Авторское Всем привет! Я надеюсь, что, несмотря на прошедшее время с окончания династии, мы еще не совсем забыты и покрыты пылью, и вы вспомните, а кто мы вообще такие
Я обещала, что когда-нибудь возможно бонусы еще будут появляться – сегодня как раз тот самый день. Он должен был выйти немного раньше, второго января, и мы бы все вместе отпраздновали два года династии и два года моего пребывания на форуме, но не сложилось, поэтому целью сегодняшнего бонуса будет просто порадовать вас тем, что происходит у моих подопечных во время нашего отсутствия. А также схватить еще не до конца улетевший шлейф новогоднего настроения и отвлечься от суровых рабочих будней.
О персонажах – я специально минимально меняла их внешний вид, чтобы вы их хотя бы узнали))
В целом бонус очень своеобразный, и, надеюсь, вы простите мне это – сложно было не только писать от третьего лица, но и возвращаться туда, где ты стала совсем редкой гостьей…
Он чувствовал себя ужасно глупо. В окружении наряженной красивой елки, гирлянд, развешанных по дому, снежинок, прикрепленных на старый, но еще клейкий скотч к стенам и в непонятном ощущении предвкушения праздника. Это стало своеобразной традицией – пусть они встречают вместе Новый год на протяжении последних шести - семи? – лет, но он исправно в предвкушении гостей пребывает в состоянии напряжения и ожидания.
- Эх, а вот девчонки вырастут, женихов найдут, и не будет уже так весело… - внезапно грустно проговорил пожилой мужчина, поправляя идеально накрахмаленный воротничок. Из зеркала на него смотрел почтенный старичок с лихорадочным блеском в глазах. Он заметил про себя, что прощаться со старым годом и вступать в новый с температурой – не лучшая его идея, но отказать себе в удовольствии справить этот волшебный праздник, некогда воссоединивший их семью, не смог. Это было что-то волшебное, святое, неприкосновенное и уникальное.
- Старый дурак, поверивший в чудеса на старости лет, - добродушно сказал он сам себе и улыбнулся. В этот день в чудо можно и поверить, пускай вся твоя жизнь и доказывает тебе обратное.
Трель соловья разорвала тишину дома, напоминая, что гости еще не пришли, а он уже позволил себе расслабиться. Мужчина, игнорируя возраст и легкую хромоту, рванул к двери – он их слишком долго ждал, чтобы позволить потерять хотя бы секунду общения, замешкавшись.
- Марго, прекрати! – услышал пожилой мужчина вместо приветствия. – Господи, что за дети! А, пап, привет, девочки снова поссорились, - Мишель потер переносицу и неловко улыбнулся. – С Новым годом.
Крепкие объятья, которых старичок ждал больше всего на свете.
- Ничего, заходите, холодно же, да и чего толпиться на пороге, - он с трудом оторвался от сына и широко улыбнулся невестке и внучкам.
- Мистер Рейтерн, как вы себя чувствуете? – Лирика, как всегда скромная и заботливая, обняла его легко и невесомо.
- Все хорошо. И, Лира, просил же. Просто Хейн, - он улыбнулся.
Жена сына – это та ошибка, которую он не мог себе простить. Много позже свадьбы, когда они с Мишелем поговорили и начали вдвоем, схватившись за кувалды, разрушать толстую кирпичную стену между ними, Хейн узнал о всех проблемах, что пришлось преодолеть сыну сквозь тернии к звездам. То, что он сразу не настучал сыночку по голове, когда тот вздумал упустить Лирику, долго преследовало его как невыполненный долг. У них не было разговоров «о бабах», о которых Хейн мечтал в далекой и очень глупой молодости, не было поучительных наставлений в отношениях, совместных рыбалок или каких-то других занятий, что помогли бы им найти общий язык и избежать десятка лет взаимного игнорирования. Можно сколько угодно говорить, кто виноват и что делать – Хейн считал виноватым полностью себя, и сейчас, принимая в своем небольшом частном домике на окраине, что купил после разрыва с Софией, всю эту шумную, живую и молодую компанию, получал желаемое искупление. Хотя бы они его простили, а с собой уж он договорится. Как-нибудь.
