[Serenity]

Кто я?



Я стояла в каком-то подвале рядом с привлекательным мужчиной, обгоревшая футболка валялась на полу, на мне был спортивный лиф, но мне казалось, что я голая.
- Интересно… - Мужчина переводил взгляд с меня на футболку у моих ног. Хотелось поднять ее и надеть. И сбежать. Или не хотелось.
Владелец стадиона стащил с себя толстовку, оставшись в одной футболке. Я невольно отпрянула. Он оскалился, обнажая клыки. И руки у него холодные. И страх он внушает. Вампир? Мужчина сделал еще шаг ко мне, я шагнула назад и уперлась в холодную стену. От неожиданности резко подалась вперед и, как водится, оказалась в холодных как сталь объятиях мужчины со шрамом.
- Страшно? – Когда он поднимает бровь, и его шрам искажается – да, страшно. Но ему я не скажу.
- Нет. – А голос все-таки дрогнул…
- Можешь успокоиться. Я лишь собирался предложить тебе свою толстовку. – И он протянул мне этот красный ужас. Я взяла и даже решилась надеть, правда зачем-то повернулась спиной. Странная логика. Кофта была холодная, зато пахла приятно. Я замерла, так и не надев до конца толстовку, потому что холодные пальцы провели по моему позвоночнику. - Очень интересно… Зато понятно, откуда в маленькой девочке столько наглости и храбрости.
- Я не маленькая. – Зато насупилась абсолютно по-детски. Молодец, Валькери, развеселила мужчину.



- Конечно, нет. – И он подошел ко мне вплотную, властно положив холодную руку мне на талию. По спине пробежали мурашки. Здесь так-то бы совсем не жарко, на мне мало одежды, а он очень холодный. Кажется, у меня руки немного трясутся. – Замерзла? – Прошептал он мне в ухо, обдав на удивление теплым дыханием.
- Кто ты? – Выпалила я.
- А кто ты? – Он снова провел рукой по моему позвоночнику. Мне не нравится, когда он так делает. Или нравится… Кажется, я закрыла глаза, пока он водил пальцами по моей спине… Это было так приятно, даже несмотря на озноб. Хотелось, чтобы это длилось вечно. – Кем тебе приходится Бо Меррик?
- Прадед…
- А Ванесса Ренкольн?
- Бабушка… - Странно, что я это сказала, я ведь никогда Ван так не называла. Странно, что он интересуется моими родными. Но мне так хорошо…



- Значит, Вольдемар Ренкольн твой отец? – Эта фраза болью отозвалась в сердце, висках и вообще во всем теле. Эхом эти слова отдавались в голове, повторяясь снова и снова. Больно, больно, больно. Я закрыла уши руками, пытаясь заглушить эти слова. Не помогало. Зачем? Зачем он это сказал? Зачем напомнил, что я сирота при живом отце? Зачем всколыхнул воспоминания о красивом светловолосом мужчине, которого я видела лишь на фотографиях, которые в нашем доме тщательно прячутся, чтобы не напоминать, не причинять боль? – А кто твоя мать?
Я вызвалась из цепких холодных рук, поспешно надела толстовку и пулей вылетела из этого помещения. В ушах звенело, в глазах рябило, спина все еще хранила воспоминания о приятных прикосновениях, а ноги несли меня в сторону выхода. Мышечная память сработала на отлично, и я не заметила, как оказалась на скамейке запасных. Наверно, у меня был отсутствующий взгляд, потому что сидящие рядом поспешили отодвинуться, а тренер не рискнул спросить, где меня носило и почему на мне толстовка соперников, да еще сильно мне великоватая. Краем глаза я заметила, что перерыв закончился, и игроки снова на поле, но меня это не волновало. Когда кто-то начинает говорить со мной о родителях, из мисс Вселенной я превращаюсь в маленького забитого ребенка.



