Я же не любил её.
Эта мысль терзала меня практически ежечасно. Если я её не люблю, почему мне настолько плохо от того, что она ушла? Привык? Сроднился? Всё-таки столько времени вместе, совместное проживание, совместные планы, всё бывшее общим, а теперь оказавшееся разорванным, причём так резко. Наверное, такое не проходит просто. Не могу сказать, что находился в чёрном унынии, страдал, стенал и лез на стенку от боли, скорее пребывал в растерянном и подавленном состоянии. Ничего не хотелось, ни о чём другом не думалось и постоянно вспоминалось. Не могу поверить, что её ярко-рыжая голова никогда больше не примостится на моей груди перед сном, и в бок меня уже утром никто не пихнёт, и не будет весело заливисто смеяться, вытирая выступившие слёзы на зелёных пронзительных глазах...
После безрадостных выходных наступили ещё более неоптимистичные будни. Работали мы по-прежнему в одном заведении и протерзавшись два дня мне даже в голову не могли прийти масштабы проблемы. Коллеги. К счастью, принадлежность к мужскому полу несколько оберегла меня от участия в сплетнях, но от преувеличенного внимания, естественно, не спасла.
Кэйли делала вид, что всё в порядке, кивнула мне утром, улыбнулась и отправилась на рабочее место, как ни в чём не бывало, будто мой раздрай ни капли её не касался. Впрочем, так оно и было.
Я безуспешно обзывал себя истеричкой, заставлял сосредоточиться на работе, но видать на мою магоспособность влияет не только внутреннее состояние, но ещё и общий фон. Результатом оказалось то, что я снова не мог ни в кого упасть. Меня вызвал на разговор директор и в виде особого исключения дал отпуск за свой счёт, но не более, чем на две недели, чтобы пришёл в себя. Я несказанно удивился такому лояльному отношению, учитывая, что мой стаж тут не превышает нескольких месяцев, но наверное, слишком уж высока отдача от моих талантов, когда я их могу контролировать, конечно.
Хотелось пойти к Мелодии, благо есть повод — сообщить, чем дело кончилось, но не решился. Да и представать перед ней несчастным нытиком, которого бросила девушка не хотелось.
Вечером Кэйли решила меня добить, несмотря на сказанные ею слова о том, что мы «цивилизованные люди». Она пришла вместе с Муллитом к деду в гости и в процессе семейных посиделок спустилась ко мне со своим новым парнем, дабы он помог ей унести чемодан, собранный накануне ночью, когда она от меня уходила. Ну и естественно, в процессе выяснилось, что вещи собраны не все и пока она бегала по комнате, открывая и закрывая полки шкафа, я лежал на кровати, усиленно делая вид, что читаю книгу, а смущённый Муллит подпирал стенку, пытался занимать как можно меньше места и вообще не отсвечивать.
В общем, если Кэй думала, что мы сейчас устроим выяснение отношений по-мужски и примемся драться за даму, она точно ошиблась.
Мне было больно видеть её, осознавать, что как раньше никогда не будет. Но когда Кэйли вдруг стала отпускать какие-то комментарии по поводу своей замечательной будущей жизни, у меня вдруг открылись глаза. От этой нарочитой, никому не нужной демонстрации вдруг стало смешно.
Сия сцена неожиданным образом помогла, я будто увидел всю никчёмность её мельтешений, какие-то интриги, попытки добиться от меня чувств, попытки ударить побольнее, вот к чему всё это, скажите? Поэтому я принялся помогать. Откинул полог одеяла, выудил оттуда розовые трусики, демонстративно отнёс к раскрытому чемодану, потом сходил в ванную, притащил оттуда груду разноцветных баночек. Словом, включился в игру, даже поинтересовавшись у неё, как будем делить совместно купленный набор полотенец, а потом великодушно уступивший его даме.
