***
Время бежит очень быстро. Наверное, я не первый мужчина среднего возраста, который приходит к такому умозаключения, обнаружив вдруг, что большая часть его жизни пролетела как пуля у виска. В моем возрасте уже нормально не иметь как минимум одного из родителей, иметь престижную работу, уважение в обществе и великовозрастных детей. Если бы у меня всего этого не было, я посчитал бы себя неудачником. И всё-таки жаль, что всё это так быстро пришло.
Лишь об одном я не жалею – о том, что когда-то с первого взгляда, с первого слова выбрал себе ту самую единственную, которую многие так и не находят в жизни. Моя Полина – это моя жизнь.
Я знаю, что средний возраст выкидывает порой с мужчинами очень каверзные штуки. Они вдруг становятся очень любвеобильными, пытаются всеми силами отодвинуть надвигающуюся старость и доказать окружающим что они ещё ого-го. Из-за этого часто рушатся семьи и любящие друг друга люди вынуждены расставаться из-за подобных гормональных всплесков, из-за того самого «беса в ребро». Не скрою, со мной случилось нечто подобное. Сначала я сходил с ума от ревности, и в каждом проходящем мимо мужчине видела потенциального соперника. Я же отлично понимал, что Поля, не смотря на возраст, ни капли не изменилась за последние 20 лет, и всё-так же привлекает внимание противоположного пола. Помнится, на войне, мне не раз приходилось отстаивать честь жены кулаками и счастье, что никому тогда даже в голову не приходило воспользоваться для выяснения отношений боевым оружием. Всё могло быть: ругань, драки, но применить оружие против своего – этого никогда не случалось. Слишком высоко тогда ценилась жизнь даже самого подлого человека. Конечно, было сложно. Молодая медсестра, красивая, заботливая. Мало кто оставался безразличен. Но Полина никому и никогда не давала повода думать, что они могут получить от неё больше чем человеческое милосердие. Как правило, моей железной леди удавалось самостоятельно донести эту мысль до потенциальных ухажеров. Но, к сожалении, ни все на войне были адекватны, многие были несчастны и голодны от недостатка простых человеческих чувств. В этом случае мне самому приходилось ставить на место зарвавшихся юнцов. Многое было. Однажды я практически спас Полю от изнасилования, стащив с её полубессознательного тела уже спустившего галифе борова. Я тогда озверел. Не помню уже кто оттащил меня, в конце концов, от той захлебывающейся кровью морды. Больше я не видел его в нашем расположении. Видимо, куда-то перевели или просто сплавили от греха подальше.
Зачем я вспоминаю всё это? Да затем, чтобы ещё раз убедиться в том, что, не смотря на все изменения в жизни, одно оставалось неизменным – наша любовь и верность друг к другу.
Честно говоря, я не знаю за что меня так любят высшие силы, что дали мне возможность прожить жизнь с «моим» человеком и пронести через годы и испытания ту первоначальную искорку, которая вспыхнула когда-то между мной и Полиной.
Да что говорить – я просто счастливчик!
***
После нашего с Полей примирения, жизнь вновь потекла своим чередом. Спокойствие и уют нарушались лишь изредка и, в принципе, все эти «нарушения» были исключительно приятного характера.
Однажды к нам пришел наш старший сын и в своей категоричной манере заявил:
- Мам, пап, я готов учиться.
Можно подумать, мы не были уверены в его возможностях.
- Но… - продолжил Макс – только в Ленинграде.
Мы с Полей переглянулись.
- Я понимаю, - сказал Максим,- вы год назад не предали значения моим словам, когда я говорил об этом. Я даже не сомневался, что вы их проигнорировали и решите, что я передумаю. ..
Я начал потихоньку заводиться. Опять этот умник считает себя самым правым и говорит с нами, как с должниками! Я уже готов был прервать словоизлияния сына звонким подзатыльником, но тут Макс, видимо, почувствовал, что перегибает палку и сменил тон.
- Нет, ну, правда. Мне только нужно ваше согласие. Я ооочень хочу учиться именно в Ленинграде! Я влюбился в этот город. Он невероятный, он чудесный, он… он такой… правильный!