Когда я была совсем маленькой, я считала, что это нормально иметь двух братьев, сестру и Ван, которая все время проводила со мной. Потом выяснилось, что у меня есть еще один брат, который иногда приходил поиграть со мной, намного реже, чем Ману или Эд. Потом я узнала, что у других детей есть мамы и папы, бабушки и дедушки, и стала считать себя особенной, раз у меня их нет. А потом я пошла в школу… и узнала, что такое мама и папа и с чем их едят. Мне тогда тоже страшно захотелось маму и папу и, придя домой, я спросила Ван:
- А ты моя мама? – Она просто обняла меня и заплакала.
Тогда я спросила у Эдмунда:
- Ван моя мама? – Он тяжело вздохнул, посадил меня к себе на колени и долго молчал. – Нет. – Наконец, сказал он, но так ничего и не пояснил.
А потом я услышала, как они с Ван ругаются.
- Мы должны рассказать Валькери правду о ее отце. – Говорил Эд.
- Мы не можем, она ведь не переживет!
- По-твоему, лучше держать ее в неведении?
- А, по-твоему, лучше, чтобы она знала, что отец не признал ее, что ему все равно, что он ненавидит ее?
Дальше я не слушала. Мне давно хотелось залезть в запертый ящик стола Ванессы, теперь же я точно знала, что найду там. Понятия не имею, откуда в семь лет я знала, как шпилькой открыть замок, но знала. В ящике лежала коробочка с письмами неизвестному мне Люсьену Лашансу и фотоальбом. Письма я убрала обратно, а вот фотоальбом раскрыла прям там, сидя на полу в комнате Ванессы, куда в любой момент могла зайти хозяйка. Но разве это важно, когда на меня с фотокарточки смотрит красивая женщина с длинными каштановыми волосами и зелеными глазами, а у нее на руках сидит белокурый мальчока и с любовью в красных глазах смотрит на Ванессу.



Я узнала ее не сразу, она изменилась. У Ванессы на снимке были теплые, искрящиеся любовью, счастьем и безграничной нежностью глаза. У Ванессы, которую знала я, таких глаз не было. Она никогда не смотрела на меня так, как на белокурого мальчика с фото. Я видела в глазах Ван ласку и любовь, но они были другие, они всегда прятались за печалью и болью. Никто и никогда не смотрел на меня так, как Ванесса со снимка смотрела на мальчика, как будто в руках она держала самое большое в мире сокровище…



На следующем снимке мальчик уже был один. Он сидел на детском стульчике и мешал кашу в тарелке прямо рукой. Озорной взгляд его был направлен на фотографирующего. Мальчик улыбался так искренне и задорно, что хотелось улыбаться вместе с ним.



Другой снимок был сделан в парке, на нем можно было увидеть целую историю. Вот Ванесса поставила корзину на траву и приготовилась вытащить что-то вкусное, как позади она услышала шорох, обернулась и увидела, как несмело, но в то же время уверенно, топает к ней маленький мальчуган со вздернутым носиком. Таким, как у Ванессы. Таким, как у Робера. А вот он уже дотопал, и счастливая мамочка подняла сына в воздух. Я догадалась, что светловолосый мальчуган – сын Ванессы. Не внешнее сходство привело меня к такому выводу, а то, как смотрели эти двое друг на друга. Я видела такое, когда Марк смотрела на свою маму, а она на него. Я видела такое, когда Глория обнимала свою маму. Я видела такое много раз в глазах своих одноклассников и их родителей. Но у меня такого никогда не было. Потому что это возможно только между детьми и их родителями.
Я продолжала разглядывать альбом, наблюдая, как белокурый мальчик рос.



Он тоже любил играть в футбол. И участвовать в соревнованиях, пусть всего лишь по поеданию хот-догов или вылавливанию яблок. Они с Ванессой все делали вместе: и за конфетами на Хэллоуин ходили, и из тыкв рожицы вырезали, и книжки читали, даже готовили вместе. И елку тоже вместе наряжали. Теперь у нас дома не бывает елки. А еще у него была чудесная синяя рыбка и большая черная собака. Вот он рядом с дядей Колби. А вот получает школьный аттестат. А после сразу свадебная фотография, где он с красивой молодой женщиной. Они такие красивые… И смотрит он на нее так, как будто она смысл его жизни. Странно, что этот снимок со счастливыми новобрачными, обрамляет черная рамка, будто в момент, когда свершился этот союз, Ванесса потеряла сына…



