Если честно, поначалу я всё равно надеялся, что совместное проживание с Ойди сделает своё дело, она станет ко мне лучше относиться, привыкнет, и мало-помалу мы сблизимся. Ну а чем чёрт не шутит. Воображение рисовало идиллические картинки, как мы гуляем с коляской в парке, окружающие думают, что мы пара, что малышка — наша общая дочь, потом под руку возвращаемся домой, а вечером, когда девочка засыпает, мы долго беседуем в полумраке, наши взгляды соприкасаются и...
Но реальность оказалась совершенно иной.
- Триииин, - почти рычит Мелодия, - ты не можешь ходить потише, а? Только уложила, теперь опять.
Эля разражается очередными воплями. Вздыхаю, добро пожаловать домой, дорогой Тринушка, спасибо тебе, что заработал денег, чтобы нас накормить, спасибо, что дал нам жильё и одежду, громадное тебе за это спасибо, дуй на коврик и не отсвечивай.
Это невыносимо. Ребёнок беспокойный, у неё то животик болит, то аллергия на что-то, то ещё какие-то незапоминаемые расстройства и особенности из-за этого она то спит, то орёт. Наша комната заставлена бутылочками, баночками, пакетиками, игрушками и всем чем только можно.
Всё окружающее пространство подчинено ребёнку и Мелодии. Когда я периодически взрываюсь и пытаюсь устроить бунт на корабле, Ойди ненадолго выныривает из своего состояния гиперопекающей матери, замечает меня и какое-то время ведёт себя потише, но спустя пару дней всё возвращается на круги своя. Надо просто признать, что у моей соседки отвратительный характер, как она и предупреждала.
Так мы живём уже четыре месяца. Я чаще всего сплю на кухне в спальнике, за что мне презрительно сквозь зубы бросают, что я слабак. Нет, с ребёнком я не помогаю, она свято убеждена, что у любого мужчины руки растут совершенно не из места, изначально предназначенного для этих целей природой, и к малышке меня не допускают. Впрочем, не могу сказать, чтобы я особо туда стремился. Обидно чувствовать себя только сырьевым придатком, возложенным на алтарь великого взращивания ребёнка. Ну а вообще у меня имеется самая дешёвая кровать с цветочками, задвинутая в угол нашей комнаты.
Иногда Мелодия плачет, я её утешаю, иногда она пребывает в хорошем расположении духа, тогда даже удаётся поболтать, но чаще всего она находится в режиме «отстаньте, я занята».
И хуже всего то, что я продолжаю её любить. Ещё к этому можно прибавить то, что я отчаянно её хочу, несмотря на её новые привычки днями не расчёсываться и фыркать на меня по поводу и без оного. Но нет, меня это совершенно не останавливает, иногда приходится стремглав выноситься в ванную, чтобы встать под холодный душ или осуществить пробежку вокруг четырёх кварталов.
Не могу, её голос взрезает душу, её облик продолжает преследовать под закрытыми веками, когда же смотрю на неё наяву, каждый день, каждый чёртов день, меня просто выворачивает наизнанку от желания, с трудом останавливаю себя за полшага до того, чтобы плюнуть на всё, прижать её к себе, раскрыть ей губы поцелуем, а потом бросить на кровать.
Иногда она это замечает и будничным тоном напоминает о своём согласии в любой момент предоставить собственное тело, после чего я традиционно отправляюсь на водные или спортивные процедуры.
Бывало, я даже подумывал о том, чтобы завести какую-нибудь девушку, но только куда бы я её привёл, скажите на милость.
Зато сильно сдружился с Эсти и Дижоном. Последний совершенно перестал ко мне ревновать, когда ему объяснили степень родственных связей, и мы часто проводили вместе время на кухне или в их небольшой комнатке.
В общем, всё это совершенно не добавляло мне спокойствия. На работе, когда я туда вернулся, Кэйли поначалу бросала на меня тоскливые взгляды, терялась в моём присутствии, выбегала из комнаты. Естественно, сплетники ни на миг не замолкали, ведь Кэй для них была превосходной мишенью, сначала притащила любовника на работу, потом бросила его ради клиента, который ещё и на двенадцать лет её младше. Но ей это было всё равно, гораздо больше проблем ей доставляло моё ежедневное мелькание перед глазами. Я её очень хорошо понимал и даже жалел, но ничем помочь не мог, мне нужна была работа и добровольно я бы её не оставил.
Хотя потом Кэй потихоньку справилась, реагировала на мою персону гораздо легче и мы даже иногда могли между собой обменяться словом-другим.
