БОНУС
I/0-1 Новое начало
Я бежала из Рагнгерда в соседнюю деревню. Там у меня есть какие-то родственники, вроде троюродной сестры моей двоюродной тетки – седьмая вода на киселе - и я надеюсь, что они примут меня, а не выставят за дверь.
В Стейнмунне пока тихо, а люди, кажется, вообще не в курсе происходящего. Наверное, поэтому, тетушка Энн, которая последний раз видела меня, когда мне было семь, смотрит настолько удивленно и не верит, что я «та самая Розмари Фессельн»
Она начинает верить мне только после того, как я рассказываю о случившемся, но мое совершенно безэмоциональное лицо рождает в ней какое-то сомнение. Или мне только кажется.
- Наверное, ты совсем обессилила.
Меня хватает только на сухой кивок. Мне хочется попросить ее не расспрашивать, но я не имею права на это: в конце концов, она приютила меня.
- Розмари…- она теряется, когда в комнате появляется ее муж, кидает вопросительные взгляды на нас обеих, - я не могу позволить тебе остаться здесь, сама понимаешь, положение абсолютно безвыходное. Ты можешь поужинать, переночевать – сейчас на улице слишком опасно, - и уйти утром.
Я снова киваю. Да что угодно, только дайте мне поспать и поесть.
Энн скрывается за дверью, а ко мне подходит ее муж – Эрик, кажется, - и садится напротив.
- Ты оставила поместье?
- Да.
- И у тебя ничего нет?
- Да.
- Я дам тебе какую-то одежду и денег на билет до Свана. Утром ты должна будешь уехать на первом же поезде – вокзал в десяти километрах; иначе ты просто потеряешь какую-либо возможность спастись.
Я поднимаю на него глаза, мне хочется сказать: «эй, полегче, я всего лишь шестнадцатилетний подросток!», но когда сталкиваюсь с чужим, холодным взглядом голубых глаз, слова сразу куда-то пропадают. Я снова сухо киваю.
- Вот и хорошо. Иди в гостевую комнату, я думаю, Энн там закончила. Одежду и деньги принесу позже.
Все-таки срывается совершенно ненужный вопрос:
- Вы делаете это зачем-то или просто так?
- Я еще слишком хорошо помню твою мать, Розмари, считай, что это последнее, что я мог бы сделать для нее.
И Эрик скрывается за дверью.
- Спасибо.
Утро встречает туманом и предчувствием чего-то нового. Мне предстояло два часа пешей ходьбы до вокзала и два дня трясучки в переполненном вагоне до Свана. Я плохо помню, как преодолеваю весь этот путь, помню только, что волосы постоянно лезли в лицо, очень хотелось есть и ехидную улыбку кассирши, протягивающей мне билет со словами «счастливая, вытянула последний».
Мне удается сесть у окна, рядом с какой-то женщиной и ее тремя детьми, боязливо жмущимися друг к другу и прижимающими к себе игрушки.
Люди вокруг копаются, шумят, закидывают пожитки на полки и громко разговаривают. От этого начинает болеть голова. Они все боятся, и я их понимаю: они боятся, что на нас нападут прямо здесь, в поезде, и мы не выедем даже за пределы провинции, они боятся не доехать – столица для многих последняя надежда, - они боятся неизвестности, которая ждет там, за этой надеждой и того, сколько им придется заплатить за свои жизни.
Я очень хочу отключиться, но сон не идет. Поезд едет без остановок, за окном мелькают пейзажи в предрассветной мгле, сменяя один другим, проносятся пустынные поля и леса, в которых ничего не осталось. Я вижу людей, с надеждой бегущих к поезду и эту надежду теряющих, когда он не останавливается на перроне; я вижу как что-то дымится вдалеке, и дым поднимается высоко-высоко в небо.
И до сих пор не верю, что началась война.
Женщина пристально смотрит на меня своими впалыми глазами, что хочется спросить – зачем. Но она молчит, и я молчу, не решаясь заговорить. В конце концов, все разговоры приводят только к одному: к сознанию общего страха. А бояться нельзя, не мне и не сейчас – я потеряла слишком много, чтобы позволять страху овладеть мной.
И как в доказательство моим словам, поезд останавливается – на пустыре, правда, - и в него заходит женщина: сначала никто не понимает, почему ее пустили, а затем до всех доходит: она солдат. В потрепанной форме вооруженных сил Сванвейга, она стоит, гордо подняв голову и натянув на свое грубоватое лицо мужественное выражение.