- Пап! – озабоченный голос Мишеля вывел Хейна из размышлений. – Мы же договорились, что мы придем и нарядим дом, а чего ты прыгал один и развешивал эти гирлянды под потолком, а если бы чего случилось?
Хейн ничего не ответил и лишь пожал плечами, украдкой перемигнувшись с Терезой и Маргаритой. Девочки сами вызвались приехать пораньше и нарядить его избушку.
- Праздничное настроение должно создаваться заранее! – убедительно проговорила в трубку Марго; невдалеке кивала Тереза.
- Да мне без вас праздник не праздник, вы же знаете, - улыбнулся Хейн, стесняясь признать, насколько он рад такому вниманию. – Вот приедете с родителями уже тридцать первого – и нарядим все вместе.
- И ты будешь в предпраздничную неделю жить в скучном, привычном и неновогоднем доме? – укоризненным голосом сказала младшенькая внучка. – Деду-у-уль, - протянула на фоне Тереза. – Соглашайся. Будет весело и сегодня, и уже в Новый год мы не будем беспокоиться. Покушать сможем подольше, пообщаться.
- Тебе бы только пожрать, - Хейн отчетливо представил, как младшенькая театрально закатывает глаза, а старшенькая задыхается от возмущения, но не может ничего ответить. – Но я должна согласиться с хомяком – мы два последних года с трудом успевали к новогодней ночи, довешивая последние шарики на елку одной рукой, а другой держали бокал с шампанским. Лучше озаботиться заранее.
Хейн хотел еще что-то сказать, чтобы не заставлять внучек тратить свое время и приезжать, но девочкам уже было не до него – Тереза, обидевшись на хомяка, обозвала младшую карликом, за что и получила сильный тычок в бок.
- Короче, дедушка, мы приедем, - крикнула в трубку Марго, злобно приманивая пальчиком раззадоренную Терезу. – Не уверена, что у хомяка будут все конечности, но я очень постараюсь.
Хейн, хоть и прекрасно знал, что девочки дружны и души друг в друге не чают, всегда очень нервничал, как бы такие перепалки действительно не кончились больничной койкой, поэтому и позвонил Мишелю. В тот день девочки простояли в углу по пять минут и лишились десерта.
Сегодня они вели себя на удивление тихо, что не могло укрыться от Хейна.
- Мы не разговариваем, - нехотя объяснила Марго и снова вернулась к изучению чрезвычайно интересного фортепиано. Тереза вздохнула и приобняла маму.
- Девочки, ну что это такое? Сегодня Новый год, сегодня нельзя ссориться, иначе весь год будет в ссорах и обидах, - улыбнулась Лирика.
- Да мы и без того постоянно цапаемся, - заметила Маргарита, повернувшись к матери, и цокнула в сторону сестры.
- Марго, - сурово сказал Мишель, положив младшенькой широкую ладонь на плечо. – А ты попробуй грядущий год сделать без ссор с сестрой. Вам скоро уезжать в университет, получать высшее образование, а вы себя ведете, как в первом классе.
Ответом его краткой лекции стало молчание. Мишель вздохнул, почесал затылок и скомандовал:
- Сейчас готовить будем все вместе – не расстраивайте деда нашим сором из избы. А с вами двумя я поговорю позже – новый год отличный повод начать применять ремень для воспитания непослушных деточек.
Девочки хихикнули, но Лирика покачала головой и, наклонившись к родным макушкам, прошептала:
- Никогда его таким злым не видела.
Марго и Тереза переглянулись, с неуверенностью засеменив за дедушкой на кухню.
- Ты совсем неубедителен, - улыбнулась Лирика, стряхнув с рубашки мужа невидимые пылинки. – Любишь их слишком.
- Ага, вот и избаловал, - с сожалением вздохнул Мишель и приобнял жену за талию, прижав к себе. – Спасибо, дорогая.
- Лира, а как мистер и миссис Дэйвис? Не болеют? Где справляют? – поинтересовался Хейн, сев передохнуть на стул. Он вытер тыльной стороной ладони щеки, оставив на них белый след муки. Лирика улыбнулась, отвлеклась от пирога и салфеткой начала аккуратно вытирать лицо старика.
- Да все хорошо, мама прошла обследование, как и собиралась, болезнь отступила, полгода реабилитации – и будет бегать не хуже лани; у отца тоже все хорошо, нянчится с внуками. Их позвали наши дальние родственники, с которыми мы давно не виделись, вот они и уехали.