Я же с головой погрузился в работу. Отправиться на службу было благословением и манной небесной, радостно просыпался утром (если удавалось заснуть, конечно) и практически вприпрыжку нёсся в контору. Мне нравилось помогать, в выуживании прошлых подробностей жизни я находил смысл жизни, ведь как ни крути, помогаю людям, тоже вполне себе нужная миссия. Было вполне сносно, если не нужно было бы возвращаться домой, где меня мало того что не ждали, а и похоже всячески мечтали отравить мне жизнь по максимуму, не размениваясь ни на какие мелочи. Бывало, даже пожелав ей доброго утра, в ответ получал тишину, хорошо если не подкрепляемую презрительным взглядом.
Я терпел, но потом что-то во мне сломалось. Из привычного хорошего покладистого мужчины, вдруг откуда ни возьмись вылупился яростный, дышащий гневом субъект.
- Ойди, может, хватит? - рявкнул я в ответ на очередной её злобный выпад ни о чём, - Ты меня заколебала, честное слово.
- Да что ты говоришь, - как всегда с полуоборота завелась она, и вдруг прорезавшаяся сила в моём голосе, казалось, только придала ей куражу, а не испугала, - это я тебя заколебала? По-моему настоящая заноза в заднице это ты!
- Успокойся ты, наконец. Ведёшь себя как истеричка. Я долго входил в твоё положение и учитывал, что тебе сложно и плохо, но разве обязательно при этом отравлять жизнь мне? Или если тебе хреново, так нужно, чтобы всем в округе десяти километров приходилось несладко?
В подтверждение моей тирады снова завопила Элира.
- Вот видишь, что ты наделал? Из-за тебя она опять разоралась.
Я вышел из комнаты, хлопнув дверью.
За неимением места, куда бы податься отправился просто на улицу, а потом ноги сами принесли в единственно знакомый мне бар, усадили за стойку и решительно отказались от дальнейшей активности, предоставив превосходную возможность напиться в одиночестве. Чем я и занялся.
Девушка с шейкером не являлась Анвин, а посему я её не знал, но коктейли она смешивала быстро, красиво и... забористо.
Первый глоток какого-то местного пойла знатно обжёг внутренности и растворился где-то в недрах моего организма, породив изрядную теплоотдачу. Второй глоток, который последовал сразу же за первым, продолжил сей приятный процесс. По мере того как промилле алкалоидных веществ в моей крови повышались, уровень осознанности, естественно, понижался. Но что было хорошо, грусть-печаль-тоска отступали, и за это следовало выпить.
Тело расслаблялось, мозги постепенно заволакивались лёгким туманом, язык развязывался и вскоре я уже поймал себя на том, что сообщаю какой-то чрезвычайно милой девушке пребывающей на соседнем стуле, что-то необычайно витиеватое по поводу её неоспоримо превосходных внешних данных.
Чёрт возьми, могу я расслабиться хоть раз, сколько можно-то в самом деле.
Потом мы танцевали с новой знакомой что-то весьма зажигательное. Она улыбалась мне и стреляла щедро накрашенными глазами, а когда музыка сменилась на медленную, так тесно прижалась бёдрами, что я едва не взвыл от тут же стрельнувшей в голову горячей волны. С этого момента ни о чём другом думать я больше не мог. Сказывалось всё, много месяцев воздержания, постоянное напряжение, отсутствие хоть сколько-нибудь продолжительного отдыха, поэтому после очередного стакана чего-то там, я, тесно прижимая к себе девушку и хмелея от её запаха, буквально волоком потащил её в сторону местного санузла. Она что-то настойчиво орала мне в ухо, силясь перекричать музыку, но это удавалось плохо, хотя я всё-таки разобрал слова «ко мне».
К ней так к ней, так даже лучше.
Она начала раздевать меня ещё в такси, а я всё пытался выяснить, как её зовут, оглушительно смеясь от того, что никак не могу вспомнить сей полезной информации, попутно отхлёбывая из бутылки какого-то местного пойла.
- Я вообще-то, детка, из другого мира, - зачем-то сообщил я девушке, заваливаясь в её обиталище. Эта фраза была последней, что запомнил из того вечера. А, ну за исключением нескольких кадров, в которых мелькали различные части обнажённого женского тела.
Утро я встретил, валяясь голым на ковре и, понятное дело, с болящей головой. Моя вчерашняя спутница мирно дрыхла в кровати и при попытках её разбудить выдала только:
- Отвали, что сам не найдёшь выход?
Я пожал плечами. Кстати, рассмотрев девушку при свете дня, понял, что не будучи омрачённым горестями и алкоголем, вряд ли даже заговорил бы с ней. Напился воды прямо в душе и несчастный побрёл на работу, времени оставалось в обрез.
Внутри было гадко, стыло и мерзко.
- Трин, боже, что с тобой случилось? - первой кого я встретил в офисе, точнее по дороге к нему, была Кэйли. Нет, мы вовсе не перешли на шаткую стадию «давай останемся друзьями» и практически не общались, ограничиваясь лёгкими приветственными кивками головы, но видимо выглядел я настолько плохо, что она не сдержалась.