Наверное, впервые я видел столько эмоций на лице Макса. Его голос прерывался от волнения и из-за этого звучал ещё более убедительно. Я взглянул на жену. Она молчала и даже мимикой не выражала своего отношения к вопросу. Попросту говоря – ни один нерв не дрогнул на её лице.
Я так понял, что всё зависит от меня. И я принял решение.
- Ну что ж, Максим. Ты уже взрослый, мужчина. Ты умен и тебе нужно учиться дальше, развиваться и расти. А это всегда лучше делать там, где приятно находиться. Если тебя не устраивают ВУЗы Москвы, то ты волен ехать в Ленинград. Я только «за» и помогу тебе, чем будет нужно.
Я ещё раз глянул на Полину и добавил:
- Думаю, и мама не будет против.
Сын перевел горящий взор на Полину и аж напрягся всем телом. Я чувствовал, как ему хочется получить положительный ответ и, главное, как ему важно было, чтобы мы одобрили его намерения. Я даже, грешным делом, подумал, что, возможно, если бы мы сказали «нет» Максим бы покорился и продолжил образование в Москве, под нашим крылышком. Но наваждение быстро прошло, и я сообразил, что он скорее уехал бы без разрешения, чем принял нашу попытку удержать его рядом. Но то, что он всё-таки к нам обратился, приятно грело душу.
Поля тем временем пожевала губами, как она всегда делала принимая важное решение и немного прищурившись, наконец, ответила сыну:
- Макс, а если я скажу, что против, ты останешься?
Ну, вот зачем она провоцирует?!
Сын замер. И я, и он, и Полина понимали, что от его ответа сейчас зависит, как завершиться наш разговор. Макс не подкачал.
- Мам, ты же знаешь сама, что я сделаю. Я приложу все свои силы, чтобы убедить тебя в том, как ты не права, и ты сама меня отправишь в Ленинград. Ещё и радоваться будешь, что отделалась от моего ныть, – улыбка до ушей не могла оставить мать равнодушной.
Она улыбнулась в ответ и, похлопав сына по плечу, сказала:
- Ну, конечно, я не против, Максим. Я согласна с отцом – ты вырос и должен стать самостоятельным и свободным. Мы поможем тебе.
В том, что наш старший без проблем возьмет высоты ЛГУ мы даже не сомневались. И золотая медаль по окончанию школы была тому порукой.
Так что Макс с чистой совестью связался с приемной комиссией ЛГУ, выяснил все подробности относительно подачи документов и предупредил их, что обязательно приедет. Ну, чтоб готовились.
Счастью его не было придела. Он носился как угорелый, собирал нужные документы и справки, на скопленные деньги приобретал какие-то бытовые мелочи, которые могли пригодиться ему в самостоятельной жизни. Ну, например, набор крючков на щуку, маленькую спиртовку, теплые носки… Правда, очень скоро Полине надоело его хаотичное притаскивание домой подозрительных бесполезных предметов и она взяла организацию будущей самостоятельной жизни Макса в свои руки. Мы решили, что для начала с ним поеду я, чтобы если что помочь обустроиться и решить какие-то организационные моменты. Учитывая золотую медаль, всё что требовалось от сына – это вовремя подать документы. Об общежитии мы договорились ещё по телефону, но лучше было всё проверить на месте и это самое место «застолбить». А то по телефону говорят одно, а приедешь и останешься без крыши над головой. В общем, проблем ни с чем возникнуть не должно было и вполне можно было после подачи документов вернуться на лето в Москву, тем более, что мы с Полей предлагали мальчишкам поехать на море, благо была такая возможность. Но оба отказались. Макс сказал, что он хочет обжиться в Ленинграде и что если можно, «выдайте мне те деньги, которые вы планировали потратить на меня на море и я на них поживу лето в Ленинграде». Ну, «хозяин – барин». Не хочешь на море, отправляйся в Ленинград.
И Макс отправился.
