[Алисса]

Почему это происходит именно со мной? Как только я начинаю верить в то, что и для меня в этом мире уготован кусочек счастья, как вдруг всё обламывается. Мои надежды раздавлены, растоптаны, смешаны с грязью. Вскипая от негодования, я ищу ответ на бессмысленный вопрос: «Почему?»

Этот вопрос традиционно остаётся без ответа. Я несколько раз ударяю кулаком по подушке, но легче от этого не становится. Тогда я выпрямляюсь, поднимаюсь на кровати на колени и снова падаю на многострадальную подушку, со всей силы колотя в неё обеими ладонями.
Несколько минут назад домашние наблюдали меня бегущей вверх по лестнице с перекошенным лицом, и, скорее всего, они сейчас придут меня утешать. Как же меня это достало! Почему они никогда не дают мне побыть одной? Почему каждый считает своим долгом сесть рядом, гладить меня по голове, озвучивая при этом прописные истины, от которых мне легче не становится?

- Виола, - тихое шуршание раздаётся справа от меня, - Не плачь!
Нет! Почему именно Сола? Только её я не могу послать подальше. Она и без того с опаской смотрит на свою старшую сестру-истеричку и утешает всех домашних, пострадавших от моих гормональных всплесков.

Да, я понимаю. Во всём виноват переходный возраст. Некогда милая и застенчивая Виолетта вдруг стала вредной колючкой, срывающейся на всех вокруг. Ну, может быть, кроме Солы. У меня ещё хватает мозгов не мучить пятилетнего ребёнка.
- Я не плачу, зайчик, иди, поиграй у себя.
- А врать нехорошо, - грозит мне маленьким пальчиком сестрёнка, но всё же слышит мою просьбу и выходит из комнаты.

Когда мне было лет шесть, я хотела иметь сестру. Может быть, я и не знала тогда, что с ней буду делать, но имея под боком двух двоюродных братьев, я страстно мечтала о сестре. Мама на мои просьбы отвечала резонное: «У тебя есть Жюли и Эмили, чем не сёстры?», но то было другое. Жюли хоть и была кузиной, но приезжала только на лето. А Эми всё-таки мне не сестра, да и дружила она всегда больше с Джей Франко, чем со мной.
Солей родилась много позже, когда я и думать забыла о сестре. Мне было одиннадцать, я ходила в танцевальный кружок и мечтала стать балериной. В моей почти совсем взрослой жизни не было место куклам, я играла с мальчишками в футбол, тянулась на шпагат, выступала на конкурсах и вырывала страницы с двойками из дневника. Окажись в тот момент рядом со мной сестра-ровесница, у меня бы добавилось проблем. Когда скрываешь от родителей очередной синяк или результаты контрольной, лишние свидетели совсем ни к чему.
Потому именно в тот момент, когда мне было одиннадцать, рождение сестрёнки стало настоящим счастьем. В грудном возрасте она не могла наябедничать, зато мило причмокивала и хихикала, хитро прищуривая синие глазки. Её назвали солнечным именем Солей, и она действительно стала нашим маленьким солнышком, с золотистыми волосами и заливистым смехом. Даже ревновать родителей к Соле я не могла. Может потому, что уже вышла из того возраста, или же просто сама слишком её любила.

Теперь мне шестнадцать. Я учусь в десятом классе школы искусств Сансет-Вэлли. В прошлом в её здании располагался тот самый центр детского и юношеского творчества, который открыла бабушка Селеста. Когда наша семья продала центр городу, администрация преобразовала его в школу с творческим уклоном. Кроме обычных уроков нас учат танцам, музыке, живописи, в зависимости от выбранного направления. Кто-то скажет, что это мечта любого подростка, и в какой-то мере я соглашусь. Но есть одно большое «но». Слишком много амбиций, слишком много самомнения. Наши ученики в большинстве своём считают себя чем-то вроде полубогов, избранной элиты города. Каждый стремится выпрыгнуть из штанов, показать этому миру свою уникальность, доказать всем вокруг, кто здесь круче. Потому обстановка в классе слишком уж напряженная. Может быть, поэтому у меня там нет друзей.
Вот, например, в школе, где учатся Джей Франко и Эмили, атмосфера гораздо приятнее и дружелюбнее.

