Мне говорили, что Тихий – маленький и спокойный город, почти не подвергшийся изменениям атмосферы и влиянию климатического оружия. Или мои понятия о маленьком и спокойном городе неправильные, или в Верховном Совете у всех поехала крыша.
Автобус уже полчаса как пересек городскую черту, все едет, едет, едет. Вокруг мелькают огромные и не очень коттеджи, суетящиеся и спешащие на работу люди, желтизна песка смешивается с фиолетовыми листьями деревьев и галлюциногенными грибами, размером с трехэтажный дом.
Мне дурно, солнце слепит глаза, мерзкая капля пота стекает по лбу, по щеке и падает с подбородка на руку. Недаром два часа назад местный ученый-экскурсовод распинался о вечном лете и почти не спадающей жаре здесь.
Конечно, оказаться в подобном месте уже не кажется странным: за три года планета превратилась черт знает во что; провсперианцы впопыхах бросались из крайности в крайность: меняли климат, выращивали новые виды растений, инкубировали животных, новые болезни – одна только пандемия вампиризма в военное время унесла жизни миллионов человек. Они полностью уничтожили умеренный климат, и на планете либо жарко, как здесь, либо холодно, как в Белой Долине. Мне еще повезло, наверное, оказаться в Желтой Пустыне.
Автобус останавливается у здания Ратуши.
«Вступление человечества в новую эпоху ознаменовалось войной – и каждый из ныне живущих на этой планете должен знать: без нее не представлялось возможным построить новый мир, такой мир, каким мы видим его сейчас»
Эти слова говорил диктор всеобщего радио еще спустя полгода после окончания военных действий. Они врезались в уши, когда стоявшие в очередях напуганные люди искали потерянных, когда они страдали и умирали в больницах, когда спали в своих постелях – каждый день начинался с этого холодного голоса из новых металлических громкоговорителей на стенах домов.
Вот и сейчас в Верховном Совете все идет по плану: люди верят, что без войны не прижились бы новые устои и что послевоенный период следует просто перетерпеть, принимая все как есть. Анархия, воцарившаяся после убийства Ингвальда X, монарха Сванвейга, достаточно быстро сменилась порядком и приходом к власти Верховного Совета.
Переселение началось тогда же – я попала в первую волну, и вот сейчас жду своей участи, разглядывая ладони, в этом старом как мир автобусе. Он едет куда-то в гору, круто сворачивает влево, потом вправо, я вижу море за окном, но оно скрывается за вершиной кратера.
- Фессельн, Розмари, - гид громко называет мое имя, - улица Ватенн, 7.
Я облегченно вздыхаю. Наконец-то выйду из этой парилки на воздух. Не может же там быть жарче, чем здесь?
За все заслуги мне достался довольно просторный участок с маленьким типовым домиком: небольшая комната, кухня, отделенная от гостиной перегородкой, крохотная ванна. На первое время хватит. Буквально через дорогу какое-то озеро, по берегу усаженное грибами. От них можно же как-то избавиться, правда?
Внутри дом тоже отделан по шаблону домов для одиноких военных – софа, книжный шкаф, холодильник, маленький стол и стул, ванна, раковина, зеркало, кровать и шкаф для одежды. Не густо. Зато окна большие и света много, это хоть как-то окупает серость стен и угрюмость моего нового жилища в целом.
Темнеет здесь достаточно быстро: я не успела устроиться, как тени от деревьев заполнили комнату, и стало подозрительно тихо. В окно кухни вижу смеющихся соседей на террасе.
Странно вернуться к нормальной жизни после войны. Странно после стольких лет постоянной работы – сложно назвать это работой, - в команде, остаться в одиночестве. Странно сидеть в полупустом доме на диване с книжкой, странно готовить себе ужин на своей собственной кухне, странно лежать в ванне и странно спать всю ночь, а утром, просыпаясь в теплой постели выходить из дома и дышать чистым воздухом. Не видеть крови, не видеть трупов и не слышать криков. Странно стоять на террасе и молча смотреть на происходящее вокруг.
Когда надо думать об образовании, карьере, о замужестве и детях. Странно потому, что жизнь научила только трем вещам: стрельбе, метанию ножей и рукопашному бою.
Игра на пианино, готовка, стирка и прочая дрянь – все это в прошлом.
Говорят, что когда не знаешь, что делать, нужно делать то, что получается лучше всего.
Беговая дорожка отсчитывала уже двадцатый круг, а я все бежала и бежала, под голос ведущей новостей:
«Последствия войны должны быть устранены немедленно» - сообщил глава партии «Всеобщее благо» на вчерашнем совещании, посвященному…
В спортзале все какие-то унылые, но тренировка отвлекает. После нее мышцы как оловом налитые и сил хватает только на доползти до дома и забравшись в кровать уснуть.
Утро бьет в окно прохладой и заливает оранжевым серые стены, черные тени деревьев выглядят рисунком, только живым, подвижным. Спросонья кажется, будто я в своем старом доме, за одной стенкой храпит Бреннан, а за другой бормочет Кэролайн.
Но мне надо собираться в Ратушу и мысли отходят на второй план. Война может научить чему угодно, но ей не под силу отучить вспоминать.
Раннее утро, еще толком не рассвело, а в Ратуше долгая, длинная очередь – бюрократия, чтоб ее – людям не терпится узнать результаты тестов на профпригодность.