Скажу честно, я испытывал двоякие чувства. Во-первых, я был жутко горд тем, что мой сын отличник, медалист, да и просто очень талантливый ученик. Тем, что он поступил в один из сильнейших вузов страны и, я был уверен в этом, окончит его с красным дипломом. Я радовался, что ему нравится учиться, что он готов к трудностям, который могут возникнуть на его пути. Но при этом, я был неприятно удивлен и даже разочарован, что Макс выбрал своей будущей профессией
правосудие и соответствующий
факультет. Я вдруг вспомнил, как когда-то рассуждал сам с собой о характере своего старшего, и мне тогда в голову пришла мысль, что чем-то он похож на небезызвестного Феликса Эдмундовича. При всем уважении, не хотелось бы мне, чтобы он пошел по его стопам. Иногда судьба выкидывает не очень приятные шутки – сын выбрал именно тот путь, которого бы я ему не желал, хотя отлично осознавал, что именно этот путь подходить Максу как никакой другой.
Поэтому чувства были разнообразные и не совсем понятные. К тому же, должен признаться, я был всё-таки рад тому, что Максим уезжает. Наверно, как отцу, мне не стоило бы так говорить, но я хочу быть честен с самим собой. Я действительно радовался отъезду сына. Я понимал, что он не пропадет, что всегда будет под нашим присмотром, мы будем ему помогать во всем, но то, что из квартиры исчезнет уже не маленький, невероятный въедливый зануда, с презрением относящийся к собственному отцу, меня лично вводило в экстатическое состояние. Уже много лет мне было тяжело находиться под одно крышей с невероятно умным, но таким высокомерным подростком.
Когда я признался в своих мыслях Полине, она ничего не сказала на это, но по её взгляду было понятно, что и ей станет легче дышать в собственном доме. Ведь и мать подвергалась критическим высказываниям сына и так же чувствовала на себе его презрение.
- Ты знаешь, Сереж, мы ведь сами виноваты в таком отношении Макса, - сказала однажды Полина – Мне даже иногда кажется, что он нам мстит за свое детство. Ведь мы даже когда вернулись, мало уделяли ему внимания. Начали работать, учиться, потом родился Женька и мы переключились на него… Да, Максу есть за что на нас обижаться…
Как не горько это сознавать, но всё так и есть. Мы сами виноваты. Потому что мы, родители, не смогли стать ему таковыми в полной мере. И теперь пожинаем лишь плоды своих трудов…
***
Зато Женька был прямо совсем наш. Этот лучился радостью и счастьем и готов был дарить своей любовью всех и каждого. Он сильно вытянулся за год, превратился в юношу, обрел силу и всеми силами это показывал.
Про Женьку
Но при этом, дурачиться с ним можно было по-прежнему, что мы периодически и делали.
Его энергия и заряд бодрости были так велики, что накрывали собой всех окружающих. Даже Макс, находясь рядом с младшим братом, становился не таким сухим и въедливым, а обретал то самое подростковое озорство и жизнелюбие.
Но надо заметить, что и Женька отлично чувствовал себя со старшим. Видимо, только с нами Макс был сух и зануден, с Женькой же они были большие друзья. И, как не стыдно это признавать, кроме отца, который как всегда мудро сохранял нейтралитет, только Евгений был искренне расстроен отъездом Максима.
Черт, только что вдруг подумалось: а как бы мама отнеслась ко всей этой нездоровой ситуации в семье, к этой проблеме «отцов и детей»? Даже предположить боюсь… Думаю, что всем бы нам (взрослым) серьезно перепало от щедрот всего экзальтированного, холерического маминого нрава. Ведь больше Макса она, кажется, никого и никогда не любила. Даже Таня отошла на второй план, когда появился внук. Эх, как бы сейчас нам всем досталось за этот вздох облегчения в связи с переездом старшего!
Однако, решение было принята, причем принято не нами, что тоже добавляло оптимизма.
В итоге, мы остались вчетвером. Теперь нервы нам мотал только один подросток, да и мотал он их в основном в позитивном направлении. Женька действительно сильно отличался от старшего брата. Взять хотя бы… Да что далеко ходить! Взять хотя бы отношения с противоположным полом!
