- Мы могли бы встретиться с вами, к примеру, в моем офисе…
- Нет, - вырвалось у Мюриэл. – Не сочтите за дерзость, но я боюсь оставлять сына одного, - поспешно добавила она. «И уж тем более не стану его брать в незнакомое место, где ничего не знаю и где наверняка постоянно находится не меньше десятка вампиров».
- В таком случае, я приду сама, - тон Королевы оставался бесстрастен, и непонятно было, разозлило ли ее своеволие гостьи. – В конце недели. Шоссе-в-никуда, 73, верно?
- Да, госпожа.
Она заняла пустующий ветхий дом, не зная даже, принадлежит ли он кому-нибудь, радуясь и тому, что нашла убежище.
От прежних хозяев остался холодильник, куда можно было спрятать детское питание и пакеты с кровью, утащенные из местной больницы, а еще спрятаться самой… впрочем, для этой цели еще годился подвал. Почти все тряпки ушли на создание импровизированной детской постели(интересно, как бы перекосилась Ревекка, узнай она, на что пошел ее подарок?), себе упыриха оставила только собственные изделия, собранные из бесформенных кусков материи, обрезков ремней и прочего мусора прямо на теле, иногда вслепую.
Пригодился и давно лежавший без дела парик: толстый слой искусственных волос неплохо защищал голову от солнца(наверное… проверять Носферату побаивалась), да еще был маскировкой.
Ну, и служил высшим проявлением учтивости и почтения – далеко не для каждого вампира Канализационная Крыса напялит парик. Украшать себя, по их мнению, – дело пустое, неблагодарное, зачастую даже оскорбительное; украшать себя для кого-то – более красноречивый жест, нежели коленопреклонение. Не каждый князь удостаивался такой чести. Судя по едва заметной улыбке, Королева была удовлетворена.
И одарила она пришелицу вполне по-королевски: возможностью проживания на выбранной территории,
рабочим местом в военизированном НИИ и – главное – своей защитой. От Мюриэл требовалось чтить закон да верой и правдой служить Королеве, снабжая ее необходимой информацией.
Шло время. Мюриэл, как могла, оправдывала доверие своей госпожи. С основной работой сладилось не сразу, но, в конце концов, ей разрешили работать дома и установили в подвале кое-что из оборудования.
Желающие исследовать необычное существо тоже приходили на дом; детскую вампирша в такие дни запирала. На особо любопытных красноречиво скалилась.
Начали появляться деньги – что было очень кстати, ведь Арджент рос, ему нужна была все более и более разнообразная пища, хорошая одежда, нормальная кровать вместо гнезда из тряпок, игрушки и книжки, в конце концов.
Он любил яркие цветные иллюстрации в книжках сказок, мог часами рассматривать нарисованных принцесс и рыцарей – и, хоть не умел пока облекать свои мысли в слова, кажется, начинал догадываться о бездонной пропасти между людьми на картинках и своей матерью. Из книг на него смотрели румяные красавцы с буйными кудрями, пышнотелые девушки с нежными улыбками и тонкими пальчиками – а у матери были склизкие холодные когтистые лапы, голова, гладкая, как у заводного зайца, злые сощуренные глаза и огромные зубы.
Хотя нет, иногда у нее появлялись волосы, почти как у дам из книжки; они были жесткие и колючие, а еще от них часто хотелось чихать, но малыш все равно их любил: они были сказочные и одновременно настоящие, их можно было потрогать.
Он не боялся, давно привык: мать всегда выглядела так, а других настоящих, чтобы сравнить, рядом не было. Да и не хотелось Ардженту других: мама была хорошая, она всегда была рядом; он скучал, когда она уходила в подвал на целый день, бросал все и бежал к ней, как только видел.
Но все чаще ему становилось интересно – а те, на картинках, они вообще откуда? И в такие моменты он смотрел на мать с недетской серьезностью, вспоминая и сравнивая.