93. Белая кошка
Будут с неба литься звонкие трели,
Трели все весенния,
Чтобы колокольчики звенели,
Цвели цветы хмельныя.
Обернусь я человеком,
Да вернусь к себе домой,
Да возьму тебя на ручки,
Мой хороший, мой родной.
Обернусь я белой кошкой,
Да залезу в колыбель
Я к тебе, мой милый крошка,
Буду я твой менестрель.
(с)
Все было совсем не так, как в прошлый раз. Я очнулась мгновенно, протерла заслезившиеся от света глаза и попыталась сесть на кровати, тут же вновь рухнув на подушки со сдавленным стоном – еще не восстановившееся после тяжелых родов тело яростно запротестовало. Детская кроватка, стоявшая прямо напротив моей постели, пустовала, рядом, спиной ко мне, стоял Гед, похоже не услышавший, что я проснулась. Кинолента расплывчатых воспоминаний мгновенно провернулась в голове: вот, меня везут в родильную палату, муж идет рядом и я отчаянно сжимаю его ладонь пальцами, в глазах черные пятна – так больно, а вот несколько часов мучений в кругу докторов, закрывших лица хирургическими масками. Почти ничего не вижу, но Гед где-то здесь, гладит меня по голове и шепчет что-то успокаивающее, допустимая доза обезболивающих едва помогает, несколько раз за это время я отключаюсь и возвращаюсь вновь – так случается и в самом конце, мне не удалось даже увидеть своего малыша.
- Гееед, - тихонько зову я, стараясь чтобы голос не дрожал, сердце замирает в испуге, не отрываю взгляда от пустой кроватки.
- Урсула! – муж оборачивается с широкой улыбкой на губах, покачивая сверток из пеленок. Молча протягиваю дрожащие руки, принимая в них младенца, он спит, посапывая крошечным носиком. Пока я завороженно смотрю на нашего ребенка, прижимаю его к сердцу и не могу поверить своему счастью, Гед садиться рядом на кровать и целует меня в висок со словами:
- Поздравляю, у нас сын.
- Теодор, - отвечаю я ему, чувствуя как по щекам потекли слезы радости. Муж согласно кивает, это имя мы выбрали вместе.
Мне быстро становилось лучше, уже через пару дней врачи разрешили вставать, но Гед предпочитал все равно находиться рядом и помогать мне с маленьким Тео – хотя мы оба прочитали тонны книг о малышах, практики нам явно не хватало. Медсестры ловко управлялись с пеленками и памперсами, по пятисотому разу показывая родителям как это делать, однако у меня никак не получался такой аккуратный конвертик (справедливости ради – у Геда тоже). Только это все были незначительные мелочи, которые наверняка придут с опытом, главным было то, что после всех испытаний и невзгод я сумела родить здорового и сильного мальчика. Этот ребенок стал любимым задолго до своего зачатия, но никогда я не смогла бы представить себе те чувства, что охватили меня, когда малыш Теодор распахнул свои огромные зеленые глазищи. Нежность, любовь, счастье, радость – все сбилось в огромный ком и покатилось с пика, достающего о облаков, прямо на меня, и не было ни сил, ни желания уходить с пути этой лавины.
Руки Геда обнимали меня, пока я качала нашего сына и тихо мурлыкала колыбельную, ребенок закрыл глазки и задышал ровнее, когда я передала его мужу, чтобы положить в кроватку. Ревностно наблюдая за каждым движением новоиспеченного папочки, я вдруг застыла пораженная очевидным сходством двух моих мужчин: Тео был копией Геда, только совсем маленькой.
Нас с Теодором выписали через две недели, после того, как доктора убедились в стабильности моего хорошего состояния, благо ребенок родился достаточно крепким и здоровым. Немного отдохнув от всех волнений, начиная привыкать быть матерью, я вдруг почувствовала в ребенке огонек магии, пока еще крошечный, но, к большому моему облегчению, светлый. Еще одна тревога рассеялась, а вторую, самую большую, смог развеять Гед, когда пригласил в наш дом Ксану Светлую, улучив редкий момент отсутствия всех домашних. Волшебница подтвердила, что все каналы магической энергии у сына в полном порядке, а так же с удивлением отметила и положительные изменения в состоянии моих.