За всю относительно сознательную жизнь в родительском доме, Макс так ни разу и не порадовал нас хоть какой-то девушкой в своем близком окружении. У него и друзей-то было не особенно, а уж девушек и подавно. Если я в его 16 уже активничал на любовном фронте, а в 18 у меня уже был он, то Макса девушки не интересовали вовсе. Когда ему задавали вопрос о наличие таковой или хотя бы каких-то симпатий, то сын обычно, корчил недовольную гримасу и отмахивался, тем самым давая понять, что ему не интересен этот жизненный аспект. У него гораздо больше эмоций вызывала дефицитная книга или очередная лекция во Дворце Пионеров, чем какие-то шашни с представительницами прекрасного пола.
Женька был совсем не таков! Этот шпингалет даже раньше меня начал проявлять интерес к девчонкам. Да что там! Уже в сентябре в нашей квартире появилось стеснительное существо по имени Тамила, которая очень смущалась и краснела при каждом, обращенном на неё взгляде.
Зато Женька чувствовал себя отменно! Находясь рядом с ним, можно было физически ощутить исходящие от него волны гордости своим новым статусом. В принципе, я бы тоже на его месте гордился: чем не повод для гордости – в 13 лет дружить с девочкой?
Правда, Полина относилась к этому не так однозначно. Она считала, что всё-таки рановато сыну завязывать отношения с девочкой, потому что сейчас для него главное учиться и ещё раз учиться.
Но все её аргументы разбивались о непреложный факт: успеваемость Евгения не только не ухудшилась, но даже увеличилась в разы, потому что теперь у него появился дополнительный стимул учиться. Ведь уроки-то он теперь готовил не один!
Вообще, надо сказать, что в том году, практически у каждого из нас произошли серьезные изменения в жизни. Макс отправился в Ленинград, в свой город-мечту. Женька перешел в старшую школу и обзавелся подругой, Полина…
Хотя, всё по порядку.
Моя жена была и остается одним из лучших докторов Союза. Её наградам и грамотам нет числа. Количество благодарных, а главное, излеченных, пациентов исчисляется тысячами. Она любит свою работы так, как даже я не люблю свою. Но всё меняется. Я уже не раз говорил, что моя Поля очень динамичный человек, она не может сидеть на одном месте, ей нужно постоянно повышать уровень. Рутина не для неё. Однако, дойдя до определенных высот, её профессиональное развитие остановилось. Дальше нужно было лезть в такие круги, куда очень тяжело попасть и ещё тяжелее удержаться. Дальше она должна была бы превратиться в управленца и практически перестать заниматься медициной. Этого Поля не хотела. И она сделала ход конем: подала прошение о снятии с поста главврача и разрешение на ведение научной деятельности в области медицины. Тем более, что она давно уже была профессором и доктором медицинских наук, преподавала в меде – всё это давало ей возможность сменить поле деятельности и перейти от управления к изучению. Надо сказать, мы все очень волновались, когда ожидали ответа. Ведь не так просто покинуть настолько ответственный пост. Но научные наработки и общая репутация профессора Калининой были хорошо известны в широких, и очень высоких, кругах, и сыграли Поле на руку. Ей было разрешено покинуть высокий пост и полностью посвятить себя научной и преподавательской деятельности.
Пояснение Мечта жизни Полины – достичь вершины карьеры журналистика, поэтому пришлось её увольнять (уже можно).
Таким образом, новый учебный год наш профессор Полина начала уже в новом качестве. И надо сказать, очень удачно начала. Многочисленные наработки, её докторская и большой практический опыт были огромным подспорьем в её теперешней деятельности.
И хотя теперь Полина часто ходила по дому загруженная и витающая в своих ученых мыслях, она, однако же, как и прежде легко могла удивить нас неожиданным тортом в честь неизвестно чего.
Когда она так делала, я подшучивал над ней и говорил:
- Похоже, наша мама совсем заработалась, а торт нам испекла из черновиков очередного своего труда.
Поля не обижалась. Просто кидала в меня чем-нибудь тяжелым и с гордым видом уходила в комнату, где опять усаживалась за очередную статью.
Она, кстати, и сама периодически не прочь была подшутить над нами.