Женщиной на фотографии была мать моих братьев и сестры, все они очень на нее похожи, кроме Роба, который похож на отца. Пилар так и вовсе копия женщины с фотографии. Но я на нее совсем не похожа. Она моя мать? И где она? И что с моим отцом? Миллион вопросов роилось в моей голове, но ответов не было. Я так и сидела, перелистывая альбом, пока не пришла Ванесса. Она, конечно, кричала, что нельзя рыться по чужим вещам, а потом села рядом и принялась рассматривать фотографии вместе со мной. Я никогда не видела ее такой. Я привыкла к упрямой, жесткой, не терпящей возражений, но при этом заботливой Ванессе. А тогда рядом со мной сидела хрупкая женщина, которая несет на своих плечах непосильный груз, который вот-вот раздавит ее, но она все равно несет этот груз ради других. То, как она проводила пальцем по фотографии светловолосого малыша, как отвечала на его улыбку, как рассказывала о нем – все это была совсем другая, незнакомая мне Ванесса. Я узнала, что моего отца зовут Вольдемар, что он рос среди вампиров и дружил с дядей Колби. Я узнала о его жизни до университета все. Ошеломляющим для меня стал рассказ, что мой отец встречался с матерями Марка и Глории. Но как только рассказ дошел до университета, Ванесса стала Ванессой. Она сухо сказала, что жену ее сына звали Сиена, что она умерла, и что она не моя мать. Больше она не проронила ни слова. Остальное я узнала у Эдмунда. Но кто моя мать, так и не узнала, Эд сказал, что об этом знает только Ван, но она молчит. Мне так и не удалось вытянуть из Ванессы правду, и я постаралась забыть. Я всеми силами прятала подальше и поглубже, в самые потаенные уголки сознания мысли о родителях. Но именно для них я старалась быть лучшей, чтобы обо мне все знали, чтобы и они однажды узнали, чтобы гордились. Когда хранишь в себе что-то колющее душу, иголки начинают просачиваться наружу, коля окружающих, чтобы избавить от боли себя. Наверно поэтому порой я заносчивая и агрессивная.
Воспоминания накрыли меня с головой, вырвав из реальности, и не желая возвращать. Кажется, матч закончился. Кажется, мы выиграли. Кажется, благодаря Фабио. Кажется, меня заставили переодеться в свою форму. Кажется, нам вручали кубок, фотали, поздравляли. Я вроде и была там, а вроде наблюдала со стороны. Вернуло меня в свое тело холодное рукопожатие.



Любопытный взгляд вернул воспоминания в дальний ящик, выдвинув на первое место решительность и желание действовать. Он что-то обо мне знал, чего не знала я. Это мне не нравилось, и это нужно было исправить. Когда Бернс отошел к другому игроку, я почувствовала что-то в своей руке. Это оказалась его визитная карточка с номером телефона. Хочет продолжить разговор. Непременно, но сначала я поговорю с Ванессой.

***

На обратной дороге в Бриджпорт в автобусе царило веселье, все праздновали, пели гимн школы, вспоминали самые запоминающиеся моменты игры, а главное – меня никто не трогал. Я спокойно сидела на своем законном месте, забравшись с ногами на сиденье, смотрела в окно и продумывала, как вытащить из Ван правду.
Первым, что я увидела, зайдя домой, были Эд и Лола, причем первый крутился вокруг своей оси с женой на руках.
- Эд, ну перестань, у меня уже голова кружится. – Смеялась Лола.
- Тебе нехорошо? Вызвать врача? – Эд поспешно опустил жену, взволнованно кудахтая, кто тут еще наседка.
- Милый, я сама врач. И со мной все в порядке. – Тут она заметила меня. – Валькери, привет. Как матч? – Я помахала золотой медалью. Странно, что они спрашивают. Обычно они знают и заранее подготавливают праздничный ужин к моему приезду, а сейчас будто и вовсе меня не ждали.



- Лола беременна! – Радостно прокричал Эд, снова подхватил жену на руки и закружил, мне стало тошно.
- Поздравляю? А где Ван?
- У Ману. Эйприл тоже беременна, представляешь! – Кто бы сомневался, что близнецы женатые на близняшках, да еще и не одновременно детей родят.
- Поздравляю. – Повторила я и поспешила в свою комнату.
Я рада за своих братьев и их жен, давно пора обзавестись детьми, как говорит Ван. Просто мне… обидно. Стоило на горизонте замаячить новым детям, как обо мне все забыли. Они всегда смотрели прямую трансляцию моих матчей, всегда поздравляли, всегда радовались. А сегодня даже не обняли, сегодня им не до меня. Конечно, они же будущие родители, они думают о своих детях, а обо мне подумать некому. Со всей дури швыряю сумку о стену. Ван продажная старуха, стоит на горизонте появиться младенцу, как она уже летит в его сторону, в попытке заменить светловолосого мальчугана с фотографий. Ничего не выйдет, Ван. Родителям не заменишь детей, а детям родителей.



