегающие по лестнице и хлопок входной двери, опускаюсь прямо на пол возле кроватки.
Я так хочу спать. Кто бы знал, как я хочу просто спокойно выспаться, хотя бы один раз за последние четыре года.