[Enlil]

Лилиьет, ***

Платье Реми богично

а тооож! как мы с Софи его выбирали! *горд Софи*)))

Диалог Визериса и Геда доставил неимоверно. Диалог Визериса и Келлы, а также изображающий кое-чьё удушение Мордред порадовали вдвойне. Все лапочки, всех люблю.

да Визерису как то в последнее время вообще не везет с собеседниками)))

Действительно, Котле куда?

не виноватая я, это все ацтеки) древние) будь к ним снисходителна))

Итак, ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ)
Буквов много. Очень много. Очень-очень много. В этом отчете автора перло, заносило и тащило, как шланг по огороду. Много не только буквов, но и драматичной драматизмы. И пафосу, да. Такого Драматичного Пафосу. И, наверное, стоит тоже предупредить о рейтинге, раз уж я все время забываю проставить в шапке.
Рейтинг 16+
А вообще там сплошная Драматичная Драма и Пафосный Пафос.

В этом году лето в Вероне выдалось теплым и удивительно сухим для вечно туманного английского климата. Шла вторая половина июня, команда рабочих как раз закончила реконструкцию веранды, по чертежам еще пращура Аствелла, и теперь заканчивала работу на первом этаже. Веранда, вне всяких сомнений, была чудо, как хороша, по крайней мере вид с нее открывался совершенно буржуйский. Да и читалось, сложив ноги на чайный столик, восхитительно. Наслаждения от «Бестиария» портил разве что глухой бубнеж в паре метров от меня. Едва укрывшись за раскидистым фикусом, Реми и Келла о чем то весьма оживленно спорили. И если Реми деликатно понижала голос, то Келлины вопли наверняка слышали даже соседи.
- Нет, ну когда ты последний раз была в кино?
- Бурбурбур.
- Серьезно? С сестрой? Бери этого придурка под белы руки и пошли с нами!
- Бурбур!
- Ну извини. Все равно он сейчас ничем не занят.
- Бурбурбурбур…
- Визерис!
Я вздрогнул, едва не выронил книгу. Келла вырулила из-за фикуса хищной гарпией, алчущей моей крови и, вперив руки в боки, сурово воззрилась на меня сверху вниз.
- Визерис, ты не хочешь пригласить Реми в кино?
- Не очень, - честно признался я и попытался отгородиться от нее бестиарием. Но противная девица не собиралась отступать и загородила мне солнце.
- А мне кажется, что хочешь.
- Когда кажется, нужно креститься. Отстань от меня, Келла, у тебя есть Мордред, он согласен тебя терпеть, вот и приставай к нему.
- Реми очень давно не была в кино.
- Ну так пусть идет, если хочет. Я ей не пастырь.
Я демонстративно раскрыл книгу на первой попавшейся странице и углубился в созерцание горгульи обыкновенной. Однако еще долго доносились до меня возмущенные вопли, я, мол, скотина бессердечная и бревно мерзопакостное.

