Во второй раз мы столкнулись в зеркалах. Я была не слишком одета, он - не слишком трезв. Так получилось, что мы оказались в одном помещении, слишком душном и слишком тесном. Никто не знает, кто первый бы из нас остановился и остановился ли бы вообще, но стоп-сигналом стало появление Эйлин, не постеснявшейся отчитать нас обоих. Мы рванулись в разные стороны друг от друга, ошалевшие от вспыхнувшей между нами страсти, и остаток вечера старались не пересекаться. Но украшения он все же прислал.
- Будущей королеве от ее ангела-хранителя, - цитирует папочка, застегивая колье; он внимательно смотрит на мое отражение и интересуется. - Я должен считать это милым?
- Почему бы и нет? - легкомысленно повторяет отражение за мной.
- Потому что пятьдесят тысяч долларов на дороге не валяются?
Я улыбаюсь и целую папу в щеку. На его лице играет ревность отца, который не в силах поверить, что его малышка выросла, и теперь на ее сердце претендуют другие мужчины.
- Тебе не о чем волноваться, - уверяет бесстыдное отражение, в то время как сама Зои Джейн в этом совсем не уверена.
За нашими спинами стоя в обнимку, тихо препираются Эймер и мамочка. Последняя пытается заставить нерадивого сына сменить джемпер с голубого на сиреневый, чтобы хоть как-то сочетаться с платьем Эйлин, но, кажется, стремительно проигрывает, ведь против нее играет не только упрямство лучшего ученика школы Бриджстон, но и время.
Наконец глава семейства вспоминает, что он его глава, кидает взгляд на часы и поспешно подгоняет всех к выходу.
- Родная, пожалуйста, пусть ребенок едет в чем хочет. Если мы провозимся еще хотя бы пять минут, то точно опоздаем к началу церемонии, и дети останутся без дипломов.
К счастью, его уговоры действуют, и мы покорно занимаем свои места в машинах, чтобы последний раз отправиться в школу, одиннадцать лет назад ставшую нам с братом вторым домом. Здесь были первые друзья и первые враги. Первые успехи и первые падения. Первые надежды и первые разочарования. Все это сейчас так важно, так остро воспринимается, словно заканчивается жизнь, будто бы это настоящая трагедия. Но в глубине души я знаю, что ощущение обманчиво, и оглядываться на прошлое не стоит, пусть оно и навязчиво маячит в зеркалах заднего вида. Смотреть надо вперед, ведь там, на горизонте, скоро начнется новый день. И я ни о чем не жалею.
Как прошла церемония вручения дипломов мозг помнит смутно; заряженный изрядной долей взявшегося из ниоткуда адреналина, он отказался воспроизвести по памяти отдельные целиковые фрагменты, лишь вырванные из контекста куски. Учителя хвалили, поздравляли, пожимали руки, кто-то постоянно восторгался то платьем, то украшениями, то кудрями. В целом впечатление осталось положительное, хоть и сумбурное. Оказалось, что церемонии выматывают, выжимают все соки. Бедный папочка, теперь я понимаю, почему он каждый раз пытается откреститься от вручений наград, куда его пинками загоняет Гордон.
- А вот и я! - радостно объявляет Пол, подкрадываясь сзади и обхватывая за талию.
- Какая радость, - иронизирует папочка. - Что ж, развлекайтесь. Глупостей не делайте и Эйлин не позволяйте. Да, и не увлекайтесь пуншем.
- Это всего лишь пунш, пап, - усмехается Эймер, на что папочка отвечает такой же усмешкой.
- Да-да, я тоже так говорил.
Мама смотрит на него с подозрением, но считает за лучшее промолчать.
- Будь хорошей девочкой, - напутствует она, неловко заключая в объятья. Ее голос дрожит, но она все же произносит. - Ты у меня такой красавицей выросла.
