[Ms.Chelsea]

Ответы:

Le-Rush*, Не заброшу пока есть вдохновение) Однако спасибо за поддержку! Приятно)

Avery, Рада тебя видеть!) Спасибо за твой комментарий. Чтож, теперь ты можешь увидеть Бена и Эми в новом отчете. Развитие событий конечно идет медленно, но определенные продвижки все же есть. Приятного прочтения!)

От автора:

Сказать особо нечего. Просто, приятного вам прочтения!

Отчет 8

"And I Just wish that I didn't feel
Like there was something I missed"...
Linkin Park «My December»

Внутренняя пустота, абсолютное равнодушие ко всему окружающему, холод... Подобное состояние закрепилось за мной с прошлой недели и, даже спустя время, не думает сбавлять обороты. Оно медленно и мучительно заражает все тело, весь организм, заставляя постепенно отмирать каждую его часть.
Начиная с той самой минуты, как с поникшей головой и сочувствием в глазах, хирург, оперировавший моего папу, вышел из операционной и заявил, что отца больше нет, моя душа разбилась вдребезги. Я вновь, как и 8 лет назад ощутила как мой мир рушится, а земля просто перестает вращаться. Потеряв маму, я потеряла половину себя. Лишившись же и отца я будто и вовсе перестала дышать, перестала жить.
Для меня больше не существовало ни начала ни окончания происходящих событий. Все вокруг то и дело высказывали мне слова соболезнования и клялись помогать, сами не понимая, о какой помощи тут может идти речь. Мое отношение ко всему, что происходило вокруг, вне моего маленького мира, через край заполненного болью и душевными муками, носило пелену полного безразличия. Даже такой важной и неотъемлемой частью, как похороны, занимались Бен и Николь. Мне же не было абсолютно никакого дела до подобного рода бессмысленных формальностей. 8 лет назад, теплым летним вечером, совершенно не сулящем беды, я узнала, что умерла моя мама. И вот за окном вновь летний сезон, а у меня в жизни новая невыносимая потеря.

Я никогда не знала папиных друзей. Еще при маме он настолько тщательно скрывал все свои связи, что я и вовсе сомневалась, что они у него вообще есть. Однако на похоронах собралось около 10-ка совершенно незнакомых мне людей, утверждающих, что они являлись папиными самыми близкими друзьями. Кто эти люди на самом деле и что их связывало с отцом не волновало меня, ровно как отсутствие на церемонии Шарлотты.
Этот летний день был далеко не теплым. Моросил мелкий противный дождь, дул неприятный ветер, а лучи солнца скрывали массивные и густые облака. Узнав, что поминок не будет, народ постепенно начал расходиться. В конце концов остались только я, Фоксы и один незнакомый мужчина, который, как мне потом говорила Ник, большую часть церемонии наблюдал скорее за мной, чем за гробом, медленно опускавшимся в землю. Мне же было все равно, кто, где и как на меня смотрел. Я совершенно не горела желанием заводить новые знакомства или вспоминать о прошлом. Я хотела вернуться в прошлое, все исправить, в сто первый раз извиниться перед отцом. Ну почему, только раз и навсегда потеряв человека, ты осознаешь, насколько он был для тебя значим?

-"Эмили? Эмили Форстер?" - мужчина стоит рядом с моей скамейкой и, не решаясь сесть, ждет от меня ответа. В том, чтобы сказать "да" нет ничего сверхъестественно сложного, но даже слово, состоящее всего из двух букв дается мне с трудом. Я молча смотрю на него, он на меня, и так длится с минуту, прежде, чем он решает продолжить разговор.
-"Эмили, я довольно не плохо знал твоего папу. И маму тоже"... - избежав личного представления, он садится рядом и смотрит в никуда, -"Думаю, ты уже порядком устала от этих слов, но все же прими и мои соболезнования. Потерять маму и папу, это..."- мои глаза наливаются слезами, и при одном взгляде в них, он осекается на полуслове. Сообразив, что его слова доставляют мне далеко не облегчение, а напротив, только большее мучение, так и не представившийся мне мужчина аккуратно меняет тему.
-"Вообщем, я что хотел сказать, если тебе что-нибудь понадобится, любая помощь, поддержка, просто позвони мне".

Как человек здравомыслящий, я была удивлена и в неком смысле возмущена показавшимся мне наглым поведением незнакомого человека, пять минут назад появившегося в моей жизни и уже предлагающего мне все виды помощи. Подобное проявление доброты и заботы, если они конечно искренние, внушают сомнение и опасение. Складывается ощущение, будто из нас двоих один осведомлен о жизни другого несколько больше. И этот один точно не я.
-"Прошу прощения, а вы кто?" - мой беспардонный вопрос застает незнакомца уже по пути прочь, и вместо ответа на него я получаю лишь прощальный взгляд через плечо.

