[Anora]

Irene, спасибо!)
FREIheit, спасиииибо!!! Обе эти вещи мне пригодятся, как всегда

Итак, вот он, новый файл) Сразу хочу извиниться за несколько вещей. Во-первых, огромное (для меня)) количество текста и мизерное количество скринов. В идеале их должно было быть как минимум в два раза больше, но игра моё мнение не разделила, как вы знаете. Ну и за несоответствие порой изображения написанному в тексте: использовала тот материал, что раскопала в архивах, а это, сами понимаете...
Во-вторых, к кусочку "16+" под катом прилагается песня. Это первая моя попытка сопроводить текст музыкой, и должна сказать, что не идеальная: фразы идут не по ритму песни, по крайней мере, я со своей скоростью чтения не попала)), спокойные и насыщенные моменты также не совпадают. Но именно эта песня подтолкнула меня к написанию этого эпизода, и я решила, что она должна здесь быть Слушать до, во время или после, или не слушать вообще - решать исключительно вам))).
На этом закругляюсь, приятного прочтения!

Файл # 007. Трагедия в двух действиях.

Действие первое. Калейдоскоп.

1.
Бегущие по экрану буквы и цифры отражаются в уставших, с красными прожилками лопнувших сосудов глазах сидящего перед монитором человека, превращаясь в причудливые, непонятные символы. Впрочем, и без этого искажения на роговой оболочке глаза текст вряд ли был бы понятен широкой аудитории, однако мужчина следит за проносящимися перед ним данными с почти маниакальной сосредоточенностью, опасаясь даже моргнуть.

Дверь в противоположном конце комнаты открывается, из вентиляции над компьютерным столом со свистом вырывается порыв воздуха, сбивая светлую прядь на лоб мужчины – он не обращает на это ни малейшего внимания. И только деликатное покашливание вошедшего здоровяка выводит блондина из подобия транса: поставив процесс на паузу, он поворачивается в кресле и с благодарным кивком принимает из рук телохранителя, а по совместительству водителя и секретаря, пачку документов и огромную чашку с кофе.
Помощник порывается уйти, но Стайнер останавливает его и указывает приглашающим жестом на стул у стены. Удивлённый, Джек, впрочем, садится. С минуту оба молчат, учёный время от времени делает большие глотки обжигающего напитка. Наконец, здоровяк делает то, чего раньше за ним не наблюдалось – заговаривает первым:
− Вы видели её? − этот вопрос словно жёг ему горло всё это время.
− Да, − голос Стайнера хриплый, будто ответ он слишком долго скрывал.
Снова наступает тишина, на этот раз в ней чувствуется облегчение. Но вскоре оба начинают ощущать потребность в разъяснении. Первым не выдерживает Стайнер:
− Двоюродная сестра настояла на встрече именно на той презентации книги – якобы, там легче было бы затеряться в толпе. Впрочем, с тем скандалом, что она мне пыталась устроить, никакая толпа не помогла бы, пришлось выводить её на улицу, к мусорным бакам. Но я всё же успел мельком увидеть её – улыбающуюся, с прямой спиной, охотно жмущую руки гостям… Может, она и была чуть растеряна, но изо всех сил это скрывала. И знаешь, глядя на неё такую, я задумался: если даже ей хватает сил проживать каждый новый день с такой вот улыбкой, может, оно того стоит?..
− Мне тоже что-то такое пришло в голову, когда я её из тех развалин вытаскивал, − после короткой паузы произносит Джек, решившись, − Как будто вот она, жизнь, в моих руках, такая хрупкая и сильная одновременно… Извините, что говорю вам такие вещи, просто всё это время они не давали мне покоя, порой я даже уснуть нормально не мог, думал – всё, свихнулся. Но теперь вижу, что это вовсе не бред…
− Либо бред массовый, − заканчивает мысль Стайнер в полголоса.
Снова молчание, прерываемое лишь гулом включённых компьютеров.
− А что хотела сестра? − будто боясь снова затронуть действительно интересующую его тему, нарушает тишину Джек.
− А, − отмахивается блондин, − делала негодующий вид и кричала, что снять деньги со счёта – это одно, но устраивать слежку за нашим объектом она категорически отказывается, и чтобы я больше не вздумал ей звонить. Не больно-то и хотелось, на самом деле, это всё идея Беннета была… Впрочем, довольно об этом, и так уже нарушили субординацию. Будем считать, что этого разговора не было. Всё понятно, Джек?
− Понятнее некуда, сэр, − официальным тоном произносит тот и выходит из комнаты.
Учёный возвращается к созерцанию монитора, не замечая, что забыл возобновить временно остановленную проверку данных. Он думает о том, что Рей Беннет, третий из столкнувшихся с оживлённым киборгом людей, испытывает те же чувства, что и "безмозглый качок" Джек, и он сам. Но чересчур зациклен на своём положении, чтобы в этом признаться.