- Весьма любопытно, - сказала ведьма, - Чаще бывает обратный эффект, порой матери вообще теряют дар…
- Это была бы меньшая из жертв, - я нахмурилась, - магия сделала мою жизнь намного менее приятной, чем она могла бы быть.
- Не говори так, девочка, - Ксана погрозила мне пальцем, стрельнула глазами в сторону спящего Тео - магия отняла у тебя многое, но и дала тоже многое. Свой дар стоит уважать, каким бы он ни был.
Сказав это, она растворилась в сиянии магипортации, оставив испуганную меня в объятиях мужа. Гед почувствовал дрожь, пробежавшую по моему телу, мягко развернул к себе и крепко поцеловал, прогоняя все невзгоды. Поэтому я его и выбрала, моего Геда, ведь больше никто так не умел!
Все в доме закрутилось вокруг нашего крошки, да и как иначе? Один младенец на шестерых взрослых это, пожалуй, даже немного мало, так что Теодор никогда не испытывал недостатка во внимании. А, тем временем, терпеливо старалась не быть жуткой ревнивой мамашей-наседкой, у которой все всегда все делают неправильно, кроме нее самой: не так кормят, не так пеленают, не так купают или играют. С учетом всех испытаний, которые мы с Гедом прошли ради рождения Тео, это было не так-то просто, но я честно пыталась дать всем возможность понянчится с ребенком. Мой муж обжал сына ничуть не меньше меня самой, спокойно переносил все капризы младенца и с радостью даже менял ему подгузники, что только больше убеждало меня - ради Теодора мы оба, не задумываясь, прошли бы весь тот ужас снова, потому что наш сын этого стоит.
Пока ребенок большей частью спал, набирался сил и рос с каждым днем. Мама была в полном восторге, ведь ей так и не довелось даже подержать на руках других своих внука и внучку – Ролана и Сатин, так что Тео стал огромной радостью и для нее самой. А для нас с Гедом ее помощь ну никак не стала лишней.
И даже бабушка, старательно подпихиваемая в спину Терезой Антонией, прониклась рождением правнука. То и дело можно было застать ее в детской, воркующей с малышом, который хоть и не могу заменить собой дедушку Уилла, но вдохнул в нее немного жизни.
- Я никогда не любила Джолиона достаточно сильно, - подойдя к двери комнаты Тео, услышала я бабушкина голос.
- Глупости, Серафина, - кузина Терри, очевидно, тоже была там.
- Нет, не глупости, мама. Это только моя вина, что он стал… Таким. Или наша общая с Уиллом.
- Прекрати! Некоторые люди просто рождаются мерзавцами.
- Может быть. А может быть все дело в том, что мы с Уиллом так любили друг друга, что больше нашей любви ни на что не хватало, даже на сына.
- И ты боишься, что этого мальчика постигнет та же судьба?
- Немного.
Громкое фырканье Терезы Антонии было слышно даже за дверью:
- Урсула и Гед – самые бескорыстные существа, которых я знаю, - она сделала паузу, - Ни ты, ни Уилл никогда такими не были – это раз. И два: ни одному из вас не пришло бы и в голову пожертвовать стольким ради ребенка, этого мальчика ждет совсем другая судьба.
- Очень надеюсь, что ты права, мама.
- Ну, не забывай – я буду рядом и, в любом случае, не позволю воспитать второго Джо.
Ох, уверена, кузина прекрасно знала о моем присутствии и сказала это все нарочно! Главное, впрочем, что бабушка в это поверила.
К сожалению, пусть Тео и скрашивал дни бабушки Сефи, но сердце ее прочно лежало в земле под беломраморным надгробием. Часто ее можно было увидеть на семейном кладбище, одинокую и разом постаревшую, словно бы время остановилось, пока рядом был дедушка, а теперь снова пошло, все быстрее и быстрее. Часто она разговаривала с Теодором:
- Какая жалость, малыш, что твой прадед не успел тебя увидеть. А он любил детей!
У меня слезы наворачивались на глаза, я скорее отворачивалась или вовсе бежала к Геду, не в силах в одиночку выдержать ту горечь, которая сквозила в бабушкином голосе. Мне становилось так невыносимо жаль и ее, и деда!
- То есть у вас там все совсем плохо? – с заминкой спросила Амаранта, на заднем фоне слышались восторженные вопли Ролана, - Прости, это Мери приготовила его любимый пирог.