Именно там я часто пропадала в младших классах, играя в футбол с друзьями Джея. Мы с ними и сейчас хорошо общаемся, правда на футбол мне не хватает времени, и моё место на воротах занимает кто-то другой. И с подругами Эми мне гораздо проще найти общий язык, чем с моими одноклассницами. Конечно, с ними-то мне не приходится бороться за сольные партии в концертах.

Впрочем, у меня всё-таки есть одна подруга среди одноклассниц. Была. До сегодняшнего дня.
Лила Краун. Самая дружелюбная, улыбчивая, ласковая. Всегда проявляет участие, сочувственно вздыхает и утешает сладким голоском. Всех любит, всем помогает. Только вот за этим образом милого ангелочка, как оказалось, скрывается подлая натура. Если бы я знала, что она такая двуличная, то никогда бы к ней близко не подошла, не стала бы доверять ей свои секреты.

- Виола, лапуля, мне так жаль, что тебе сегодня по джазовому танцу четвёрку поставили, - с сожалением в глазах говорила мне Лила на перемене, - Я видела, ты точно на пять исполнила, не понимаю, за что мистер Вагнер тебе балл снял.
- Лил, спасибо за участие, но я правда пятёрки не заслужила.
Подруга категорично замотала головой, отказываясь верить в мои слова:
- Роднуля, что ты такое говоришь? Ты же лучше всех, у тебя и растяжка лучшая, и учишь ты быстро, и техника идеальная!
- Техника, но не характер. Меня же вечно ругают за то, что я исполняю как спортсменка, не вживаясь в роль…

Лила нашла слова утешения и на это моё замечание. Она всегда поддерживала меня, и мне казалось, что это искренне. Мы дружили с начальной школы, может быть не так близко, как могло было бы быть, но Лила находила для меня время, могла выслушать и помочь советом. У неё было много подруг. У меня – только она.

После уроков мы собрались в танцевальном зале. Мэгги Садлер, моя любимая учительница, преподаватель классического танца, должна была отобрать четырнадцать лучших девушек для участия в региональном конкурсе. Если учесть то, что всего нас двадцать три - конкуренция очень высока. И хоть я обычно вхожу в первую десятку, всё равно волнение зашкаливает.

И почему я не родилась парнем? Не пришлось бы сейчас психовать, гадая, выберет ли меня миссис Садлер.
К слову о парнях. В нашем классе их всего семь. На подобные конкурсы их берут без отбора, у них нет такой жёсткой конкуренции. Да, парней тоже гоняют, у них есть некое подобие борьбы за сольные партии, но всё равно им проще. Их холят и лелеят, ведь танцующие мальчики – редкость. Может быть, в бальных танцах дела обстоят иначе, но не у нас.

- Девушки, я не буду вас сильно мучить, - шустрым ветерком в зал вбежала миссис Садлер, - Я смотрела за вами на последних занятиях и решила, что не буду устраивать дополнительного просмотра. В основной состав войдут те же, кто был на городском конкурсе.

Тринадцать счастливиц завизжали от счастья. Четырнадцатая, то бишь я, просто улыбнулась. Я не люблю прилюдно выражать эмоции, да и вообще не люблю всё, что «прилюдно». Может быть поэтому у меня не получается танцевать характерные танцы, когда важно не только мастерство, но и актёрская игра, эмоциональный контакт со зрителем.

Тем временем миссис Садлер призвала всех к спокойствию и сказала страшное слово «но». Все мигом затихли и в тревоге посмотрели на неё.
- Но внутри этого состава будут кое-какие перестановки, - она открыла свой ежедневник, в который делала пометки во время занятий, - Так. Лила Краун остаётся на своём месте. Сара и Джессика, ваше соло тоже без изменений. А вот Симона своё место уступит Виолетте.
Все тут же обернулись ко мне, и хоть внутри меня всё ликовало, очень тяжело было выдержать эти изучающие взгляды. Что касается Симоны, то она стала возмущаться, заявила, что она знает только свою сольную партию, а за моё место никогда и не учила.