Появившийся на пороге «Flut» Мордред произвел на меня неизгладимое впечатление. Драные джинсы и рубашки причудливых расцветок сменились деловым костюмом в тошнотворную вертикальную полосочку.
- Ты похож на Осириса, - вместо приветствия сообщил я и Мордред раздраженно поморщился, ослабляя узел галстука, явно отцовского - зеленого в горошек. – Или на представителя ритуальных услуг.
- Шеф считает, что детективы должны выглядеть представительно.
- Ты выглядишь так, что тебе копеечку подать хочется. Тетя Ядвига случайно не проверяет ежеутрене, вымыли ли ее детективы уши? Я бы не удивился.
Мордред фыркнул, но, очевидно, вспомнил о цели своего визита и бросил на стол небольшую черную папку.
- Я пришел не упражняться в остроумии.
- Какая досада. В таком случае взял бы с собой Келлу, нам с ней всегда есть, о чем поговорить, - буркнул я, бегло перебирая ворох мордредовых бумаг. И присвистнул, наткнувшись взглядом на знакомую фотографию. – Какая прелесть. «Песнь Коатликуэ», если не ошибаюсь. Тоже ищете?
- Ищем. Ходят слухи, что в последний раз ее видели в Вероне. Мистер Хироши Оми негодует, строчит гневные послания мэру и грозит нам концом света. Что это за каменюка вообще?
Я пододвинул Мордреду стул, предусмотрительно стряхнув с него ошметки рубашки в подозрительных алых подтеках и надкушенный Арамом пирожок. Мордред покосился, но сесть не рискнул.
- Ничего особенного, гибрид аккумулятора и Игдрасилля. Накапливает и концентрирует энергию в максимально устойчивом состоянии. Считается, что существует одновременно во всех измерениях и существом своим пронизывает ткань бытия. Печеньку будешь? Миссис Абрахайм готовила собственноручно.
Мордред, задумчиво уставившись на фотографию, машинально печеньку взял, но раскусил не с первого раза. Миссис Абрахайм, конечно, готовила неплохо, но, кажется, месяца два назад.
- Мистер Оми утверждает, что в ночь исчезновения «Песни», он познакомился в баре с некой блондинкой. Они мило провели время, а на утро не было ни ее, ни каменюки. Имя ее он не запомнил, но, по его словам, девица была горячая. Лет 25, смуглая кожа, длинные ноги. Мы составили фоторобот, но не слишком удачный, с куда большим удовольствием пострадавший готов описывать ее ноги.
Фоторобот и правда был отвратительный, походивший на оригинал столь отдаленно, что, если не знать, и не догадаешься.
- Если мы что-то узнаем, я тебе сообщу, - пообещал я. – Арам расставил по городу маяки, если их опять не пожрет какой-нибудь полоумный волколак, то такую побрякушку, как «Песнь Коатликуэ» они засекут.
- Будем надеяться, - просиял Мордред и напоследок прихватил еще парочку печенек.
Дверь за братом закрылась, а все еще рассматривал фоторобот.
- Все интереснее… - усмехнулся я и скомкал бумагу. Смятый листок с перекошенным лицом Сильвии упал в мусорную корзину.

В машине было душно, несмотря на раскрытые окна, и невыносимо скучно. Тем скучнее, что шли пятые сутки безрезультатной слежки. Маяки, развешанные Арамом, не то, что бы совсем не дали результата, но заставили себя надолго запомнить. Цепной реакцией они сгорели все до единого, инерцией отдавшись до самого нашего офиса и провоняв его насквозь. Арам страдал, но мужественно проветривал нашу крохотную комнатку, героически отбивая каждый сантиметр пространства у тошнотворного зловония. По его словам, он и сам уже пропах до такой степени, что дети отказываются признавать в нем отца, а жена не пускает на порог.
Я же малодушно сбежал из офиса, сославшись на важную нить дознания, и надеялся продержаться вдали достаточно долго если не для раскрытия дела, то для полного выветривания чужеродного элемента.
Первые трое суток наблюдения Сильвия вела себя столь подозрительно скучно, что я едва не впал в отчаяние. Как и положенно элитной барби, она шлялась по бутикам и салонам, ворковала с симпатичными консультантами, шугала тощих студентиков и шипела на потенциальных конкуренток. Ее идеальный образ, концентрант стереотипов, мечта десятилетних девченок, до последнего белокурого волоска, до кончиков ногтей в дорогом маникюре, словно вязли у меня в зубах, сладкой приторностью разжижая мозг. И только на третий день я заметил, что в ряде ее визитов, намеренных и, казалось, случайных, не только стилисты и парикмахеры, но и темные личности крайне непрезентабельного вида сталкивались с ней в тех или иных подворотнях, обменивая едва ли парой слов, а иногда молча передавая ей небольшие свертки в рваных, грязных тряпках. Все они были слишком малы, что бы быть песнью коатликуэ, но, определенно, происходило что то крайне интересное.
На пятые сутки, наконец, я почувствовал, как она колдует. Нетерпеливо, раздраженно, неаккуратно, как делала это еще в Академии. Сила ее изменилась, потемнела, начала отдавать сыростью и трупным ядом. Она торопилась. И тогда, в дрожащем перед ней воздухе, застывших звуках и замерших стрелках часов, я увидел сокрытый замок. Я узнавал его, хотя никогда не видел, не мог видеть, чуял его, как пес чует волка, зов крови, родной и враждебный.
За грубым колдовством Сильвии и стенами сокрытого замка я чувствовал Силу активированной Коатликуэ и еще что-то сродни ей, такое же древнее, изначальное, но, словно в противовес ей, хаотичное, непостоянное, неконтролируемое, темное. И я знал имя – Силма нед Нарэ.