Потом мы вместе с Муллитом, которому я доброжелательно подмигнул, пытались закрыть чемодан, а растерянная Кэй, стояла поодаль, кусая губы, чтобы не заплакать. Всё пошло не по её сценарию и не так, как она рассчитывала. Раньше, я бы непременно её пожалел, обнял и постарался согреть, но теперь это не моя забота. Она сделала свой выбор.
Закрыв за ними дверь, я только сделал два шага по направлению к окну, как раздался стук.
- Забыли чего-нибудь?
- Ээээ, - дёрнув дверную ручку, я вдруг увидел в проёме не новоявленную парочку, а Дижона, - Трих, ты это... пошли ко мне, а?
- Зачем? - насторожился я.
- Ну... в гости. Мне без Эсти грустно сидеть одному, а там матч по низгиру, даже покричать не с кем.
- А где Эстилана? - встревожено спросил я, припомнил, что на выходных вроде бы её не видел, неужели они тоже расстались?
- Да в больничке лежит, ногу сломала. Ну так что, идёшь?
Кивнул и с готовностью пошёл за соседом. Не знаю, что за зверь этот низгир, разновидность бейсбола, футбола или какая другая спортивная игра, но слова «матч» и «покричать» грели мне душу.
- У меня пиво есть, - гордо возвестил Дижон.
Сидим с Дижоном у него в комнате, смотрим телевизор. Пиво, чипсы, орешки и футбол, (то есть, низгир), что ещё нужно для того чтобы сделать вечер двух одиноких мужчин счастливым. Хотя один из нас одинок временно. Я вот так и не удосужился купить себе ящик или точнее, панель. Тайм закончился, дружбан отправился посетить санузел, я же лениво наблюдаю за ползущей по экрану рекламой, которая внезапно прерывается экстренным выпуском новостей.
И так непросто был осуществлён этот переход от ленивого расслабленного ничегонеделания, к тому, что произошло потом. Я смотрю на полутёмные пляшущие кадры, слышу приглушённые крики, пока ещё не включаясь и не осознавая, пока ещё до моего мозга не доходит, что местность, искажённая светом, толпой обстановкой мне знакома.
Следующий момент я буду помнить всю жизнь.
Просто время ужасно замедлилось, еле-еле ползут милисекунды, отсчитывая новую эру. Пока неопределённую, пока непонятно, чем всё это обернётся, пока неизвестно и только это мысль, эта надежда ещё держит меня в сознании.
А пока, между двумя ударами сердца проходит вечность.
Тело выбрасывает из уютной полости дивана.
Разжимаются пальцы, и бокал с остатками пива падает на ковёр.
На сетчатке глаз намертво отпечатаны ошмётки пару часов назад взорванного дома.
Барабанные перепонки прилежно отщёлкивают взволнованный голос журналиста, называющий адрес.
Адрес, который я знаю.
Адрес, который я знаю очень хорошо.
Адрес, по которому находился дом, где жила...
Бегу.
Бегу, бегу, бегу просто бегу, не давая себе ни секунды, чтобы подумать о причине.
Что я там хочу увидеть?
Зачем мне туда нужно?
Что я там могу сделать?
Не думаю.
Просто бегу.
Крики.
Крики, вопли, слёзы, вой, суета, истерики.
То и дело ухо выхватывает слова «синдром камикадзе». Так вот как это выглядит на практике.
Все мечутся, и я мечусь тоже, полиция пытается как-то удержать обезумевшую толпу, но это невозможно. Отовсюду меня выталкивают, теснят, но я упрямо пробираюсь в самую гущу и застываю перед оградительной лентой.
Мелодия...
Я так и не сказал тебе, что ты для меня значишь.
В этом мире нет богов, а я уже давно разучился молиться. Если есть кто-нибудь, если есть какие-нибудь силы, даже если вас нет, пожалуйста, пожалуйста, сделайте так, чтобы она не была внутри, чтобы она гуляла в парке, поехала к подруге, даже заболела и лежала в больнице, пожалуйста! Я никогда ничего не просил и никогда ничего не попрошу, пожалуйста!! Она, она не должна быть там, она не может быть раздавлена бетонными плитами и лежать там, нет, так не может произойти!
