10. Золото, серебро
«Магом нельзя стать. Способность управлять пронизывающими параллели энергетическими потоками является наследственной и проявляется в большей или меньшей степени в зависимости от физических и психологических особенностей конкретного человека.
Так называемые брызги Волшебной Реки, не до конца изученные специфические элементы генетического кода homo sapiens, делают магию доступной для своего обладателя, однако присутствуют не у всех. На настоящее время не известно ни об одной удачной попытке вживления брызг в организм. Искусственно преумножить их количество так же крайне сложно. [Примечание: Соответствующие ритуалы строжайше запрещены Ассамблеей магов и Вечным Форпостом.] <…>
С другой стороны, брызги могут быть утрачены – частично или полностью – в результате перенесённых организмом потрясений. Частичная утрата ведёт к общему ухудшению состояния здоровья мага (характерны озноб и бессонница), нормализующемуся после её восполнения. Полная утрата невосполнима и может привести к летальному исходу».
Теория магии: основы
С самого начала Мери Сью подозревала - тяжёлые роды стали причиной утраты брызг. Но до последнего тянула с визитом к Наставнице, боясь услышать, что потеряла их все: очень немногое отделяет от этого магов хрупкого первого уровня.
- Подними перо в воздух, - вновь попросила Жизель Светлая той ночью, когда Мери наконец пришла во Дворец.
Мгновение воробьиное пёрышко неподвижно лежало на ладони Мери и вдруг взлетело, устремилось вверх по спирали, подгоняемое вздохом облегчения и смехом – Волшебная Река забрала только часть своей магии.
Домой Мери Сью вернулась, взбудораженная хорошими новостями. Страх исчез, его смахнуло с кожи воробьиным пером, и утром она с горящими глазами рассказала обо всём произошедшем Денису.
- В следующий раз, - медленно проговорил он, возвращая на полку истрёпанную «Теорию магии», которую Мери Сью для наглядности сунула ему в руки, - прошу тебя, начни с того, что твоей жизни ничего не угрожает, вместо - проклятье! – озвучивания статистики смертельных случаев! Ты ведь будешь в порядке?
- Буду, - ответила Мери, обнимая его, - как только ты достанешь из погреба лампу джинна.
*
«Джинны – древние существа, о которых современной м-науке известно далеко не всё. Большинство исследователей относят их к демонам. Привязанные к артефактам призыва, таким, как лампы или кольца, они лишены свободы воли, но способны исполнять желания, что характерно для демонов-контрактников. Однако если в случае с последними призыв осуществляется с помощью ритуала, то джинн материализуется в мире после особенного прикосновения к артефакту и в отличие от обычного демона не может отвергнуть контракт.
Распространённое утверждение, якобы джинны «живут» внутри своих артефактов, тем не менее, ошибочно: кольца, кувшины и лампы являются порталами, через которые джинны проникают в миры хозяев, и якорями, удерживающими их после материализации. Обитают же они в Безвременье, покидая его исключительно на время призыва.
Выгода от контракта с джинном зачастую сомнительна, поэтому обычно их используют при минимальном риске искажения желания: для установления надёжной связи с Безвременьем и для восстановления магического баланса у утративших некий процент брызг практиков».
Пелагея Адора Рэд. «Бестиарий» (под редакцией Рэда Мариана)
Когда солнце скрылось за лесом, расплескав по небу пурпур, Мери Сью потёрла волшебную лампу. Из продолговатого носика, в который наливали масло до того, как лампу превратили в портал и оковы, повалил густой дым. Он заклубился под потолком, постепенно обретая очертания человеческой фигуры. С отвратительным скрипом длинные изогнутые ногти проскребли по потолочной штукатурке. Джинн опустил голову – глаза горели золотом и злобой, курчавая борода наполовину скрывала лицо. Кожа была лиловой, и столб дыма того же цвета заменял ноги.
- Слушаю и повинуюсь.
Связывающие его чары пахли пряностями. Мери была в восторге.
*
Мери Сью продумала каждое слово своего желания - златоглазому хитрецу не за что оказалось уцепиться и пришлось просто исполнить его, чтобы побыстрей вернуться к черным пескам Безвременья. Джинн исчез в портале, словно утянув беду за собой, и к тому моменту, когда перестала дребезжать опрокинувшаяся волшебная лампа, Мери чувствовала – всё в порядке.