2.
Яркие лучи послеполуденного солнца прорезают пространство огромного кабинета на 22-м этаже небоскрёба в деловом районе Сим-Сити, но благодаря кондиционерам воздух в помещении остаётся прохладным и способствующим деловому настрою. Однако сидящему за столом мужчине в очередном идеально выглаженном костюме это не помогает: он то и дело отрывает взгляд от столбиков цифр и графиков, вскакивает, делает несколько нервных шагов в сторону окна снова садится, и то и дело проводит рукой по волосам, отчего некогда аккуратная причёска всё больше напоминает стог прошлогодней соломы.
Рэй Беннет злится по двум причинам: во-первых, расчёты категорически не сходятся, не взирая на все пересчитывания и перераспределения средств, прибыль настолько мизерна, а перспектива её настолько отдалённа, что операция теряет всяческий смысл. Единственное, чему бизнесмен мог бы порадоваться, это тому, что процесс ещё не запущен и банкротство ему всё же пока не грозит. Но безусловно огорчает тот факт, что ни один из проектов, над которыми работал Борн (а таковых было несколько, и самому крупному из них – созданию человекоподобного андроида – учёный отдал предпочтение по собственной инициативе), не оправдал надежд Беннета, будучи чересчур затратными для массового внедрения. Изначальный план, если не вдаваться в подробности, был прост: заменить большую часть персонала принадлежащих ему агентств в сфере услуг и мелких фабрик программами, либо, там, где этого недостаточно, высокотехнологичными роботами, сохранив при этом за ними места рабочих, а их зарплату с липовых счетов перенаправлять окольными путями на собственный счёт где-нибудь на островах. Однако оказалось, что для того, чтобы обдурить всяческие проверяющие службы и профсоюзы, программы, а тем более киборги, должны быть гораздо более высокого качества, чем он предполагал, а соответственно, требовали и более существенных денежных вливаний. И вот теперь получается, что уже потраченные на исследования средства пропали втуне из-за практически полного отсутствия прибыли в обозримом будущем. Уже не впервые Рэй возвращается к мысли, что нужно было сразу нанять финансового аналитика, а не делать всё самому, но тогда он посчитал, что чем меньше замешано народу, тем больше денег получит в итоге он сам.
Но эта злость привычная и не вызывает такого дискомфорта, как другая, более глубокая, прорывающаяся сквозь колонки предательских цифр и обвинения учёного-перфекциониста в излишней придирчивости. Это злость на самого себя, на собственную слабость и восприимчивость, на глупые мысли о том, что деньги – это ещё не всё, что ему представился шанс прикоснуться к самому смыслу существования, а он им не воспользовался, что упустил, отпустил и нет надежды на то, что когда-нибудь снова сможет увидеть её взгляд, в котором он мог бы прочитать столько важного, нового, ранее незнакомого и не имеющего для него значения. Больше всего на свете ему сейчас хочется отступиться, дать задний ход, отменить всё, забыть о своих планах и просто с ней поговорить. С каждым днём в нём всё крепнет уверенность, что у неё, у этой бывшей машины, есть ответы на все вопросы, так или иначе всплывающие в сознании каждого человека. Он мало прочёл в своей жизни книг, но "Нерождённую", как её стали называть газетчики, мужчина проглотил за один вечер, и, зная теперь, что она чувствует, уверился в своём предположении ещё больше. Рэй Беннет, некогда член молодёжной банды, сдавший, подкупивший или упрятавший за решётку всех своих бывших подельников, поднявшийся из низов, как это любят называть вездесущие СМИ, переключившийся с прямой грязи улиц и мелких правонарушений на метафорическую грязь мошенничества и денежных махинаций, никогда не ожидал от себя подобных филосовствований, считая почву под ногами достаточно прочной и обоснованной, чтобы двигаться вперёд без помех и моральных метаний. Теперь же он злится, потому что всё его мировоззрение готово разрушиться в любой момент из-за внезапно проснувшейся в нём слабости. И вариантов решения данной проблемы он видит не так уж много…

