Люди ошибаются. Все. Всегда. Каждый. Не потому, что они недальновидные дураки, упрямые бараны, тугодумы и олухи, а потому что это нормально – идти вперед, рисковать, спотыкаться, ругать себя сквозь зубы и снова идти вперед. Просчитать каждый возможный шаг, каждый вариант развития событий нельзя – за этим пролетит незаметно вся жизнь и ты в итоге с удивлением увидишь, что все так же топчешься на одном месте, решая в какую сторону лучше сделать первый шаг, а вчерашний баран и олух намного опередил тебя, такого умного, хитрого и дальновидного. Негативный результат порой дает много больше, чем положительный опыт – за эйфорией от удачи все равно ничего толком не разглядишь. И, хотя сейчас я жалела, что не вернулась домой, два года назад, когда меня окончательно списали из оперативного состава за профнепригодностью из-за полученных травм (удивительно, что вообще взяли в бравые оперативные ряды агентов СимБР, с моим-то зрением) где-то в глубине души я понимаю, что если бы я так поступила, то возможно сейчас с тоской бы вспоминала про молодого, талантливого и чертовски привлекательного нейрохирурга, благодаря которому я могла ходить, причем без костылей и даже в коротких юбках. Того самого хирурга, с которым я разругалась два месяца назад в одном из ресторанов. Изысканные интерьеры – фон, респектабельные джентльмены и дамы в шикарных нарядах – зрители, рассерженная я и вышедший из себя Марк, только что назвавший меня «неумеющей любить эгоисткой, зацикленной на себе и своей карьере».
- Отбивная была вкусной, - последнее, что я помню, что я слышу, что я говорю, прежде чем вылететь из ресторана и окончательно провалиться в небытие.
При определенном образе жизни некоторые привычки и навыки доводятся до уровня инстинктов и даже в состоянии сомнамбулы потеряться в толпе было несложно – пятница, вечер, и даже паршивая погода не может разогнать по домам и квартирам жителей города, который никогда не спит. Когда меня снова выдергивает в реальность, я уже далеко от ресторана, а в сумочке надрывается мобильный. Да какого черта?! Участь телефона, казалось бы, предрешенную, спасает только то, что перед тем, как швырнуть его об асфальт я успеваю заметить фото на мигающем экране.
- Ну наконец-то! – даже хрип динамика и помехи не могут скрыть непростительно счастливого тона Бернадетт, - я уже минут пятнадцать тебя набираю….или я не вовремя?
- Нет, конечно! – поспешно говорю я, - все в порядке! Рада тебя слышать…
- Что-то мне твой голос не нравиться…
- Ты позвонила мне, что бы обсудить мой голос?
Не здесь. Не сейчас. Не по телефону. Умоляю, Бернадетт!
- Нет, - даже находясь за сотни километров, я почти вижу, как сестра улыбается, - ты стоишь или сидишь?
- Я иду, - хмыкаю я, - и если ты правда думаешь, что меня с моей жизнью и работой можно чем-то удивить…
- Ладно, ты сама напросилась, - перебила меня Берн, - я выхожу замуж!
Изумленное «Что?!» застряло где-то в горле. Не может этого быть…
- Альф сделал тебе предложение? – глупее вопроса не может быть.
- Только что, - делиться Бернадетт, - сорок минут назад, ты первая, кому я говорю…
Не может быть. Не может быть…Не может – а вот черта с два! Именно так и может. И должно, и будет…почувствовав, как наружу рвется истеричный смех, я торопливо говорю в трубку какие-то поздравления и отключаю телефон. Говорят, близнецы и двойняшки часто не подозревая этого идут по жизни одним путем, но мы с Бернадетт к этому большинству не относимся. Лишь пересекаемся иногда, и снова расходимся в противоположные стороны. У каждой своя дорога, и пытаться идти рядом – гиблое дело. Это мы поняли еще в детстве, когда как хвосты таскались друг за другом то в кружок рисования, то в шахматный клуб, то в волейбольную секцию и неизменно там, где хвалили одну, другой советовали приложить больше усилий, проявить фантазию, тренироваться и читать литературу. И сейчас, несмотря на то, что собственная личная жизнь только что получила контрольный выстрел, я не могла не радоваться за сестру. Это дело стоило отметить…ночной клуб, громкая ритмичная музыка, бьющая по стеклам, световые лучи, ползущие по стенам и медленно, но верно заполняющийся танцпол. Не самая подходящая декорация для переживаний, но здесь точно никому не будет дела до меня и моих проблем. Стакан виски – отметить конец красиво начинавшегося романа и «Пина Колада» - за будущее семейное счастье Альфреда и Бернадетт Тодер.