Мне понадобилось два дня, что бы собраться. Те книги и свитки, даже презентованные на свадьбу зажимистым тестем, не давали нужных мне ответов. Должно быть, будем справедливы, главным образом потому, что я сам не знал толком, что ищу. Следить за Сильвией дальше не было необходимости, и я на время засел дома, игнорируя настойчивые звонки Арама. Мордред, расследование которого зашло, как и ожидалось, в тупик, неоднократно намекал, и весьма очевидно, что ему не помешала бы моя помощь, я же молчал и старался лишний раз не попадаться ему на глаза. Придумывать, что врать ему на этот раз, мне было совершенно некстати.
И через 2 дня я открыл ворота, показанные Сильвией.
Сложно сказать, чего я ждал от этого места. Здесь было холодно, сыро, как в склепе. И так же гулко отдавались мои шаги по каменному полу. Впрочем, чем не склеп? Насколько мне было известно, все трое, кого я видел сейчас здесь, те, кто, замолкнув на полуслове, смотрели на меня изумленно, давно были мертвы. Насмешливая вампирша с древними, усталыми карими глазами. Безмолвный рыцарь, не на своем месте, не в своем времени. И она, совсем юная девочка, пропитанная Тьмой.
Песнь Коатликуэ была там. Висела над полом в квадрате черных свечей, сияла накопленной и сохраненной силой, величественная и незыблемая.
Я прошел мимо нее, поднимаясь по ступеням и как можно более невозмутимо игнорируя взгляды вампирши и давно мертвого рыцаря.

Сложно было сказать, о чем она думала, глядя на меня. Она была такой, какой я видел ее в снах: белые, как снег, волосы, собранные в причудливую прическу, бледная, до синевы, кожа, большие, широко распахнутые, залитые Тьмой глаза. Даже платье то же, черный ворох юбок, открытые плечи.
Наверное впервые я так ясно понял Геда, то чувство, когда ты видишь воочию, почти касаешься той, что всю жизнь тебе снилась. Разница лишь в том, что Гед видел будущее, я – прошлое, Гед – любовь всей своей жизни, я – ту, что ненавидела весь мой род. Гедова красотка превратилась в прекрасную фею, моя – в малолетнюю стервозную ведьму.
Она молчала, пока я поднимался по ступеням, смотрела на меня равнодушно, лениво, и только жуткие глаза следили за мной пристально, не отрываясь. И только когда я остановился перед ней, она заговорила.
- Юный лорд. Я не ждала тебя, но твоя отвага делает тебе честь. Те, кто приходил до тебя, тряслись предо мной, от ненависти или от страха. Зачем пришел ты? Тебя привел артефакт?
- Привел – да. Но пришел я не за ним, - на ее лице отразилось удивление, но столь легкое и трудноуловимое, что можно было принять скорее за дурную игру света. – Я пришел к тебе, Силма нед Нарэ. И склоняюсь перед тобой. Примешь ли ты меня?
Я опустился перед ней на одно колено и она подалась вперед, вставая навстречу. Ее пальцы коснулись моего подбородка, заставив вскинуть лицо, обжигающим, клеймящим холодом. Она вглядывалась в мои глаза с алчностью, неправдоподобной для этого потусторонне равнодушного лица и, кажется, видела что-то, но не меня.
- Ты слышишь? – змеиным шелестом прошипела она, притянув совсем близко, будто для поцелуя. – Слышишь, я знаю. Ты всегда слышал меня, трусливое отродье. Он пришел ко мне сам…

