Межграничье - С любимыми не расставайтесь
МУЗЫКА
Дождь громко барабанил по крыше такси, остановившегося у стальных ворот Нью-Йоркского кладбища. Я кинула быстрый взгляд на разбушевавшуюся за окном стихию, торопливо извлекла из сумочки крохотное зеркальце и заглянула в него. На меня уставилась поникшая, изможденная женщина с потухшими глазами, которая чем-то, очень отдалённо, напоминала некогда счастливую и гордую, смотревшую на всех свысока Розмари Комино. Из-под чёрного платка, накинутого на голову, ярким пятном выбилась рыжая прядка, и я с раздражением заправила её за ухо.
Я щёлкнула зеркальцем и потянулась к кошельку. Сантана, как обычно тихая и испуганная, смотрела в одну точку перед собой, сложив худенькие ручки на коленях, и не шевелилась. Я быстро отсчитала нужную сумму, протянула её водителю и крепко схватила дочку за руку.
- Там же дождь… - тихо проговорила Санти прежде, чем я вытянула её из машины.
Я ничего не ответила, крепче сжала её руку и торопливо раскрыла огромный чёрный зонт.
- Прижмись ближе. – она молча повиновалась. Я обняла малышку за плечи, и мы быстро засеменили к воротам.
Накануне вечером я всё ей объяснила – по крайней мере, попыталась, потому что тянуть дальше уже не было никакой возможности. Я откладывала этот разговор до последнего, не желая посвящать двенадцатилетнюю девочку во взрослые проблемы, но ждать больше не имело смысла, да она и сама давно догадалась, что произошло что-то ужасное. Даже во всей этой беготне и суматохе я не могла не заметить, как из весёлого Солнышка Сантана вмиг превратилась в худого, бледного подростка, слишком рано столкнувшегося с жестокой реальностью.
Да, она изменилась и повзрослела враз, и ей было, конечно, очень сложно… Но по сравнению с другой маленькой девочкой моя дочь выглядела пышущим здоровьем и жизнерадостностью цветочком, не знавшим проблем. Моё сердце в ужасе и страхе сжималось каждый раз, когда я заглядывала в огромные стеклянные глаза маленькой Кэтлин… В них виделось такое отчаянье и боль, что мне, взрослой, мудрой женщине хотелось обнять её и плакать вместе с ней, лишь бы ей было легче, лишь бы только расшевелить её, заставить забыть то, что она пережила и видела…
Впрочем, лучше рассказывать по порядку.
(двумя неделями ранее)
Я сидела, тупо уставившись в одну точку, и нервно постукивала ногтями по столу. Я ждала. Все в этой комнате ждали. Своих родных людей, своих братьев, сыновей, мужей - кого угодно… Я тоже ждала. И это убивало.
Всё началось очень давно, я даже не могу сказать, когда. То ли пять лет назад, когда организация моего мужа впервые столкнулась с этой мощной преступной тогда ещё просто группировкой, сейчас доросшей до корпорации, то ли в тот вечер около года назад, когда Том вернулся домой обеспокоенный, погруженный в себя, а глубокой ночью разбудил меня и сказал, что принял решение спрятать нас с Санти. Я не возражала. Я всегда в него верила. Если что-то на работе пошло не так – неважно, всего лишь неприятности, перешагнем и справимся… Так я думала и тогда. Я думала – ну спрячемся, ну поживем пару-тройку месяцев в соседнем штате, ничего такого… Я ждала, что всё кончится, но положение только усугублялось. И когда пелена с моих глаз упала, я с ужасом осознала, как плачевна ситуация. Я всё внезапно поняла – и что Тому грозит опасность, и нам, и всему Нью-Йорку, потому что мы столкнулись не с простыми головорезами, а с хитрыми, умными людьми, выбравшими противодействие и грабежи…
Утешало меня тогда только одно – что милая Рошель в России, в безопасности. От неё ничего не было слышно несколько лет, но она никогда не любила особо поддерживать с нами связь, а в тот момент это казалось наилучшим вариантом… И я была так рада, что ей хорошо где-то вдалеке от всей этой грязи и отступлений.
Через месяц мне позвонили и сообщили, что моя дочь мертва, а муж арестован за убийство её же убийцы.
Я кинула нервный взгляд на блёклые настенные часы и, встряхнув головой, запустила обе руки в волосы. Когда же, когда… я сижу здесь уже целую вечность…
Внезапно раздались шаги, и через мгновение в проёме возникла группа заключенных с копом во главе. Увидев среди них Тома, я невольно подскочила с места и рывком кинулась к нему.