3.
Волны телефонных звонков, сделанных с разных концов разных городов, отражённые и перенаправленные многочисленными спутниками, сталкиваются, увязают в занятой отправкой двух абонентов друг другу исходящего сигнала сети. Раз, другой, третий. Звонящие начинают терять терпение, вжимая до упора кнопки и нещадно давя на тачскрин. Наконец, одному из сигналов удаётся прорваться, и взвинченные до предела нервы собеседников выплёскиваются наружу, когда они одновременно произносят:
− Я сворачиваю операцию!
− Это нужно прекратить!
Затем наступает тишина, в которой каждый из них надеется, что другой приступит к разъяснениям, отсрочив необходимость самому их давать. Первым, на правах босса, решается Бэннет:
− Затраты не оправдываются, прибыль недостаточна, так что не вижу смысла в дальнейшей разработке проекта, − он замолкает, не в силах признаться, что выбирает этот путь лишь потому, что второй выход – это уничтожить её, окончательно и бесповоротно, чтобы исчез сам субстрат проблемы, сама возможность сомневаться. Но на это он пойти не может.
− Согласен, − отзывается Стайнер, стараясь, чтобы голос звучал как обычно, − Помимо всего прочего программы оказались сложнее, чем я предполагал, и для их обработки нужны очень мощные машины, что также добавит расходов. Плюс, часть данных оказалась повреждена… − он понимает, что всё это никак не объясняет вырвавшейся у него в начале разговора фразы, но он не может просто взять и сказать своему работодателю, что не желает больше в этом участвовать, и что собирается сосредоточить внимание на изучение работы "Смерча" и природы изменений, которые могут происходить сейчас с их беглянкой. Разумеется, тайно, и, разумеется, в одиночку.
− Что ж, мистер Чейз, позаботьтесь о том, чтобы все данные были тщательно уничтожены, а оборудование разобрано и утилизировано. Последние выплаты будут перечислены на условленный счёт в ближайшие дни. Приятно было работать с вами.
− Взаимно, мистер Бэннет. Не беспокойтесь, всё будет сделано.
И тот и другой знают, что собеседник лжёт. Но оба надеются никогда больше друг друга не увидеть.

4.
− Стеф, почта пришла! − кричит Брэнда в сторону спальни, закрывая входную дверь.