Неееет!!!
Вдруг взгляд выхватывает смутно мелькнувшую прядь, резко рвусь туда, кто-то толкает меня в сторону, падаю на кого-то, получаю болезненный удар. Не обидно, это не от злобы, это от страха. Но сейчас у меня нет времени на это, рвусь в сторону, где мне показалось...
Показалось. Это не она.
Знакомая куртка. Похожая фигура, волосы убраны под косынку! Вспоминаю, что Ойди беременна, нет, это не она.
Не она.
Не она...
Нет, не она.
Продолжаю метаться, заглядывая в женские лица перекошенные ужасом, истерикой, отчаянием. Начинаю вглядываться и в мужские, но потом понимаю, что не знаю, как выглядит её муж и оставляю это дело.
Не она.
Всё ещё не она.
Я понимаю бесполезность затеи, но просто не могу остановиться, ведь это означает, что я смирился, поверил в то, что она там.
Мелодия-Ойди, самая лучшая в этом дурацком мире, самая нежная, самая неповторимая, только не говори, что тебя больше нет, я не верю, я никогда не поверю в то, то твои глаза мертвы, я хочу видеть тебя живой, слышишь? Услышь меня, отзовись в этом многоголосом рёве, живи, только живи, умоляю.
Понимаю, что совсем перестал различать лица, они сливаются в одну бесконечную густую кружащуюся мешанину, ещё и преломлённую сквозь призму слёз.
Толпа выплёвывает меня, и я лечу лицом на асфальт тут же пинаемый чьими-то ногами. Кровь смешивается с грязью, но я не обращаю на это внимания, всё равно душа болит сильнее.
Тоска.
Чёрная, жгучая, отчаянная тоска захлёстывает меня безнадёжностью. Не надо, не сейчас! Я успокоюсь, я прекращу рыдать, сжавшись в комочек на изгаженной коже города, я возьму себя в руки, я же мужчина.
Странно, что меня не затоптали насмерть.
Словно зомби бреду вдаль. В голове нет ни одной даже несвязной мысли, только уставшее измочаленное тело командует удалиться от этого хаоса.
Добрёв до стены первого попавшегося дома, сажусь возле неё, обхватив руками колени. Всё равно буду верить, что ты жива, Ойди. Да я знаю, что сейчас глухая ночь и что когда всё произошло ты, скорее всего, была дома. Я останусь тут и буду тебя искать, вот отдохну немного, закрыв глаза, и продолжу с новыми силами.
Спустя какое-то время поднимаюсь и, хромая, бреду по направлению к людскому месиву уже понемногу распределённому полицией. Замечаю кучу скорых, наверное, нужно искать и там.
Почему-то захотелось обернуться, подчиняюсь этому желанию, обшаривая взглядом стену дома к которому был прислонён ещё минуту назад. Интересно, что чувствуют люди в этих квартирах? Радуются, что такое случилось не с ними? Страдают за соседей? Равнодушно задёргивают шторы? Или тоже находятся там, ищут? Вон с другой стороны здание, в котором расположено моё место работы.
Взгляд чиркает в области дома, и возле дерева в темноте вижу фигуру с выпирающим животом.
Несусь туда, лечу. Тело даже забыло стенать о повреждениях, я... пожалуйста, пусть это будет она, ведь если нет, я не переживу, это слишком жестоко, я не радуюсь, я не надеюсь, я только слегка... ну пожалуйста!
Это она.
Стоит прижатой к дереву, с бледным мертвенным каменным лицом.
- Ойди, - боже, мой голос невероятно хриплый, наверное, я сорвал его когда без устали, но тщетно выкрикивал её имя.
Не реагирует, в глазах до сих пор полыхают сполохи пламени, сожравшего её дом.
Беру за руку, снова ноль реакции.
- Ойди!
Ладонь холодная, конечности висят плетьми. Я когда-то носил женщину на руках, правда даже не помню какую и зачем. Как же её взять, подхватить?