- Том!.. – выдохнула я и буквально влетела в объятья. Наконец-то!.. Наконец-то я вижу его, обнимаю его, наконец-то он снова рядом со мной, мой, мой мой мой, мой единственный, мой любимый!..
- Розмари… - прошептал он в ответ и крепко прижал к себе. Я всхлипнула, не в силах сдерживаться и уткнулась носом в его сильное плечо. Мне так хотелось остаться с ним наедине, просто говорить, чувствуя его руку в своей, рассказывать, вспоминать, снова чувствовать себя беспечной, лёгкой и молодой, как когда-то во время ожидания Санти… В его объятиях я вновь почувствовала себя в безопасности, но лишь на очень короткий миг. В следующий он уже вынужден был отпустить меня…
Я опустилась на свой стул, он – на свой. Несколько секунд мы смотрели друг на друга в молчании, но не потому что нам нечего было сказать друг другу, нет… настоящей причиной была долгая, слишком долгая разлука. Мы смотрели друг другу в глаза, не в силах насмотреться, и тщетно пытаясь понять – почему? Почему такое родное лицо напротив вроде бы совсем не изменилось, но кажется совершенно другим…
- Как дела? – ляпнула я первое, что пришло в голову.
- Нормально.
- Хорошо.
Ещё несколько молчаливых мгновений.
- Сантана по тебе скучает… - он хмуро пожал плечами. Мы снова замолчали. - Ты не представляешь, с кем я вчера познакомилась... – внешне я пыталась выражать спокойствие, но внутри бушевал ураган чувств и опасений. Сказать ему… Нужно сказать ему…
- С кем?
- С… - давай же… - нашей внучкой Кэтлин…
- Кэтлин?! Она… жива?
- Так ты знал о ней? – я нахмурилась, - Стой, но как?.. И… почему она должна быть мертва?..
Том откинулся на спинку стула и, сложив руки на груди, отвернулся от меня и уставился в стену. О том, что случилось с Рошель, мы не говорили. И внезапно я почувствовала, что мы должны это сделать.
- Том… что бы там ни случилось, ты… понимаешь, никто, никто не застрахован, никогда… и защитить на сто процентов… ну… ты же понимаешь, это невозможно… Рошель…
Услышав имя дочери, Том вздрогнул и дёрнулся, как от удара. Я тут же затихла, чувствуя, что ни на йоту не облегчая его страдания. Я прожила с ним тридцать лет, и как бы он ни старался что-то скрыть от меня, я видела и чувствовала его насквозь.
Я потянулась и аккуратно сжала его руку, опустив глаза. Он смотрел в пол и молчал, но я знала, о чём он думает…
- Её не вернёшь, Том… - после очередного молчания прошептала я, - И ты не виноват в её смерти… Ты отомстил за неё… Знай, что бы ни говорили, - я быстро огляделась и понизила голос, - Что бы ни говорили, ты поступил правильно. Я бы сделала точно так же… Я бы любого порвала за нашу дочь…
- Да мне плевать, что эта тварь сдохла и парочка детишек на площади это увидела!.. – в сердцах крикнул он, - Мне плевать, что я здесь, плевать, что вся операция провалилась… Розмари, она мертва. Её больше нет. Нет, понимаешь?!
- Том, пожалуйста…
- Это я виноват… Я должен был следить за ней лучше… Разрешить ей хоть раз в год, хоть тайком видеться с тобой… Я должен был предвидеть, должен был знать!..
- Ты не виноват, слышишь?! НЕ ВИНОВАТ! – почти прорычала я.
- Это моя вина… моя вина…
- ТОМ!
- Ты не понимаешь! Я должен был знать! ДОЛЖЕН БЫЛ!
- Том, - зашипела я и, привстав, вплотную приблизилась к его лицу, грубо сдавив запястья, - Успокойся. Возьми себя в руки и перестань каяться. Это не поможет, пойми же ты уже! Её не вернёшь, ясно?! Нельзя жалеть мёртвых! Нельзя, слышишь?!?! НЕЛЬЗЯ! Жалей живых, Том! Думай о живых! Она умерла. ЕЁ БОЛЬШЕ НЕТ, ПОНИМАЕШЬ?! Но она умерла счастливой! У неё всё было – дочь, муж, мы… Она будет счастлива так или иначе! Рядом с нами или нет!!! Не будь тряпкой, Том Ливер, прекрати жалеть себя и свою погибшую дочь!.. Я не прошу тебя стереть Рошель из памяти, я прошу тебя встать с колен, перестать плакаться, будто бы ты маленькая девочка и обратить своё драгоценное внимание на тех, кто действительно сейчас нуждается в твоей поддержке!..
Выговорившись, я замолчала, тяжело дыша. Том передернул плечами. Я вернулась на место, и мы снова замолчали.
