«Делай что хочешь» стало моей первой заповедью в этом доме. Что бы ни происходило, чего бы ни случалось – я всегда могла делать, что хотела. И знаете, многие завидовали мне, завидовали моей свободе воли, всегда пополненной кредитке (которая, к слову, втихаря пополнялась даже тогда, когда я стала сама зарабатывать на жизнь и попросила этого не делать). А мне хотелось не больше, чем вкусить жизнь обычного ребенка, услышать хоть раз за все время фразу: «Прости, милая, у меня нет денег на эту куклу». Я говорила «хочу!», и я получала сию же секунду, без вопросов. Я никогда этого никому не говорила, но это всегда жутко раздражало. В раннем детстве, насмотревшись фильмов с примерно такими сюжетами, я была свято уверена, что на меня всем плевать и от меня лишь откупаются. Спасибо хоть, что в этом я была неправа.
Я лежала на диване, обличившись в черное, и смотрела куда-то в стену.
Это произошло вчера; на эмоции у меня даже сил нет. К вечеру стало очень холодно, впервые за всю осень; она испепелилась (о господи она испепелилась испепелилась от нее остался только пепел) ровно тогда, когда село солнце. Я помню, как Финеа проснулась и взвизгнула, словно почувствовав что-то, и бросилась к окну; я помню ее крики: «Это она, ОНА идет!».
- Что такое, Фин?.. – Я сонно потерла глаза и взглянула сквозь стекло.
Они плакали. Они стояли над крошечной горсткой и плакали; я стояла и глядела, как завороженная, не в силах поверить в это.
А как же я?! Как же Финеа?! Как же твой муж, твой отец, кто-нибудь… Почему нельзя вновь ее собрать? Почему нельзя вновь ее оживить?!
Это было не бездыханное холодное тело с приоткрытым ртом и выражающими испуг перед смертью глазами.
Это был всего лишь пепел. Прах, если проще выражаться. Мейзи Канберри стоит всего пятисот грамм праха.
И помню состояние в доме на тот момент: у Фин просто покатились слезы из глаз. Не было ни истерики, ни воплей после увиденного. Она просто села на диван в детской и тяжело зарыдала.
Я выбежала на улицу, крича и издавая вопли израненного зверя; упала рядом с тем местом с тяжелым осознанием того, что эта серая пыль – это… это...
Моя мама! Мама, мама, мама! Та, что родила меня и мою сестру, та, что была красива и прекрасна!
Самым страшным было даже не это. Не так страшны были звонки с сообщениями о том, что «Мейзи умерла, Юна», и не так были страшны даже обсуждения похорон и поминок. Даже то, как папа первым делом бросился к виски, было не так ужасно. Самым страшным было провожать взглядом отца, который в совке аккуратно выносил мамины останки, бережно смахивая их в урну для праха, которой предстоит быть навеки похороненной у нас на участке…
Дни проходили в напряженном молчании. Каждый ел по отдельности, когда ему вздумается; я готовила для Финеи, смахивая слезы мимо тарелки с тестом для кекса. Папа пахал, как раб на плантации; ему предстояло уладить тысячи и тысячи дел, организовать похороны, обзвонить всех родственников, друзей и знакомых, ну и, конечно же, банально выполнять свою работу. Мы даже уже и не ждали возвращения отца: спали с Фин в одной комнате, хотя, конечно, она жутко стеснялась при мне плакать, и среди ночи выходила в ванную, где жалобно скулила, как голодный котенок.
Дедушка после этого тоже потихоньку стал сходить с ума; в плюс четыре градуса на абсолютно морозном воздухе, он выходил полуголый собирать листья.
- Дед! Ты что, заболеть хочешь?! – Кричала я в открытое окно, а он даже ухом не поводил. В его глазах так и читалась задумчивость, и, если честно, из него так и лезла мысль: «За что?..»
За что, мама…
За что?
« - Айрин, - говорила она, держа мою ладонь с кистью в своей. – Вот смотри. Ты неправильно рисуешь тени. Вот так надо.
- Хорошо, - неохотно ответила я, не особо жалуя критику в свой адрес.»
Я вновь взялась за кисть и палитру, пытаясь нарисовать что-то путное на белом холсте. Должен был выйти красивый пейзаж, с деревьями, с опавшими желтыми и красными листьями, но вышли только контуры горизонта.