Одним глотком допив остывший капучино, я оставила деньги на барной стойке и слезла с высокого табурета – посадка на самолет до Рочестера была объявлена пять минут назад.
***
Четыре года в ГСУ, потом год в Академии (подготовка, переквалификация и повышение квалификации учитываются сразу), три с половиной года в СимБР…уже больше восьми лет я не живу дома. И все эти восемь лет я была искренне уверена в том, что мне хватает разговоров по телефону, переписки в интернете и редких, по большей части случайных встреч, чтобы не скучать по родным. То, как я ошибалась я поняла, едва заметив в толпе встречающих давно и хорошо знакомую фигуру. С самым несолидным визгом я сорвалась с места, расталкивая людей, стоявших на моем пути и совершенно не обращала внимания на то, что говорили они мне вслед.
- Ну нельзя же так бросаться на людей, Беа, - засмеялся отец, обнимая меня, - я еще слишком молод, что бы схлопотать инфаркт.
Ирония в словах, но не в глазах, не в улыбке, не в голосе не было и тени ее заметно. Глаза под веками начинало жечь. Неужели и правда дома? Не верю.
Рочестер, город моего детства и юности, такой знакомый и неизвестный одновременно. Я обожала его старые улицы, облик которых тщательно охранялся от тлетворного дыхания современности и ненавидела зимы – слишком холодные порой для такого теплолюбивого существа, как я. Любила бродить по тихим, почти безлюдным паркам и скверам днем и отрываться в клубах и на дискотеках ночью. И жизни не представляла без возможности сорваться сюда, когда душе захочется.
- Ты без Марка? – поинтересовался папа, когда мы уже подъезжали к городу. Больших усилий стоило не пустить на лицо тень оставшейся грусти. Конечно, то, что я приехала одна не могло не удивить родных и остаться незамеченным, но…
- В чемодане спрятала, чтобы на билетах сэкономить, - не придумав ничего умнее, чем отшутиться, я поспешила перевести разговор, - лучше скажи, когда ты эту машину купил? И даже мне ничего не сказали…
Черный крайслер ехал быстро, плавно и бесшумно – будто по волнам плыл. Хотя взгляда в сторону спидометра было достаточно, что бы в панике вцепиться в ремень безопасности…или уважительно присвистнуть. В случае с моим отцом вернее все-таки будет второй вариант. Потрясающая машина попала в надежные руки потрясающего водителя.
- Нравиться? – улыбнулся довольный папа, - месяц назад, кажется...да, месяц. Мартин с Брендоном как раз начинали готовиться к экзаменам.
Самые младшие мои кузены, как и ожидалось, окончили школу если не с отличными, то с очень хорошими оценками (попробовали бы они иначе при таком строгом отце, как Дейл) и красочной характеристикой – на неподобающее поведение Дейл всегда реагировал спокойно. Парни есть парни – отвечал он преподавателям, требующим призвать сыновей к порядку по всяким мелочам. На данный момент Мартин и Брендон находились на стадии подбора университета. Их старший брат с переменным успехом продолжал трудится в юридической фирме под началом отца и в перерывах между делами пытался посвящать время жене и воспитанию дочери – маленькой Рутт недавно исполнилось полтора года. Самая младшая на данный момент Муратти была удивительно похожа на бабушку Алису – такая же белокожая и рыжая, лишь зеленые глаза достались ей от Ноэль. Обычное дело для этой половины нашего семейства. Что же до Стефани – она, ожидаемо, снимала небольшую квартиру в центре, в паре кварталов от департамента полиции, где занимала должность помощника детектива после окончания академии. Не сказать, что бы работа продвигалась гладко и никто не обращал внимания на фамилию, вплетенную в аббревиатуру одной из самых успешных адвокатских контор города, округа и штата, но когда это кого-то из нас останавливали сплетни и острые языки? Так держать, сестренка! Пусть знают наших.