Я попытался отмахнуться и юркнуть в двери, но она, схватив меня за запястье, не дала этого сделать.
- Ты что пил? Да стой же, я тебя не съем, а в таком виде лучше не показываться, пошли.
И она потащила меня куда-то на улицу, я же всё это время понуро молчал, отсчитывая только гулкие удары в собственной черепной коробке от каждого мало-мальски слышимого звука.
- Что с тобой, Трин?
Я не знал, что ответить, просто стоял, смотрел на неё, не в силах ни думать, ни анализировать, что значит эта её необычнайная предупредительность и тревога за моё здоровье.
- Целитель из меня, прямо скажем, аховый, - прервала молчание она, - но попробую что-то сделать, главное, чтобы никто нас не увидел, - прошептала она и заключила мою многострадальную головушку в купол из собственных длинных тонких пальцев.
Я чуть не застонал от облегчения. Желанная прохлада окутала всю мою сущность, мышцы расслабились, а на лице, стопроцентно возникла идиотическая блаженная улыбка. Кэй, ты — настоящая волшебница. Боже, как же хорошо... Боль утихла, будто свернувшись тёмной трубкой, слилась в какие-то неведомые глубины, главное, покинула меня. Голова прояснилась, мозги заработали, сознание включилось на полную, словом, я в самом прямом смысле ожил и наверняка перестал напоминать мертвеца, зачем-то вытащенного из погоста.
От непередаваем радости бытия я чуть было не расцеловал свою избавительницу, но не потребовалось, она сделала это сама.
Так и не открыв глаза, я обнял её подрагивающее тело, отвечая на поцелуй. Сейчас мне было всё равно, что она меня бросила, что у неё вообще-то другой, что моя собственная жизнь повержена в прах. Я целовался с Кэйли, и мне было хорошо.
Она же в какой-то момент остановилась, прижалась к моей груди и зарыдала. Я даже не знал, как на это реагировать, машинально обняв её, стоял, нежно баюкая её в ладонях.
Отстранилась и, не глядя на меня, резко развернулась и убежала в здание.
Я отправился на рабочее место, стараясь не встречаться с ней взглядом до конца дня.
После того как обязательное время подошло к концу, вышел из здания, отошёл на приличное расстояние в сторону и крепко задумался куда отправиться дальше. Идти домой, который в одночасье перестал быть не домом, отчаянно не хотелось. В бар, тем более. Пересчитав имеющуюся наличность, понял, что с головой хватит на ночь в дешёвом мотельчике, туда и отправился.
Как оказалось на месте, денег мне хватало даже на три ночи в этом странном, не особо благополучном месте. Но меня это не остановило и, спустя непродолжительное время, я стал обладателем ключа от небольшой комнаты.
Так я провёл три дня. После окончания рабочего дня приходил сюда, ложился в постель, иногда слыша чьи-то пьяные вопли или ритмичный скрип чужой кровати, и думал. Думал, думал, размышлял, не приходя ни к какому конкретному выводу.
Как я могу изменить ситуацию и что для этого нужно сделать? Чего я хочу? Чтобы она изменилась? Этого не будет, она так и будет продолжать меня ни во что не ставить, а положить жизнь во имя воспитания священного ребёнка мне не хочется.
Честно говоря, отдохнуть от каждодневных истерик и младенческого ора было приятно. Конечно, в бодрствующем состоянии и на работе меня одолевали мысли, но приходившая в норму психика и освобождённое от нервных тисков тело, помогали справляться со всем гораздо легче.
Но впереди маячили выходные, и провести их в неуютной комнатке мотеля было бы весьма тоскливо. Поэтому я собрался с силами и по окончанию последнего на этой неделе рабочего дня, отправился домой, на всякий случай, постаравшись подготовиться к чему угодно.
Если честно, рассчитывал на тучу упрёков, обвинений и вообще на что угодно, но в комнате меня встретила притихшая и скромная Мелодия.
- Привет, - еле слышно произнесла она, - я боялась, что ты больше не придёшь.
- Боялась потому, что некому было бы вас кормить? - язвительно поинтересовался я, даже не понижая голоса. Мне плевать, кто там спит, и будет ли орать, я домой пришёл, ёлки-палки, гори они всё синим пламенем. Достал из комода свежую одежду, и собрался было идти в душ, но она меня остановила.
- Прости меня, - пробормотала, опустив глаза и даже схватившись пальцами за моё предплечье, - позволь, пожалуйста, объяснить.
- А можно я после работы хотя бы приму душ? - не унимался я.
- Да, конечно, извини.