Я почувствовала, что не могу больше.
Но беда никогда не приходит одна.
Дедушка стоял около любимого игрового автомата, и радостно воскликнул, побив очередной свой рекорд; затем раздался вскрик от боли, и я увидела его, схватившегося за сердце и падающего на холодную промозглую землю. Ведь прошла всего неделя после маминой смерти! Нет, нет, нет, не надо, побудь с нами еще, я прошу тебя!
Пока я кинулась к деду, Финеа быстро набирала дрожащими руками телефон скорой. Но было слишком поздно: пульс уже отсутствовал. Дед мягко улыбнулся мне на прощание, когда я была уже у калитки к игровой части двора.
…долгое время спустя…
- Ну так вот, а Кэти сказала мне, что Брайану нравится вон та вот иммигрантка, кажется она из Швейцарии, у нее такой смешной акцент, ты себе не представляешь! – Без остановки болтала я, обильно жестикулируя. Ну как она не понимает! Это же такая НОВОСТЬ!!!
- Айрииин, ну бога ради, - заскулила Финеа. – Ну хотя бы в мой День Рождения, пожалуйста, поговори со мной о чем-нибудь… Ну… Еще!
- Да ну тебя, вредина-говядина, - я показала язык. – И вообще, ты опять стырила мою зеленую кофту?
Моя сестренка! Моя красивая, прекрасная младшая сестренка праздновала свой… а, не помню, какой День Рождения. Ну это и неважно! Правда, папа за это заявление в шутку отвесил мне подзатыльник, ну да какая разница?
Я носилась по всему дому, развешивая воздушные шарики и украшая дом новогодними гирляндами.
- Гирлянды-то зачем? – Смеялся надо мной папа, видя, как я, с высунутым языком, пытаюсь прикрепить к гвоздю для картины очередной светящийся шарик.
- Ну так круче, па! – Заверила я.
Я же Профессионал По Устраиванию Тусовок и Вечеринок Айрин (можно просто ППУТВА)!! Я лучше знаю! И плевать, что мы не празднуем. Я так хочу!
- Как жаль, что завтра ты уезжаешь так далеко, - вздохнула Фин, глядя на меня своими выразительными карими глазами. – Вы с Оливером в одном универе, правильно?
- Угу! – Громко воскликнула я, сделав «колесо». Не могу сидеть на месте, не могу, не могу, не могу!
Ну и конечно же, только я, садясь в такси, могла завопить из окна:
- ФИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИН!!! Смотри, цветок распустился!!
Итак, да, мы были в Японии. Папе нужно было сюда по делам, мне нужно было здесь учиться; завтра папа с Финеей отсюда уже уедут, а я останусь на четыре долгих года. Зато не одна! Со мной мой кузен Оливер.
Папа привез меня на такси прямо к общежитию.
- Смотри, Аи-чан, - улыбнулся он. – Это твой новый дом!
О господи, я так взволнована, так взволнована! У меня наверняка появится куча новых друзей, и учеба будет только в кайф, и каждый день я буду запиливать зашибенные вечеринки, и мы с моими соседями будем смотреть аниме, и у меня появится лучшая подруга – уж я-то об этом позабочусь – и… и… и…
- …Сейчас мы тебя зарегистрируем и я уеду.
- Как… уедешь?
- Ну, Аи, ты же не ожидала, что я с тобой тут на четыре года останусь.
А, да, действительно.
- Оливеееееееееееееер! – Вновь завопила я, увидев знакомую белобрысую голову. Тетя Юна стояла так, словно ее сейчас стошнит. ( - Она всегда такая, мам? – Да, это ж Юна.)
- Здарова, Айрин!
Мы обнялись, и я сразу же схватила его за локоть и со всех ног понеслась показывать ему его комнату.
Когда тетя Юна и папа уехали, мы побежали обследовать столовую.
- Ну так вот, как я уже сказал Финее, я…
- Почему ты называешь себя в мужском роде? – Удивился Оливер.
- Оли-кун, - нахмурилась я. – Я же анимешник! Мне полагается!
В общем, мне пришлось долго ждать Оли, пока его там натошнит в туалет после общажной хавки. А когда он сказал:
- Айрин, я пожалуй никуда…
…я вновь показала язык и потащила его на улицу к предусмотрительно вызванному такси.