Такие теперь сдают все и везде – запрещено выбирать сферу деятельности самостоятельно. Твои знания и умения трезво оценивают люди, всю войну просидевшие в своих уютных бункерах за сотни миллионов.
- У вас достаточно хорошие физические данные, мисс Фессельн, - милая блондиночка, которой на вид нет и двадцати, отдает мне клочок бумаги с какими-то расчетами и направлением, - к тому же, вы состояли в отличившемся отряде добровольцев и принимали участие в боевых действиях на горячих точках. Мы отправили копию карты в военный комиссариат, думаю, там найдется подходящее для вас место. Поверьте, армии и Сванвейгу сейчас нужны сильные и волевые люди.
Сильные и волевые люди были нужны до войны и во время. Сейчас армии пригодился бы палач, казнивший за трусость.
Но теперь у меня есть работа – это лучше, чем слоняться без дела по городу или бесконечно убираться дома.
Еще отчетливее я понимаю этот факт утром, когда мышцы ноют от затянувшейся тренировки и неудобной кровати. Здравствуй, головная боль, прощай, сон.
Убеждаю себя, что все это с непривычки, когда вечером обнимаю учебник механики – больше некого – и не верю, что сейчас все происходит на самом деле.
Дверь закрыта на четыре замка, а я все жду, пока в нее ворвется моя первая жертва - и добьет меня, единственную, кто выжил в той маленькой деревушке пару лет назад.
Но никто не приходит – только уличная кошка шуршит газетами. Думаю о том, как было бы здорово завести такую, но денег не хватает даже на еду себе.
И моим мозгом снова овладевают шестеренки из коричневого учебника.
Теперь к списку важных дел прибавляется повышение – желательно, ежемесячное. Чем быстрее я соберу деньги на учебу, тем скорее избавлюсь от еще одного долга государству – университетского образования. Оно теперь обязательное.
Правда, университет мне выберут в Ратуше. Люди верят, что так действительно лучше. Очередь там не уменьшается день ото дня, а мне скоро нести заявку на обучение.
Снова придется несколько часов глазеть на свод правил и законов.
Мне не нравится этот город. Все не так, как должно быть, не так, как было раньше.
Представляю, как лет пять назад здесь бегали дети, смеялись влюбленные парочки, проходя мимо них, как сияли их лица – и улыбаюсь.
Но дети не бегают, парочки не смеются, а передо мной лишь здание военкомата.
Оно напоминает мне о телеапареях – телепортационных машинах, в которые не раз заходили мои сослуживцы и не возвращались. Такие стояли рядом с вражескими кораблями, и нынешнее здание Научного центра – один из них: без пушек, лазеров, с голубой подсветкой – корабль колонизаторов.
Своими глазами видела, как туда ввозили генератор атмосферы.
«Все силы – на развитие Новой Науки» - всплывает перед глазами надпись на транспаранте.
В военкомате мне дают должность штатного механика – ничего лучше ожидать нельзя. Хотя, мне везет больше, чем Амире - она моет туалеты.
Работа так себе, я бегаю в курилку к таким же мученикам, как и я, периодически болтаю с начальником, надеясь на долгожданное повышение – и спустя неделю кропотливого труда получаю его.
Ребята предлагают отпраздновать – сходить в зал, - но я отказываюсь, первый раз предпочитая тренировке маленькое кафе на окраине. Уж чашку кофе я смогу себе позволить?
В кафе никого нет: в семь вечера, как правильно, люди расходятся по домам, закрывают шторы и у них начинается своя маленькая жизнь. Какая-то странная девочка сидит напротив меня и гипнотизирует свечу. Хорошенькая брюнетка, с вульгарно накрашенными карими глазами, в майке без рукавов и коротких шортиках. Ученица старшей школы, скорее всего.
«Одежда должна соответствовать городскому уставу. Носить знаки отличия запрещено»
Ужин проходит спокойно: организм, привыкший к рагу из мозгов, не ожидал фалафеля. Домой решаю пройтись пешком – все равно недалеко, да и вечером здесь красиво. Можно остановиться и смотреть, как солнце катится за горизонт и как засыпает Тихий.
По дороге вижу целующуюся парочку.
«Публичное выражение чувств запрещено»
Уже почти у дома слышу, как возмущаются соседи: что творит правительство, зачем, они не знают, как надо, Ингвальд сделал бы иначе!
«Осуждение установленного режима запрещено»
Улыбаюсь. Все только начинается. Нам достанется не так сильно, как нашим детям, внукам, праправнукам – если не хватит мозгов все исправить.
Ночью не спится, учебник механики не помогает уснуть, зарядка – тоже. Выхожу на террасу покурить, слышу знакомое мяуканье где-то за домом. Как неплохо завести домашнее животное – приходишь с работы, а оно ждет тебя, ложишься спать – греет.
«Содержание домашних животных без разрешения Ратуши запрещено. Незаконно содержащиеся животные подлежат уничтожению»
Смотрю на небо сквозь ветки, закрываю глаза. Вот бы взорвалась какая-нибудь звезда, раздался знакомый вой мотора…и унесло бы меня в открытый космос, на другую планету, подальше от этой свалки неразумных управителей и не менее неразумных послушников.
Но звезды не горят и воя не слышно - только деревья шуршат и светлячки летают над озером через дорогу.
«Любая попытка бегства карается лишением свободы на пожизненный срок. В особо тяжких случаях применима смертная казнь».
Новая эпоха не должна начинаться так.