Например, иногда приставала к Женьке. Здесь стоит объяснить. Дело в том, что Евгений, единственный в нашей семье не обладал музыкальным слухом. Ну, вот так получилось, бабушка – скрипач с мировым именем, а внук не может отличить «до» от «ре». Это выяснилось довольно рано, мы даже не стали отдавать его в музыкальную школу, решив, что нечего зря ребенка мучить. Но оказалось, что ребенок считал наше решение большим упущением и, насмотревшись на Макса, у которого слух был, он решил, что просто обязан научиться играть хотя бы на пианино. Макс был совсем не против, ему-то только дай поучить кого-нибудь чему-нибудь, а вот Полина отнеслась к этому не особенно благосклонно. Поля всегда была перфекционистом, и считала, что «если ты не можешь сделать что-то идеально – не делай вообще». Эту свою теорию она постаралась донести и до Женьки, но тот не то чтобы не согласился с матерью, а попросту проигнорировал. Есть в нем эта черта – увлеченность. Если что-то взбредает ему в голов, то никакие, самые «аргументные» аргументы не могут сдвинуть его с занятой позиции.
В общем, Евгений, обладая завидной усидчивость, которая проявлялась только когда ему было нужно, довольно быстро освоил нотную грамоту и начал потихоньку бренькать на пианино.
Он не брался за сложные этюды, безусловно понимая, что они ему не под силу. Причем не с технической точки зрения, а исключительно с творческой. Но даже в простеньких вещицах Женька часто ошибался, но в силу отсутствия муз.слуха просто этого не замечал. А мы замечали. Но если я старался не реагировать и дать сыну самостоятельно убедится в аксиоме «не дано, так не дано», то Полина периодически проводила атаки, не оставляю надежды донести до младшего суть своей теории.
В частности, периодически заставая сына за музицированием, Поля вытаскивала из чулана, какую-то старую жестяную банку, которую, видимо, специально не выкидывала, и ставя её радом с пианино, кидала туда несколько монет. Причем обычно свои действия она сопровождала исполненной наигранного восторга фразой: «В переходах так жалостливо не играют!» В общем, всеми силами давала ребенку понять, что музыка - это совсем не его.
Но Женька на провокации матери не поддавался и упорно продолжал бренчать на инструменте.
Кстати, со временем, это даже Полина признала, ошибок становилось всё меньше, и качество игры улучшилось в разы. Так что Полине всё-таки пришлось признать, что поговорка «Терпение ти труд всё перетрут» тоже имеет под собой определенные основания. Но у Женьки очень часто менялись интересы, поэтому он не особенно расстраивался из-за своих неудач в чем-то. Он очень быстро охладевал ко всему и так же быстро находил себе новое увлечение. Так что, если он не играл на пианино, то мог, например, танцевать.
И главное всё, чем он занимался, у него получалось неплохо. Но как только сын овладевал новым навыком и подходил к тому моменту, когда нужно было уже только, что называется, оттачивать мастерство, его интерес иссякал, и он срочно искал что-то новое. Наверное, сказывалась его «львиная» натура – поверхностность и частая смена интересов.
***
Ещё одно отличнейшее известие пришло к нам от Игреевых. Вот ведь творческие люди, черт возьми! Любовь у них, романтика, страсть бьет ключом, но головой-то думать надо. В общем, в середине лета нам было официально объявлено о скором пополнении семье – Таня вновь ждала ребенка. Я отнесся к этому известию настороженно. Мне казалось, что уже опасно совершать такие поступки – всё-таки не девочка уже, тем более, что были проблемы с зачатием и родами в свое время… Но я не стал делиться ни с кем своими сомнениями, тем более, что по Гошке с Таней было замечательно видно, что плевали они на мои опасения.
Эти двое как будто бы первый раз собирались стать родителями – такой восторг читался на их лицах. А девчонки, когда обо всем узнали, и вовсе пришли в полный восторг и уже начали придумывать будущему братику имя.
Почему именно братику? Да потому что Гоша был полностью уверен, что в этот раз будет сын и всех в этом убедил.
В принципе, его желание понятно, у него ж дома – бабье царство. Мужиков, кроме него самого, только ещё старый кобель Рэкс, но с ним же даже не поговоришь нормально. А сын – это важно для мужчины. Это династия, продолжение рода, носитель фамилии.