- Кстати, пап, - отошел от мяса Мишель и вытер руки о полотенце. – Нас Алик с Лорой приглашают завтра в гости.
- Конечно, идите, - улыбнулся Хейн.
- Да нет, они нас всех зовут, и тебя тоже. Родня, как-никак. На племяшей Лирики посмотришь – младшенькому всего два годика исполнилось неделю назад.
- Алик разошелся, как я посмотрю, четвертый ведь уже, - одобрительно улыбнулся Хейн. – А кое-кто не может мне внука родить.
- Пап, мы уже обсуждали это, - с ноткой усталости ответил Мишель, поглядывая на смущенную Лирику. – Какие из нас родители для новорожденного, ну сам подумай. У самих скоро внуки будут.
- Усыновите пацана лет пяти, проблем-то, - отмахнулся Хейн. – Младшенький бы и девчонок дисциплинировал, они бы перестали на вас ездить, понимая, что на них свет клином не сошелся.
Внезапно на кухне стало очень тихо, даже Марго и Тереза прислушались к резко прерванному разговору взрослых, отвлекшись от банки нутеллы.
- Нам отказали, - тихо ответила через некоторое время Лирика. Мишель вернулся к мясу, явно не настроенный на этот разговор, и с силой отсек от шматка кусок поменьше.
- Почему? – удивился Хейн.
- В документах какой-то бардак, - неопределенно буркнул Мишель. – Не сейчас, пап.
Неудобное молчание нарушил кот, уронивший со стола солонку.
- Феля! – одновременно взвизгнули девчонки и понеслись к перепуганному коту. Смотаться несчастный не успел. – Вот где ты был, а мы тебя искали. Почему не здороваешься?
- За километр вас увидел и спрятался под диван, наверняка, - шутливо отозвался Мишель. – Ему же каждый раз от вас столько нежности и любви достается, что ни один кот не вынесет.
- Феля нас любит, - заявила осмелевшая Тереза, а Марго одобрительно заугукала. – Мы же ничего плохого не делаем, только гладим.
- Пускай поиграются, должен же быть и у Феликса праздник. Столько красивых девушек, и все твои, - улыбнулся Хейн, вернувшись к пирогу. – Кстати, вы сегодня без Варвара?
- Мы оставили этого засранца Дэйвисам, - ответил Мишель. – До них ближе, да и пусть тоже почувствует на себе четырех чересчур любящих собак деток… в смысле, атмосферу праздника.
- Надеюсь, он не испачкает их новый ковер, Лора его, конечно, на распродаже купила, но он все равно недешевый, - покачала головой Лирика. – Не знаю, что с ним такое, водили к ветеринару – сказал, что непонятно почему у хорошего пса вдруг такие проблемы.
- Стареет, может, - предположил Хейн.
- Да ему всего семь, - пожала плечами Лирика. – Вроде самый сок. Тереза, не дуй коту в ухо, ему не нравится, - внезапно отвлеклась она.
- Он мурлыкает как трактор, разве что слюни не пускает, - возразила Марго, и все вместе засмеялись.
- Что-то я спать хочу, - зевнула Тереза и устроилась поудобнее на диване, свернувшись калачиком.
- Проспишь весь Новый год, - буркнула Марго, сама с трудом справляясь с приступом зевоты и раздирая тяжелые веки.
До двенадцати оставалось полтора часа, когда все уже сели за стол и начали неспешно есть, обсуждая приготовленные блюда. На фоне играла музыка, кажется, Лирика включила телевизор с каким-то музыкальным каналом. В общей атмосфере усталости и неспешного течения последних минут уходящего года только Феликс поддерживал активность – он нашел непредусмотрительно плохо закрепленную гирлянду и начал играть с ее концом, совершенно не заботясь, что такими темпами вся конструкция елки может упасть.
- Идите поспите, мы вас разбудим, - улыбнулся Хейн, смотря на внучек.
- Папу берем с нами, он тоже уже спит на ходу, - быстро нашлась Марго и повисла на шее отца.
- Нет, я не сплю, вам показалось! – резко подскочил со стула Мишель и начал воровато оглядываться, чем развеселил всю компанию.