Автомобиль уперся блестящим бампером в дверь гаража и затих. Я поспешно выскочила из машины, не дожидаясь приглашения, и отбежала в сторону, к дороге, чтобы оглядеть изменившийся дом – разрослось крыльцо, вырос мансардный этаж, красный, потемневший от времени кирпич стен сменился на яркий желтый и строго-лаконично черный – для фундамента, такого же цвета были теперь и окна. Участок, пустовавший сколько я себя помню, обзавелся ровно подстриженными кустами и клумбой лилий, не столько облагораживающими территорию, сколько намекавшими на то, что на доме ремонт не остановиться. Чертовски интересно было, что же у нас теперь внутри. Бернадетт, конечно, никогда не упускала случая рассказать как продвигается ремонт, но одно дело – слышать это в телефонной трубке и совсем другое увидеть своими глазами. Конечно, не могло обойтись без папы, без сожалений подрезавшего крылья полету дизайнерской мысли но, после того как он и Бернадетт решили убрать его кабинет в угоду расширения пространства, некоторые зверства с его стороны были более чем естественны. Новый кабинет до сих пор не был переустроен (потому что небольшой и угловатый закуток, который было предложено использовать вместо него просто не мог вдохновлять папу на какие-то действия и желания кроме позыва замуровать в нем обнаглевшего и задурившего мозги дочери дизайнера) все остальное же было готово. Светлая прихожая с удобными диванами, зеленая столовая с мягкими стульями, темная кухня с обилием дерева и электрическим камином, яркая и лаконичная гостиная с красными диванами, холл второго этажа с глубокими креслами и парой книжных шкафов. Лестница на мансарду и двери – в недостроенный кабинет, просторную ванную и три спальни – отцовскую, гостевую и Бернадетт, жившую в нашей бывшей общей комнате – в рекомендациях и объяснениях не нуждались.
Я закинула сумки под кровать гостевой комнаты, пустующей и безликой. Ни цветов и мягких игрушек, ни книжек, журналов, дисков, разложенных по ящикам и разбросанных по дивану. Светлые стены, мягкий плед на жестком матраце кровати, пара светлых кресел у окна и выключенный ноутбук на столе рядом. Хорошая комната. Я всегда любила порядок и была немного аскетом в отличие от Бернадетт. На любовь к вещам это не распространяется – комод определенно был маловат. А впрочем…какая разница? Я ведь только на свадьбу, верно?
***
Оглохнув от собственного радостного визга, я слетела вниз по лестнице, едва не сбив с ног Бернадетт. Недолго думая сестра отплатила мне той же монетой и заключила в удушающе-крепкие объятия.
- Бернадетт! – предупреждающе проговорила я.
- Беатрис! – не обращала внимания она, продолжая меня душить, - я так рада тебя видеть!
- Я тебя тоже, - заметила я, - но если ты сейчас меня не отпустишь, то останешься без подружки невесты!
Как же я по ней скучала…мы просидели до трех ночи. Говорили, говорили, говорили – будто хотели не только компенсировать те три с половиной года общения исключительно посредством скайпа и телефона, но и еще сверх того наговориться лет на двести-триста вперед. Не каждый день я приезжаю домой. Несложно догадаться, что самой главной темой беседы стала предстоявшая свадьба, которую, кстати, было решено отпраздновать у нас дома.
- Это какой-то кошмар, - вспоминала Бернадетт, - одни заведения заламывают цены – можно подумать, что мы миллионеры! Другие представляют из себя черт знает что, в третьих свадьбы, помолвки и дни рождения расписаны чуть ли не на три года вперед…
- Ну а что? Проверили бы заодно чувства временем, - подкалывала я ее, - платье покажешь?
- Завтра будет готово, - тень расстройства пробежала по глазам сестры, - отдавала переделывать – ушить немного, сменить бретели.
Я улыбнулась и промолчала. Этот день будет принадлежать только ей, и Бернадетт имела полное право требовать от него совершенства. Глаза снова вцепились в тонкий золотой ободок на тонком пальце, в маленький, классической огранки бриллиант, в счастливые глаза Бернадетт, сиявшей ярче всех бриллиантов на свете и не устававшей снова и снова вспоминать историю обручения.
