Она появилась в нашем доме внезапно – так, что вряд ли кто-то на моем месте успел бы понять, что же здесь происходит и как это получилось. Я также так и не поняла: это я вызвала горничную или Кэл вызвал шлюху?..
К последнему я, как минимум, привыкла. Когда Оливер родился, когда Кэлу давали повышение, когда я приходила домой грустная из-за проблем на работе, когда Оливер подрастал… всегда. Но здесь случилось нечто особенное.
Если раньше я никогда не видела всех, кого вызывает мой муж, то эта засела у меня в голове надолго.
Марьяна приехала в чулках и со шваброй. Наверное, все же это – наша горничная.
- Здравствуйте, эээ…
- Марьяна, - сладко улыбнулась рыжая бестия с густо накрашенными красной помадой губами.
- Марьяна. – Я вежливо улыбнулась. – Пойдемте, я покажу вам, где нужно убрать.
Не успела я оглянуться, как она «убиралась» у нас уже по выходным.
И с каждым днем мне становилось все страшнее. Я уже отчетливо слышала скрип кровати – кровати, на которой мне тоже предстояло спать, рядом с ним, со своим законным мужем. Я приходила с работы уставшая и измотанная, у меня не было даже сил на эмоции. Я бессильно заваливалась на диван и тупо смотрела на мелькающие на экране картинки, невольно прислушиваясь к приглушенным стонам и голосу Кэла.
Я пыталась этого не делать.
Не могла.
И каждый день. Каждый Божий день она ходила передо мной – плоская, идеальная, пышногрудая, огненно-рыжая бездушная тварь – та самая, стереотипная. Ее мягкие волосы струились по плечам, а глаза всегда были идеально накрашены; лишь помада слегка перемазывалась после поцелуев, и подправлять, словно в память о «трофее», она не собиралась.
Я просто глядела на нее – такую молодую, энергичную, пускай и распутную – и на себя, и понимание, почему же Кэл так обращается с ней и почему так обращается со мной, не заставляло себя ждать.
Если до сего момента мы с нею не пересекались, то в один момент Кэл подошел ко мне с надменным выражением лица и сказал: «Марьяна теперь будет жить с нами, ей некуда идти».
А мне? Мне есть куда идти? В дом к сестре, которая осмеет меня в ту же минуту, как я бессловно заявлюсь на пороге. Я вижу Мейзи, ее короткую шевелюру и ее широкую самодовольную улыбку.
Я ведь никуда не денусь, и он знает это.
Ее изогнувшийся в жадной улыбке рот был похож на яд змеи.
- Юна, милая, приюти гостью, - сладко проворковала она.
Я редко видела ее в обычной одежде. Кэл уходил на работу, а она вставала и даже не трудилась снять чулки, и так и щеголяла в моем доме в нижнем белье.
Она стала полноправным владельцем дома, который принадлежал мне, Кэлу и Оливеру. И она чувствовала это. Она уволилась с работы и жила полностью за наш счет; от бывшей горничной не осталось и следа – появился ленивый, мерзкий монстр, едва способный сварить себе кофе. Я нервно глотала слезы, глядя, как эта тварь сидит и играет в приставку, в которую играл Оливер, в которую играли мы с Кэлом, пихая друг друга локтями.
Мне доводилось когда-нибудь упоминать, что, по сути, между нами с Кэлом никогда ничего не было?.. Это как брак по расчету. Он – сын миллионеров, я – дочь миллионеров. Наверное, я признала это только сейчас, но мы как Мейзи с Джеком: лишь избавиться от назойливых родственников, которые все спрашивали про внуков и «когда же ты наконец…».
Она откинула приставку, та с громким грохотом грохнулась на пол. Неужели отлетел джойстик?.. Кэл накинулся на нее, получая очередную порцию красной помады.
Поговорить с таким человеком, как Кэл – это не выход. Никогда. Но попытка, по сути, не является пыткой… Если брать в пример кого-нибудь еще.
- Я не желаю видеть Марьяну в нашем доме, - холодно заявила я. Кулаки Кэла медленно сжались, костяшки побелели.
- Заткнись, это не твое дело.
- Это МОЕ дело, Кэл. Это и мой дом тоже. Подумай об Ол-…
- Об Оливере, Юна, может ты не заметила, всегда думала ты сама. Ты никогда не давала мне права это делать. Собственно, оно мне и не нужно было. Чем я тебе обязан, а? Сама подумай!
- Да ты всем мне обязан, как я, черт подери, вынашивала твоего же ребенка и…
- Ребенка? – Презрительно расхохотался Кэл. – А тебя кто-нибудь когда-нибудь просил об этом ребенке? Что-нибудь обязывало тебя его заводить? Моральные принципы? «Ах, маменька не одобрит»? Кстати, теперь Марьяна будет спать в этой постели. Рядом со мной. А ты делай, что хочешь.
