Keiner weiß was hier geschah
Die Fluten rostig rot
Die Fische waren atemlos
Und alle Schwäne tot.
An den Ufern in den Wiesen
Die Tiere wurden krank
Aus den Auen in den Fluß
Trieb abscheulicher Gestank
Wo sind die Kinder?
Niemand weiß was hier geschehen
Keiner hat etwas gesehen...
Rammstein, "Donaukinder"
Все случилось, когда мы с Мордредом ожидали очередного прибавления. Нас отговаривали: кто-то пугал последствиями поздних родов, кто-то не мог понять, зачем сорокалетней матери троих детей вдруг потребовался еще один ребенок.
Не то чтобы мы этого хотели или планировали. Просто так получилось, значит, так нужно - и мы ждали и заранее любили малыша, и надеялись, что он будет обычным человеком.
Сперва беременность протекала мирно, но на шестой неделе я внезапно свалилась с температурой. Почти не помню ту страшную ночь, в голове какой-то туман и тяжесть…
А наутро я узнала, что ребенка нет. И не будет. Никогда.
Было так плохо, так больно, что даже вставать не хотелось.
Не знаю, сколько времени лежала, но это помогло – стало немного полегче двигаться. Только запястье горело, как от раскаленного металла.
…я не сразу осознала, что под проклятым браслетом слезла кожа, как от сильного ожога. Кстати, сами бусинки даже не поцарапались.
Мордред клялся, что не распознал опасности. Что эта штука выглядела обычным защитным амулетом, даже не очень сильным. Что он и подумать не мог…
А, ладно. Какая разница.
Я лежала и вспоминала Кэрин – ее длинные черные волосы, бледное лицо, глаза, до белизны вытравленные лунным светом.
Просто страшные картинки, да? Мерзкая лживая тварь, я найду и убью тебя, как ты убила моего сына.
Я знала, что делать – и сразу становилось пусть немного, но все же легче.
Мордред отговаривал. Говорил, что я не знаю, во что ввязываюсь. Орал, что не хочет становиться вдовцом во цвете лет. Выбил-таки обещание, что я не попытаюсь наделать глупостей… но мне было необходимо увидеться с ней.
Хотя бы просто поговорить…
Вечером, выйдя на веранду проветриться, я обнаружила на скамейке записку:
«Прислушайся и скажи вслух, зачем я тебе. Если действительно хочешь всего лишь поговорить по душам – попадешь ко мне в дом. Об убийстве забудь.
Сама знаешь, кто».
- Я хочу знать, за что… зачем ты это сделала.
В ту же секунду привычный с детства ухоженный сад и громоздкая кирпичная усадьба исчезли. Я стояла на мерзлой грязи перед одноэтажным домиком – и едва сдержалась, чтобы не заорать от ужаса при виде невесомой фигуры в светлой куртке, идущей мне навстречу.
- Ты сама этого хотела, - усмехнулась та, кого я знала под именем Кэрин. – Что стоишь, иди в дом…
В доме было тепло, даже душно – печка в углу вовсю трещала дровами. Обычная маленькая комната, в которой еле протолкнуться – часы, книжный шкаф, диван, еще какая-то утварь… телевизор и рядом телефон на стене.
Где-то это уже было…
Хозяйка дома устроилась на диване, прикрыв глаза; на ее лице словно проступили все прожитые ею века.
- У тебя хобби такое – убивать детей?
- Нет. Работа, - она даже глаз открыть не соизволила.
- Тогда, много лет назад – тоже была работа?
- Нет. Тогда – преступление. Впрочем, неважно, - она наконец посмотрела мне прямо в глаза. – Давай к делу. Что ты хочешь сказать?
Я говорила около получаса, высказывая этой твари все, что думаю о ее жестокости и лицемерии. Она же слушала с каменным лицом и открыла рот, только когда я выдохлась.
- Отлично. Теперь слушай. Твой сын стал бы очень сильным магом. Столь сильным, что это привело бы к катастрофе. Я решила не дожидаться этого момента. Все равно я должна была его убить. Какая разница – сейчас или через тридцать лет.
- И для этого оказалась здесь? Втерлась ко мне в доверие, подарила этот чертов браслет, чтобы он в нужный момент устроил мне выкидыш?!
- Втерлась, не отрицаю. А браслет не убивает. Просто помогает следить за тобой. Мой сын придумал. Он, правда, оставлял осколки оружия. Тоже неплохо работало.
- Отравленного оружия, не так ли? Проклятого оружия!
Она поморщилась:
- «Повелителя звона» надо делить на восемь. Как и все книги об эпичных баталиях. Это все, что ты хочешь знать?
- Нет, не все. Браслет беспокоил меня во время второй беременности. Ты хотела убить и двойняшек?
- Присматривалась. Их было двое, и девочка мне мешала. Она казалась очень сильной. Но это, как выяснилось, меня не касается.
Вот это новости. Я сидела, оглушенная всем этим ужасом, и только смогла выдавить:
- А теперь… ты ведь не тронешь нас, верно?
- Теперь нет. Моя работа закончена. А сейчас ты уйдешь. Айнон проводит тебя. Хочешь забыть выкидыш и наш разговор – вернувшись домой, ложись спать. Проснешься, будто ничего не было…
- Нет, стой!
- В чем дело? – кажется, она была удивлена.
- Я не хочу забывать. Хочу всегда помнить, рассказать детям и внукам, какое ты чудовище.
Эта женщина была воплощением магии – того, что я ненавидела больше всего на свете. И, возможно, Альберта и Гермиону ждало такое же будущее. И их детей… Забудьте, отрекитесь, не лезьте в омут, хотелось мне сказать им. Посмотрите, в каких монстров вы можете превратиться.
- Как угодно, - какая же мерзкая у нее усмешка. – А сейчас ты уйдешь; Айнон проводит тебя.
В ту же секунду из глубины дома послышались шаги, и в проеме открывшейся двери появилась… «собачка» «молнии» полурасстегнутой куртки примерно на том месте, где я ожидала увидеть глаза.
Айнон был огромен, пожалуй, около двух метров; худоба только подчеркивала его впечатляющий рост. Он молча подал мне руку и помог встать, так же молча вывел из дома.
Мерзлая грязь под ногами подернулась дымкой; верхушки елей растворились в синем небе. Привычно скрипнули под ногами истертые доски крыльца – надо заново покрыть лаком – когда я, шатаясь, вошла в дом.
- Где ты была? – встретил меня белый как полотно Мордред. – Она вызывала тебя?
- Да, - слишком много потрясений для одного дня… к концу рассказа я не могла даже встать со стула; до постели муж меня почти нес.