В первый свой визит я ушел из ее склепа в целости и сохранности, хотя седых волос после нее у меня прибавилось. Затем состоялся второй визит. За ним третий и четвертый. Саму Силму невсегда удавалось застать, но где ее носит мне сказать то ли не могли, то ли не хотели.
- Кто ее знает, - пожимала плечами Морриган. Особого интереса у нее я не вызывал, несмотря на весьма бурное наше знакомство в прошлом. Пожалуй, было даже немного обидно. – Ей сложно постоянно находиться в этом мире, - рассказывала она с откровенностью, удивительной для моего столь недолгого стажа в этом склепе. – Она ему не нравится. Обратно она вернуться не может, да и нечего ей там делать. Но где она сейчас, я не знаю.
- Мир исторгает ее, как чужеродный эллемент! Бореться, как организм бореться с паразитом, - одолевал я Морриган, осененный внезапной догадкой и втайне лелея мечту написать на эту тему пару тройку пухлых томов исследований. – Поэтому она до сих пор не разнесла Верону на камушки, как разнесла родной мир. Пэтому ей и понадобилась Песнь Коатликуэ – как якорь!
Мориган фыркала, закатывала глаза и кивала. Определенно, разговаривать с вампиршей было куда приятнее, чем с Королевной, по крайней мере обходилось без архаичной витиеватости фраз и ледяных касаний.
Мы словно играли с Морриган, я спрашивал – она, нехотя, отвечала. Молодой, любопытный щенок, и старая, мудрая и усталая кошка.
- Зачем ты приходила тогда к Яне?
- Королевна хотела посмотреть на тебя.
- И Яна согласилась?
- Иначе мы пообещали вернуть Лесю. Ее сестру и твою бабку, неблагополучно усопшую некоторое количество десятилетий назад.
- Это так напугало ее?
Морриган на пару мгновений отвела взгляд, словно забывшись, бросила короткий взгляд мне за спину. Я обернулся, но ничего более интересного, чем зомбевидный королевин рыцарь, не обнаружил.
- Ты бы не хотел этого видеть. Яна тоже не захотела. Но, я слышала, ты ей славно отомстил.
- Кхм. Да, мы тогда… повеселились, - я торопился перевести скользкую тему. - Во Дворце ты сказала, что любила трех фон Вальде. Согласно семейным преданиям, первым был Рокэ?
- Да. Славный юноша с длинным языком. Он был, как пламя. Как феникс. Ты не похож на него.
- А остальные двое?
- Вторым был Рован. Отец, что вырастил меня, принял, как дочь, ни разу не упрекнул. Я любила его. А потом ненавидела за то, что мне казалось ложью. Какой же дурой я была.
- А третий?
Морриган молчала.
- Кто был третим? – на всякий случай повторил я погромче.
- Мне пора, - неожиданно грубо отрезала она и развернулась. Я попытался схватить ее за рукав, но он фиолетовым дымом растаял у меня в руках.