- У меня давно не было новой одежды, - пожала плечами я.
- Сколько, неделю?.. – Мрачно ответил мне кузен.
- Ну вообще-то, пять дней, семь часов и сорок две минуты.
Мы вернулись поздним вечером. Оли проклинал меня и мое «перманентное шило в мягком месте», болтая что-то там про часовой пояс. Господи, ну подумаешь, посмотрели три японских сада, ехали пару часов на электричке не в ту сторону (зато новый город посмотрели!), ну ладно, потаскал он пять огромных пакетов со шмотьем, ну с кем не бывает?
Пока он дрых, я времени даром не теряла. Если бы я вообще могла, я бы жила только на кока-коле, вернее на кофеине в ней (терпеть не могу кофе!) и никогда бы не спала. Ну так вот, я решила, что хочу связать свою жизнь с литературой! Правда, понятия не имею зачем, если я стану супер-пупер-обалденной рок-звездой, буду петь и ни о чем не волноваться. Видимо, чтобы лучше сочинять тексты песен.
А вот и распустился местный цветочек! Оливеру уже приглянулась какая-то девушка, дико напоминающая мне одну известную актрису взрослого кино. Ну, я у Оли на ноутбуке картинки видела.
- Оли-кууун, - возмущенно протянула я. – Она же такая… такая… ветреная!
- Иди ты, Айрин, - буркнул мой несговорчивый братик. – Я вовсе не имею никаких видов на нее.
Я с пулеметной скоростью поднеслась к кузену и дико рассмеялась ему в лицо.
- Айрин, у меня от твоего шмотья в глазах рябит, и это я еще свыкся с твоими желтыми наушниками, бога ради, переоденься!
Я засмеялась только громче.
- Переодееенься, переодеееенься! – Передразнивала я его. – Пойду расскажу Саре о том, что мой кузен-монашка влюбился!
- Дурочка ты, - улыбнулся брат и отошел.
Но надолго его не хватило. Естественно, имея такую-то Сестру С Большой Буквы! Он стоял и с улыбкой наблюдал, как я рисую папин портрет.
- И что же это за жанр картины? – Усмехнуля он.
- Это портрет, ты что, название забыл что ли?
- Это волосы? Мне казалось, это солнечные лучи, нарисованные в направлении кубизма.
В общем, я гонялась за ним по всему студгородку, и в итоге около главной башни публично надрала ему зад.
Образно выражаясь, естественно.
А самое няшное в нашей общаге было то, что у нас на террасе имелся уголок для чаепития. Японский зеленый чай было единственным, что я люто ненавидела из всей японской культуры.
Оливерская тян долго смеялась над моими рожами, когда я чуть не померла от этой горечи! За ней тоже пришлось побегать, но увы, прическу я ей испортила уже не на главной людной площади.
- Качок! – Кинула я братику, когда застукала его за велотренажером.
- Шла бы ты, скелетик, - усмехнулся он. – Я, между прочим, хочу быть в форме! Ведь кто, как не я, будет защищать тебя от всяких… всяких…
Я пристально уставилась на Оли, удивленно подняв одну бровь. Он понял меня без слов.
- Да, ты права, - безысходно выдохнул он. Это всех надо защищать от тебя.
- Вот это признание! – Рассмеялась я и попрыгала дальше. Кажется, Кристиан Вайденберг устраивает вечеринку!
В Японии был совершенно другой климат, нежели в Канаде. Было очень и очень тепло, и лучи солнышка путались в моей огненно-рыжей копне, и вообще было так весело, так весело, особенно получать нотации от куратора, глядя на мои игры с листиками.
Правда лишь, веселилась я недолго. Он велел мне собрать и сжечь все листья, что я собственно и сделала… Ну, подумаешь, немножко промахнулась и подожгла все, включая себя. Оливер был просто жутко зол! Он все орал на меня, что я криворукая и что следовало бы мне излечиться от тремора.
- По себе не судят, Оли! – Весело крикнула я из ванной, где я отстирывала пятно с фиолетовой юбки.
А потом – как вспышка в голове. Моя фиолетовая юбка, копоть, двор, осень, огонь, пепел… мама.
Это была первая ночь за очень много лет, когда мне приснился кошмар.