- И ты иди поспи, дорогой, - улыбнулась Лирика своей доброй, материнской улыбкой. Мишель подтолкнул девочек к выходу из комнаты, а сам скрестил руки и укоризненно посмотрел на жену.
- Я тоже взрослый, я тоже хочу сидеть с вами и разговаривать на взрослые темы! – пробурчал он, с трудом скрывая улыбку. Девочки захихикали, но все-таки пошли в спальню без сопровождения.
- Ох, мистер Рейтерн, не посекретничаем теперь, наш «взрослый» с нами остался, - хихикнула Лирика, нежно посмотрев на мужа. Звонкий смех Лиры поддержал грубоватый хрип Хейна, который означал, что тот смеется. На старости лет из-за пения и сигарет его голос стал совсем не к черту, из-за чего тот старался поддерживать ровные интонации и редко смеялся. Но сегодня ему было хорошо, да и рядом были люди, которых не смутят его хрип и последующие за ним кашли.
- Да уж, куда ж мы без секретов, - поддержал Хейн. Когда все отсмеялись, он добавил: - И я тебя просил – Хейн.
Лирика нежно улыбнулась, кивнула и наклонила голову, что означало, что она будет продолжать называть его «мистер Рейтерн» и никак иначе. Она считала себя недостойной называть отца Мишеля папой или хотя бы по имени. В то время как родителей Лирики сам Мишель стал называть родителями почти сразу после свадьбы, не испытывая этого барьера – возможно потому, что они были простыми людьми, которые всегда были ему с некоторой стороны мамой и папой, которых ему так не хватало. Лирика была рада узнать, что мистер Рейтерн и Мишель наконец-то, пусть и негласно, но помирились, однако даже между ними все еще было огромное количество несказанных фраз и непонятых эмоций.
- Садись, взрослый, будем вместе салатики обсуждать, - Хейн дружелюбно предложил Мишелю сесть рядом с собой на диван, где раньше сидели девочки. Заминка была секундной, и скорее всего ее заметила только Лирика.
Несмотря на обещанные секреты, все молчали, и только незамысловатые новогодние мелодии, транслируемые по ТВ в сороковой раз за сегодняшний день, разрывали угнетающую тишину. Девочки всегда были в некотором роде связующим звеном между отцом, которого нежно любили, и дедом, которого безгранично уважали, и теперь без них разговор совсем не клеился.
- Пап, - начал Мишель, но, кажется, он еще не до конца решил, что хочет сказать – судя по растерянному виду и удивленному взгляду он просто захотел нарушить это молчание, наконец-то рассказать о всем, что его мучило все эти годы, окончательно уничтожить стену, которая, казалось бы, и стала очень тонкой, но еще не совсем исчезла.
- Я принесу чай, - мгновенно сориентировалась Лирика, уловив, в какую сторону пойдет разговор. Она поспешно встала, убрала с коленей полотенце и вышла из комнаты, даже не думая подслушивать – в ее сознании давно сложился образ этого разговора, к которому она подталкивала мужа. Есть люди, которым просто не суждено ладить и жить душа в душу, но Лира была уверена, что эта парочка к той категории не относится, а просто валяет дурака.
- Если бы в моей жизни была такая проницательная женщина, я наверняка бы женился второй раз, - хрипло рассмеялся Хейн.
- Ее не было? – надуманно удивился Мишель. Уже сейчас, будучи сам глубоко и безвозвратно женатым, он часто ловил себя на мысли, что не представляет, как папа может так долго пребывать в одиночестве. Выбранный в далекой молодости образ равнодушного к происходящему и холодного как скала «плохиша» Хейн воплощал из рук вон плохо – он всегда был внимательным и чутким семьянином, который души не чаял ни в сыне, ни в жене.
Мерседес не успела никому этого объяснить, а до самого Мишеля это дошло непростительно поздно.
- Не было, - улыбнулся Хейн. – Мне вообще на догадливых женщин катастрофически не везло. Мерседес такую тенденцию задала, что ли, - его губы все еще улыбались, но глаза загорелись лихорадочным блеском, и он закашлялся. – Вот и встречай Новый год с насморком! – внезапно весело прохрипел Хейн, когда немного отошел от приступа кашля.