Лето пролетело, словно хором пропетая песня: оно закончилось, едва начавшись, сбило дыхание Мери и Денису и затихло, сменилось ненастной осенью – уже в конце сентября Грифтаун распушился первым снегом. Иногда Мери Сью с тревогой смотрела в холодное небо, и принятое летом решение казалось ей безрассудством, навеянным коротким вздохом жары. Она носила просторный, скрывающий фигуру красный плащ, сапоги на резиновой подошве, второго ребёнка под сердцем. Настоящее «долго и счастливо» было… тяжёлым.
Тяжёлым, как ребёнок на руках. Как увеличивающийся живот – для позвоночника. Сентябрьский снег скоро сошёл, но погода долго оставалась капризной. Мери старалась не капризничать лишний раз.
*
С осени Денис преподавал психологию в скромном колледже, находившемся в часе езды от Грифтауна. Со временем он надеялся найти работу в городе: нынешнее место было не настолько хорошо оплачиваемым, чтоб каждый день гонять Бонни Блю по просёлочной дороге (да и м-топливо не очень-то дёшево). Пока, однако, выбирать не приходилось.
Мери работала из дому по мере сил, но в основном деньги в семью приносил Денис. Пополнение они ожидали через полгода, в феврале, - к этому времени нужно было закончить ремонт в детской, разместившейся в пристроенной летом комнатке. Купить мебель и другие вещи для малышей. Плюс налоги, плюс повседневные расходы… В общем, чтением лекций и подработками в кружках психологической поддержки Денис не ограничивался. Он участвовал в конкурсах.
Неизбалованные вниманием популярных музыкантов и театральных трупп, жители Грифтауна со всей серьёзностью подходили к вопросу культурного досуга. Каждые выходные на первом этаже ратуши (за неимением иных просторных помещений) город развлекал себя сам. Устраивали танцы или ставили пьесы, но любимым оставалось старое доброе «переплюнь ближнего своего». Армреслинг, шахматные турниры, вылавливание яблок из воды со связанными руками, конкурсы чтецов, танцоров и поваров – Денис старался принимать участие в любых состязаниях, потому что победителей практично награждали некоторой суммой, отлично поддающейся делению на два взрослых рта и один детский.
Если ему не везло, по крайней мере, можно было забрать домой оставшиеся угощения, но обычно Денису сопутствовала удача. И то, что мэр Пратт, бессменный судья, был давним поклонником некой громкоголосой дамы с инициалами М. Ш., тут абсолютно ни при чём.
*
Марта не планировала навсегда осесть в Грифтауне, но совершить следующее путешествие собиралась только через несколько лет, а до тех пор хотела провести побольше времени с семьёй брата. Мери она находила замечательной женщиной, а к маленькому Саймону сразу прикипела душой и была рада, что Денис обрёл их, снова начав жить после гибели отца. Глупый гордый младший брат отказывался от денег, которыми Марта вполне могла поделиться, хотя имела не так уж много, но поддержка, к счастью, не сводится к одним деньгам.
Марта помогала клеить обои в детской, ходила с Мери Сью за покупками, сидела с племянником, когда молодым родителям требовался отдых.
Порой ей хотелось хорошенько наорать на этих двоих: ни опыта, ни нормальной работы, ни, очевидно, мозгов, зато вот-вот родится второй сын (непонятная волшба, с помощью которой Мери узнавала такие вещи, Марту тоже не успокаивала). Но потом она возвращалась в дом, где они с Денисом выросли, кормила старого попугая Керо – и только тиканье часов нарушало тишину. Считая минуты, Марта думала, что в молодости ей самой следовало побыть неопытной и безмозглой.
*
Мери Сью проснулась рано утром, но вставать было лень, и она снова задремала. По окну стучала капель, в унисон звучали птичьи переливы – обманчивая февральская оттепель перехитрила всех, кто заждался весны. Рядом с кроватью пыхтел Саймон: Денис учил сына ходить, держа за руки и время от времени одобрительно мыча. Всё-таки приоткрыв глаза, Мери выглянула из-под одеяла и нахмурилась: сын вышагивал в тёплых ползунках, зато муж – босиком, несмотря на сквозняки только и свистящие по полу.