Изо дня в день. Я заходила в свою спальню – в спальню, в которую я выбирала постельное белье, обои, в которую я вложила столько своей души и столько сил – только лишь чтобы забрать свои вещи.
- Юна, милая, - вновь проворковала она, хлопая длинными накрашенными ресницами. – Приготовь мне кофе.
- Только если с условием того, что я выплесну тебе его в лицо! – Воскликнула я.
И расплакалась.
А она смотрела и улыбалась.
Итак, Марьяна Син оказалась «любящей женой» при женатом мужчине. Она с широченной улыбкой махала рукой проходящим мимо соседям, которые лишь про себя задавали вопрос: а, собственно, какого черта?.. Я не могла ни о чем думать, кроме как об этом монстре, поселившемся у нас. Оливер, приезжая в гости, лишь пытается подставить свое плечо под мою голову, зная, что он ничего не может сделать. Мне так жаль, что ему приходится видеть свою семью такой – затравленная мать с синяками под глазами, гуляющий отец и домашняя шлюха, мурлыкающая рядом с моим сыном песенки под нос.
И спустя полгода этого ада, сжиравшего меня изнутри, я решила поговорить с Кэлом. Без криков, без воплей и скандалов. Предложить переехать и обустроить свою семью.
- Давай разведемся, - тихо пролепетала я, глядя куда-то отрешенно сквозь ветви дерева, украшающего наш зимний сад.
- Сдурела? – Буркнул муж, смахивая себя капли пота после тренировки. («Ах, Кэл, ты такой сильный», - мяукнула Марьяна, глядя на его накачанное тело.)
- Я не понимаю, что тебя здесь держит, честно.
- Отсутствие желания переезжать и неплохая материальная обеспеченность. С обеих сторон.
Я резко вскочила, не в силах поверить своим ушам; слезы даже не думали подступать, вместо них пришли ярость и гнев.
- Убирайся отсюда, двуличный ты подонок! Я не в силах больше терпеть тебя и твою поганую рожу, а тем более твою рыжую тварь! Скажи спасибо, что я еще не пошла в правоохранительные органы – о, поверь, мою фамилию там помнят лучше твоей!
И, честное слово, я увидела наконец в его глазах испуг. «Больная», - прошептал он.
Но обещал разобраться с этим.
Я видела эту картину: когда Марьяна вновь коснулась его веснушчатого слащавого лица; она как всегда собиралась потянуться к нему и поцеловать, но он мягко отстранился.
- Марьяна, - сказал Кэл. – Мы должны решить один вопрос.
- Я первая, милый, - сладким голосом проворковала «вторая жена». – У меня для тебя есть отличная новость.
Никогда я не забуду той настороженности на лице Кэла, что сопровождала его, пока Марьяна драматично выжидала паузу.
Мне даже стало его немного жаль.
А потом и себя.
- Это подстава! – Визжала я, швырнув в Кэла любимую свою хрустальную вазу; он ухитрился увернуться, и она с грохотом разбилась на тысячи мелких осколков под ногами у Кэла. – Это было специально подстроено, чтобы меня сместить! Тварь, тварь, тварь! Убирайся! УБИРАЙСЯ!
- Юна, замолчи, - впервые за многие месяцы Кэл вел себя тихо и рассудительно. Кажется, он даже вошел в мое положение, но былой грубости не утерял.
- Не замолчу! Эта дрянь специально! Это мой дом, мой по праву!
- Да не собирался я забирать у тебя дом! – Отмахнулся он, ловя на лету фарфоровую тарелку. – Эй, поосторожнее, это мои родители подарили! («Нам на свадьбу», - чуть не добавил он, но тактично решил, что лучше не стоит упоминать о нашем с ним браке.)
- Да хоть Санта-Клаус в твоем детстве!
Я бессильно опустилась на колени и закрыло лицо руками.
Двойня.
И не было больше той Кэловой наглости, того восторга, что он испытывал, когда она лежала на нем, потираясь своей пышной грудью об его торс; Марьяна начала крутить им, как хотела.
- Милый, ты счастлив? Ведь ты больше не можешь выкинуть меня. У нас будут два очаровательных малыша… Все в папочку.
Он и из постели-то ее выкинуть ее не мог: беременную женщину отправлять на диван? Полиция. Выгнать из дома? Полиция. Бросить? Полиция.