Взгляд упал на отброшенную сумку, из которой помимо прочего выпала визитка Бернса. Похоже, ближайшие лет десять Ван будет недоступна, значит, поговорим с шрамированным.
Когда я набирала его номер, руки даже не тряслись. Главное, чтобы голос не дрогнул.
- Мисс Ренкольн, вы все-таки решили позвонить. – Иронично проговорила трубка. Откуда он знает, что это я? Хотя не удивлюсь, если у него и номер мой уже давно есть.
- Я хочу поговорить.
- Так говори. – Голос прямо-таки источает сарказм.
- Непременно, как только вы пришлете за мной машину в Бриджпорт. – Собственно, это и была цель звонка, мне же на чем-то до Старлайта добраться надо.
- А маленькую девочку не учили, что нельзя садиться в машину к незнакомым дяденькам? – Уже села однажды.
- Мы довольно близко знакомы. – Я сделала ударение на «близко». Собеседник рассмеялся.



- А ты мне нравишься. – Хмыкнул мужчина. – Машина будет ждать тебя через час у твоего дома. – И почему меня не удивляет, что он и адрес мой знает?
Собиралась я с особой тщательностью. Не хочу, чтобы он подумал, будто я его соблазнить пытаюсь, значит нужно одеться аки монашка. Проблема в том, что таких вещей в моем гардеробе не предусмотрено. Да, я ношу исключительно штаны, но все они чересчур обтягивающие и с низкой талией, а кофты с открытой поясницей. Очередные штаны полетели в кучу неподходящих, и мне пришлось поднапрячься, чтобы эту кучу не подпалить. Столько вещей, а на деловую встречу надеть нечего! Еще на нервной почве спина зудит. Позвоночник чешется неимоверно, я дырку скоро сделаю, так неистово чесать. А, между прочим, чешется там, где Бернс прикасался. Может, он заразный? Хотя нет, чесаться начало до него, как раз после замены все и началось, просто тогда значения не предала. Да что там такое?! Я попыталась рассмотреть в зеркало, да так и застыла. Протерла глаза – не помогло. У меня на спине по всей длине позвоночника и немного на плечах была татуировка. Внимание, вопрос: ОТКУДА, ЧЕРТ ВОЗЬМИ?! Я совершенно точно знаю, что никогда тату не делала. И я совершенно точно уверена, что у меня на спине татуировка. Она еле заметна, но она есть. И дико чешется. Что за чертовщина? Бернс точно что-то знает, как там он сказал, когда я повернулась спиной? «Очень интересно… Зато понятно, откуда в маленькой девочке столько наглости и храбрости».
Черт, час уже прошел! Плевать, надену, что под руку попадется. И очки. В них я выгляжу старше.
На выходе из дома я чуть не сбила Ван.
- Ты куда несешься? – А вот не твое дело. Хотя…
- Один вопрос: кто моя мать? – Ванесса опешила.
- Валькери, это сложный разговор… - Уклончиво начала Ван. – Давай поговорим об этом как-нибудь потом… Я только что была у Ману, у них с Эйприл
- Будет ребенок, я знаю. – Перебила я. – Либо ты говоришь сама и прямо сейчас, либо я все равно узнаю. – Шантаж, знаю.
- Не узнаешь. – Вот как?



- Жаль, что ты выбрала второй вариант. – Я развернулась и пошла к ожидающей меня машине, я не очень разбираюсь, но кажется, это джип, а может и нет.
- Валькери, ты куда? – Кричит Ван.
- Выяснять правду. – Не оборачиваясь, кидаю я и сажусь в машину. Она не хочет говорить, кто моя мать. Да какое она имеет право скрывать от меня правду? Это моя мать. Я не прощу Ванессе этого.