- Кэтлин в ужасном состоянии. – наконец вновь решилась нарушить тишину я, - Она ни с кем не говорит, никому не позволяет себя трогать, отказывается от еды… Я не знаю, что с ней делать… Мы пытались говорить с ней, но он, похоже, не понимает… Вчера ночью я слышала, как она плачет.
- Я думал, тварь задушила её в первую очередь.
- Скажи, Том… - я снова притихла, но решилась продолжить, - Кэтлин… она видела?
Несколько мгновений он не отвечал.
- Да. Когда я… когда я нашёл Рошель, она лежала на песке в луже крови и дрожала. Я сразу решил, что она при смерти, но видимо это была не её кровь… Как она попала к тебе?
- Ричард привёз позавчера… и сразу уехал.
- Розмари… - Том подался вперёд и бережно взял меня за руки, - Это не шутки… Девочка видела ужасные вещи. В её возрасте это очень серьёзно. Мы ничего не знаем о ней, она о нас – тем более… Ты же понимаешь, что мы должны вернуть её в Россию, к отцу?..
- Но мы не имеем ни малейшего понятия о том, где она жила, с кем!.. – жалобно протянула я, - Нам просто некуда её возвращать…
- Её отца зовут Михаил Агронский. Не такое уж распространённое сочетание. Свяжишь с кем-нибудь из моих старых друзей… в крайней случае, позвони Ковалёвым. Ты же помнишь Ковалёвых?.. Он племянник Ларисы. Это не сложно, Розмари.
Я опустила голову. Признаться честно, отдавать девочку мне совсем не хотелось… В момент, когда она впервые посмотрела на меня своими испуганными фиолетовыми глазами, я поняла, что уже люблю этого белокурого ангела. И хотя она при виде меня в ужасе отшатнулась и начала плакать, я чувствовала, что должна быть рядом с ней, защищать её… И мне хотелось этого ужасно, нестерпимо, оставить её рядом, помочь ей, защитить…
- Том, я… я не могу…
- То есть как это не можешь?
- Я не смогу отдать её… Она со мной всего несколько дней, но я уже люблю эту малышку… Она ведь дочь Рошель, её частичка… Знаешь, они чем-то похожи. Да, Кэтлин очень похожа на свою маму…
- Ты хочешь оставить её здесь?
- Да!..
- Не может быть и речи!
Я обиженно замолчала и насупилась. Что-то внутри меня ужасно противилось тому, чтобы отдавать Кэтлин её отцу… Да и ведь я совсем его не знаю, как я могу отдать крошку какому-то незнакомому мужчине, даже если он приходится ей папой?!
- Почему она не может остаться с нами?..
- Да потому что это неправильно! Роузи… поставь себя на место мужа Риши. Мало того, что ему не сообщат о её смерти, и есть вероятность, что он до сих пор ничего не знает, так ещё и о дочери ничего не будет известно… Дети должны быть со своими родителями. Ты же сама говоришь, что Кэтлин ни с кем не разговаривает, ничего не ест и плачет по ночам. Ты же лучше меня должна понимать, как ей трудно и как она скучает… Роузи, милая, я понимаю твои чувства. Клянусь, я так же как и ты хотел бы оставить хоть маленькую часть Ришонка с нами. Но это будет неправильно. Она даже не понимает английский. Она в полном шоке, в неизвестном месте, с неизвестными – как бы грустно это ни было, - незнакомыми, чужими, в конце концов, людьми… На её глазах её матери распороли живот, а другой женщине буквально отрезали голову. Многовато потрясений для маленькой девочки…
Теперь молчала я, не зная, что сказать. Коп у входа объявил, что до окончания посещения осталась минута, и Том снова быстро заговорил:
- Розмари, обещай мне, что разыщешь отца Кэтлин и отдашь ему девочку. Обещай мне! Ну же!..
- Обещаю… - промямлила я нехотя и поднялась, чтобы обнять его. Том крепко прижал меня к себе и прошептал на ухо:
- Я знаю, ты всё сделаешь правильно. Ты у меня самая сильная. Я люблю тебя.
- Я тоже люблю тебя…
Он нежно поцеловал меня в висок и, отстранившись, быстро слился с толпой заключенных. На выходе он обернулся и улыбнулся мне вымученно, слабо, но ободряюще. Я поняла, что помогла ему хоть на чуть-чуть. Ему стало лучше.
А мне – только хуже.
Я вернулась домой в ужасном настроении. Кинула ключи на тумбочку, скинула неудобные туфли и тут же побежала проверить, как там Кэтлин. Она жила в комнате Сантаны – сама Солнышко спала сейчас со мной, а место Ричарда, согласившегося остаться на пару дней и помочь мне с девочками, было на диване. Я робко постучалась и юркнула внутрь. Кэтлин сидела на краешке кровати, обхватив коленки руками и уставившись опухшими от слёз глазами прямо перед собой.
