– Ты что, уже домой?
– Да, а ты не собираешься что ли?
– Я посижу еще, надо кое-какие бумаги заполнить.
– Ну давай, долго не засиживайся, я пойду. До завтра.
– Пока.
За Нэйтом захлопнулась маленькая скрипучая дверь, ведущая в подсобку. Признаться, возвращаться домой мне совсем не из-за каких-то дурацких бумажек не хотелось. После отъезда Кэролайн (которому, похоже, была рада только одна я) папа начал пить. И расстроился он, скорее, не из-за нее даже, а из-за того, что вместе с собой Кэрри увезла и Деметрию. Как-никак, Деми тоже часть него, и с момента ее рождения папа уже привык и полюбил это голубоглазое существо. Без особого энтузиазма он переписал ранчо на меня, и теперь я являлась его полноправной владелицей. Естественно, он решил это дело отметить. Ну и понеслось. Бокал за бокалом, бутылка за бутылкой – и папа постепенно превращался из востребованного актера в никому не нужного алкоголика. Возраст все-таки тоже давал о себе знать – папе ведь уже далеко не 25, и в таком положении один провал – и все, прощай карьера. Он теперь все чаще засиживался в барах в обнимку с банкой пива или же на диване перед телевизором уже с двумя-тремя банками. Смотреть на это я просто не могла, но после безуспешных попыток его образумить, поняла, что это все вообще бесполезно. Папа просто снова потерял смысл жизни. Как тогда с мамой.
Конечно, можно было бы сказать, что он должен жить ради нас с Бренди, но это все пустые слова, ибо у нас своя жизнь, свое счастье, и нам не до него. Его нельзя было бросать в беде, но я ничего не могла поделать. Брендон дак вовсе. Он вообще после приезда из Франции мало разговаривал, ел и вообще засиживался в своей лаборатории до утра. Я приставать не стала – понимала, что у него с Констанс ничего не вышло, но опять же не могла смотреть, как он себя постепенно убивает.
Двое самых близких мне мужчин сами губили свою жизнь, а я топталась на месте, наблюдая за всем этим и совершенно не понимая, чем же я могу помочь. И тогда-то, в этот самый вечер, когда я осталась разгребать бумаги, подписывая договор купли-продажи одной нашей восхитительной породистой лошадки некому заводчику из Египта, я вспомнила про одну очень важную вещь. Да-да, именно про ту, из-за которой я чуть не погибла когда-то. Благодаря которой я познакомилась с Эшли. И порвала майку Жакл, которую было решено носить дома, когда жарко.
Я спешно закрыла ворота ранчо и помчалась домой – мне не хотелось терять ни минуты. Странно, почему я забыла о ней? Она же так и валяется у меня в шкафу где-то среди вещей. Вот всегда не любила себя за то, что засуну что-то куда попало, а потом найти не могу, хотя, с другой стороны, а как же творческий беспорядок? Говорит человек, который никогда не занимался творчеством. В этом вся я.
Отодвинув в сторону пару платьев, я увидела золотистое поблескивание. Фух, она здесь, все нормально. Ну достала. Я в сказки не верю, но что с ней еще делать? Потереть придется.
Как только я сделала это, лампа стала быстро нагреваться, после чего над моей головой зависло сиренево-золотисто-голубое облако, которое, как ни странно, выглядело вполне безопасно. Значит, меня не съест никакое мифическое египетское чудовище, заточенное в этих золотых стенах. Хотя, красиво, очень даже.
Пока я, как завороженная ворона, наблюдала за блестяшками в воздухе, совсем не заметила появление в комнате одного персонажа. Очень… Необычного, скажем так.
– Спасибо, о прекрасная, – прервал мое восхищение синий парень. Громкий у него голос, чересчур громкий. У меня чуть перепонки не полопались. Ну… Это я преувеличиваю, конечно, но вздрогнуть от неожиданности мне не составило никакого труда.
– За что спасибо? И кто ты такой?
– За свободу, конечно же. Прошу прощения, я не представился, меня зовут Заки Фатар Шаркаил, для меня большая честь… Я могу узнать имя своей спасительницы?