***

Уже по дороге в Старлайт я осознала, что надела топ с крылышками из золотых страз на груди. Ай да я, ай да выбрала одежду. Зато поясница прикрыта, ага. Хоть вообще снимай топ. Нет, это все-таки плохая идея.
- Приехали. – Возвестил водитель, останавливаясь у знакомого мне дома.
Мне открыли дверь, проводили в дом, вызвали лифт и нажали нужный этаж. Чем выше поднимался лифт, тем больше я нервничала. Добыча сама идет в лапы зверю. Но отступать уже поздно, потому что двери лифта открылись, и перед моим взором предстал Бернс. На секунду захотелось трусливо сбежать, но тогда я не получу ответы на свои вопросы. А я вообще их получу? И что мне это будет стоить? И вообще, почему я подумала об этом только сейчас?



- Добрый вечер, мисс Ренкольн. – Хозяин квартиры галантно протянул мне руку. Чтобы не сбежала? А ведь и правда вечер уже. Не могла со своими вопросами подождать до утра?
- Добрый вечер, мистер Бернс. – В тон мужчине ответила я. Мне нравится, когда он улыбается без клыков. О чем это я?
- Чай, кофе, виски? - Поинтересовался мужчина, беря меня под руку и ведя в гостиную с большим черным мягким диваном.
- Виски. – Я чокнулась что ли? – То есть кофе. – Поспешно исправилась, вызвав усмешку у Бернса. Ну и ладно, зато алкоголь винить не смогу. А ведь можно и в кофе подлить. Вот ему больше делать нечего, кроме как малолетку спаивать!
Пока Бернс ходил за кофе, я устроилась на удобном диване и принялась разглядывать квартиру. И чесать спину. Нет, раздирать спину. Это невыносимо, я промучилась всю дорогу! Внезапно холодные тиски сжали мою руку, убирая подальше от спины.
- Не стоит. – Когда он успел вернуться? Блин, опять опозорилась. – Лучше возьми кофе.
Я послушно взяла протянутую чашку, занимая обе руки.



Но спина-то чесалась, а я не в силах это выносить. Ничего лучше, чем тереться о спинку дивана, я не придумала. Бернс закатил глаза и снова скрылся в другой комнате, я побыстрее отставила чашку и принялась еще более неистово раздирать спину. Может быть, если содрать верхний слой кожи, она перестанет так чесаться? Бернс вернулся со стаканом воды и упаковкой супрастина. Я на секунду замерла, раздумывая, что может стоит перестать чесаться, но грозный вид лица со шрамом не смог меня остановить. Зато это смогли сделать его руки.
- Не перестанешь чесаться, а тебя свяжу. – Притворно-ласково произнес Бернс. Тоже не особо помогло, руки так и тянулись к спине. – Выпей. – Мне протянули таблетку и воду, я послушно выпила. Все что угодно, только пусть этот зуд прекратится! – Полностью не прекратится, но легче станет. – Я что вслух сказала?



Еще минут десять мы боролись с моим навязчивым желанием содрать кожу со спины, точнее я пыталась бороться с Бернсом, который крепко держал мои руки, не позволяя чесать спину, а потом мне действительно стало легче. Я расслабилась, облегченно вздохнула, а Бернс выпустил мои руки, что меня немного расстроило…
- Что это за чертовщина у меня на спине? – Задала я волнующий меня вопрос.
- Ничего особенного. – Театральная пауза. – Крылья режутся. – Чтооооо?! Какие к черту крылья? Я проехала Аид знает сколько километров, чтобы услышать шуточки про крылья?! Диванная подушка рядом с шутником вспыхнула. – От тебя одни убытки. – Картинно сокрушался Бернс, туша подушку, хотя это вовсе не обязательно, вещи мной воспламеняемые, быстро тушатся сами. – Мне отправить тебя под душ, чтобы остудить твой пыл? – Не надо ерничать!!!! – Не надо пытаться прожечь во мне взглядом дырку. – Бернс спокойно развалился на диване, хотя я сама уже подскочила и уперла руки в бока. – Ты спросила – я ответил, а теперь еще и виноват, что ты не веришь.



- Раз ты такой умный, то может скажешь, кто моя мать?! – Вообще-то, я не думала, что он скажет.
- Валькирия, насколько я понимаю. – Большего бреда в жизни не слышала.

Техничка

Все время забываю сказать, что дом, в котором сейчас живут Ренкольны, построила Диона, за что ей спасибо)