- Кэтлин… - тихо позвала я. Она не отреагировала, - Я… я принесла тебе кое-что.
Чёрт, но она же меня не понимает… Как бы ей объяснить…
Я аккуратно приблизилась и опустилась рядом. Малышка не обратила на это никакого внимания.
Я попыталась прикоснуться к ней, но Кэтлин тут же в ужасе подскочила и отлетела в противоположный угол комнаты.
- Кэтлин, я… Я просто хотела отдать тебе это… - я аккуратно положила на пол плюшевого медвежонка, - Это твоей мамы. Она любила с ним играть в детстве… Не понимаешь, да?... Как бы это сказать по-русски… МАМА. МИШКА. МАМА.
Кэтлин не отвечала, но уставилась на мишку в паре метров от себя с подозрением и некоторой долей любопытства. Я встала и направилась к выходу, в дверях обернувшись и шепнув тихо:
- Спокойной ночи, Кэтлин.
Когда я зашла утром, она лежала на кровати, крепко прижав мишку к себе.
***
Найти Михаила Агронского не составило никакого труда. На следующий же день после разговора с Томом я знала точный адрес, телефон и место работы отца своей внучки, и мне оставалось только протянуть руку и позвонить, но я медлила.
Часами я могла сидеть и гипнотизировать его номер телефона, размышляя – позвонить или нет? Позвонить или нет? Отдать её или нет?..
С решением я тормозила. До следующей встречи с Томом была ещё целая вечность, и хотя он ежедневно подначивал меня по телефону, я ухитрялась всё время уворачиваться от ответа и ничего не менять.
Ричард, побыв ещё пару недель, сообщил о том, что уезжает. На мой понимающий взгляд и вопрос «куда?» он ответил красноречивым молчанием и легким движением плечами. Я сразу всё поняла – в его поездке важно не куда, а зачем. Чтобы забыться. Убежать от всех этих призраков прошлого в виде погибшей жены и когда-то любовницы. Том рассказывал мне о Риче и Рише, и поэтому я всегда крепко недолюбливала этого парня, но иногда случаются события, которые меняют буквально всё, включая закоренелую неприязнь к кому бы то ни было. Так или иначе, после того, как убитый горем Ричард Уайльд переступил порог моего дома, держа крохотную ручку моей внучки, между нами наступило негласное примирение и дружба. Отныне нас объединяло общее горе, а это – очень много.
После отъезда Ричарда Сантана несколько дней провела, уткнувшись носом в подушку. Наверное, успела к нему привязаться… А может всё ещё не может переварить то, что случилось с нашей семьёй. Так или иначе, после визита к могиле сестры, она расклеилась ещё больше. Прости, Солнышко, я знаю, ты слишком мала для всего этого… Как бы я хотела, чтобы ты не проходила через всю эту боль… ты этого совсем не заслужила…
Постепенно тема Михаила Агронского стала терять актуальность – я нарочно старалась обсуждать с Томом исключительно состояние Санти и ничего больше. Даже Кэтлин я почти перестала упоминать – только мельком, вскользь, чтобы не дай Бог он снова не начал уговаривать меня разыскать её русскую семью… Сама малышка вела и чувствовала себя по-прежнему. Питалась она, как воробушек, ни с кем не говорила. Да по-настоящему и не с кем было – никто у нас не знал русского, а английский она, если верить Тому, не понимала. Правда, я уже начинала и в этом сомневаться – иногда, когда я говорила, у неё делался такой умный и осмысленный взгляд, что мне казалось – она всё понимает. Просто не подаёт вида…
А потом случилась катастрофа. Прекрасная Селена, восставшая из небытия, прислала подарочек из Африки – своих одиннадцатилетних избалованных двойняшек, - а сама вместе с мужем канула в неизвестность. До этого она прислала мне слезоточивое письмо с соболезнованиями по поводу смерти Риши, которую видела от силы пару раз в жизни, а потом в новостях сообщили, что их экспедиция в полном составе из двух человек – сестрички и её муженька – потерялась где-то в пустынях Сахары. Супругов искали две недели, а когда не нашли, оставшихся в отеле близняшек отправили ближайшим родственникам – то есть, мне, объявив деток несчастными сиротками, а меня – их официальной опекуншей.
Я была в ярости. Не удивлюсь, если таким образом Селена с ненаглядным Рексом, свихнувшись на археологии, сбагрила мне своих детишек, а сама ползает там по пескам, роет канавы и ищет старинные ценности. И это всё после того, как первые пять лет инстаграм просто лопался от фотографий счастливых мордашек её идеального семейства! А мне будто бы мало проблем!