Стефани бегом спускается в гостиную и обе устраиваются на диване, наперебой вырывая друг у друга конверты – сегодня должен прийти ответ из университета, куда они вот уже второй год исправно подавали заявки, но получали отказ. Собственно, весь смысл переезда в Сэнт Клэр был в том, чтобы обойтись без высшего образования, на котором настаивали родители девушек, но оказалось, что для получения желаемого места (Брэнда хотела попасть в научный институт, а Стеф грезила о карьере, как ни странно, преподавателя) диплом необходим. Готовность драить пробирки и природный дар держать любую аудиторию не помогли.
− Нашла! − вскрикивает Стефани, извлекая из стопки рекламных проспектов два длинных конверта и протягивая один подруге.
Пока блондинка пытается извлечь содержимое через узкую щёлочку неудачно надорванного конверта, Брэнда уже достаёт свой ответ и расплывается в радостной улыбке. Ожидая пока подруга тоже увидит свой вердикт, чтобы вместе издать радостный вопль, Брэн принимается разглядывать рекламные проспекты. Однако первый же попавшийся листок стирает улыбку с её лица.
− Что это? − произносит она изменившимся голосом, в упор глядя на Стеф. Та неохотно отрывается от нежелающего поддаваться конверта и в недоумении смотрит на побледневшее лицо подруги.
− Что это такое? − ледяным тоном повторяет Брэнда, бросая на колени Стеф страницу книжного формата в жёлто-зелёных тонах.
"Центральный банк Сим-Сити, Сэнтклэрский филиал" – значится наверху крупными буквами, далее идёт следующий текст:
"Уважаемая мисс Мэйден, благодарим Вас за пользование услугами нашего банка! Ввиду недавно проведённой Вами операции, мы сочли возможным предложить Вам нижеследующий пакет услуг: денежные переводы на любой счёт в пределах страны и за границей; снятие крупных сумм наличными с возможностью увеличения лимита недекларируемой суммы до 1млн. смлн.; снятие и перевод средств по доверенности и поручительству: при повторном обращении возможно уменьшение комиссии; и другие предложения (подробности узнавайте в Вашем отделении банка). Смеем надеяться, что Вы остались довольны качеством сервиса и обратитесь к нам снова!"
Закончив чтение, блондинка поднимает глаза на подругу. Судя по выражению лица Брэнды, отпираться смысла особого нет. Но можно ведь попытаться, верно?
− Обычная реклама, эти банки уже достали, честно говоря, − начинает было она, но Брэн не намерена давать сбить себя с толку.
− Когда это ты совершала операции со столичным банком? Насколько я помню, у нас у обеих счета в банке "Старый город", мы вместе их открывали, когда приехали сюда. И какой же из указанных услуг ты воспользовалась, что они теперь хотят заполучить тебя в постоянные клиентки? Уж не последней ли?..
− Ладно, хорошо, хватит! − Стефани резко вскакивает с дивана, отчего рекламные проспекты пёстрым водопадом рассыпаются по полу, − Раз ты такая умная, скажи мне всё прямо в лицо, незачем ходить вокруг да около! Ну! Давай, я жду!
− Я надеялась, ты сама мне всё расскажешь, − Брэнда остаётся сидеть, её голос приобретает суховатый оттенок, − Я считала, что мы должны быть честными по отношению друг к другу, я думала, мы подруги.
− Я тоже так думала! − распаляется Стеф, − Мы со школы с тобой не разлей вода, Брэн, а тут вдруг появляется эта… Тэсла, и тебя моментально как подменяют, ты носишься с ней как с писаной торбой, Тэсс то, Тэсс это, только и разговоров что о ней! Когда мы в последний раз ходили куда-нибудь вместе? Когда выбирались по магазинам? А судя по её наряду на презентации, с ней ты как раз недавно ходила!
− Ты же сказала, что на презентацию не пойдёшь… − тихо произносит Брэнда, видно, что она ошарашена и расстроена обвинениями подруги, но слова срываются раньше, чем она успевает это осознать.
− И это единственное, что тебя интересует?! − вконец взрывается блондинка, − Да, я была там, хотела посмотреть, как вы развлекаетесь. Потому и встречу с кузеном назначила там. Ах да, это он попросил меня снять деньги со счёта Борна, и я это сделала с большим удовольствием, потому что он их, по большому счёту, украл! − она внезапно замолкает, будто вспомнив что-то.
Брэнда в молчании ожидает продолжения гневной тирады, но когда Стефани вновь начинает говорить, голос её почему-то тихий и какой-то извиняющийся:
− Но это и всё, что я сделала. Да, мне было больно и обидно, да, я многим ему обязана, в своё время он очень помог нам с мамой, когда папа ушёл… Но то, что он предложил, когда я отдала ему деньги – это было уже слишком. Он хотел, чтобы я следила за ней. Чтобы докладывала, чем она занимается, как живёт, куда ходит… Но я отказалась. Не знаю почему, но меня это задело. Я вдруг подумала, что не настолько она мне неприятна, и, в конце концов, твоему мнению я должна доверять… В общем, всё, что я сейчас наговорила – это накипевшее, прости, я уже успокоилась на самом деле… Пусть живёт, мне не жалко, только… Только в универ давай поедем вместе? − Плечи Стефани, уже давно сидящей на краешке кресла, окончательно опускаются, кажется, она уже готова заплакать.
Брэнда поднимает с пола конверт с ответом, адресованный подруге, вскрывает его до конца и достаёт сложенный втрое лист. На её лице появляется улыбка:
− Конечно, поедем, − произносит она примирительно, протягивая блондинке подписанный ректором бланк с разрешением.
Стефани поднимает на подругу глаза и счастливо улыбается в ответ.