Мишель замолчал, вцепившись пальцами в плечи и отвернувшись. Он не любил говорить с отцом о матери, до сих пор. За столько лет, когда новые воспоминания застлали старые, он с ужасом начал осознавать, что совершенно ее не помнит. Плавные движения мягких рук стали лишь красивыми словами, за которыми не кроется ощущений, мелодичность голоса стала ассоциироваться с ее пластинками, а единственное внешнее отражение ее в настоящем – плакат, который висел у Мишеля на видном месте – казалось совсем неправильным. Став старше и чуть умнее, ему начало казаться, что поза матери на нем слишком скована, а улыбка совсем неестественная. Да, она выглядела на своем плакате потрясающе. Но это была не она.
- Мишель, - позвал его Хейн, вырвав из размышлений. – Не хочешь – не буду. Я знаю, что сложно вспоминать о том, чего не помнишь. Самому страшно, когда однажды просыпаешься – и понимаешь, что склероз съел еще один маленький кусочек тщательно сохраняемого в сознании образа.
Мишель дернулся, возвращаясь из своих раздумий в реальную жизнь, и посмотрел на отца так, будто видит в первый раз. Не подумал. Он с ужасом понял, что просто не подумал об отце, как не думал и тогда, после ее смерти. Не одному ему плохо. До сих пор. Тело само пересело поближе, руки взяли сухие, холодные ладони отца, а губы против воли прошептали:
- Расскажи мне о ней. Все, что помнишь.
- Уверен? – с усмешкой заметил Хейн и закашлялся. – Это может быть долгая история.
- Мы достаточно в нашей жизни торопились и откладывали этот разговор, - жарко заметил Мишель.
- Она была красивой, - помолчав несколько мгновений начал Хейн. – Куда красивее всех женщин, которых я встречал до или после нее. У нее была подруга, Франческа, от которой тащились практически все парни средней и многие из старшей школы. А я не понимал, что красивого в этом носе кочергой и выцветших от пергидроли волосах. Мерс, конечно, тоже не со светлыми волосами родилась, но во всяком случае никогда не выдавала их за натуральный и не пыталась акцентировать внимание. Даже не так – она на своей внешности его вообще не акцентировала, но это не мешало армии поклонников со мной во главе по ней сохнуть.
- Даже личная армия была? – улыбнулся Мишель.
- Была, только она ее в упор не видела. Я же говорю, Мерс внесла в мою жизнь патологическую невезучесть на проницательных женщин. Взять хоть Софи, которая до последнего была уверена, что я слепой и не в курсе ее «коварного» плана. Это я рассказал Дориану, что его конкурентка посягает на состояние Феллетов с помощью сына Мерс. Не знаю, что он сделал, но судя по тому, что состояние твоей семьи принадлежит тебе – справедливость восторжествовала.
- Феллеты – не моя семья, - тихо сказал Мишель и потупил взгляд, но Хейн услышал.
- Я тоже так думал, очень долго. Что семья Мерс ко мне не имеет никакого отношения, особенно после ее смерти. А потом понял, что Феллет – это не фамилия, это судьба. Груз всех предыдущих поколений, что ты обязан нести. Очень долго после смерти Мерс он лежал на земле, обходимый стороной, но теперь главой стал ты. И ты обязан его нести. Ты уже его несешь, я знаю это, и ты знаешь.
Мишель поник, о чем-то размышляя, и Хейн поспешил сменить тему.
- Твоя мать была неугомонной, она не умела сидеть на месте. Именно мысли, что она везде и всегда успеет, завели ее в капкан, уничтоживший ее. Когда она поняла, что не справляется – Мерс сломалась. Если бы она только не связывалась с этим… у нее было достаточно таланта и упорности, чтобы пробиться наверх самостоятельно. Но она была авантюристкой. Которая влипала в проблемы и молчала, даже если ее допрашивали с пристрастием и щипцами пытались вытащить, что случилось. Это жутко бесило, на самом деле, - внезапно улыбнулся Хейн. – С ней сложно было чувствовать себя мужчиной – мы были на равных. Она не умела быть слабой и податливой, а я не собирался ее ломать – ее жизненная энергия и стойкость восхищали. Мейнарда в том числе. Только он не собирался это поощрять – наоборот, его интересом было превратить ее в безвольную тряпку.