Так или иначе, в тёплый майский день в нашу провинциальную американскую деревню свернул новенький порш, откуда, гордо взявшись за руки, выгрузились два здоровеньких и крепеньких ребёнка – сероглазая Максилин и её худощавый брат Тигрис.
Я их, конечно, приняла как дорогих гостей, познакомила с Кэтлин, которую новые американские родственники ни на минуту не заинтересовали, но наглые, привыкшие к роскоши двойняшки сразу почувствовали себя хозяевами этого дома. Кажется, отсутствие мамы и папы их не только не расстраивало, но и изрядно радовало. Я, может быть, плохо за ними следила, но мне было не до двух «несчастных сироток», и в няньки я никому не нанималась. Выделила им комнату – хотя Максилин возмущённо требовала себе отдельную, - обеспечила едой, образованием и оставила в покое. У меня был более важный человечек, нуждавшийся в моей заботе – маленькая Кэтлин.
Жизнь постепенно потекла своим чередом. Максилин, Тигрис и, к моему огромному сожалению, Сантана существовали сами по себе, а я жила в заботах между Томом и Кэтлин. Внучка всё ещё ни с кем не говорила, из-за чего по ночам я часто мучилась угрызениями совести и думала – может, я поступаю неправильно? Слишком много на себя беру? Может, стоит всё-таки позвонить её отцу, вернуть девочку туда, где она родилась и росла?..
Но время шло, и ничего не менялось. Поначалу я ещё опасалась, что Михаил Агронский окажется упёртым бараном и не успокоится, пока не найдет жену и дочку, но никто так и не ворвался в наше захолустье, спрятанное на границе двух штатов, и постепенно я приучила себя к мысли, что никто не приезжает, потому что всем наплевать. На Кэтлин, на её маму, и я совершаю благо, оставляя и воспитывая девочку у себя.
Она всё так же плакала по ночам и мало ела. Я тщетно пыталась подружиться с Кэти – на все мои попытки сблизиться она реагировала резко отрицательно, вырывалась и забивалась в самый дальний угол. Меня это ни капли не злило – только ужасно огорчало, и иногда от бессилия я тоже начинала плакать. Чуть-чуть. Чтобы стало легче…
Однажды я, проводив старшую троицу в школу, решилась подняться наверх и застала Кэти растянувшейся с любимым мишкой на холодном полу.
- Кэти! – вскрикнула я и кинулась к девочке, - Вставай скорее! Ты же заболеешь!
Я пыталась учить русский и говорить с внучкой на понятном ей языке, но видимо получалось не очень, т.к. она никогда не отвечала. Выучила я всего несколько фраз вроде «пойдем кушать», «купаться», «пожалуйста, не плачь», да и те с трудом… Иногда, вот как сейчас, я забывалась, и начинала говорить на английском.
- Ты опять плакала? Малышка?..
- Я скучаю по маме… - я обомлела и так и застыла, уставившись в заплаканные фиолетовые глаза. Кэтлин впервые за всё своё пребывание со мной заговорила, и заговорила на практически чистом английском…
- Ты… говоришь… по-английски?! – выдохнула я, - Ты понимаешь меня?
- Меня научила мама…
Господи, конечно же… как я могла не подумать, как я могла не понять!.. Конечно же Рошель научила её… конечно же…
Из глазок Кэти снова полились слёзы, и я поспешила ласково прижать её к себе. Опустившись на пластиковый ящик с игрушками и нежно поглаживая крошку по голове, я ласково прошептала ей на ухо:
- Я тоже очень, очень очень очень скучаю по твоей маме…
Сердце защемило. Пытаясь вернуть к жизни внучку и мужа, я совсем не думала о себе, о своих чувствах – я стала похожа на машину, которую не заботит смерть дочери… но это было не так. И если бы не эта ситуация, если бы не необходимость мне взять себя в руки и рулить кораблём, я бы тоже часами валялась в постели, сжимая мокрую подушку, я бы тоже не спала ночами, скучая по дочери… и в эту минуту, впервые сжимая Кэтлин в своих объятиях, плотина прорвалась, и я поняла, что тоже плачу.
- Она не вернется, да? – спросила Кэти, всхлипывая, и я судорожно замотала головой, закусив губу, чтобы не разрыдаться в голос. Горячие слёзы градом катились по щекам.