– Ариадна.
– О прекрасная Ариадна, я обязан Вам жизнью…
– Да прекрати ты, я ничего такого не сделала.
– Я теперь свободен благодаря Вам. Как же не сделали?
– Я всего-то убежала от забинтованного парня с твоей лампой в руках.
– Это очень храбрый поступок, я хотел бы исполнить все, что только пожелаете, но моих сил хватит лишь на одно Ваше желание. Чего Вы хотите?
Чего я хочу? Такой странный вопрос. Меня никогда не спрашивали, чего я хочу. Всегда все делалось как-то без моего мнения. А тут я даже как-то растерялась. Чего я хочу? Желать что-то для себя было бы глупо – я еще слишком молода, чтобы жалеть о сделанном или несделанном. Я еще всего добьюсь и менять ничего не хочу. Пусть все идет как есть. А вот папа… Он столько ошибался, что исправить все невозможно, но если этот синий действительно сможет хоть что-то изменить в его жизни, то я не могу упустить такой шанс.
– Я хочу, чтобы папа был счастлив.
– Странная ты, смертная, обычно все для себя что-то просят.
– А меня пока что все устраивает.
– Ну хорошо… Для того, чтоб счастлив был твой отец, нужно спасти душу, которая важней всего для него.
– О чем ты? Какую душу?
– Душу человека, которая важнее всех для него, она очень страдает из-за того, что не может быть ни с ним, ни с тобой, – и тут мне поплохело… Мама? Она страдает из-за того, что не может быть с нами? Вообще, логично, но… Мы же столько всего сделали ей… Не самого хорошего. И я, и папа. Я бы вот лично ни за что не простила такое. В письме Кэролайн тоже говорилось о том, что в папином сердце есть только одно место, и оно занято Америкой.
– Но как же ее можно спасти?
– Ну я здесь могу лишь тебе помочь, а основную работу ты должна сделать сама. Засчитывается это как твое желание.
– И что мне нужно сделать?
– Всего-то ничего. Лишь простить.
– А как это на папу-то повлияет?
– Увидишь. И да, спасибо еще раз. А то та мумия меня ужасно доставала.
– Подожди, но…
Короче, я ничего вразумительного сказать не успела. Джинн испарился в воздухе, оставив после себя кучу какой-то блестящей летающей фигни, от которой я начала чихать. Похоже, у меня аллергия началась на все эти египетские штучки. Отряхнувшись от этого разноцветного ужаса, меня внезапно посетила мысль, что ведь маму я никогда не смогу вернуть. Странно, что я задумываюсь об этом только сейчас, когда ее уже давно нет. А я так и не извинилась перед ней. Я медленно спустилась по лестнице, как бы боясь оступиться и полететь к чертям вниз, собрав подряд все ступеньки, вышла в сад к ее могиле, поправила немного завядшие розы. Впервые в жизни глупая девочка Ада начала понимать, что все это время мама, которую она так ненавидела, была рядом с ней, прямо в сердце, мама оберегала ее от ошибок и опасностей, помогала в трудных ситуациях, и при этом страдала сама, не имея возможности обнять любимого мужа и детей. Девочка Ада начала горько плакать; ноги подвели – она упала на колени перед могилой собственной матери, и в темноте ночи были слышны лишь легкие всхлипы и такое важное слово: «Прости»… Я не знаю, что на меня нашло тогда. Этот странный синий парень реально сделал что-то такое, что заставило меня понять все, что я творила последнее время. Наверное, это раскаяние, жуткая неприязнь меня самой – лучшее, что он мог сделать для нас обеих. Я простила маму. Пускай она больше не беспокоится. Ее дура-дочь теперь всегда будет ценить то, что предназначено ей судьбой. И в особенности ценить людей, которые для нее предназначены.
Я ощутила на своих плечах теплые ладони. Развернувшись, я крепко обняла их обладателя, совершенно не подозревая, что вот-вот замочу слезами платье, в котором хоронили Америку. А я ведь всего лишь простила ее. И она меня тоже.
***
– Я зайду в восемь.
– Ладно.