Хотя я вот сейчас не отказался бы от дочки. Всё-таки они нежнее, мягче и, наверное, с ними проще найти общий язык. По крайней мере, с Аленкой я вполне этот язык нахожу. Но может если бы она была моей дочерью, отношения были бы совсем другими? Черт его знает! Тут пока не испытаешь не поймешь, а испытывать нам уже поздновато. Так что остаемся при своих.
Папа, как всегда сдержанно радовался и ласково улыбался. Он поздравил ребят с грядущим событием и напомнил, в своей обычной манере, что теперь их ответственность увеличится втрое.
В общем, очередной день рождения Аленки мы встречали во главе с уже сильно округлившейся Танюшкой. История прямо-таки повторяется.
Про Лену
Это, кстати, был первый семейный праздник, на который из Ленинграда приехал и Максим. Все были безумно рады ему, задавали тысячи вопросов, и именинница в какой-то момент даже обиделась на брата, что он все внимание перетянул на себя. Но Макс быстро уладил надвигающийся конфликт, ловко вытащив из сумки приготовленный подарок. Я, правда, так и не выяснил, что это было, но Аленка сразу же расплылась в улыбке и простила Максу незаконно умыкнутое им внимание.
Надо сказать, что сын сильно повзрослел.
15 сентября ему исполнилось 17 лет. Мы, к сожалению, не смогли попасть в Ленинград в этот день, а он, соответственно, не мог приехать, поэтому по телефону решили, что его семнадцатилетие мы отметим сразу после дня рождения Аленки. Что мы и сделали.
И всё же я горжусь своим сыном. Пусть я где-то не дотягиваю до его идеала, пусть он стал совсем не таким, каким я его видел, но он вырос достойным человеком, умным, образованным, целеустремленным. И я им горжусь!
***
Кстати, должен отметить, что мои опасения относительно Тани, были не напрасны. Она действительно переносила третью беременность гораздо тяжелее предыдущих двух. Сестра практически всё время лежала, читала книги, набрасывала что-то в альбоме, а е «верноподданные» крутились рядом, готовые выполнять все прихоти по первому требованию.
А учитывая, что Тане очень тяжело давалось бездействие, потому что она по натуре довольно активный человек, то иногда она срывалась, как женщина после долгой диеты, и устраивала танцы и игры с Лидой, забывая о своем положении.
Благо, что эти пляски всё-таки не имели пагубных последствий, но каждый раз врач грозился положить её на сохранение, если дома она спокойно лежать не может. Таня не хотела пока отправляться в роддом и опять на время принимала горизонтальное положение.
***
Разродилась Танюшка в середине декабря. Роды прошли довольно легко, и на свет появился, как заказывали, мальчик.
Георгий был в восторге! Даже не в восторге, а в эйфории. Уж насколько он любил своих девчонок, как радовался рождению каждой, но получив, наконец, сына временно превратился в идиота, способного только счастливо таращится на окружающих и бесконечно повторять: «У меня сын!»
Мальчика назвали Василием, в честь я даже не знаю кого. Так пожелала Татьяна, и как потом выяснилось, ей просто нравилось это имя. Ну, правильно, у нас и знакомых-то нет с таким именем, не то что родных. Так что тут действительно, только из личных предпочтений. Хотя нет! У нас же кошку Васькой звали! Вот откуда «ноги-то растут». Ай да сестрица, сына в честь кошки назвала. Шучу, конечно, но один повод для подковырок уже есть.
Георгий не возражал, ему, судя по всему, вообще было всё равно, как назовут ребенка, главное, чтобы это мужское имя, потому что у него СЫН!
Девчонки, правда, немного расстроились, потому что они уже пару месяцев прочесывали все возможные словари в поисках подходящих имен, но мама все их идеи отмела в одно мгновения, придумав имя сама.
Событие это, мы, конечно, не преминули отметить! Недели через две после рождения малыша. Таня пила компот, а мы «обмыли» младенца как полагается.
С нами, к сожалению, не было только папы, он как раз в это время уехал на дачу, решив побыть там перед новым годом.