Она повернулась на левый бок, собираясь незаметно достать из-под кровати тапочки и запустить ими кое в кого, но вместо этого резко вздохнула:
- Кажется, у меня начались схватки.
Вторые роды прошли без осложнений, гораздо легче первых. Суини родился здоровым, с едва заметным золотисто-коричневым пушком на голове и необыкновенно ясными для новорождённого серыми глазами, словно втягивающими свет волшебного светильника. Суини жмурился и тянул крохотные ладони к заплетённым в косу волосам матери.
Мери ощущала усталость, самую обыкновенную усталость, и была счастлива.
*
Саймон обожал купаться. Днём, на прогулке, он не упускал возможности вымазаться в грязи и любил смотреть, как каша стекает по стене, детскому стульчику и его собственным пальцам. Но без вечерней ванны он плохо спал и будил братика, просыпаясь среди ночи. Поэтому около семи часов мама обязательно относила его в ванную поплескаться в тёплой воде и поиграть с плавучим динозавром, подменяющим утёнка. Глаза Саймона остались голубыми – они делались совсем круглыми (Мери не могла сдержать смех), когда он видел мыльные пузыри; а волосы, иссиня-чёрные, всегда пахли травами: Мери Сью добавляла в воду особый отвар.
После Саймон почти сразу засыпал, иногда прямо в полотенце, не дождавшись пока Мери или Денис его вытрут. В детской горел ночник, старый сундук сокровищ. Мери, уже в пижаме, ступала по мягкому ковровому покрытию, по памяти избегая скрипучих половиц, и укладывала сына в кроватку – он поднимал голову в полусне, сжимал в руках одеяло, чтобы позже всё равно сбросить его. Мама проверяла задвижку на окне, убирала игрушки и неслышно уходила, уже у порога шепча: «Сладких снов».
А утром дверь комнаты распахивал Денис и подходил к кроваткам, скрипя половицами и ругаясь сквозь зубы, если под ноги вдруг попадалась какая-нибудь забывая на полу игрушка. Когда Суини исполнился год, а Саймону – два, Денису наконец предложили подходящую работу в грифтаунской школе. Бодрые телефонные перепалки отца-директора с учителями стали для мальчиков обычными утренними звуками.
Мери снова взялась мастерить механические игрушки, себе собрав рабочий станок из купленного на распродаже кухонного шкафчика и пары ящиков с инструментами. Шестерёнки вертелись, провода сплетались красивей её собственной косы, краска ровно ложилась на металл и пластик. Для мальчишек шагающие роботы пока не годились, но Мери Сью в тайне признавала, что делает их, скорее, для себя: немного подросшие сыновья уже не требовали ежеминутного внимания, и она просто была рада вернуться к заброшенному из-за недостатка времени хобби.
Готовых роботов и их детали приходилось прятать от Суини – смышлёныш всюду совал курносый носишко, всё подряд тянул в рот. Если бы не Саймон, поднимавший крик каждый раз, как младший брат намеревался попробовать на вкус камень или не успевшего улизнуть жука, в жизни Мери Сью, присматривавшей за детьми чаще всего, было бы куда меньше спокойных минут. Ходить Суини ещё не научился – Мери и Денис с долей родительского ужаса ждали, когда же это произойдёт.
Часто Мери садилась на пол в детской и просто смотрела, как мальчики играют. Суини тогда оставлял попытки отъесть у брата кусочек разноцветного конструктора и полз играть с мамиными волосами – коса становилась всё длиннее, а дёргать за неё младшему почему-то было особенно интересно. Саймон, обиженно сопя, продолжал запихивать кубики и шарики в треугольное отверстие.
Он тоже скоро бросал своё занятие и ковылял через комнату, приближаясь как раз, когда заскучавший братишка поднимался, держась за прутья кроватки. Саймон обнимал Суини за шею, и они смеялись.
Техническое Джинну загадали молодость, чтобы Мери и Денис были одного возраста.