За каждую каплю Силы и Знания, что давала мне Силма нед Нарэ, я платил собственной душой. Она выкачивала меня, как вампир выпивает свою жертву, опустошала, и взамен наполняла чем то своим, чем то темным, вязким, как смола. Сквозь дым тошнотворно сладких зелий, дрожащий над жаровнями воздух и пламя свечей, проступали виденья. Сначала смутные, хрупкие, со временем они набирали силу и я различал чужие пейзажи, незнакомые лица. Пока я не мог видеть и ходить бсам, рядом всегда была Королевна. Судя по всему, она не намерена была оставлять меня и в потенциальном будущем, однако я тешил себя надеждой, что вскоре научусь обходится без нее. Пока же она вела меня, и я шел, чвствуя полузабытый вкус пепла на губах.
Куда то было попасть проще, куда-то – сложнее. Откуда то нас выкидывало практически мгновенно, где то я застревал, приходя в себя через пару суток.
- Странное чувство, - в очередной дыре я проваливался в сугробы по колено, Силма же шагала легко, будто не касаясь снега ногами.
- Дежа вю? – ее голос стал тише, черты лица заострились. Так было всегда, когда она вспоминала дражжайшего своего родителя. – Это Гаэл Россе. Бледная тень его. Отражение сквозь века.
Я помнил рассказы отца о Гаэл Россе – величественных садах, подметающих небеса кипарисах, алых гранатовых рощах, полянах, усыпанных белоснежными цветами. Но было еще что-то. Что-то странное, неуловимое, тревожное. Я видел это место. Силма словно знала, чем я думаю, смотрела на меня с легким, ленивым интересом.
- Он показывал тебе, не так ли? Он любил эти сады. Говорили, что когда то, на заре времен, он сам посадил первый росток.
Я прикоснулся ладонью к покрытому изморозью стволу, и тот откликнулся теплой, будто живой пульсацией.
- И ты любишь. Не можешь не любить. Слишком сильным стал его голос в твоей крови. Скажи, Визерис, ты боишься однажды раствориться в нем? Сильный, храбрый Визерис. Гордость Академии, отрада отца, гроза ведьм. Вся твоя удаль и сила лишь бледный отблеск его сияния. Он поглотит тебя и не заметит, забудет, как забывал обо всем, что использовал до дна. Твои сны, кошмары, видения – не дар, лишь предвестники его пробуждения. Скажи, тебе страшно?
Мир меркнул, очертания расплывались, рассыпались пылью под пальцами. Сердце бешено рвалось из груди.

Мордред вырос передо мной так неожиданно и бесшумно, что я едва не убился, натолкнувшись на него. Брат, обычно жизнерадостный, деятельный и сияющий, был непривычно мрачен и сосредоточен.
- Идем, - буркнул он, до боли сжав мой локоть, и поволок на задний дом, в угол поукромнее.
- Мордред, не пойми меня неправильно, - бормотал я, покорно тащась за ним. – Ты сногшебателен, но мы все таки родственники, да и Келла расстроится. Не то, что бы меня очень волновало ее душевное состояние…
- Хватит паясничать. Заткнись и слушай, - прервал поток моего остроумия Мордред, толкнув меня вперед и практически впечатав в перекладину лавки. - Слава богам, что родители в путешествии и вернутся нескоро, - процедил он, в руках его подозрительно блеснула серебристая бляшка – мой жетон мага.
- Готов поспорить, ты приложил немало усилий, что бы вернуть его мне. В последний раз я его видел около месяца назад, кажется он завалился в ящик с носками.
Мордред побледнел, заходили желваки на скулах. Я же не без интереса рассматривал собственный жетон. Шестерка, до сих пор гордо красовавшаяс в центре, сменилась на семерку, терновая вязь по краю переплелась в цветы вереска. Я стал Темным, сам того не заметив. Я стал сильнее. Уроки Королевны не прошли даром.
- Это все, что ты можешь мне сказать? – я поморщился, последний раз так со мной разговаривать себе позволяла учительница классе в третьем.
- А что ты хочешь от меня услышать? Я крут, как пасхальное яйцо.
- Ты дебил! – рассверипел Мордред, со всей дури заехав мне в челюсть. С челюстью он сгоряча слегка промахнулся, губа противно заныла, по подбородку потекло. – Ты думал я не узнаю, где ты шляешься?!
Я открыл было рот, что бы возмутиться, но Мордред даже не дал мне вздохнуть.
- Ни слова, Виз. Я не хочу слышать от тебя ни одного гребанного слова! Я мог поддержать тебя, когда ты грабил деканат. Я молчал, когда ты взрывал дворцы. Я не обращал внимания, когда ты гонял по подворотням оборотней. Но это уже слишком. Я даже не хочу знать, по какой, черт возьми, очередной, бесконечно важной причине, ты к ней поперся!
Я пятился, чувствую себя практически героем боевика, эдаким гибридом Чака Нориса и Гарри Поттера.
- Как ты узнал?
- Мы нашли Сильвию. Уже без камня. Она все рассказала.