На самом деле, папа нас всех в последнее время очень тревожил. В смысле, не он сам, а его состояние. Что-то изменилось. Сначала неуловимо, почти незаметно. Но с каждой неделей, с каждым месяцем мы всё явственнее ощущали, что отец как будто бы уходит от нас, отдаляется.
Он как прежде был добр и приветлив. Как прежде мудрость светилась в его глазах, но… Всё стало даваться ему тяжелее, чем прежде. А глаза иногда становились какими-то мутными, и он не сразу реагировал на обращенный к нему вопрос.
Однажды, папа, который любил и умел готовить, устроил на кухне пожар, в прямом смысле этого слова. Мы были в ужасе. К счастью, с пожаром удалось справиться своими силами, но отец после этого впал в какое-то кататоническое состояние, и несколько дней нам вообще не удавалось вытянуть из него ни слово, а он сидел в своей комнате и листал старые фотоальбомы.
Полина забеспокоилась. Отец и раньше иногда впадал в тоску, закрывался в себе, но последние события говорили о том, что здесь есть что-то ещё. Поля настояла на полном медицинском обследовании. Папа согласился не сразу, уверяя нас, что всё с ним в порядке, просто он уже немного подустал от жизни в принципе, но не тот человек Полина, которому можно вешать лапшу на уши. Её медицинский опыт явно говорил ей, что что-то не так. Она, видимо, даже предполагала, что именно, но пока не хотела делиться с ними своими подозрениями. Не зря же она, начиная с лета, пристально следила за свекром.
В итоге, к октябрю мы узнали, что у отца болезнь Альцгеймера. Это был удар.
Это было даже больше – приговор. Все мы знали (ещё бы не знать, с профессором медицины в семье), что это заболевание не излечимо и всё что может дать медицина больному на данном этапе развития – это поддерживающая терапия, которая не факт, что даст какие-то результаты.
Вот поэтому-то отец иногда и не мог ответить на самый простой вопрос, вспомнить какую-то элементарную вещь, о которой вели разговор всего минуту назад… Мы всё были в ужасе. Нам было страшно. Мы понимали, что в этой ситуации лучше уже не будет, может быть только хуже.
Папа отнесся к известию стойко. Улыбнулся и сказал:
- Ну а что вы хотели? Мне уже три тысячи лет, я так устал, что ничего больше не хочу. Я только жду, когда ваша мама меня уже к себе позовет. Соскучился.
Чертова жизнь! Почему так происходит?!
Таня плакала, Полина шмыгала носом, Гошка ходил как в воду опущенный, и только ребята всеми силами старались поддержать в нас, взрослых, надежду на хорошее, а деда всеми силами подбодрить.
Хотя он-то как раз и не отчаивался. Создавалось ощущение, что он только этого и ждал. И всё чаще ходил к маме на могилу. Сидел там часами в тишине и одиночестве и о чем-то всё думал.
***
Постепенно мы свыклись с мыслью о болезни отца. Ему выписали лекарства, которые повлияли на него благотворно. Папа даже повеселел и стал более общительным. Единственное, теперь мы старались никуда не отпускать его одного и даже дома не оставлять. Мало ли что…
Поэтому на дачу он теперь ездил только в сопровождении. Перед новым годом с ним отправились Женька и Лена, которые очень хорошо сдружились в последнее время.
А так как в школе как раз объявили карантин, в связи с эпидемией гриппа, то эти двое с удовольствием укатили на заснеженную, уютную дачу.
Ну а на Новый Год мы, конечно же, решили собраться все вместе. Праздновать постановили у нас, так как места больше и все смогут остаться ночевать. Ждали Макса. Он как раз должен был закрыть все допуски и перед сессией приехать домой на недельку. Мы, конечно, все по нему очень соскучились, потому что уже давно не видели и общались только по телефону.
Особенно ждал встречи с братом Макс. Аж прыгал от нетерпения в день его приезда.
Явление нашего старшего сына было, конечно, фееричным. Для начала мы его не узнали. Не совсем было нам понятно, кто это такой большой и спортивный открыл дверь своим ключом и, совершенно бесцеремонно бросив рюкзак и пальто у порога, прошествовал в зал.