Жизнь стала потихоньку налаживаться. Я уже не помнила о той жуткой встрече с вампирами, о том, как меня не взяли на работу, совершенно не помнила, как провела все свое детство в аду. Время стирало память, и я была ему безумно благодарна за это. Лучшего подарка от судьбы и ждать нельзя.
Единственной проблемой сейчас было то, что я не знала, что мне надеть. Даже не верится, что это говорю я. С каких пор я стала шмоточницей? Это все Жакл виновата со своими платьями. Раньше натянула футболку и шорты – и вперед. А сейчас я перебираю на вешалках эти блестящие обтягивающие тряпки и не понимаю, мой ли это гардероб вообще? Как хорошо, что мама может прийти на помощь. Проведя рукой по всем пестрящим вешалкам, она достала откуда-то из ниоткуда вполне приличное яркое платье средней длины. И как это вообще ей удается? Я бы тут умерла, пока нашла что-то подходящее.
***
В ресторане играла какая-то скучная музыка, от которой меня клонило в сон.
Разговор как-то не клеился, и с каждой минутой этого вечера я понимала, как мы отдаляемся. Я была занята работой, он тоже пропадал непонятно где… Блин, вдруг поймала себя на мысли, что даже не интересовалась, как у него дела, чем он занимается, не отвечала на звонки по вечерам, потому что жутко уставшая заваливалась на кровать и мгновенно засыпала. Может, я просто ищу себе оправдание? И всего лишь не нуждалась в нем? У меня появилась семья, любимая работа, которые отнимали практически все время. И мне было хорошо. Без него. Тогда какая же это любовь?
– Ада, с тобой все нормально?
– Да, просто устала, – соврала опять. Лучше я скажу, что это усталость, чем разочарование в собственных мыслях.
– А у меня для тебя есть сюрприз.
– Я не люблю сюрпризы, – вырвалось у меня, но Бен сделал вид, что ничего не услышал.
– Ты должна понимать, что я люблю тебя и не хочу потерять… – он запустил руку в карман пиджака, откуда достал коробочку, обитую бархатом. О, черт.
– Бен…
– Я хочу, чтобы ты всегда была рядом со мной, хочу прожить с тобой всю жизнь. Ада, ты будешь моей женой?
Слова куда-то проваливаются, голос пропадает, и я, зациклив внимание на какой-то неопределенной в пространстве точке, закусываю губу и еле заметно мотаю головой. Нет. Извини, Бен, я не могу.
– Прости.
Стыдно. Ужасно стыдно. Но что я могла сделать? Согласиться, а потом визжать от радости предстоящей свадьбы? Ну могла, конечно, но нет. Я никогда не выйду замуж. Я просто не предназначена для семьи, мой характер ни один нормальный мужик не вынесет. А Бен… Как-то я поспешила.
А дальше все было как в тумане. Я выбежала из ресторана, почему-то пешком пошла до дома, хотя это через весь город переть, каким-то непонятным путем забрела на пляж, успела сломать каблук, нагребла песка в туфли… Веселый вечерок выдался, не правда ли? Черт, что же делать теперь? Телефон в сумке вибрирует, но я не хочу отвечать. Все равно, кто там. Я хочу побыть одна. Просто потому что я всегда одна.
На глазах наворачиваются слезы, ну класс. Не хватало мне еще заплакать. Ариадна, что ты как тряпка? Ну подумаешь, отказала, с кем не бывает? Пора бы понять уже, что не можешь ты быть нормальной девушкой.
Ноги как-то сами понесли меня на ранчо. Вернее, уже не ноги, а такси, потому что со сломанным каблуком как-то не очень-то удобно ковылять до окраины города на своих двоих. Почему не домой? Не знаю. Дома как-то не уединишься.
Ворота были открыты. Значит, Нэйт еще здесь.
– Разве ты не должна быть на свидании? – удивленно спросил он, увидев мою прихрамывающую особу. Нет, ну если я здесь, следовательно, на свидании меня нет, логично? Неужели так сложно догадаться, обязательно нужно переспрашивать?