- Нет, - вздохнула я, - только очень грустно. Бабушка уже будто бы и не с нами.
- Урсула, рано или поздно это все равно бы случилось…
- Очень утешает, угу.
- Не передергивай! – сестра среагировала мгновенно, - Будь разумной и сильной. Теперь у тебя есть ребенок, нельзя поддаваться горю и унынию! Мне тоже не так легко это принять, мы с бабушкой всегда были близки, но, будь честной, ее время скоро придет.
Конечно, Мара была полностью права, только легче от этого не становилось. К тому же, она была далеко, в дождливом Грифтауне, а я своими глазами наблюдала, как бабушка угасает с каждым днем.
Единственный, кого не трогали ни заботы, ни тревоги, это отец. Даже рождение Теодора ничуть не побеспокоило его: увидев внука, он недовольно скривил губы и, пробормотав что-то себе под нос, скрылся на лестнице, ведущей вниз, к его кабинету. Он вообще почти поселился в своей комнате, набитой магическими книгами и ингредиентами для зелий, выходил редко, неохотно. Поначалу я очень опасалась, что папа готовится сделать что-нибудь «для блага» Теодора, даже не могла заснуть ночью – все прислушивалась, не идет ли кто мимо нашей спальни в детскую и подскакивала от каждого шороха.
- Урсула, угомонись, - сказала мне как-то вечером кузина Терри, - все с ним в порядке. Ребенок даже не плачет, а ты только зря тревожишь его.
- Мне страшно, - призналась я, - вдруг отец навредит и ему тоже?
- Не навредит, - вздернула подбородок вампирша, - Я не позволю.
Оказывается, не я одна имела негативные подозрения на этот счет, поэтому кузина каждую ночь терпеливо дежурила в детской. Отсутствие света не мешало ей попутно заниматься своими делами, а шаги, при необходимости, не могла услышать даже собака, не говоря уже о спящем младенце.
Благодаря неоценимой помощи мамы, бабушки и кузины Терри, материнство приносило мне только радость, ведь даже ночные подъемы вовсе не стали неотъемлемым элементом нашей с Гедом новой жизни. Впрочем, малыш Тео был на редкость спокойным ребенком и не доставлял никаких проблем, спокойно позволяя взрослым не только спать ночами, но днем заниматься своими делами. Муж, конечно, с утра отправлялся на работу, а я, не желая зря просиживать декретный отпуск, начала один большой художественный проект, которым вполне успевала заниматься между кормлениями Теодора. Благо, сына я получала уже вымытым и обласканным, так что часто он засыпал даже не успев доесть порцию молока. Конечно, я вовсе не старалась увиливать от своих материнских обязанностей, даже наоборот – была бы счастлива каждый момент его маленькой жизни находиться рядом, просто к кроватке выстраивалась целая очередь желающих, которым невозможно было отказать.
И когда Теодора брали бабушка или мама, я еще могла протестовать, то если это был Гед – ни за что. Они так потрясающе выглядели вместе! Разбивать эту идиллию отца и сына не было никакого желания, часто я просто сидела в кресле и смотрела как муж с любовью и нежностью заботится о малыше. Гед был внимательным отцом, таким же ласковым и надежным, как и мужем. Такой проблемы, как «оставить ребенка с папой» просто не существовало в моем понимании семьи, поскольку мы оба сумели стать равноправными родителями довольно быстро, хотя вряд ли сам Тео мог это понимать. Зато мы понимали, что любим нашего сына больше всего на свете!
Многие молодые мамы (особенно в интернете) жалуются на то, что мужья охладевают к ним после рождения малышей и, конечно, я сама боялась этого момента. Но снова недооценила моего Геда, который пусть и терпеливо дожидался, пока пройдут все последствия родов, однако не упускал случая продемонстрировать мне свое желание. И это очень помогало моему выздоровлению, которое все-таки затянулось на несколько длинных месяцев, как помогала и та новая, общая, любовь к нашему ребенку.
Муж осторожно передал мне Теодора, оставшись рядом и приобняв за плечи.
- А он заметно потяжелел, правда? – отозвалась я, с удивлением чувствуя, как напряглись мышцы на руках.
- Конечно, любимая. Тео скоро будет десять месяцев, - в голосе Геда прозвучала едва заметная гордость, - было бы странно, если бы он нисколько не изменился!