Ее слова действуют как удар под дых, я судорожно хватаю воздух, а глаза наполняются предательскими слезами. Нет, родители и раньше называли меня красавицей, принцессой и прочими ласковыми словами, но никогда раньше эпитеты и обращения не звучали так нежно, скованно и трогательно, будто мама сомневается, что имеет право говорить мне это. Мне хочется ответить "есть в кого", но времени так мало, что я выдыхаю лишь самое-самое важное для маленькой девочки, которой мама только что сделала шаг навстречу:
- Я люблю тебя, мам.
- И я люблю тебя, принцесса.
Она резко отстраняется и прячет лицо в папином плече.
- Идем, милая, тебе лучше выйти на свежий воздух, пусть дети развлекаются.
Как и предполагал папочка, от пунша за версту разило спиртом, который, кстати, подливал туда мой незадачливый кавалер под одобрительный оскал Рейч. Мисс Страйкер, до сегодняшнего дня веселившая нас синими волосами, наконец-то избавилась от нелепого оттенка, и теперь щеголяла роскошными светлыми локонами и усиленно стреляла глазками в чужих кавалеров. Вертихвостка.
- Что это Мур вырядилась словно ей сегодня Оскара вручают? - недовольно прошипела Рейчел, едва завидев в дверном проеме Викки, выглядевшую сегодня как никогда броско.
- Кто бы говорил, - хмыкнула я, морщась от спиртосодержащего коктейля. - Фу, ну и дрянь. Пол, что ты туда вылил? Бочонок медицинского спирта?
Конечно, мы с Эйлин не могли назвать Викки нашей лучшей подругой, но за время работы в зеркалах, мы сильно сблизились, и слушать злорадствующую блондинку не хотелось. Вик не распространялась, но, вероятно, ее семья испытывала некоторые финансовые затруднения по сравнению с семьями других учеников. У нее не было машины, на ее шее никогда не красовались дорогостоящие украшения, да и наряды были простыми и незамысловатыми, без намека на имя известного кутюрье за ними. Вот и сегодня она без зазрения совести позволила себе появиться в платье коллекции осень/зима, да еще и без бриллиантов. У Рейчел точно случится истерика.
Перевести тему не удалось - упрямая Страйкер продолжила гнуть свою линию, уж очень ей хотелось перемыть косточки потенциальным соперницам за корону. Уверена, она и за моей спиной начнет злословить.
- Да какая разница, Зо? Не нравится - не пей. Кстати, вы видели ее семью? Они такие странные. Ее отец ведь явно вампир, а у него даже клейма нет. Разве это не запрещено? Разве мы не должны знать, что рядом с нами находится потенциальный источник опасности?
Эйлин смотрит на нее как на врага народа, и только рука Эймера, крепко обнимающая за плечи, не дает подруге ринуться в бой и вцепиться в Рейч мертвой хваткой. На душе мерзко, будто на меня только что вылили ушат помоев, и я знаю, что Эйм и Эйли испытывают то же самое. Положение, как ни странно, спасает Пол - он подносит ладони ко рту на манер рупора и кричит диджею, чтобы тот поставил медляк, ибо ему уже не терпится пригласить на танец королеву этого бала. Он тянет меня за руку на середину зала, и я успеваю заметить, как улыбка сползает с лица теперь уже бывшей одноклассницы. Внутри растекается теплое пьянящее удовольствие и внезапное чувство благодарности сегодняшнему кавалеру.
- Спасибо, - шепчу я, положив руку ему на плечо.
- Спасибо не такое сладкое, как ты, - его шепот врывает в уши и отдается болью в виске.
Меня коробит от подобных слов. До нервного тика, до дрожи в коленях. Меня пугают подобные высказывания, за которыми я читаю скрытый намек на попытку склонить меня к привату. Опускаю глаза на паркет и остаток танца смотрю лишь под ноги - танцует Пол крайне неуверенно, того и гляди наступит на ногу. Да и в нахальные глаза смотреть не хочется, вдруг он решит, что это сигнал к решительным действиям. Мелодия сменяется другой, затем третьей, а Блейк все еще не выпускает меня из цепких пальцев, пока впрочем, не переходя границ дозволенного.