Наши взгляды пересекаются всего лишь на минуту, и за эту минуту я понимаю, зачем еду в Сван – решение находит меня само.
Я принесу пользу: всем этим людям. Этой женщине, ее детям, женщинам, мужчинам, детям всего мира – и себе самой. И все остальное неважно. Будет ли мне страшно, выживу ли я – мне нельзя сидеть на месте и нельзя прятаться.
Когда поезд приезжает на вокзал Свана, я уже знаю, куда идти.
Сван невероятно большой город, действительно как на картинках в интернете – с высокими белыми домами с огромными окнами, ровными бордюрами, и невероятным для города количества зелени.
Молодой военком окидывает меня беглым взглядом, когда я вхожу в военкомат, осматриваясь. От белых стен слепит глаза, а от количества техники на квадратный метр хочется забиться в угол. Здесь что, у каждого есть эти сенсорные…как их там?
- Мисс?
Я поднимаю глаза. Он высокий, темноволосый, и почему-то одет в костюм.
- Я могу вам помочь чем-нибудь?
- Да. – Я протягиваю ему свою идентификационную карточку и вижу, как дрожат руки, - запишите меня в добровольцы.
Военком смеется. Смех у него дружелюбный; он внимательно рассматривает карточку, смотрит на мою фотографию в ней, а затем – на меня, и улыбается.
- Идите домой, мисс Фессельн. Шестнадцатилетним девочкам не место на войне.
- У меня нет дома.
- Пройдемте со мной.
Он заводит меня в какой-то кабинет, кладет карточку на стол. Я не замечаю, как у него в руке появляется металлический шар: все мое внимание приковано к пейзажу за окном. Здесь слишком красиво, чтобы позволить себе не рассматривать. Небоскребы – я вижу их впервые, как и голографические постеры на улицах, воздушное метро, играющих лазерный ритм-а-кон подростков, и эту неземную, футуристическую одежду как будто из фильмов
- Мисс Фессельн, я думаю, вам стоит обратиться в жилищный комитет Свана.
- Зачем мне это?
- Корни вашего рода уходят глубоко в прошлое, - я оборачиваюсь и вижу, как военком смотрит на прозрачный экран компьютера, вижу там свою фотографию, фотографии моей семьи и много текста, - это одна из причин, по которой вас могут обеспечить хорошим жильем вдали от войны.
- Вдали от войны? – я усмехаюсь, - вы думаете, я дура? Эта война затронет всех! Понимаете? Всех, она будет на всех континентах – не только в Сванвейге!
Военком вздыхает.
Почему он так на меня смотрит? Неужели я первая здесь несовершеннолетняя за прошедшие три дня? Неужели они не готовы с руками отрывать тех, кто согласен служить во благо своей страны?
- Я ничем не могу вам помочь.
- Вы можете. Запишите меня в добровольцы, - я смотрю ему в глаза, - и вы больше никогда не увидите меня и не услышите обо мне! Это единственное, чего я хочу.
Мы молчим. Он смотрит на меня, на мои голые ноги и слабые руки, на милую мордашку и наверняка представляет, как меня проткнут штыком или что-то в этом духе – но мне все равно.
- Вы уверены?
- Да.
И через полчаса я выхожу из здания, держа в руках свою карточку и карту временного проживания в общежитии для военных.
Когда темнеет, я уже лежу в постели и осознаю, что это – последний на ближайшую пару лет вечер, который я проведу в тишине и спокойствии.
Загораются огни соседнего небоскреба – кажется, это Научный Институт или Астрономический Центр, людей на улице почти не осталось. Если бы пару лет назад кто-то сказал мне, что я окажусь в столице: посмеялась бы, и только. Но сейчас я здесь, неважно, как надолго.
С моим прибытием в Сван начинается новая жизнь – старую я оставляю в Рагнгерде. И кроме этого сейчас ничего не имеет значения.
Утром я получаю новую военную форму и смотрю, как падают на пол черные волосы под противное дребезжание стригущей машинки.
Иногда нужно жертвовать чем-то большим, чем своей жизнью – собой.
И когда вечером я сажусь в автобус вместе с другими новобранцами – парнями в большинстве своем, и смотрю, как огни Свана тают вдалеке, как появляются на небе первые звезды и падают кометы – я понимаю, что впервые за шестнадцать лет я приняла правильное решение.