Я шутливо толкнула мужа бедром, в ответ получив мимолетный поцелуй в щеку. Сын у меня на руках недовольно заворчал, словно бы не одобрял детского поведения своих родителей. Теперь он уже спал не так много, как раньше, научился сам садиться и цепко хватался маленькими ручкам за пальцы взрослых и свои погремушки (преимущественно пожеванные, так как у него еще продолжали резаться зубки). Тео почти никогда не плакал, зато много улыбался и обожал сидеть у кого-нибудь на руках, впрочем, последнее, наверное, любят все маленькие детки. На улице стояла теплая осень, так что мы часто втроем ходили гулять в Грин-парк напротив дома, чтобы ребенок побольше бывал на свежем воздухе. Шагая по аллее под руку с любимым мужем, который катил впереди коляску с нашим сыном, я чувствовала себя самой счастливой на свете.
Тео вот-вот должен был праздновать свой первый День Рождения, когда я, наконец, завершила свой большой арт-проект и представила его семье. Отец недоверчиво хмыкнул и, пожав плечами, ушел вниз, кузина Терри крепко обняла меня (кажется, ребра даже скрипнули), а бабушка и вовсе прослезилась. Основываясь на огромном количестве фотографий семейного архива, я перерисовала заново всю портретную галерею наследников и наследниц нашей семьи, начиная с Артемиса де Лорана, который первым дал новую жизнь старинному роду.
- Это потрясающе, Урсула! – бабушка промакивала глаза платочком, - Хотя портрет, нарисованный Фредом, и был мне дорог, как память, но я предпочту видеть на стене этот, нарисованный твоей рукой.
- Спасибо, бабушка, - я погладила ее по руке.
Кузина Терри больше всего оценила то, что я предпочла нарисовать ее в человеческом облике, а не вампирском. Честно говоря, не могу объяснить почему сделала именно так, просто захотелось.
День Рождения сына праздновали хоть и без гостей, но громко и с размахом. Я даже подпрыгнула, когда впервые услышала резкий звук лопастей трещоток, которыми вооружились мама (вот уж от кого не ожидала!) и Гед. Бабушка, проигнорировавшая приготовленную для нее дудку, сохраняла серьезный и торжественный вид, только уголки губ у нее предательски подергивались, так и норовя разойтись в улыбке. Не доверив никому столь важное дело, я самолично испекла большой именинный торт и сама же понесла к нему Тео, стараясь держать подальше от горящей свечки шаловливые пальчики. Свеча была успешно погашена, мама принялась резать и раскладывать торт, когда раздался звонок телефона.
- Алло? – пересадив ребенка на руки Геда, я взяла трубку.
- С Днем Рождения Теодора, милая сестренка! – голос Ремедиос звучал задорно и весело, - Малышка Сатин тоже, конечно, присоединяется к поздравлениям!
- Реми! Так давно тебя не слышала!
- Счастливые часов не наблюдают, - процитировала сестра, - И это я не только о тебе.
Кажется, мой чай успел основательно остыть, пока мы с младшей успели обсудить все новости и события. Судя по голосу, сестра чувствовала себя не в пример счастливее, чем несколько лет назад, когда мы виделись в последний раз. Малышке Сатин уже сравнялось три с половиной года, что мне пока казалось чем-то очень далеким, а Реми немного посетовала на то, что вокруг дочери нет сверстниц. Ее троюродная (кажется) сестра, дочь Осириса фон Вальде – Освин, была старше девочки почти на четыре года, а в таком возрасте это почти что вечность.
Нашему Тео пока еще не было дела ни до каких других детей – он сосредоточенно учился ходить, при чем делая в этом деле куда большие успехи, чем в произнесении слов или приучении к горшку. Свои первые шаги сын сделал еще до года, но с тех пор стал намного активнее, словно бы наверстывал упущенное в самом начале время, когда мог только спать, есть и пачкать пеленки. В тринадцать месяцев Теодор уже крепко держался на ножках и начал постепенно осваивать дом, что превратилось в настоящую катастрофу. Прежде всего, пришлось придумать загородку для лестницы, чтобы малыш ненароком не свалился со второго этажа вниз, затем пришлось прятать все хрупкие вещи как можно выше и врезать замки во все ящички и дверцы, куда любопытному ребенку непременно требовалось заглянуть. Вот тогда-то и пришел мой черед постоянно быть начеку, как настоящей маме, а Тео все быстрее и быстрее адаптировался и учился.