- Может передохнем? У меня сейчас ноги отвалятся, - молю я, когда третья мелодия подходит к концу.
- Это же моя любимая песня, - неприятно усмехается Пол, давая понять, что отпускать добычу он не собирается.
- Какое совпадение, и моя тоже! - звучит голос Вик за моей спиной. - Зои Джейн, ты позволишь?
Без сомнений, она могла бы стать прекрасной актрисой. Ее улыбка для Пола такая чарующая, будто любимая песня - это большее, что может связывать мужчину и женщину, но когда она оборачивается ко мне, я вижу лишь расчет. Одними глазами она указывает на выход, и сердце, сделав сальто, испуганно замирает, потому что я знаю, кто мог ее послать.
Пока разум сомневается идти или не идти, - ведь наша прошлая встреча закончилась так неловко - ноги уже несут меня к школьному стадиону. В голове прокручиваются различные варианты развития событий, что я скажу, что он ответит, разойдемся ли мы друзьями или он пообещает дождаться меня из университета. В любом случае меня радует уже то, что он здесь. Он здесь, а значит, я для него не просто очередная влюбленная малолетка. Пытаюсь взять себя в руки, напустить на себя серьезный неприступный вид, показать, что идти не хотела, долго сомневалась, но все-таки решилась снизойти. Но... но он был выше меня по рангу, он был старше, умнее, совершеннее - я чувствовала себя маленькой девочкой, приближаясь к нему, и сердце стучало как сумасшедшее, готовое выпрыгнуть из груди и отправиться дальше без меня, если я пожелаю остановиться. Все нити разговора растерялись, едва я заметила его высокую фигуру, прислонившуюся к стене. Он выбрал такое место, где его было практически невозможно не заметить, если не искать специально. Умно.
Прибавив шага, я решительно проскользнула к нему, пытаясь унять чертову дрожь, вызванную... Пожалуй, не имеет смысла скрывать - нас обоих привлекало то, что отношения были запретными, что приходилось скрываться и изворачиваться, что мы оба не знали, сможем ли сдержать нахлынувшие чувства, во что выльется наша встреча. Было страшно, казалось, что один из нас вот-вот потеряет контроль, и произойдет то, что должно произойти, но к чему я порой не уверена, что готова. Я бы назвала наши отношения волнительными, а он, уверена, подобрал бы совсем иное определение, более зрелое и точное. Наши чувства совершенно неправильны, но мы оба не любили играть по правилам. Правила подождут. Весь мир подождет.
- Привет, - выдыхаю я.
Губы горят пламенем при воспоминании о нашей прошлой встрече. По спине бегут мурашки, хочется поскорее оказаться в его объятьях, но мужчина мечты вовсе не спешит меня в них заключить. Закрадывается подозрение, что он явился вовсе не для того, чтобы выкрасть свою королеву и увезти далеко-далеко на край света.
- Привет, - после повисшей неловкой паузы отвечает он: его голос груб, а слова четки и отрывисты, словно их произносит кто-то другой. - Я пришел попрощаться.
- Вот как? - мой голос тоже больше мне не принадлежит, существует отдельно, совершенно автономно.
Ни в одной из предполагаемых версий развития событий я не допускала такого варианта. Пришел попрощаться - вот так сухо и коротко, без скандалов, эмоций и слез, от которых пощипывает в глазах. Плотно сжимаю челюсти и замолкаю, чтобы не разрыдаться. Он в чем-то, конечно, прав, ему не по возрасту и не по статусу выяснение отношений. Но я-то... мне восемнадцать, и мне обидно. Он моя первая настоящая любовь, мужчина мечты, пусть и не свободный, но на которого я строила какие-то планы и воздушные замки. Мне казалось, что другая не помеха, что я лучше, что он просто уйдет от нее. А теперь... А теперь все закончится, не успев начаться. Он сейчас попрощается, я уеду и вернусь лишь через год на каникулы. Целый год! Незваная слеза предательски срывается с нижних ресниц и падает в стриженую траву.