Из Мордреда получился великолепный полицейский: сильный, ловкий, умный и коварный. Он выхватил палочку первым, едва заметив мои поползновения. И пока я, весь такой с седьмым уровнем, соображал с волшебной палочкй наперевес, Мордред пнул меня в колено, добавил поддых и спустя пару секунд я оказался впечатан щекой в ствол дерева, с заломленной рукой и надежно зафисированный.
- Какого черта, Визерис? – шипел он мне на ухо с яростью, глубины которой я в нем и не подозревал. - Ты ведь лучше меня знаешь. Это ты, как одержимый, зачитывался летописями, бегал к отцу слушать то, что я считал сказками и преданиями. Ты знаешь об этой мрази, но все равно пошел к ней. Почему?...
Я дернулся в попытке вырваться, но напрасно, захват стал только болезненней. Я глухо рассмеялся и почувствовал, как Мордред вздрогнул.
- Ты ничего не знаешь о ней, но трясешься от страха, как осиновый лист.
- А ты хочешь сказать, что она белая и пушистая?
- Нет. Ты даже не представляешь, какая она… ее голос, ее глаза, будто тонешь в черном болоте жути, и выхода нет. Она холодней любых льдов, но это так обманчиво. Она Хаос, первозданный, яростный, неистовый. Но она дает мне Силу, Мордред. Ответы. Исцеление. То, что я искал лет с пяти, когда впервые увидел в кровавом мареве кошмара разрушенные башни и пепелище.
- Ты безумен. Я не позволю…
Я уже не чувствал руки от самого предплечья.
- Попробуй…

Мы успели выдрать невинный японский клен, раздолбать лавку и разбить стекло на веранде. Трава мелко переливалась переплетающейся россыпью зеленых и голубых искр. Судя по ощущениям, меня уже додушивали, впечатав в стену так, что перед глазами потемнело.
Мордреда от меня отдрала смутная темная фигура, оказавшаяся, когда в глазах прояснилось и дыхание восстановилось, Осирисом. Меня поддерживал, не позволяя сползти по стене, Гед.
- Уходи, - шептал он торопливо, шало, и мне казалось, что глаза его, с расширенным черным зрачком, светились. – Уходи сейчас же. Не оборачивайся. Не останавливайся. Это первый и последний раз, когда я пытаюсь что-то изменить. Иначе не закончится. Иначе ты останешься один. Рядом с тобой не останеться никого, когда это снова начнется.
За спиной Геда маячила рыжая шевелюра, Осирис, кажется, что то говорил дергающемуся Мордреду, но я не слышал, переставал различать звуки, только чей то голос гудел в голове, набирая силу. Я смотрел в черные, светящиеся зрачки Геда. Я видел отражение солнца в зеркале.
- Да, - прошептал я, кивая, не понимая. – Идти… - это казалось таким важным, самым важным сейчас, просто сделать шаг.
- Молодец, - глухо одобрил Гед, толкнул меня вперед и повернулся к Осирису с Мордредом, прикрывая меня.
- Раз… - прошептал я и сделал шаг вперед. Гед вздрогнул и сдавленно, отчаянно, как раненый зверь, застонал.