Так ничего и не сказав, он просто ушел, а я, будучи несколько ошарашенной, осталась сидеть на скамейке, не сразу заметив, что ответ на мой вопрос лежал на моих коленях. Учитывая мое отстраненное состояние, даже не удивительно, что я и не заметила, как он оставил мне свою визитку. Выполненная со вкусом и стилем, она смотрелась очень выигрышно, сразу привлекала внимание. Похожая на пластиковую карту, она была очень приятной на ощупь, а по центру красовалась искусная надпись: "Генеральный директор: Нейд Браун".

***

Еще на протяжении двух месяцев мы жили у Бена. Его трущобная квартира уже не казалась столь же неуютной и грязной, какой она предстала перед нами по приезду. Все эти нюансы, которые бросались в глаза и даже в некоторой степени возмущали меня еще неделю назад, теперь были мне абсолютно безразличны. Мне было наплевать на то, вымыт ли в комнате пол, свежий ли запах, горит ли свет. Я не замечала даже смены дня и ночи, что уж говорить о беспорядке, царившем вокруг.

Да, пережитое горе окончательно меня сломало, оно высушило, высосало из меня всю жизнь. Сутки напролет я думала лишь об дном. Я думала о смерти. О смерти так горячо любимой мною мамы, о смерти увы не столь близкого и все детство практически отсутствующего в моей жизни, но от того не менее любимого отца, и, в конце концов, о своей собственной смерти, которая сейчас не казалась мне столь далекой. Страшно и даже стыдно было признаваться самой себе, но за этот месяц, я действительно далеко не один раз думала о самоубийстве. Я прекрасно понимала, что суицид это величайшее проявление трусости, слабости, я знала, что это грех. Но мысль о нем долгое время была моим единственным утешением, с которым я засыпала и просыпалась каждый день. Смерть обоих родителей - самые ужасные, самые чудовищно страшные страницы в книге моей жизни, расстаться с которыми просто не представлялось возможным. Но я могла бросить в огонь книгу целиком, и долгое время, этот вариант развития событий виделся мне вполне разумным.
Все это время меня и впрямь не волновало ничто из того, что происходило вокруг. Но со временем появился один раздражающий меня фактор, от которого как никогда раньше хотелось избавиться. И этим фактором была Ник.

Я серьезно до сих пор не понимаю, что происходит в моей голове, когда я думаю о подруге. Как, что, почему в последнее время я с трудом переношу ее общество? Отчего мне все хочется сбежать от нее и остаться одной? Любой другой возможно был бы счастлив тому, что в столь трудный час с ним рядом всегда его друг, который поддерживает, помогает, не дает сойти с ума. И, честное слово, раньше я всегда относила себя именно к этой группе людей, которым необходима компания друга, стоит им только попасть в какие-либо неприятности, столкнуться с бедой. Но сейчас я старалась всяческими способами избегать любого разговора с Николь. Возможно, дело в ней. Ведь, пытаясь помочь, она и впрямь то и дело вторгалась в мое личное пространство, не давала мне ни минуты покоя, то и дело пытаясь как-то взбодрить, отвлечь. Она просто не понимала, или не хотела понимать, что иногда человеку просто необходимо погрузиться в себя, окунуться в свое горе, защищаться от которого в моем случае было бессмысленно. Я считала, что, возможно, даже лучше дать ему полностью себя раздавить. Мне казалось, что это будет, по крайней мере, хоть как-то пропорционально случившемуся. Николь думала иначе, и в этом крылся корень наших разногласий. Бен в данной ситуации придерживался нейтралитета. Он не досаждал и не надоедал мне постоянными просьбами прийти в себя, как это делала подруга, но и не поддерживал меня, стоило мне только вновь обрушиться на Ник с криками и требованиями оставить меня одну. Как правило, он молча наблюдал за происходящим, а как только я, наконец, успокаивалась и скрывалась из поля зрения, успокаивал сестру, которую каждый мой наезд доводил чуть ли не до слез.

Это было тяжелое время. Мне казалось, что меня никто не понимает и даже не пытается понять. Я осознавала, что людям, чьи родители были хоть и в разводе, но живы и здоровы, будет тяжело войти в мое положение. Но я ожидала, что те, с кем я провела львиную долю своей жизни, те, кто, казалось, знают меня, как самих себя, хотя бы догадаются, что все, что мне нужно, это покой, уединение и тишина. Однако на деле все было не так, и от того я вдвойне сходила с ума.