- Я вряд ли вернусь до сентября, - его голос звучит глухо, словно доносится эхом. - Ты же понимаешь, что так будет лучше для нас обоих, правда? Пожалуйста, перестань плакать, жизнь не кончена, а я не последний мужчина на земле. Тебе всего восемнадцать, жизнь только начинается. Ты уедешь в колледж, встретишь там хорошего парня, и даже не вспомнишь обо мне.
Он говорит что-то еще, пытается убедить, приводит доводы. Его голос смягчился и готов дать слабину, если я не закончу разводить сырость. А я стою, опустив голову, и тихо ненавижу нас обоих. Его - за то, что не понимает, насколько важен для меня, что первая любовь не забывается и не проходит. За то, что год для него - такая ерунда. За то, что у него есть другая и какие-то поводы меня ненавидеть. И себя. За слабость и слезы. За то, что позволила себе так обмануться. За то, что сама оказалась виновата.
- Прости, - вворачиваю я посреди монолога (слушать оправдания больше нет сил!). - Мне пора возвращаться. Спасибо за украшения. Увидимся... когда-нибудь потом.
Последние слова звучат совсем тихо, я даже не уверена, что он расслышал их. Стремительным шагом - насколько позволяют каблуки - пересекаю двор и снова оказываюсь в зале.
- Где ты была? - шипит Эйлин, едва я равняюсь с ней. - Ты едва не пропустила объявление короля и королевы. Почему у тебя глаза красные? Ты что, плакала?
- Он что... здесь? - в голосе брата звучит неприкрытая агрессия.
С удивлением наблюдаю, как его кисти сжимаются в кулаки, а во взгляде пылает огонь, готовый поглотить обидчика сестры. В этот момент я понимаю, что детство кончилось. Мой брат больше не маленький мальчик, который способен лишь хранить мои секреты. Он взрослый мужчина, который не позволит обидеть его сестренку, все еще способную заварить такую кашу, что расхлебывать придется всей семьей. А сестренка между тем тоже уже не ребенок, и стоило бы думать, прежде чем что-то делать. Но привыкшая с детства получать все, чего мне хочется, я никогда не знаю меры. Вероятно, пора смириться с тем, что вселенная не крутится вокруг меня.
В тот момент, когда я все это для себя решаю, вселенная будто подает знак, что все мои догадки в корне неверны. Директриса торжественно вскрывает конверт с именами короля и королевы сегодняшнего торжества, и под дважды упомянутую фамилию Брайс и оглушающие аплодисменты, мы с Эймером поднимаемся к ней на сцену. Всего несколько шагов отделяют меня от заветной короны, когда я вдруг понимаю, что всем моим доводам только что посмеялись в лицо лишь для того, чтобы в будущем сбросить меня вниз с позиции повыше. Из принцессы в королеву.
Стоя на сцене я вдруг понимаю, что та корона, к которой я так стремилась, то, к чему так долго шла и за что боролась - всего лишь подделка, иллюзия. Огромная, нелепая корона из недрагоценного металла с дешевыми стразами, манящая лишь своим блеском и несбывшимися надеждами. В жизни есть более важные вещи. Более многогранные и сложные. К черту гордость и обиды. За настоящую мечту надо бороться.
Последняя школьная фотография запечатлевает нас счастливыми и беззаботными. Той самой "золотой молодежью", о которой любит судачить пресса, выставляя нас безмозглыми прожигателями жизни. У каждого из нас свои маленькие драмы, выливающиеся в большие комплексы и девиантное поведение, но об этом не принято говорить вслух. И маленькая скрытная Зои Джейн не будет.
Пусть случившееся останется тайной за семью печатями.