- …и тут музыка стихает. Я уже собралась идти к нашему столику, а Альф берет меня за руку, останавливает, опускается на одно колено…
И так далее, по классическому сценарию сопливых мелодрам. Наверное, именно это и называется завистью.
Приехать в Рочестер и не встретиться со Стефани было все равно что впервые оказавшись в Нью-Йорке не увидеть Статую Свободы, так что в своем коротком отпуске за свой счет я без раздумий выделила день на двоюродную сестру (тем более, что деятельная натура Бернадетт все равно требовала если не делать все самой, то по крайней мере, контролировать и один раз мы с ней уже чуть не переругались). Кузина же, как и я, была свободна как ветер, не связана ни свадьбой, ни бойфрендом, ни семьей, а потому как казалось, мы понимали друг друга немного лучше. К тому же, ни одна из нас не сбежала из клуба через полчаса, потому что забыла уточнить цвет лент или посуды.
- Невесты, - резюмировала Стефани, покрутив соломинку в бокале с коктейлем, - когда будем выходить замуж, тоже сойдем с ума?
- Если будем выходить замуж, - хмуро произнесла я. Вспомнился Марк – уставший и решительный взгляд, круги под глазами от двух бессонных ночей подряд, собственная малодушность. Если бы я не стала ждать, а сама потребовала объяснений, я ведь хотела…
- Не поняла. Ты что, во мне сомневаешься? – внезапно зазвучавший недовольный голос Стефани и ее боевая поза на контрасте с собственными мыслями не могли не вызвать улыбки, - сейчас я тебе докажу…
- Фани! – вскликнула я. Хотела возмущенно-протестующе, но получилось умоляюще.
- Извини, - Стефани моментально стянула с лица кокетливую улыбку и стала серьезной, - может, еще по одной?
Платье было не коротким и не длинным, ничего лишнего и отвлекающего от главной звезды сегодняшнего дня. На самой звезде, как и полагается невесте, было платье в пол. Полуприлегающий силуэт – при фигуре Бернадетт можно позволить себе все, что душа захочет, сливочно-белый шелк потрясающе подчеркивающий смуглую кожу, открытая спина и высоко уложенные волосы без фаты. Сестра то и дело поправляла то макияж – подкрашивала губы сильнее и потом стирала помаду и наносила полупрозрачный блеск, то платье – честно, я не понимала, как там можно что-то поправлять, но Берн умудрялась каждый раз по-новому расправить юбку и перетянуть бретели, то прическу – и в результате укладка растрепалась совсем. Еще вчера сестра, веселая и беззаботная, долго и со смехом выбирала белье для первой брачной ночи, а сейчас переживает так, что того и гляди ее волнение передастся и мне.
- Дай я, - не дожидаясь согласия, я забрала у Бернадетт шпильки и аккуратно заколола слишком длинные пряди обратно в прическу. Не бог весть что, но лучше, чем было.
- Я веду себя как идиотка? – спросила она. Наткнувшись в зеркале на ее взгляд, я ободряюще улыбнулась. У них все будет хорошо – я знала это точно, я была уверенна в этом, настолько, что поклялась бы на чем угодно и чем захочешь. Если бы у меня были подходящие слова, время и желание объясниться с сестрой…но ни первого, ни второго, ни тем более третьего в наличии не наблюдалось, а в дверях комнаты уже появился папа.