– Заткнись, Нэйтан, прошу, – я зашла в подсобку, где лежала моя рабочая одежда. Наконец-то сниму эти дурацкие туфли и платье.
– Неужели все прошло так плохо?
– Все прошло прекрасно. Он сделал мне предложение.
– Ого, а он шустрый. А ты что ответила? – я вышла из подсобки и сразу захотела дать этому парню по голове. Чем-нибудь тяжелым. Чтобы не задавал лишних вопросов, разве не видит, что я не в духе?
– Я отказалась.
– Ну ты даешь, Ариадна, – он закрыл все стойла и собрался уходить. Вот и отлично. Пусть катится, – Может, зря ты так? Вдруг он пойдет сейчас и вены себе перережет, а ты потом всю жизнь будешь чувствовать себя виноватой.
– Не перережет. Переживет. Мужик он или кто?
– Ну это твоя жизнь, поступай как знаешь. Просто ты уверена, что сделала правильный выбор?
– Не знаю. Что сделано – то сделано. Все равно уже ничего не исправишь.
– Ты еще можешь все исправить…
– Нет, – перебила я его. Не знаю, может, я просто не хотела? Мне последнее время казалось, что я влюбилась не в Бена вовсе, а просто в отношение к себе. Все эти цветочки, комплименты, объятия, поцелуи – все казалось таким привлекательным, заманчивым, что у меня снесло крышу, меня, наверное, просто устраивало такое положение, а как дело дошло до свадьбы… Ну уж нет, на такое я не подписывалась. Слишком уж это все серьезно. Хотя конечно, не спорю, классно иметь семью, свой дом, но не для меня это. Мне кажется, я не смогу быть хорошей женой и, тем более, матерью. И вообще, я теперь уже не знаю, что дальше будет с моей рухнувшей, как карточный домик, личной жизнью.
Нэйт улыбнулся. Было все-таки в нем что-то такое, что мешало мне думать о нем, как о полном мерзавце. Первое впечатление было слишком обманчиво.
– Я, пожалуй, пойду. Ты это, в депрессию не впадай, ладно?
– Хорошо.
– Тогда до завтра.
– До завтра.
Но завтра мы не встретились.
Просидев в одиночестве около часа и еще больше запутавшись в мыслях, я решила все-таки идти домой. Может, хоть мама поможет советом. Не верится, что это снова говорю я, мда. Я достала из клатча телефон и положила его в карман рабочих джинсов. Ну лень мне целую сумку домой тащить, все равно я теперь почти живу здесь, домой только ночевать хожу. Закрыв ворота ранчо, я неспешно поплелась домой. Вот в такие вечера даже не жалко, что у меня сломался мотоцикл: небо было ясным, звезды высыпали на нем, словно веснушки, чистый воздух проникал в легкие и слегка сдавливал их с непривычки. В темноте я еле разбирала дорогу, но когда каждый день ходишь туда-сюда по одному и тому же пути, спустя некоторое время ты и с завязанными глазами доберешься до нужного места. На душе было как-то паршиво и пусто. Я отказала Бену и тем самым подписала смертный приговор нашим отношениям. Наверное, я одиночка по жизни. Никто не задерживается в моей жизни надолго, все куда-то пропадают благодаря мне же самой. Весело мне живется. Постоянно обновляется круг знакомых, как кровь в организме. Но ведь сердцу нужно всю эту кровь перекачивать. А оно не железное. Даже у меня.
Что-то внезапно потревожило покой многовековых сосен, отчего ветки зашевелились. Ветер? Да ну нет, штиль полный. Я огляделась, но никого не увидела. Хм, странно все это. Может, белки? Последние несколько месяцев их тут целая тьма развелась.
Еще шорох. Вот мохнатые проказницы.
Снова шорох. Уже громче.
Это как-то уже не смешно.
Удар.
Чувствую, как голова гудит, а перед глазами все мутнеет. Мухи какие-то полетели. Жужжат. Рука непроизвольно тянется к затылку, но не достигает своей цели.
Спустя мгновение я лежу на обочине дороги без сознания.
Воры поступили не очень-то обдуманно – все равно у девушки без сумки красть нечего…
Это ведь были воры, правда?..