Зеркало разлеталось осколками и в каждом из них был кусочек солнца. Они таяли во тьме и вместе с ними умирало солнце.
-Два…
- Эгоистичная, самовлюбленная мразь! – орал Мордред мне в спину, дергаясь, вырываясь из рук Осириса, не слушая увещеваний Геда. – И каждая твоя придурь не дает ничего, кроме бальзама на твое самолюбие и боли тем, кому не повезло быть рядом!
«Anar Entulesse Indo Renia Galen El. Isil Anta Sere Renia Galen El» - слышал я голос отца и не понимал, как мог забыть… Сердце Солнца – Вера, Дар Луны – Покой. Имена, что он дал нам так давно… Я никогда не был похож на луну отец, прости, здесь ты ошибся.
- Три…
- Сколько еще ты готов отдать, чем еще готов пожертвовать?! Чего ты еще ждешь?! Пока она сожрет и тебя, и все, что ты любишь?! Да любишь ли ты что-то, кроме себя?!
Тяжело дышать, а осколки все растворялись во тьме, сверкая последними золотистыми отблесками. Последние лучи уходили, и вместе с их исчезновением становится холодно. Холодно и ясно. В голове больше не гудели голоса и не метались калейдоскопом чужие видения. Только крик Мордреда.
- Четыре…
- Судьба дала тебе все, о чем можно желать! Семья, восхитительная жена, преданные друзья, Дар! Но тебе мало, всегда, черт возьми, мало! Ты ломаешь все, что у тебя есть! Ты думаешь я не знал про Яну? Ты разрушил все, что у нее было, но она все равно защищала тебя, несмотря ни на что!
С каждым шагом становилось легче дышать. В голове проясняется, на место тяжесть и усталости приходит раздражение, глухая злость. Он ничего не знает. Ничего.
- Это ты виноват, - неожиданно глухо прохрипел Мордред и я обернулся. Губы Геда сложились в беззвучное «пять». – Ты виноват… - Мордред больше не пытался дергаться, обвиснув на руках Осириса. – Твоя самоуверенность, твое лицемерие. Ты довел их обоих. Ты виноват, что погибла Бэт.

Звук ее имени, словно ключ к чему то далекому, забытому. Моя палочка валялась где то там, под обломками лавки, но мне и не нужно. Больше не нужно.
- Не смей даже вспоминать ее.
Мордред отчаянно зло усмехнулся. Гед кинулся мне наперерез. Глупец, что ты пытаешься изменить?
- Боишься памяти о ней? – Мордред неправдоподобно спокоен, устал. А вокруг меня клокочет сила и тьма, боль, ярость, моя и чужая.
- Не смей!
Геда отшвырнуло назал, но Мордред, не отрываясь, смотрел только на меня.
- Ты виноват, – шептал он и мне становаилось страшно. Так дети в темной комнате боятся запертых в шкафу монстров. – Виноват.
Сила и Тьма рвались из меня вихрем, требуя выхода, вплетаясь, впитывая в себя страх и боль. Я не хотел больше слышать его голоса, не мог видеть его глаз, спокойных, злых.
«Виноват…»
И с пальцев сорвался тугой комок силы, алое пламя, сминающее все на своем пути. Осирис что-то кричал, цепляясь за стену, сгибался под вихрем бури, ветер метался в огненно рыжих прядях. Мордред горел и таял. Он смотрел на меня с усмешкой, вскинув подбородок в затухающем красном сиянии.
Последняя, ослепительная вспышка, и исчезло все. В мгновение ока утихла буря, словно во сне, расчирикалась какая то ополумевшая птица. Сломанная лавка, и дерево, осколки стекла, рыжая шевелюра в помятых кустах, Гед у стены. Мордреда не было. Только на месте, где он стоял, выжженное пятно.

Реми не должна была вернуться так рано, я знал это. Она отправилась по магазинам с Келлой и собиралась остаться у нее на ночь. Малышка Реми. Умница Реми. Она стояла в дверях и смотрела на меня, будто уже все знала. Сострадание, жалость, растерянность в ее глазах.
- Уходи, - тихо, едва слышно попросил я. Но она закусила губу, шагнула ко мне. Сколько же упрямцев вокруг меня.
- Визерис…
Я зажмурился, не хотел ее видеть, но спустя пару гновений почувствовал ее касание. Мягкое, ласковое касание к волосам.
- Я убил Мордреда, Реми, - сообщил я и она отозвалась судорожным, ошеломленным вздохом. «Сейчас она уйдет, - подумал я. – Навсегда уедет в свой Стенджтаун». Я не знал, хочу ли я этого, не знал, что буду делать, когда останусь один. Один. Как предсказывал Гед.
На мои плечи легли ласковые руки.
- Бедный, - прошептала она, прижимая мою голову к себе. Я подался к ней, ткнулся носом в ее живот, обнял за талию, не желая никогда, никуда отпускать.
- Прости…