- Нет, малыш… мама не вернётся… но знаешь, есть кое-что более важное, чем внешняя оболочка. – Кэтлин подняла голову и удивлённо заморгала, и я торопливо продолжила, - …например, душа. Пока ты помнишь свою маму, она будет рядом с тобой. Она и сейчас с тобой. Наблюдает и очень хочет помочь, но ничего не может сделать…
- Но где? Я никого не вижу. Я звала её столько раз, но она не приходит…
- Она больше не может быть рядом зрительно. Теперь она живёт здесь – я аккуратно приложила её маленькую ручку к груди, - В твоём сердце.
Кэтлин удивлённо заморгала, глядя то на меня, то на свои руки.
- Она слышит меня? – наконец спросила малышка, постепенно успокаиваясь.
- Конечно. И она тебя очень любит.
- Я тоже её очень люблю! – с жаром воскликнула Кэти и распрямилась. Я грустно улыбнулась и прижала внучку к себе.
Мы посидели, обнявшись, ещё несколько минут, а потом мне в голову пришла идея.
- Кэти, я хочу показать тебе кое-что. – она послушно сползла с моих коленок, и я потянула её в один из коридоров, посвященный целиком и полностью Ришеньке. Вся стена там была увешана зеленью и фотографиями – всё, как она любила… Так же я повесила там её первые балетные туфельки и даже разыскала очень похожий станок. Внизу неизменно лежал альбом с фотографиями из её жизни.
Кэтлин распахнула глаза и аккуратно опустилась на колени, благоговейно разглядывая стену перед собой. Я отступила и смахнула подступившие вновь слёзы. Постояв так ещё пару мгновений, я тихонько подошла к малышке и опустилась рядом. Мы рассматривали фотографии, и я ей рассказывала о жизни её мамы с самого детства – первых словах, друзьях и увлечениях… И она слушала, жадно разглядывая картинки.
И в эту минуту она начинала – впервые – доверять мне. Я стала не просто неизвестной тётенькой, подобравшей несчастную девочку. Я стала бабушкой.
И внезапно всё начало налаживаться. Сдерживаться я уже не могла, и при каждой встрече взахлёб рассказывала Тому о Кэтлин – ведь только после того, как она заговорила, я начала действительно узнавать свою внучку. И с каждым днём я любила её всё больше.
Для своих шести она была достаточно умненькой и способной девочкой, и хотя она никак не могла отойти от смерти матери, я стала замечать изменения в её жизни и поведении, и обязательно делилась этим с Томом.
Правда, в ответ он только хмурился. Я понимала – он сам ещё не пережил смерть дочери, да и тюремная жизнь не добавляла радости… Ему было тяжело, и я всё ещё старалась быть рядом, поддерживать, помогать. Благодаря связям его срок уменьшился на порядок, и вместо пожизненного или лет десяти, ему придется отсидеть всего четыре года. Когда Кэтлин подрастёт и станет больше понимать, я обязательно познакомлю её с дедушкой! А ещё ведь ей на будущий год в школу… сколькому ещё предстоит её научить, сколько купить, сделать!..
Всё будет, всё должно быть хорошо. Худшее позади.
***
- Розмариииии… - пропищала Максилин прежде чем кубарем скатиться со спинки дивана и удариться головой о ножку столика, - Ай!!! Ты идиот!!! Зачем ты меня свалил?!
Тигрис рассмеялся, показал сестре язык и, размахивая руками, кинулся в другой конец комнаты.
- Розмари!!! Я ударилась! А всё из-за него!.. – разъяренная Максилин оторвалась от пола, потирая ушибленную голову. Я закатила глаза, взяла Кэти за руку и потянула за собой на диван. Макс тут же подползла ближе, демонстрируя всю боль и возмущение, на которые была способна.
- Он меня с дивана свалил!.. – новая попытка добиться моего внимания. Окей.
- Ну дай ему по голове…
- А можно?
Тигрис, корчивший рожи в углу, с криком сорвался с места и вылетел из комнаты.
- Ну вот! Ушёл! – Макс разочарованно надула губы. Кэти, наблюдавшая за этой сценой молча, плотнее придвинулась к моему боку.
- Пойдём спать, - ласково сказала я, поправив беленькие косички, - Макс, ты тоже иди. Тебе завтра в школу. Тигрис! Где ты? Спать!!!
- А почему Сантане можно не спать, а мы должны?! – возмутилась племянница.
- Потому что Сантана уже взрослая. В свою комнату.
- У нас всего-то год разницы… - пробурчала Максилин, поднимаясь с пола. Уходя из гостиной, она обернулась, показала язык и быстро скрылась. Я закатила глаза и повернулась к Кэтлин.
- Ну что, идём? – крошка отчаянно замотала головой. Я устало вздохнула и мягко погладила её по голове.