5.
За окном в сиянии вывесок и сливающейся в общий гул музыке ночных клубов догорает ночь. Но в квартире на последнем этаже высотного здания в самом центре Сэнт Клэр, за звуконепроницаемыми стёклами негромко играет ненавязчивый рок, приглушённый свет настольных ламп преломляется в тёмно-красных глубинах вина в бокале, а сидящий в кресле мужчина в мягком облегающем свитере явно скучает. Пока этот город не оправдывает его ожиданий: пустующие клубы и рестораны, вечно занятые работой, шарахающиеся при малейшей попытке знакомства женщины. Либо настолько серые и невзрачные, что весь запал пропадает уже у него. Не к такому он привык. Обычно к концу второй недели в городе мужчина уже намечал для себя примерный "маршрут", Сэнт Клэр же оказался больше похожим на сонное болото. Или это ему так не везло?..
Допив одним длинным глотком оставшееся в бокале вино, мужчина решает назавтра сменить тактику и отправиться в парк.


Действие второе. Затишье и буря.

1.
− Что? Уезжаешь? Куда? − время будто замирает, и я не сразу осознаю, что сердце успевает сделать всего один гулкий удар, прежде чем из динамика снова раздаётся голос Брэнды.
− В университет. Нам со Стеф удалось, наконец, поступить, конкурс у них там бешеный. Так что в следующий понедельник отправляемся: недельные подготовительные курсы перед первым семестром – единственное условие, на котором нас согласились принять. Не горюй, − бодро продолжает подруга, видимо, догадавшись по затянувшемуся молчанию, что новость меня, мягко говоря, шокировала, − Давай на выходных сходим куда-нибудь, устроим прощальную вечеринку, так сказать. Я позвоню ближе к делу. Не вешай нос! − бросает она напоследок и отключается.

Я слушаю короткие гудки ещё несколько секунд, потом до меня доходит, что телефон можно выключать. Чувствую себя так, словно при очередном шаге вверх по лестнице нога нащупала пустоту. Прошло почти три месяца с тех пор, как наши с Брэндой пути пересеклись посреди ночного шоссе, и всё это время она была рядом, как проводник, путеводитель, билет в человеческую жизнь. Она одна знала мою тайну, но согласилась не акцентировать на ней внимание, помогая тем самым и мне абстрагироваться от прошлого и смотреть вперёд. И я не могу себе представить, как буду существовать, если её рядом не будет! Похоже, пришло время очередной проверки на прочность…

2.
Брэнда и Стефани уехали в последний понедельник лета. Провожать я их не пошла: по словам Брэнды, у них там вышла небольшая размолвка, которую лучше разрешать с глазу на глаз. С тех пор прошло уже два дня, и хоть раньше общение с Брэн не было ежедневным, её отсутствие почему-то нависло надо мной пустотой и безмолвием. И вот теперь я сижу в своей гостиной-кухне-столовой, смотрю в экран ноутбука, и совершенно ничего не приходит в голову. А Хелена тем временем ждёт материалы для второй книги. Не в силах больше выносить этой гнетущей атмосферы, захлопываю крышку ноутбука и выхожу на улицу.
Солнце медленно сползает к закату по сияющей голубой глазури небосвода. Пыльные листья деревьев устало обвисли на ветвях в надежде на дождь. От нагретого асфальта поднимается дрожащее тепло, воздух клубится меж каменных стен домов, наплывает волнами, уносит мысли. Бесцельно бреду по притихшему городу, замершему в ожидании вечера, когда зной спадёт, налетевший с океана ветер развеет дремоту и можно будет выбраться из квартир и офисов, спасающих своих обитателей прохладой кондиционеров.
На закате ноги сами приводят меня в парк, где проводятся сезонные фестивали – тот самый, куда я забрела в свой первый день в этом городе. Забавно, но на мне сейчас та же рубашка, завязанная под грудью узлом, что и в тот раз. Я использовала её как домашнюю одежду, а сегодня так спешила покинуть квартиру, что даже не подумала переодеться. Ну и ладно, кому какое дело, как я выгляжу в своё свободное время в парке? Откидываюсь на спинку скамьи и закрываю глаза, прислушиваясь к бренчанию повторяющейся мелодии автомата с мороженым. Почему-то эти звуки успокаивают…