Сказать, что мы были удивлены и даже в какой-то степени ошеломлены – ничего не сказать.
Таня даже подошла к племяннику и потыкала его в бицепсы невероятных размеров, видимо, чтобы убедиться, что они настоящие. Макс был явно доволен произведенным эффектом и хитро улыбался в ответ на все наши вопросы.
Поняв, что от сына ничего не добьешься, в смысле объяснения причин столь кардинальных изменений в его внешности, Полина с Таней убежали шептаться в комнату. Даже представить себе боюсь, сколько гипотез они подвергли детальному анализу и сколько отмели в сторону, придя к выводу об их несостоятельности.
Честно сказать, я тоже был шокирован и не меньше девчонок хотел узнать, что же так повлияло на сына, что он превратился в тяжелоатлета. Наибольших успехов в выяснении причин данного феномена добился Евгений. Он просто допек старшего брата, ходя за ним по пятам и засыпая вопросами на тему: «Тебя что, бить кто-то хотел, поэтому ты решил такие мускулы накачать?»; или: «Ты в каких-то соревнованиях участвовать хочешь?»; и, наконец: «Тебе девушка понравилась, а она на тебя-хлюпика смотреть не стала?»
Понаблюдав некоторое время за реакцией сына на все предложенные ему варианты, я так понял, что теория о девушке была самой возможной. Уж слишком явно Макс покраснел, пытаясь проигнорировать и этот вопрос.
В общем, все мы были восхищены и заинтригованы, но сын так и не счел нужным удовлетворить наше любопытство, отделавшись от нас занудной лекцией о спортивном образе жизни и правильном питании. Уж это он умел!
Было уже 31 декабря, стол в столовой был уже накрыт и ожидал полуночи.
А пока мы занимались кто чем мог: общались, играли, даже танцевали.
Примерно часов в десять Таня отправилась укладывать Васю в нашей с Полиной комнате, а я полез в старинные, стоящие в углу часы. Даже не знаю, что меня вдруг подбило, но я решил попробовать завести их, чтобы ровно в полночь они пробили двенадцать и раз.
Этим часам было невесть сколько лет, их когда-то приобрела ещё мама, с рук, на барахолке, сказав, что точно такие же часы были когда-то в доме её родителей. На моей памяти они заводились всего один раз, как раз на какой-то Новый Год. Тогда, помню, они очень четко выводили свое «бим-бом» и привнесли в наше празднование дополнительную нотку очарования.
Сейчас я очень надеялся, что за столько лет, часы ещё не утратили своих возможностей.
Я залез рукой за циферблат, чтобы выставить время и вдруг нащупал какую-то бумагу. Я удивился, откуда она здесь? Вытащив руку на белый свет и рассмотрев свой трофей, я понял, что он лежал там несколько лет, потому что бумага уже пожелтела, а чернила выцвели.
Когда я развернул лист, на мои глаза сами собой навернулись слезы: это было письмо от мамы.
Пробежав его глазами, я засунул лист в карман. Прочитаю это за столом. Обязательно.
И вот мы усаживаемся. Здесь все мои самые любимые и дорогие. Отец – сегодня он бодр и весел, это очень радует. Полина – прекрасная в этом платье цвета её глаз. Татьяна – милая пышка, младшая сестренка. Георгий – как всегда серьезный и спокойный, настоящая каменная стена для своей семьи. Мои сыновья – Максим и Евгений – такие разные и такие любимые. Племяшки – полуспящая Лидия, упорно не желающая идти в постель и серьезная Елена, похожая на отца и бабушку одновременно. А ещё малыш Василий – маленький комочек, тихо спящий посередине большой двуспальной кровати, обложенный со всех сторон подушками, чтобы не скатился во сне.
И мама. В холодном портрете на стене и в горячем сердце каждого из нас.
Как я счастлив, что все вы сейчас со мной!
***
- Я хочу вам кое-что прочитать. Это от мамы.
Восемь недоуменных лиц вижу перед собой. Да-да, мама нас помнит. И очень любит!
С Новым Годом, товарищи!