- Я буду с тобой. Обещаю, сегодня кошмары не вернутся. – она посмотрела недоверчиво, и я изо всех сил сделала вид, что сама верю в то, что говорю, - Правда-правда. Я прогоню всех монстров.
- Но они очень страшные… - подала голос малышка, - У них огромные зубы, острые клыки и…
- Да-да, ты уже рассказывала. Но сегодня они не вернутся. Потому что я буду с тобой. Ты мне веришь?
Несколько секунд Кэти смотрела недоверчиво, но потом кивнула и взяла меня за руку. Каждую ночь ей мучили кошмары – по её рассказам, ужасные чудовища то перегрызали ей горло, то разрывали меня на кусочки, а иногда ей снилась мама и вариации её смерти. Всё это было ужасно даже в рассказах, и я не могла представить, каково пятилетнему ребёнку видеть такое. Она ходила к психологу, я старалась не оставлять внучку ни на минуту, но всё это мало чем помогало – каждую ночь кошмары неизменно возвращались…
У меня были свои подкроватные монстры – мне снилась маленькая Риша, просившая о помощи или Том, захлёбывающийся собственной кровью, но это всё я ещё могла пережить… хуже были те сны, где появлялся Михаил Агронский и отнимал у меня Кэти. Я боялась этого больше всего на свете, и каждый раз подскакивала в холодном поту и проверяла, спит ли она рядышком. Я чувствовала, что однажды мой кошмар станет явью.
Так и случилось.
Апрель подходил к концу. Установилась довольно тёплая погода, и днём, когда старшая троица пропадала в школе, мы с Кэтлин всегда играли во дворе. В один из таких дней они и появились – Кэтлин пошла наверх за игрушками, а я ждала её на терассе, пока не услышала шум колёс. Я вышла к крыльцу и увидела странную парочку, презрительно осматривавшую наш маленький, почти деревенский, дом.
Михаила Агронского я узнала сразу же.
Рядом стояла женщина с белёсыми дредами и ярким макияжем. Увидев меня, она первая сорвалась с места и широкими шагами быстро оказалась рядом.
- Ты! – заговорила она неожиданно на английском, - Вертихвостка! Ведьма! Верни мою внучку, слышишь?!?!?! Ты за всё заплатишь! За всё!!! Ну, где она? Где ты её прячешь? Воровать детей! Скрывать правду! Хороши американские родственнички, ничего не скажешь!
Михаил спешно приблизился, с силой схватил женщину за локоть и что-то процедил ей на ухо на русском, но она только отмахнулась и продолжила тираду.
- Тебе это с рук не сойдёт!!! Слышишь?! За всё ответишь! ЗА ВСЁ! Где Катя?!
- Вы закончили? А теперь послушайте меня!.. – зашипела я и недобро сжала кулаки, - Кэтлин такая же моя внучка, как и ваша, и я имею на неё все права!
- Она должна быть с отцом!
- Она должна быть там, где хочет быть!
- Значит она с тобой что ли хочет?! Да ты в жизни её не видела!
- Это был не мой выбор! И я вам её не отдам!
- Успокойтесь! – гаркнул муж моей дочери и ухватил мать за локоть, - Может мы хоть в дом зайдем?
Едва мы оказались в гостиной, как бабушка Кэтлин накинулась на меня снова:
- Где моя внучка?!
- Даже не надейтесь получить её!
- Это ты не надейся, что Катя останется с тобой! Я подам в суд! Мы вернёмся в Россию, и ты её вообще больше никогда не увидишь! Впрочем раньше тебя это не задевало!
- Вы. Ничего. Не знаете. О моей жизни! И не имеете права отнимать мою внучку! Никто вам её не отдаст!
- УСПОКОЙТЕСЬ!!! – ой, Миша, лучше бы ты молчал!
- А ТЫ НЕ ЛЕЗЬ НЕ В СВОЁ ДЕЛО!
- ЭТО КАК РАЗ МОЁ ДЕЛО! Я ЕЁ ОТЕЦ!
- Да она о вас двоих даже не вспоминала! Я уже начала сомневаться в вашем существовании!
- Ах ты сволочь!!! – дредастая старушка кинулась на меня с кулаками, но я успела метнуть в неё подушку. В следующий миг Михаил метнулся к ней и сдавил руки за спиной, хотя она продолжала брыкаться, кусаться и вырываться.
Обстановка накалилась до предела. Я готова была расцарапать им обоим лицо, меня покрывали ругательствами на трех языках, Миша что-то орал о спокойном разговоре… и вдруг мы втроем затихли и уставились на лестницу, с которой на нас смотрела маленькая испуганная Кэтлин.
- Катя!
- Кэти!
- О Боже…
- Девочка моя!
- Вазу поставь!
- Катенька!