***

Шло время, я постепенно приходила в себя. Нет, легче мне не стало, и убиваться по своему горю я не перестала. Но меня хотя бы оставили мысли относительно самоубийства, а лично я считала это уже прогрессом. Лето было в самом разгаре. На улице стояла не выносимая жара, которую я ощущала исключительно через распахнутое окно в спальне Бена. Без шуток, я не выходила из его квартиры по неделям, и делала исключения только в тех случаях, когда сам хозяин квартиры буквально силой вытаскивал меня на воздух.

Ощущая себя в эти минуты вампиром, для которого любое попадание на тело солнечных лучей было смертельно опасным и болезненным, я с трудом переносила вне дома и 10 минут. От осознания того, насколько запущенным было мое нынешнее положение, я и впрямь начинала благодарить тех людей, которые еще совсем недавно вызывали у меня бурю агрессии, за то, что несмотря на все мои капризы и грубости, посланные в их адрес, они не махнули на меня рукой, не бросили дальше тонуть в своем горе и трауре. Мне хотелось высказать и Бену и Николь слова благодарности, попросить у них прощения, но как назло язык не хотел меня слушаться, и все, на что хватало сил, так это молча и со слезами на глазах дарить друзьям теплые и крепкие объятия, которые и для меня и для них значили куда большее.

Спустя два месяца мы с Ник вернулись в ГСУ. Но далеко не с целью продолжить учебу. Еще в больнице, держа в своей руке слабую и теплую отцовскую ладонь, я решила оставить университет и переехать обратно в Сорренто. Тогда моей целью была забота о папе. Сейчас я была лишена столь бесценной возможности, однако мое решение от этого не изменилось. Прелести учебы в университете казались мне сейчас непозволительной роскошью. У меня больше не было ни желания учиться, постигать что-то новое, развивать творческую карьеру, ни средств, чтобы обеспечивать свою жизнь, а влезать в долги и брать займы, не имея возможности в ближайшее же время их вернуть, представлялось мне нелогичным, неправильным. Мы с Ник долго спорили на эту тему, подруга отнюдь не собиралась упускать выпавший шанс и бросать университет, но и расставаться со мной, отпускать меня в Сорренто, она была не согласна. И в то же время Николь понимала мое положение и всячески поддерживала каждое принятое мною решение. Так что вскоре, после пары убедительных аргументов и обещаний во что бы то ни было поддерживать связь, мы сошлись на одном. Проблем с деканатом не возникло, они были не прочь избавиться от студента, платить за обучение которого они вынуждены в силу какой-то там победы в конкурсе талантов. Отсутствие сочувствия с их стороны меня никоим образом не задело и с помощью Николь собрав все свои вещи, я покинула ГСУ.
В Сорренто у меня было два варианта жилья. Один из них - квартира Бена, жизнь в которой подразумевала постоянное общение с ее хозяином. Второй - старый дом, так давно мною не навещаемый, пугающий и в то же время очень много значащий для меня. Именно туда я решила заглянуть сразу же по возвращению в город.

Будучи уверенной, что пропавшая сразу же после нашей последней встречи в больнице Шарлотта уж точно не скрывается дома, я решилась на этот шаг без опасения встречи с ней. Компанию мне составил Бен, в квартире которого я на время оставила все свои вещи. Он же вызвался помочь мне с трудоустройством и поиском жилья, если я все же не решусь составить компанию ему в его "уютном" логове. Недостаточно будет сказать, что отношения между мной и братом подруги пребывали в крайне напряженном состоянии с той самой ночи. Эта неловкая и даже раздражающая меня напряженность, проявлялась во всем: в нашем общении, состоящем исключительно из бытовых фраз, в наших движениях, при совершении которых мы упорно старались не соприкасаться друг с другом, в наших глазах, которые старательно пытались избежать взгляда в глаза оппонента. Возможно, все вышеперечисленное исходило только от меня, возможно из нас двоих только я желала избегать даже встречи с Беном, если это не было вызвано необходимостью. В конце концов, ведь именно я той ночью струсила, испугалась своих непонятных чувств и буквально сбежала с места преступления. Бен же не совершил и не сказал ничего такого, за что ему могло бы быть сейчас стыдно передо мной. Как бы там ни было, он проявил инициативу, вызвавшись сопроводить меня до моего же старого дома, а я согласилась, даже несмотря на то, что сия поездка была для меня делом очень личным.
Я почувствовала ее, стоило нам только заехать в знакомый район и проехать по главной улице, ведущей к дому. Теплым потоком ветра она обняла меня за плечи, как старый добрый друг, стоило мне только оказаться на пороге. Ностальгия... Тоска по времени, ошибочно принимаемая за тоску по пространству. Погода стояла прекрасная, солнечные лучи, пробивающиеся сквозь пышную, но уже совсем тусклую листву, приятно согревали кожу, а мягкие и пушистые облака медленно и лениво плыли по бескрайним просторам голубого неба. Расположенный в самом отдаленном уголке улицы, наш милый дом стоял один одинешенек, окруженный со всех сторон лишь душистыми мохнатыми елями. Мне всегда было спокойно, уютно и тепло в его толстых стенах, но в один день мое счастье обернулось полнейшим кошмаром, который спустя 8 лет вновь нашел и с успехом занял свободное место в моей жизни. Замки, слава богу, не поменялись, и я благополучно проникла в залитый ярким светом дом. С виду никаких существенных изменений не было, разве что тишина и пустота выдавали тот факт, что с тех пор как я тут была последний раз, прошло приличное количество времени.