А чем дальше заходило – тем апатичнее становилась я. Мне оставалось лишь смиренно кивнуть, когда Джек сообщил мне о том, что умерла моя сестра, а на заднем плане рыдали его дети. Пачка антидепрессантов уходила быстрее, чем вода в доме, а таблеткам снотворного был потерян счет. Даже после третьей я едва засыпала. Меня все разрывало изнутри, и каждый новый день сопровождался вопросом: как я до сих пор жива?..
А чем апатичнее я становилась, тем быстрее я привыкала к присутствию Марьяны в моем собственном доме. Меня больше не смущал ни ее большой живот, ни ее подколы в мой адрес. Если раньше я ни разу не делала ей кофе по ее просьбе, то сейчас я даже кладу нужное количество сахара.
Типичный нерабочий день: она тычет своим кривоватым пальцем в монитор, ругая футболистов нашей сборной, а я вместо нее читаю подзабытые книги об уходе за младенцами.
Иногда слово «двойня» эхом откликалось у меня в голове, а потом мне вновь становилось все равно.
И когда настал день родов, а Кэла в тот момент не было, мне больше не хотелось метать книги, вазы и тарелки, а саму Марьяну – выкидывать из окна; я лишь крепче сжала телефонную трубку, так, что побелели костяшки пальцев, и вызвала скорую. Марьяна корчилась и кричала, а я все думала: что же она из себя представляет?..
Без высшего образования, не знающая ни одной науки, не читающая, гуляющая дрянь, нашедшая крылышко у богатеньких людей и безвольной, слабой жены.
На свет появились две девочки – Жаклин и Кайлин. Так захотела их назвать Марьяна. Что ж, ее право.
Как только они родились, а Марьяна не набрала ни грамма, она вновь начала одеваться в открытые вещи в любое время года, читать глянцевые журналы и дай боже откликаться на плач хоть одной из дочерей. Кэл сутками пропадал на работе, при этом почти каждый день приходя нетрезвым; готовка и дети лежали на мне. Если честно, мне хотелось просто взять и отдать их в детский дом.
Каждый день я вновь начинала ненавидеть Марьяну все сильнее и сильнее. Что, если честно, меня даже радовало – ведь я вновь начинала испытывать хоть какие-то эмоции и чувства, пусть даже это ненависть.
- Кэл, - пискнула я, когда муж впервые за долгое время пришел трезвым. – Я устала.
- Я тоже, - нервно сглотнул Кэл и посмотрел мне прямо в глаза.
- Я не хочу больше, правда.
- Могу тебя понять.
То ли я так расчувствовалась от его человечности, то ли понимая, что все разрешится либо сейчас, либо никогда, мы поцеловались. Как-то по обоюдному желанию. И вложили в этот поцелуй все: и боль, и обиды, и ненависть, и некогда страсть, что разгоралась между нами. Я столько лет жила без элементарной любви и ласки, хоть какой-то, а он столько месяцев терпел свою сволочь-любовницу.
- Оформлена опека над близнецами Жаклин и Кайлин Канберри на имя Юны Канберри. Мать детей, Марьяна Син, официально подписала отказ от детей. Отец детей, Кэл Канберри, не отказался от отцовства и будет выплачивать алименты своей бывшей жене на содержание детей.
Он знает, куда теперь идти. Куда им теперь идти.
Они уедут из города и больше никогда не будут мозолить никому глаза; Кэл, конечно же, не будет ничего мне выплачивать, да я и не настаиваю: сама вполне себе богачка.
Я построю новый дом: только для себя, моих – всех троих – детей и их будущих детей. Я знаю, они будут счастливы в том мире, что я построю для них на все, что у меня есть. Я обещаю.
Я глядела Марьяне вслед и думала: оно закончилось. Конечно, мне предстоит долгий уход за близнецами, но у меня есть любящий сын, любящий отец и чудесные племянницы. Я никогда не буду одна. И они никогда не будут одни, что бы ни случилось. Я все всем помню. Всегда.
Садясь в такси, Кэл начал:
- Юна…
А потом, видимо, дабы не показаться слишком чувствительным, просто сказал, стараясь вложить в эти слова как можно меньше эмоций: «Прощай». Марьяна коротко кивнула, и на самом деле, мне этого более чем хватило.
Как же приятно видеть уезжающее куда подальше такси с твоей прошлой жизнью.
Я достойно встретила свою старость, пускай у нормальных людей такой возраст за старость не считается – пускай и седина у меня появилась гораздо раньше времени, а раны, нанесенные мне жизнью и судьбой, никогда не заживут, теперь я счастлива.
Итак, я – Юна Канберри, разведенная женщина, потерявшая сестру (пускай и очень условную), мать, отца, мужа, долгие годы, но зато я самая счастливая мать троих детей на всей Земле.