3.
С того дня я каждый вечер отправлялась гулять в этот парк. Оказывается, и наедине с собой можно прекрасно проводить время: всё в той же рубашке, джинсах и стоптанных кроссовках, то с книгой, то просто сидя на лавочке и глядя вдаль. Я вновь стала больше внимания уделять своим ощущениям, старалась прочувствовать тот момент, когда солнце касается кроны самого высокого дерева, а с недалёкого залива начинает налетать лёгкий ветерок, пахнущий океаном. Может, как-нибудь я выберусь и на пляж – не плавать, нет, с водой у нас по-прежнему натянутые отношения, а просто полюбоваться набегающими на берег волнами. Но это как-нибудь в другой раз, а сегодня в "моём" парке фестиваль, посвящённый последнему дню лета, и у меня в планах пикник с хот-догами, танцы и тематическая фотография на фоне цветущих клумб!

4.
Закатные лучи солнца расцвечивают кусты и дорожки золотисто-оранжевым светом. Народу ещё немного, и я спешу к жаровням, чтобы успеть поджарить сосиски, пока все мангалы не заняли жадные до угощений с дымком горожане. Несмотря на "особый случай" в виде Летнего Фестиваля, я решила надеть всё те же рубашку в полоску и джинсы, в которых я пришла сюда впервые – будем считать это своеобразным знаковым юбилеем.
Устроившись за столиком недалеко от автомата с мороженым, я жую хот-дог, поглядывая по сторонам. Парк постепенно наполняется людьми, ярко одетыми, смеющимися, радостными. Невольно улыбаюсь, глядя на пёструю группку подростков, пользующихся последними тёплыми деньками, чтобы пощеголять в сарафанах и рубашках с коротким рукавом; они перебрасываются шутками и подначивают парня с забранными в хвостик волосами сыграть что-нибудь на гитаре, которой он помахивает в такт ходьбе.
Покончив с первым хот-догом, я тянусь за следующим, но тут моё внимание привлекает человек, подошедший к стоящему рядом автомату за порцией фруктового льда. Он разительно выделяется из разноцветной празднующей толпы, и не только одеждой (на нём серая рубашка, тёмно-бардовый свитер и плотные джинсы), но и выражением предельной скуки на лице. Такое впечатление, что, наполняя вафельный рожок мороженым, он делает автомату одолжение. Он садится за мой столик спиной к столешнице (и, соответственно, ко мне) и приступает к поглощению холодного лакомства. Совсем забыв про блюдо с сосисками, я, подперев голову рукой, наблюдаю, как его губы быстро, чуть ли не агрессивно, снимают слой за слоем кусочки сладкого льда. Аккуратно подстриженная, будто вырисованная бородка очерчивает ровные контуры челюсти, а трёхдневная щетина на щеках присутствует там тоже явно не случайно: она так окружает тонкие губы, что приковывает к ним всё внимание. А когда он принимается за вафельный рожок, на углах челюсти проступают небольшие желваки…

Только когда мой локоть вдруг нащупывает пустоту, я с удивлением замечаю, что подвинулась к самому краю стола. Но в следующее мгновение мужчина облокачивается на столешницу спиной и кладёт на неё руку в расслабленно-небрежном жесте, и моё внимание переключается на пробежавшие под смуглой кожей мышцы шеи и длинные пальцы с аккуратным маникюром, чуть подрагивающие в такт доносящейся с танцплощадки музыке. Его ладонь довольно широкая, но не грубая, и при движении можно заметить сухожилия пальцев. Интересно, каково было бы ощутить прикосновение этой ладони?.. Я вновь будто прихожу в себя – на этот раз от странного трепещущего ощущения где-то в районе пупка. Но я не успеваю толком ни удивиться, ни разобраться в новых сюрпризах человеческого тела, потому что мужчина, до этого периодически поворачивавший голову то влево, то вправо, словно высматривая кого-то в толпе, покончив с мороженым, поднимается и собирается уходить. Внезапная острая мысль вспархивает в голове перепуганной птицей и начинает биться как в клетке: я должна его остановить, сейчас же, иначе будет поздно! Резко вскакиваю и громко выдаю первое безобидное, что приходит в голову:
− Не хотите ли хот-дог?
Он поворачивается на звук моего чуть дрогнувшего голоса, и я успеваю заметить, как его глаза молниеносно пробегают по моему телу, словно оценивая, прежде чем всё моё внимание вновь сосредоточивается на губах, растягивающихся в улыбке:
− Благодарю, но не питаю страсти к такого рода блюдам. Может, мне удастся соблазнить вас прогулкой по парку вместо этого?