Пора было передавать невесту в надежные отцовские руки и удалиться к уже собравшимся гостям. Я в последний раз крепко обняла Бернадетт Муратти, поправила воротник и сбившийся немного в сторону отцовский галстук и поспешила вниз, стараясь не тереть глаза. У меня, в конце концов, линзы, макияж и свадьба любимой и единственной сестры! Гостей было немного – собственный дом все-таки стоило поберечь – в холодильник каким-то образом уложили половину ящика шампанского, несколько бутылок виски и папин любимый коньяк. Угощения, закуски, торт с кремовыми розочками, музыка, нервничающий и тщательно это скрывающий жених…вообще-то Альфред был очень спокойным, серьезным и обстоятельным, даже занудными на первый взгляд, но в такой день не мог справиться с собой. Впрочем, это заметили только я да парочка его друзей, то и дело тормошивших будущего окольцованного – рассказывали анекдоты, давали дурацкие советы и порывались плеснуть в шампанское джина. Заметив фляжку, я извинилась перед Ноэль и, конфисковав несанкционированное спиртное, подхватила обоих мужчин под руки и повела к остальным гостям. Как раз вовремя – из распахнутых дверей выходили папа и опиравшаяся на его руку Бернадетт. Явление невесты миру было аналогично команде «По местам!» - зазвучал свадебный марш, жених встал под аркой, увитой цветами и лентами, гости расселись на своих стульях и…
Гости, гости…а нужны ли были мы им? Лишние свидетели чужого счастья, не дающие нацеловаться всласть, лезущие со своими поздравлениями, подарками и объятьями. Улыбки, поздравления, цветы. Бутылки шампанского исчезали одна за другой, одного из моих подконвойных взяла в оборот Стефани, оставив меня в обществе загорелого блондина в дурацких очках. Вручив тому фотоаппарат, я поспешила спасти отца от словоохотливой свекрови, не собиравшейся отпускать нового родственника из своих лап живым. Черт побери, теперь я понимаю, почему молодожены решили пожить у нас, пока не найдут подходящий дом или квартиру! Не расстраиваясь, миссис Тодер №1 подхватила под руку меня.
- Прекрасная свадьба, не правда ли? – солнечно улыбнулась женщина и, не дав мне ответить, продолжила, - знаете, милочка, а по вам и не скажешь, что вы старшая сестра Бернадетт.
- Наверное, потому что наша разница – восемь минут, - хмыкнула я. Спасение подоспело в обличии свекра сестры, со словами «Тосты за новобрачных!» уведшего жену в сторону. И правда, папа откупорил еще одну бутылку и несколькими ударами вилки о фужер призвал всех к порядку, отвлекая гостей от выпивки, закусок и друг друга, а жениха и невесту – от увлекательного процесса кормления второй половины свадебным тортом (и когда успели разрезать?).
Время пролетело незаметно, и вот, праздничная суета позади, а новоиспеченные муж и жена отправляются продолжать торжество в заранее забронированный номер отеля, неподалеку от которого, если верить приятелям Альфа, есть неплохой бар, но…к черту. Не хочу.
- Не поехала? – спрашивает у меня папа, расставляющий стаканы на винной полке, когда я прохожу мимо.
- Как видишь, - я улыбаюсь, и, слегка ослабив ремешки туфель, устраиваюсь на ступеньках лестницы, - плесни мне тоже.
Усмехнувшись, отец поставил на стол еще одну стопку и полез в бар. Только сейчас поняла, как устала. За этот день, за эту неделю, за которую хотела успеть все и сразу, за этот месяц, в течение которого я почти не вылезала из конторы. Впору было заснуть прямо так, как есть – в платье, на неудобных ступеньках. Потому что даже встать и дойти до одного из диванов, что стояли в паре метров, не было сил. В какой-то момент я перехватила взгляд отца в свою сторону – не взгляд даже, а ту секунду, за которую он из взгляда спокойного, уставшего, но уверенного во всем человека сменился на взволнованный, изучающий и даже чуть тревожный взгляд разумного отца, которому осточертело целую неделю отмалчиваться и ждать, пока я созрею для добровольно-принудительного разговора по душам. А что, я серьезно надеялась, что сумею заговорить ему зубы? Терпкая, медово-коричного оттенка волна крепкого алкоголя ударилась о стенки стакана, бутылка с негромким стуком встала рядом. И, начали…
- Что случилось, Беатрис? – с места в карьер – наиболее излюбленная отцом тактика ведения разговора.
- Ничего, - убедительности ради я передернула плечами и нарочито легко поднялась со ступенек, - устала просто. День бешеный. Да и вся неделя – мне уже достали звонить, как будто я прогуливаю работу, а не в отпуске. А Марк сделал мне предложение.
Сказать это оказалось проще, чем я себе представляла. А вот сделать вид, что меня не волнует реакция отца на эти слова…да какая разница? Он первый начал. Остальное же за меня должны были объяснить отсутствие кольца на пальце и Марка рядом со мной сейчас, но папе этого мало – нужны подробности! Он же папа…
- Когда?