Это имя Мишелю ничего не говорило, но почему-то ему казалось, что оно ему известно. Будто кто-то настойчиво запихал воспоминания об этом человеке в сундук и запер его на краю сознания, то ли в попытке сберечь, то ли заставить не вмешиваться и не бередить старые раны, то ли все сразу.
- Прости, наверное, эта характеристика тебе вообще ни о чем не говорит, - улыбнулся Хейн, скрывая неловкость, и снова закашлялся.
- Это самое лучшее, что я слышал о моей маме.
Они еще долго разговаривали, обмениваясь общими и только своими воспоминаниями, дополняя каждый свою Мерседес новыми мелкими, но значимыми деталями. Мишелю показалось, что она где-то совсем рядом, стоит только обернуться. Но он не поворачивался - в настоящем у него есть еще отец, которого нельзя обменивать на погибшую мать.
- Снег пошел, - внезапно заметил Хейн, вглядываясь в окошко. Мишель оторвался от трепетного разговора и взглянул на улицу. Снежинки тихо падали, выделывая в воздухе витиеватые узоры, а затем также не спеша сливались с белым покровом земли. В свете фонарей и новогодних гирлянд горсти пушистого снега казались волшебным порошком, исполняющим все желания.
Например, разрушить стену между отцом и сыном, превращая плесневелый и упрямый кирпич в легкие и воздушные снежинки, тихо падающие на ладони в эту волшебную ночь.
Ладони?!
- Марго, а ну домой, высунулась в своем праздничном топике на улицу! – заботливый папочка бросился к входной двери, чтобы затащить непослушную дочь обратно в тепло и отчитать. Когда он подбежал, Маргарита уже закрывала дверь и виноватым взглядом смотрела на отца.
- Ну там же не холодно, только снег…
Мишель ничего не ответил, только укоризненно приобнял дочку и повел ее в гостиную, аккуратно и скорее интуитивно растирая ее холодные плечи.
- Когда вы успели встать? – спросил он, увидев, что Лирика и Тереза уже сидят на диване рядом с Хейном и о чем-то разговаривают. – До Нового года еще долго.
- Три минуты – долго? – подала голос Марго, ловко выбираясь из объятий отца. Она подлетела к бутылке шампанского и протянула ее Мишелю.
- Нас мама разбудила и позвала, - отозвалась Тереза, прижимаясь к Лирике, чем вызвала тихое фырканье сестры. Хейн встал с дивана и подошел к столу, за ним потянулись остальные.
Приход Нового года ознаменовался сначала трелью будильника, а потом громкими поздравлениями, объятиями и поцелуями. Шампанское лилось через край, попадая на стоящие на столе шоколадные конфеты, пламя свечей исполняло причудливый танец от движения и активности вокруг.
- С Новым годом, дорогая, - сказал Мишель, вкладывая всю нежность, что испытывал к своей жене. Лирика залилась слабым румянцем, как маленькая девочка, и прижалась к широкой груди мужа. Мишель аккуратно поставил фужер на стол, приобнял любимую супругу обеими руками и нежно поцеловал. Хейн и девочки, не сговариваясь, зааплодировали.
- А мы что, хуже? Не будем целоваться? – воскликнула расшалившаяся Марго и бросилась к сестре. Тереза опешила и приготовилась обороняться от внезапного приступа эмоций со стороны младшенькой (редкость их появления вполне компенсировалась интенсивностью), но Маргарита лишь схватила старшенькую за руку и потащила к дедушке.
- У нас тоже есть мужчина нашей мечты! – Марго повисла на левом плече Хейна и поцеловала его в щеку. Тереза, забыв смутиться и укорить сестру за несдержанность, проделала тоже самое, встав по правую сторону от дедушки.
- Эй, я тоже хочу объятий от дочек! – Мишель оторвался от Лирики, но не отпустил ее руку, и они вместе присоединились к большим и крепким семейным объятьям.
Не забыли сделать и совместное фото.
- С Новым годом, пап, - тихо прошептал Мишель.
- И тебя, сынок, - Хейн с неудовольствием заметил, что Мишель теперь выше него. – Совсем вырос, правда, Мерс? - также тихо проговорил он и, когда у него не получилось сдержать нахлынувших светлых чувств, уже громче добавил: - Кажется, мне что-то попало в глаз…
Бонусные скриншоты