-"Мне подождать тебя здесь?" - прерывая меня на середине мысли, Бен напоминает мне о своем существовании и резко обращает внимание на себя, стоящего внизу лестницы.

Я и впрямь совершенно забыла о его присутствии, как забыла и о том, что никогда раньше брат Николь не был у меня дома. Стоило мне это осознать, как почему то стало не по себе. Как же много изменилось с тех пор, как я уехала отсюда. Как много поменялось в моей жизни, как странно изменились мои отношения с Беном. Как получилось, что человек еще совсем недавно значивший для меня не больше, чем приятель (даже другом то его назвать было трудно, мы общались крайне редко и то, только через Ник), стал мне так близок и так...важен? Не задумываясь о том, что поездка домой для меня сугубо личное дело, я без раздумий согласилась на его компанию и даже более того, мне вдруг безумно захотелось, чтобы именно он, Бен, был сейчас со мною рядом, разделил со мной те противоречивые эмоции, которые вызывает у меня пребывание дома, погрузился в воспоминания, так много значащие для меня.
-"Нет, зачем, пошли со мной, я тебе кое что покажу" - то ли мой голос звучит слишком слабо и тихо, то ли Бен не сразу понимает, о чем речь, но еще с пол минуты он не решался подняться наверх, в то время как я уже была на пороге своей некогда и до сих пор горячо любимой комнаты, ничуть с тех пор не изменившейся. Бен застал меня как раз в тот момент, когда я, растеряно оглядываясь по сторонам, устало бухнулась на мягкую и пружинящую кровать. Осмотрев комнату с порога, он медленно приблизиться ко мне и присел на тумбу возле кровати. А затем мы оба погрузились в мои детские воспоминания.

Очень долго я в мельчайших подробностях рассказывала Бену о том, как в детстве боялась уснуть без маминой колыбельной. О том, как сильно любила свою мини коллекцию плюшевых панд и о том, как вечера напролет мы с мамой, вооружившись горячим шоколадом и теплым пледом, читали одну книгу за другой. Боже, какой счастливой я чувствовала себя в те минуты. Какую легкость и покой я испытывала, слушая, как теплым и нежным голосом мама начинала новую, добрую и красивую сказку. В детстве я была без ума от сказок, в этом литературном жанре все и всегда заканчивалось хорошо. Однако меня постоянно приводил в недоумение тот факт, что практически все эти сказки заканчивались уведомлением о случае парной смерти в один день. Будучи уверенной, что полная счастья жизнь и смерть понятия весьма противоречивые, я долгое время не могла понять, зачем вообще нужно выставлять эту пессимистичную оговорку в последнее предложение. Однако сейчас все постепенно встает на свои места и я прихожу к пониманию, что умереть в один день, не сталкиваясь со толь страшным горем, как смерть самого близкого, родного и любимого человека, не меньшее счастье чем сама жизнь.
Я все говорила, говорила и, захлебываясь от потока воспоминаний, содержавшихся в каждом углу, просто не могла остановиться. Тем временем Бен, с легкой и приятной улыбкой на лице и контрастирующей с ней грустью в глазах, молча за мной наблюдал.