- Симона, мне не нравится, как ты относишься к делу последнее время, - тем временем заметила миссис Садлер, - У тебя серьёзная роль, а исполняешь её ты так, между делом. Если постоянно работать в полсилы, то рано или поздно кто-то, кто действительно трудится, догонит тебя и обгонит. Всех касается, - она обвела нас своим фирменным взглядом, от которого сразу хотелось выпрямить и без того ровную спину, - Симона, если ты не знаешь партию Виолетты, то можешь отказаться от участия, я уверена, что те, кто не прошёл сегодня отбор, легко смогут заменить тебя.
- Нет-нет, простите миссис Садлер, я справлюсь. Я только один переход плохо знаю, но быстро его выучу.

В этот счастливый день мне дали интересную, яркую роль цыганки в нашем мини-балете.
В этот же день я потеряла единственную подругу.
Перед тем, как пойти домой, я зашла к нашему костюмеру. Симона выше меня ростом, а значит, надо договориться, чтобы платье подогнали под меня. Мисс Халл повела меня между длинных рядов вешалок с костюмами, и когда мы уже зашли достаточно далеко, со стороны входа послышались голоса Лилы и Симоны. Они не видели нас, а потому говорили громко. Слишком громко.
- Почему она говорит, что я плохо работаю? Она просто не замечает! Я тружусь как ломовая лошадь, почему ей этого не видно?

- Симош, роднуль, все видят, как ты трудишься, - утешала её Лила, - И все знают, что только ты справляешься с этой партией.
- Справлялась, - поправила Симона.
- Нет, солнышко, справляешься, - подчеркнула Лила, - Виола не дотягивает, это видят все. Да, технически она сильна, но блин, ты видела её лицо? Какая из неё цыганка? Да она все танцы с одним выражением исполняет. Да и пластика у неё... Сколько раз Садлер кричала на неё «женственнее, нежнее», а она всё равно как пацан в юбке.

- Лил, ну ты тоже не перегибай, лицо лицом, но если она крутит фуэте, то это о чём-то да говорит.
- Я тоже кручу, - ревностные нотки проскользнули в голосе Краун.
- Боишься, что и тебя сместит? – усмехнулась Сима.
- Ой, да я тебя умоляю! Лапуль, где она, и где я?! С этой угловатой пластикой ей далеко не уйти.

Девять шагов на то, чтобы преодолеть расстояние между нами. Девять слов для того, чтобы разрушить дружбу с единственной «недоподругой». Миллион эмоций, разрывающих душу на части, окроплённые невыплаканными слезами.

- Спасибо, Лила. Интересно было узнать твоё мнение обо мне, - мой голос звучит так холодно, что я и сама готова поёжиться при его звуках. Больших усилий стоило мне произнести это спокойно. Я еле совладала с собой и не перешла на крик.
- Виола? – бывшая подруга хватает ртом воздух, судорожно соображая, что бы сказать, - Ты не обижайся, я ничего такого не имела в виду, а про то, что тебе не даются женственные партии, ты мне сама говорила. Роднулечка, не обижайся, - залепетала она, как только вновь обрела способность говорить.
- Я тебе не роднулечка, - внешне спокойная, я прохожу мимо, стараясь задержать эмоции внутри, не сказать ничего лишнего.

Но, уже дойдя до порога, слышу отчётливый шёпот Лилы за моей спиной и взрываюсь:
- Могла хотя бы подождать пока я уйду! Не терпится посплетничать, да? Лила, я не ожидала от тебя такого! Двуличная дрянь! Какого фига ты со мной сюсюкаешься, если такого мнения обо мне? Не общалась бы со мной, не рассказывала бы сказки о том, как я заслуживаю пятёрок!

- Я не буду оправдываться, - Лила бесстыдно смотрит мне в глаза, пряча улыбку в уголках губ, - Я говорила правду, я перед тобой ни в чём не виновата. Пойдём, Симош, пусть эта истеричка тут в одиночестве кричит, мне не интересно её слушать.
Она схватила под руку сопротивляющуюся Симону и потащила её к выходу. Я сползла вниз по стене и какое-то время сидела на полу неподвижно. Слышала уходящие шаги одноклассниц, сердитое шипение Симы, которая уговаривала Лилу вернуться и извиниться. Но мне всё это было по барабану. Об меня уже вытерли ноги, и это не исправить никакими извинениями.