Радость от того, что жива, придаёт мне сил и, повалив её на себя, мне всё же удаётся поднять и даже сделать много-много шагов. Точнее, мне так кажется, что много. Всё-таки я здорово переоценил возможности своего избитого тела.
- Поставь меня, - она внезапно оживает, - поставь, поставь, оставь!! Я никуда не хочу, я должна быть здесь!!
Опускаю её на землю, она делает шаг по направлению к бывшему дому, останавливается и вдруг принимается говорить, абсолютно не глядя на меня, наверное, она и не ко мне обращается, просто ей обязательно нужно выговориться. Не молчи, моя умница, говори, тебе станет легче.
- Мы поругались. Мы давно так не ругались, даже не знаю зачем, просто я захотела яблочного сока, а он почему-то взвился, кричал, что ему всё это надоело, он и так устал после работы, в доме полно другого сока, что я заколебала его своими желаниями. Я выскочила, хлопнула дверью, убежала в магазин. Одна. Ночью. Так горько было. Я плакала, ругала его. Дура!!! - она срывается на крик, - Дура, непроходимая дура!! Почему я не вытолкала его взашей, почему не тащила его с собой, почему я не звонила, не требовала забрать меня, почему? Почему? Почему-у-у??!!! Я же долбаный чёртов маг, я должна была почувствовать опасность, почему же этого не случилось, почему я ничего, ничего не поняла?! Я шла из магазина, уже успокоилась, он позвонил, извинялся. Я остановилась с телефоном в руке, я не дошла совсем немного и остановилась. И всё видела, всё.
Обнимаю сзади её дрожащее тело, она захлёбывается словами, рыданиями, болью. Мел... Я чувствую её черноту, моё сердце рвётся вместе с её, я не знаю, как помочь, просто не знаю, тут не хватит никаких слов мира, чтобы утешить любящую, которая навсегда осталась одна.
Медленно, но непреклонно увожу оттуда. Не нужно ей здесь оставаться, совсем не нужно.
Дома мечусь вокруг апатичной неё, пытаюсь напоить водой, порываюсь бежать на кухню ставить чай, предлагаю ванную комнату, но ей до всего этого нет дела, она безучастно сидит на в кресле уставившись в одну точку невидящим взглядом.
.
Сажусь возле неё на корточки.
- Мелодия...
Скривившись, лезет на кровать и накрывается одеялом с головой.
Хорошо. Пусть так. Попробуй поспать.
Несколько секунд раздумываю, не пойти ли в душ, потом собираюсь постелить себе рядом на полу, но в итоге просто опускаюсь и там, где стоял, подтягиваю ноги к подбородку и покидаю этот мир.
Не просыпаюсь, просто возвращаюсь в сознание от непонятного протяжного звука, моментально наполняющего душу неимоверной тоской. Глаза тут же выхватывают из сумрака его источник, и от этого становится страшно.
Забившись в угол кровати, истошно воет Ойди. Перемежая всхлипами, хрипя болезненным горлом, обняв себя двумя руками, она продолжает рвать свою изломанную душу.
Ползу к ней по полу, пытаюсь взять ладонь. Она резко вскидывает голову.
- Ты зачем увёл меня оттуда? Зачем? - выкинув руку, отбрасывает меня, - А вдруг он там? Вдруг он выбрался? Ты специально, да? Специально забрал меня? Я же вижу, всегда видела, как ты на меня смотришь. Похотливая тварь, вот кто ты, ненавижу тебя, убирайся, убирайся вон, я только его люблю, только его люблю-у-у-у-у.
Снова падает на кровать, закрывает покрывалом лицо. Сажусь рядом.
- Ойди, я правда не знаю, как тебе помочь.
Откидывает полог одеяла, кладёт голову мне на колени и просто беззвучно плачет. А я осторожно глажу её волосы.
Светает. Она, глянув в окно, глухо произносит:
- В первый раз вижу такой издевательский рассвет. Солнце поднимается, будто ничего не случилось, будто хоть что-нибудь может быть хорошо.