Чтобы ребенок хорошо спал, я обязательно выходила с ним гулять по вечерам, когда яркое солнце уже не могло напечь голову маленькому непоседе, вечно стаскивающему с головы кепку или панаму, обычно к нам присоединялся вернувшийся с работы Гед. Так же было и в тот раз.
Я сидела на скамейке, болтая с другими мамочками, и приглядывая за возившимся в песочнице Теодором, когда Гед вышел из-за поворота дорожки. Сын кинулся к папе с радостным кличем (говорить он пока так и не собирался), муж поймал его и осторожно покружил в воздухе, от чего оба заливисто засмеялись – хороший тихий вечер обычной стренджтаунской семьи. А дома нас ждало остывшее тело бабушки, прямо на полу в гостиной, возле бильярдного стола. Даже малыш Тео, хоть еще и ничего не понимающий, захныкал и разразился громким плачем, который и привел меня в чувство. Взяв ребенка, я попросила Геда вызвать соответствующие службы, разбудить Терезу Антонию и сообщить маме и отцу. И нет, я не плакала, душой бабушка была уже давно не с нами, может быть, теперь они с дедом снова соединятся.
Я сама сообщила обо всем сестрам, которые, конечно, ужасно расстроились и теперь каждый вечер звонили мне, чтобы оказать поддержку. И я это ценила, хотя вовсе и не нуждалась – у меня был мой муж, мой сын и мама, а еще кузина Терри, которые всегда оказывались рядом в самый нужный момент. Мы все три – Амаранта, Ремедиос и я, - уже почти десять лет жили своими жизнями, которые как бы нам ни хотелось обратного, были слишком далеки друг от друга. Может быть именно это и помогло мне найти саму себя, научиться ценить не только желания окружающих, но и свои собственные, суметь преодолеть робость и стеснение, даже выступить против отца. Я люблю Мэри и Реми, но мы больше не те несчастные девочки, которые боятся даже украдкой съесть булочку с малиновым джемом, мы – взрослые, даже больше того, мы – матери.
Кстати, о матерях. Тео еще не исполнилось полутора лет, когда он научился преодолевать длинный спуск со второго этажа на первый, где тоже пришлось немедленно распространить систему замков и защелок. Вот только это не помогало, потому что маленький сорванец с удовлетворением на личике принимался тискать собаку, в очередной раз вывалявшуюся в каком-то «собачьем парфюме» на свалке или же с упоением плескался в унитазе, заталкивая туда игрушки и устраивая вселенский потоп. Тут стоит отдать должное Нае, которая позволяла ребенку делать с собой все что угодно, не выказывая ни малейшей агрессии, хотя и без особого восторга.
Во всем этом хулиганстве был только один существенный плюс (кроме, конечно, огромной радости самого хулигана) – к вечеру Тео так уставал, что безропотно укладывался в кровать и спал праведным сном до самого утра. Уложив сына спать, тщательно подоткнув одеяло, мы с Гедом устало улыбались друг другу, предаваясь долгожданным любовным ласкам, для которых мой муж всегда находил силы. А у меня самой и мысли не возникало, на счет какой-то там больной головы или как еще отказывают мужьям? О нет, мой любил меня с такой страстью, что все мысли уходили прочь, оставляя только расплавленное, словно шоколадная плитка на солнце, удовольствие. Похоже, Тео не только не стал причиной мифического «охлаждения чувств», но и наоборот, сблизил нас с Гедом еще больше, если только такое вообще возможно. Сердце мое, сладко замиравшее и трепещущее каждый раз, как в первый, убедительно доказывало – можно.
И это все, все вместе, и было настоящим счастьем, эйфорией. Быть счастливой, быть любимой – дочерью, женой, матерью и внучкой, казалось бы нет больше ничего, что я могла бы желать. Когда-то, давным-давно, мне хотелось иметь маленький фруктовый садик, но теперь я была готова с легкостью им пожертвовать ради всего того, чем уже обладала. Мне не нужно было больше ни-че-го.
Вот только мироздание… Боги? Судьба? Кто там еще есть? Все они, словом, думали совсем иначе.