Если поглубже зарыться в подушку, все мысли сосредоточатся на том, как трудно дышать, как хочется вырваться из этой духоты и глотнуть свежего воздуха. Очень кстати. За мыслями о физических потребностях почти спрятались воспоминания о сегодняшнем дне. Или я обманываю себя?
Замираю. Прислушиваюсь. Кто-то идёт по коридору, подходит к моей комнате. Пытаюсь угадать, чьи это шаги, но радостный возглас Солы из соседней комнаты раскрывает все карты:
- Папа! - заливисто восклицает она, на что он отвечает укоряющим шёпотом:
- Тшшш, тихо, Виолетту разбудишь.
- А она не спит! Она притворяется и плачет, - шепчет в ответ маленькая болтушка.
"Какого чёрта?!" - проносится в мыслях. Но нет, я не могу обижаться на Солей, она тут ни при чём. Скорее, я виню обстоятельства, которые так часто играют против меня.

- Виола, - папа присаживается на край кровати, - Что случилось?
Молчу. Не шевелюсь, не отнимаю головы от подушки. А внутри начинает вскипать возмущение: "Что он от меня хочет?! Это мои проблемы, я не собираюсь их ни с кем обсуждать!"

- Вио, - ласково произносит он, легонько касаясь моего плеча.
"Нет. Я не поддамся, я не отвечу".
- Рафаэль! - доносится откуда-то снизу голос мамы, - Оставь её, потом поговорим...
"Вот! Хоть кто-то в этом доме в состоянии меня понять!"
- Виола, - папа склоняется ко мне и шепчет почти в самое ухо, - Что бы там у тебя ни случилось, оно не стоит твоих слёз.

- Папа!!! - я резко вскакиваю, чувствуя, как внутри меня всё кипит, - Может, хватит говорить мне то, что я и без вас знаю?! Сколько... Можно? - я осекаюсь, наткнувшись на его недоуменный, чуть расстроенный взгляд. Но механизм уже запущен, обратного пути нет, меня уже не остановить...
- Если знаешь, то используй эти знания, - на удивление спокойно отвечает он, - А вместо того, чтоб тут предаваться страданиям, могла бы отвлечься на сборы в театр.
"Вот блин! Театр! Как я могла забыть, что мы сегодня планировали семейный выход?!"
Меня раздирают противоречивые чувства, одна часть меня рвётся немедленно потушить этот глупый пожар, поступить как примерная дочь и пойти с родителями на спектакль, которого я так ждала. Но другая, вредная и колючая моя половина не даёт мне покоя.
Ответ срывается с губ прежде, чем я могу что-то обдумать:
- Я не иду!
- Но Вио...
- Я не смогу, - отрезаю я, - Мне сегодня дали новую роль, мне надо репетировать, - слишком жёстко вскрикиваю я, срываюсь с места, быстро, суетливо хватаю танцевальную форму, гетры, балетки, диск с музыкой. Практически бегом лечу из комнаты, роняя по пути вещи, со злостью их собирая, вновь кидаясь к выходу.

На пороге я на миг останавливаюсь, наткнувшись на какое-то внутреннее препятствие, и стараюсь как можно мягче произнести:
- Сходите с мамой вдвоём. Не отказывайтесь от театра из-за меня.

Сбежав в домашний спортзал, я врубаю музыку погромче и с каждым новым движением выплёскиваю в танец свою злость. На Лилу, которая предала меня. На Симону, которая молча наблюдала. На родителей, которые не могут и не смогут меня понять.
До скрипа в зубах вытягиваю колени, до дрожи в мышцах держу арабеск, все прыжки - до изнеможения, до тех пор, пока не останется сил.

Моя цыганка получилась разъярённой, жестокой и грубой. Этим танцем не хочется любоваться, и миссис Садлер за такое бы меня сняла с выступлений. Но она этого и не увидит, это только моё. Это выплеск эмоций, который я не позволяю себе в классе.
Я злюсь... Но где-то в отдалённых уголках сознания я понимаю, что злюсь на саму себя. За то, что была чересчур доверчивой с Лилой, что позволила себе открыть перед ней душу. Но больше всего за то, что сорвалась на родителях. Несправедливо. Неблагодарно. В который раз.