Моё сознание с трудом проталкивается к смыслу сказанной им фразы, излишне цепляясь за слова "страсть" и "соблазнить". Странное ощущение распространяется от пупка по всему телу и уходить явно не собирается. А когда он протягивает руку в приглашающем жесте, в голове проносится столь чёткое ощущение его пальцев на моей коже, что единственное, на что я остаюсь способной, это молча кивнуть. Горячая волна, прокатившаяся от наших соприкоснувшихся рук куда-то вниз живота, чуть не сбивает меня с ног, и я едва сдерживаюсь, чтобы не дать коленям подогнуться, а рукам – обвиться вокруг его шеи. Каким-то десятым чувством я понимаю, что со мной происходит, но пока не знаю, куда это может привести…
Далее - 16+

Мы идём по темнеющему парку. Он что-то говорит о погоде. Как он сказал, его зовут? Эрик, кажется? Напрасно он в то же время решил снять свитер, я отвлеклась на прокатившиеся на руках мускулы, и теперь не уверена, что расслышала верно. С каждой минутой мне всё сложнее сдерживаться. Я хочу провести ладонями по этим рукам, я хочу зарыться пальцами в его волосы, хочу прильнуть к этим тонким губам и почувствовать его тепло – так близко, насколько это возможно. И что самое удивительное – мне нравится это ощущение, хоть порой и кажется, что оно вот-вот сожжёт меня изнутри. Я не испугана, во мне нет робости или неуверенности, я точно знаю, чего хочу, и с каждой секундой эта уверенность крепнет, не оставляя других вариантов, да мне они и не нужны. Я не знаю, почувствовал ли он, что со мной творится, но когда я не выдерживаю и на середине фразы просто поворачиваюсь к нему и целую, он не отстраняется.

Это было самое невероятное, что я когда-либо чувствовала: вкус его губ (кажется, мороженое он ел лаймовое, отмечаю я краем сознания), жар его ладоней на моей спине, собственные пальцы судорожно впивающиеся в его плечи и затылок, и то, как я, сама не замечая, прижимаюсь всё ближе, жадно вдыхая аромат его волос… Через какое-то время, показавшееся секундой, растянутой в бесконечность, он глубок втягивает носом воздух, и я слышу его чуть хриплый голос:
− Вот ты какая… Признаться, не ожидал. Но удивлён приятно, − с последним словом он опускает голову и целует меня в шею. Не в силах сдержать стон и не в состоянии больше ждать, я чуть слышно шепчу:
− Поехали ко мне…

Вспоминая тот вечер, я не могу сказать, как я умудрилась тогда назвать адрес, не знаю, как мы добрались до дверей квартиры, оставшись в одежде, помню только, что едва дверь захлопнулась, всё просто перестало существовать – всё, кроме него. Мне не важно было, что я не имею представления, кто он, не важно, что он не знает, кто такая я, не имело значения, даже если он и не хочет этого знать. В тот момент мы говорили на другом языке, на языке прикосновений, резких вздохов и – желания. Порой казалось, что я вот-вот разлечусь на тысячу кусочков, казалось, что этот жар, полыхающий внутри, невозможно вынести, но я знала, что если это прекратится, я просто исчезну, перестану существовать. И, сгорая, я сама становилась огнём, даже больше – сконцентрированной молнией, пронзающей неимоверные высоты неба и бегущей по тонким проводам под землёй. Всё закручивалось в вихре душной, опьяняющей тьмы, возносясь всё выше и выше… пока несущие меня крылья не дрогнули в звенящем напряжении, и я не рухнула с вершины вниз, в тягучие тёплые волны. Я не заметила, как заснула, измотанная и опустошённая, но безумно счастливая. Не только от пережитых ощущений – но и от чувства гармонии с самой собой.

5.
А утром я проснулась совершенно одна.