Стоя под горячими струями, я понемногу успокаивался, даже становилось немного стыдно за тон, за пренебрежительно поджатые губы, за то, что я так настроился на битву, что принялся наступать ещё до нападения. Но в принципе, бунт на корабле не так уж плохо. Постаравшись прийти в нейтральное состояние, я коротко вздохнул и вернулся в комнату. Разговор ожидался непростой.
При моём появлении Мелодия отошла от кроватки и сделала шаг по направлению ко мне. Пока я возился в душе, она распустила волосы и переоделась, так что теперь я мог лицезреть не умученную женщину с туго стянутой косичкой на голове в затрапезной, покрытой пятнами майке, а...
Чёрт, оказалось, так только хуже. Зачем? Ведь всё не просто так. Зачем она так сделала, хочет меня соблазнить, чтобы никуда не делся? Испугалась, что останется с ребёнком на руках без средств к существованию и решила наплевать на превозносимую память о Мике? И с какого перепугу, позвольте спросить, я вообще допускаю подобные мысли у себя в голове? В изнеможении опустился в кресло.
- Трин, - она села рядом и вздохнула, - прости меня, пожалуйста. Я просто отвратительно себя вела и это правда. Хочу объяснить почему. Понимаешь, - она то и дело замолкала, будто бы каждый звук выходил из горла с невероятным трудом, - если бы ты был мне безразличен, всё было бы по-другому.
Я молчал, не зная как относиться к последней фразе. Даже не бросил взгляда в её сторону, только сильнее сжал подлокотник вдруг вспотевшими пальцами.
- Ты мне всегда нравился, - она продолжала, а я был ни жив ни мёртв от её слов, - замужество не делает женщину ни глухой, ни слепой, ни слабоумной. Мне бы никогда не пришло в голову завязывать с тобой какие-то отношения, но ты мне нравился, я с удовольствием с тобой дружила. Поэтому когда ты не смог держать себя в руках и показал, что я для тебя больше чем друг, я прекратила с тобой отношения. Боялась, - она медленно вдохнула и выдохнула, - что не смогу однажды удержаться и отвечу. Это не любовь. Я любила Мика и продолжаю любить, так сильно как это только возможно. Говорю это не потому что его теперь нет, а потому что это правда. Самое интересное, я никогда не смотрела на Трина больше, чем на друга, а ты... ты совсем другой, - она перескакивала с одной мысли на другую, будто говорила не со мной, а объясняла всё это себе.
Я молчал. Боялся даже посмотреть ей в глаза, это могло кончиться совершенно непредсказуемо. А она всё продолжала свою исповедь, - Когда ты меня спас, забрал к себе, возился со мной, носился, был настолько хорош и благороден, то стало только хуже. Мне безумно хотелось бы быть в твоих объятьях, ты бы сделал нас счастливыми, я знаю. Но так нельзя. Я не могу попрать память Мика, я не могу жить с тем, что не защитив его, буду развлекаться тут с тобой. Да, жизнь должна продолжаться и ты может быть думаешь, что время затянет раны, но так быть не должно. Я посвящу жизнь Элире, и это не обсуждается. Плюс ты слишком хорош для меня, я не заслужила, и мы обязательно поплатимся, если что-нибудь будет. Поэтому я и была невыносима. Старалась оттолкнуть тебя как можно сильнее, чтобы ты решил, что я просто-напросто дурная истеричная девка, которая не стоит твоего внимания, забыл и отпустил. Ещё старалась убедить себя в том, что ты вовсе не так замечателен. Перестаралась. Так внимательно следила за тем, чтобы не допустить сближения, что не заметила как превратила твою жизнь в ад. Прости меня, Трин. Я виновата перед тобой.
Заворочалась и закряхтела проснувшаяся малышка, Мелодия подхватилась и в два шага оказалась возле кроватки. Я продолжал сидеть, опустив лицо в ладони. Не знаю, как найти выход из этой ситуации и что теперь делать.
- Ойди, - она вспуганой птицей обернулась и, быстро поймав мой взгляд, резко опустила глаза, я же продолжил, - давай будем как-то учиться жить вместе. Я тоже не могу исправить того факта, что люблю тебя.
Сердце моментом упало куда-то глубоко вниз, а в следующую секунду взмыло вверх, обдав меня снопом обжигающих искр. В первый раз сказал это вслух, причём ей.
- Трин... - неуверенно протянула она.
Я подошёл, обнял её, она не противилась, обречённо обхватив руками моё тело.
- Я понимаю тебя, Ойди. Только не мсти мне, за то, что он умер. Всё будет как раньше, мы просто друзья.
Она вздохнула, но не горько, как-то умиротворённо что ли. Будто бы всё разрешилось и теперь всё, наконец-то, наладится.
Я был неискренен с ней. Вовсе не смирился и не разделил её слов, напротив, во мне в первый раз за всё время этой такой дурацкой и такой устойчивой влюблённости, зародилась надежда.