- Два месяца назад, - поспешно ответила я. В тот же самый вечер, когда Бернадетт получила свою бархатную коробочку с кольцом внутри и сказала Альфу «да».
- А за две недели до этого ко мне подходила личный помощник нашего босса и рассказала, что он готовит документы на выезд, - продолжила я, предупреждая последующие распросы, - друг Марка давно уже работает в одной частной клинике в Европе. Он порекомендовал его руководству…
- А Марк забыл поделиться с тобой этой радостью прежде чем преподнес кольцо, - отец всегда схватывал на лету, - расчетливый засранец.
- Папа!
Не понимаю, почему, но подобное пренебрежение к уже, по сути, совершенно чужому для меня мужчине задело до глубины души.
Хотя нет, вру, все я понимаю. Ну, или думаю, что понимаю. Потому что несмотря на всю мою уверенность в том, что черта с два бы я из этой страны уехала, в этой самой глубине души раздается порой голосок сомнения. Может, я ошиблась? Может, по другому было бы лучше? Может, я зря так резко разорвала все отношения? Потому что если нет, то какого черта меня мучают эти вопросы?
- Это все из-за свадьбы Бернадетт, - ответил на мои мысли отец, поднимаясь с дивана.
- Откуда ты знаешь, о чем я думаю?
- Я понятия не имею, о чем ты думаешь, - хмыкнул он, - но если бы я был неправ, то ты бы об этом не думала, не стояла здесь, и не смотрела бы на меня сейчас такими глазами, а звонила бы своему Марку, наплевав на то, во сколько мне встанут потом телефонные счета.
Все встало на свои места, сомнения, преследовавшие меня почти два месяца, рассеялись, а ответы на вопросы оказались настолько очевидными и само собой разумеющимися, что мне стало стыдно перед собой за то, что я не смогла их увидеть сразу, в первый же день.
***
У многих белые стены и кабинеты ассоциируются с больницами, но когда на одной из них висят фотографии с мест преступления, схемы и диаграммы, планы и чертежи зданий и улиц про медицину вспоминаешь в самую последнюю очередь. Грегори Коллинз, владелец этого кабинета, большой босс и просто мой непосредственный начальник слушал меня со скучающим выражением явно давно все решившего человека, уверенность которого не могла бы поколебать ни бурные уговоры, ни жестикуляция, ни мольбы и доводы.
- Ты сама понимаешь, о чем ты просишь? – хмуро спросил начальник, - будь на твоем месте кто-то другой, я бы его уже как минимум понизил в должности.
- Грегори, ты не понимаешь, как для меня это важно, - произнесла я, плюнув уже на оставшиеся двадцать пять причин, по которым меня необходимо перевести в Миннесоту, - должна быть хоть какая-то возможность перевода. Согласна даже на пресслужбу.
- С папой-медиамагнатом я бы тоже от нее не отказался.
- Я от Перкинса, - дверь распахнулась и в кабинет влетела Дебби, - ух ты, Беатрис! А я-то думала, что это все так по коридорам шушукаются…
- Неуместное ехидство, Дебби, - осадил помощницу Коллинз, - у меня открытый кабинет и полное отсутствие жалюзи. Что там с Перкинсом?
- Иногда наш босс наивнее ребенка, - сделала страшные глаза девушка, перекладывая папки и ноутбук на стол, - здесь все, что он обещал. Кое-что перешлет по внутренней почте. И да, он просил снова напомнить тебе о том разговоре…
Больше ловить было нечего. Протиснувшись между Грегори и Дебби, я осторожно и незаметно подцепила лист с заявлением о переводе, но…
- Я передумал, - объяснил свою руку на моем заявлении Коллинз, - ты поедешь в Рочестер.
Резкая смена настроения и округлившиеся глаза Дебби, вдруг потерявшей дар речи не могли быть предвестниками приятного и гладкого будущего, но когда это меня останавливало? Прорвемся.
после отчета переезд Альфреда
И его профессия
25 эликсиров
работы девушек
И вершина карьеры Беатрис
а так же желания джину