В один момент я таки буквально поперхнулась начатой выражаться мыслью и, наконец, дала слово Бену, по выражению лица которого ясно было видно, что он готов говорить. Мышцы его лица были напряжены, рот приоткрыт, а взгляд внимательно сосредоточен на мне. Однако всем этим предшествующим речи признакам так и не удалось вылиться в слова. Словно сглотнув поток букв обратно, он предпочел не делиться со мной тем, что было в его голове, тогда как я, впервые за очень долгий промежуток времени чувствовала острую необходимость вы говориться и, как ни странно, именно ему...
-"Знаешь, Эм, я думаю, что большой пустой и, куда ни глянь, повсюду содержащий в себе хоть и отчасти приятные, но тяжело дающиеся тебе сейчас воспоминания, не лучший вариант, чтобы оставаться здесь» - наконец выдал Бенджамин и поразил меня своей проницательностью. Как прямо, как правильно он понял мои чувства. Несмотря на то, что мои рассказы о детстве сопровождались улыбкой на лице и сиянием в глазах, в моем горле и впрямь стоял комок, вызванный тяжестью вспоминаемой информации. Я бы не выдержала тут ни минуты, окажись я одна, наедине с собой и своим прошлым. Он увидел это, он догадался, он удивительный человек…
-«Не хочу на тебя давить, но может лучше, пока ты не нашла себе новую квартиру, или дом, тебе…»
-«Остаться у тебя? Да, я согласна».
Некоторое время Бен пребывал в искренней растерянности. Я догадывалась, что мое желание пожить у него, было крайне неожиданным. Возможно, он даже не сразу поверил услышанному, но спустя минуту переваривания моих слов, он нежно улыбнулся, переместился на кровать рядом со мной и крепко прижал к себе.

Не передать словами, каким теплом наполнилось мое тело, стоило Бену только дотронуться до моего плеча. Мне было одновременно неловко, страшно и бесконечно хорошо. Бен и прежде, во время моего монолога, не сводил с меня взгляда, стараясь заглянуть мне в глаза. Но на этот раз он заглянул мне прямо в душу... Барьер был разрушен.

-"Пойдем?" - по-прежнему не выпуская мою дрожащую ладонь из своей руки, Бен резко поднялся с места и замер в ожидании. Спустя пару - тройку секунд я дала реакцию и тоже подняла пятую точку с кровати.
Медленно и верно, до сих пор держась за руки, мы направились в сторону выхода, как вдруг, оказавшись в коридоре, моим вниманием завладел яркий солнечный свет, лившийся из-за приоткрытой двери.
-"Подожди" - я резко даю по тормозам, и вслед за мной останавливается и Бен, -"Я сейчас..."

Когда я была ребенком, эта маленькая комнатка, ныне вдоль и поперек заваленная всякого рода хламом, была для меня самым волшебным местом во всем доме. Здесь располагалась мамина мастерская. Стены комнатушки некогда были увешаны потрясающими, нарисованными маминой рукой картинами, деревянный столик возле мольберта был забит тюбиками, кистями и палитрами, а в воздухе стоял приятный гибрид запаха краски и маминых духов... Закрыв глаза, я на минутку буквально окунулась в прошлое и картина комнаты такой, какой она была около 10-ти лет назад, ясно предстала передо мной. Сейчас же мамин кабинет превратился в самый настоящий чулан, больше похожий на свалку вещей, отнесенных новой временной хозяйкой дома к категории ненужных. Готовая навсегда покинуть дом, еще несколько минут я молча, будто бы в поисках чего-то, оглядывала содержимое комнаты. И вдруг наткнулась на него. Покрытый слоем пыли и паутиной, этот восхитительный и пробирающий до мурашек портрет, мог так и остаться незамеченным. Но, слава богу, этого не случилось, я нашла его, а вместе с ним и еще несколько прекрасных фотографий родителей.

Долгое время я не могла оторвать от них глаз и со слезами на глазах любовалась их сияющими лицами. Такими счастливыми, такими живыми... Я уже почти что поверила, что самое тяжелое позади. Я надеялась, что мне удалось, хоть немного, хоть совсем чуть чуть задавить в себе боль. И вот, стоило мне только взглянуть в их глаза и мое сердце вновь рвется на части. Слезы текли рекой, дыхание с хрипом вылетало из груди, и каждый выдох походил на стон. Все внутри сжалось с неведомой силой и, казалось, я просто не смогу положить этому конец, не смогу остановиться и прийти в себя. Сидя на полу и намертво впившись в фоторамку, словно в такт очередным всхлипываниям, я качалась то взад то вперед, пока сильная мужская рука не обхватила меня сзади и не развернула к себе. Крепко и в то же время бережно прижав меня к своей груди, Бен лаского и нежно подглаживал меня по голове и постоянно повторял:
-"Тише, Эми, милая, все будет хорошо, я с тобой..."

***

Когда неожиданно умирает любимый человек, ты теряешь его не сразу. Это происходит постепенно, шаг за шагом, на протяжении долгого времени. Нет, ничто, в том числе и время, не способно излечить нас от потери. Все, что мы можем, это выживать в обнимку с этой трагедией и учиться тому, что никакая очередная потеря не будет менее горькой.