- Кэтлин, иди сюда…
Перебивая друг друга и толкаясь, мы стали звать малышку каждый к себе, но она только замотала головой, развернулась и кинулась наверх. Все застыли и притихли. Я почувствовала себя виноватой перед внучкой за весь концерт, устроенный с её бабушкой и отцом…
Миша отделился и поспешил к ней наверх. Я дёрнулась, желая сказать, что это не совсем удачная идея, но передумала. В конце концов, он её отец…
Мы прошли на кухню.
- Диана.
- Розмари.
- Очень приятно.
- Чаю?
Некоторое время мы сидели в тишине, каждая в своих мыслях. Я заварила отвратительную по вкусу ромашку и смотрела в одну точку, даже не пытаясь привести разбушевавшиеся чувства и мысли в порядок. Сердце всё ещё колотилось как бешенное.
Внезапно с верхнего пролёта лестницы чуть ли не кубарем слетел отец Кэтлин. Диана тут же взволнованно подскочила к сыну, и пару минут я наблюдала, как он вырывается из её цепких рук и стремится скрыться. Они говорили о чём-то приглушенно и по-русски. Я ничего не понимала…
Наконец, Диана вернулась и опустилась на свой стул. Михаил скрылся за дверью. Повисло молчание.
- Не увозите её. – Диана перевела на меня удивлённый взгляд, - Прошу вас. Не отнимайте её у меня. Можете остаться на сколько угодно, даже… даже навсегда! Только не забирайте Кэтлин… Я знаю, возможно, она хочет быть с отцом, но…
- Не хочет. – резко прервала меня Диана, и мы обе замолчали. Я удивленно взглянула на неё.
- Как это?
- Катя всегда была маминой дочкой.
- Что это значит?
- Я говорила ему, что он упустит момент… Но кто же будет слушать собственную мать… Конечно, пусть Рошель съездит в Америку, пусть увезет нашу дочь… Вот она вернётся, и всё изменится… Я ведь говорила ему… Я ведь говорила!..
Я сидела в некотором шоке, не в силах ни понять, ни поверить в услышанное. Что всё это значит? Кэтлин не хочет знать собственного отца?..
Чуть позже я застала Мишу в гостиной. Он был полностью раздавлен – сидел, схватившись за голову руками и глядя вниз. На следующий день он вернулся в Россию под предлогом не вовремя оставленной работы.
Трагедия оказалась для него слишком сильным потрясением. Не общавшись с дочерью пять лет, он совершенно не имел с ней связи. Видеть отца девочка не хотела. Бороться за внимание дочери Михаил, видимо, был не готов.
Диана осталась. Меня она ни во что не посвящала – что вполне справедливо – но я сама неоднократно слышала её приглушенный голос, когда она горячо нашёптывала в трубку уговоры вернуться, попытаться наладить контакт. «Будет слишком поздно!..» - чуть не плача умоляла она, на что из трубки ей, видимо, отвечали, что слишком поздно уже.
Я не решалась её прогнать, да и не хотела. Признаться честно, присутствие Дианы значительно облегчало мне задачу. Поначалу она почти не подходила к остальным детям, но потом стала идти на контакт и с ними. Она никогда не задавала вопросов и не требовала никаких ответов. Мы были холодны друг к другу, но уживались мирно ради нашей общей девочки.
Однажды, убедившись, что все четверо спят, я прошла на кухню, чтобы выпить воды, и застала там Диану с бутылкой какого-то русского вина.
Молчаливым кивком она пригласила меня присоединиться. Так же молча я налила себе чуть-чуть и пристроилась рядом. Молчание между нами было обычным делом, но тут она нарушила его, задумчиво глядя на рубиновую жидкость в бокале.
- Я должна сказать спасибо.
- За что? – она передернула плечами. Видно было, что такие разговоры даются ей с трудом.
- Спасибо, что разрешаешь мне быть здесь. Может, я была не очень хорошей матерью… посвятила молодостью науке, а не сыну… но благодаря тебе я ещё могу исправиться и научиться быть хорошей бабушкой.
- Кэтлин любит тебя. И Мишу она тоже любит. Я соврала, когда сказала, что она не вспоминала вас.
- Нет, не соврала. Рошель нас к ней не подпускала.
- Узнаю дочку…
Мы снова помолчали.
- Не знаю, что у тебя была за жизнь, но ты молодец. – снова подала голос Диана. Я грустно улыбнулась.
- Прости, что так наехала на тебя в первый день… я очень боялась, что ты её заберёшь…
- Знаешь, я боялась того же…
- Я предлагаю тост… - я сделала неуверенный взмах рукой и подняла бокал, - За наших детей и внуков.
- И за нашу новую жизнь!