- Профессор Радерих?
Перед Фридрихом стоит одна из самых выдающихся его стажерок – Эвелин Вертерун. Она смотрит на него не моргая и прижимает к груди голограф.
- Вы принесли, что я просил, мисс Вертерун?
- Конечно, вот, - Эвелин поправляет выбившуюся прядь за ухо, торопливо подходит к столу, - как вы и просили. В архивах сейчас полная неразбериха, - она натянуто улыбается, - не сразу смогли найти файлы.
- Можете идти, - Фридрих забирает голограф и Эвелин спешит скрыться за дверью, - и не возвращаться в ближайшие пару месяцев – говорит он в пустоту.
Скоро она уедет в Рагнгерд, Фридрих, и что ты тогда будешь делать? – спрашивает он сам себя. Эвелин хоть и девочка на побегушках – но умная до чертиков, талантливая и перспективная. Не зря он подписал приказ о ее отчислении из Академии – мало ли, что она смогла бы открыть в ближайшем будущем; Фридрих слишком дорожит своим местом в Центральном Научном Институте, так что осторожность – превыше всего.
А «великодушно» взятая под крыло юная мисс Вертерун в качестве его помощницы особой угрозы не представляет – хотя бы до того момента, как узнает, кто сломал ее блистательную карьеру ученого.
Эти провинциалки такие смешные – Фридрих улыбается, - стоило только в нужный момент предложить помощь и возможность добиться авторитета в нужных кругах – и они тут же готовы отдать всю себя, свои идеи и навыки тебе в руки.
Данные, которые принесла Эвелин, Фридрих запрашивал еще неделю назад; за это время он уже успел забыть, зачем ему вообще нужны исследования этих инопланетных патогенов. Кажется, какой-то богатенький чиновник просил лекарство от вампиризма – да, точно. Фридрих вспоминает этого толстомордого (и с не менее толстым кошельком) бизнесмена, и сколько он заплатил ему в качестве залога.
«Добрый вечер, профессор Радерих» - перед Фридрихом материализуется экран, - «Чтобы войти в систему…»
Он прерывает холодный голос голограммы, вводит пароль и углубляется в чтение.
10:25 по сванвейгскому времени. Эксперимент проводится ассистенткой Эвелин Вертерун под контролем руководителя Центрального Научного Института профессора Фридриха Радериха. Участник эксперимента: доставленная три дня назад подопытная Эрнлёнг Арнстейн.
Диагноз: вампиризм;
Симптомы: метка на шее от ввода вакцины провсперианцами, неврологические нарушения, бледность, тусклые красновато-желтые глаза, нездоровая реакция на солнце, клыки, появляющиеся при ярком запахе крови.
Выводы со слов подопытной: так называемый вампиризм занесен на планету учеными с Провспери в качестве бактериологического оружия, для истребления человеческой расы. Используя свои технологии, они изготовили в лаборатории патоген, который распространяли через военнопленных путем вакцинирования. Заболевание передается через кровь – достаточно одной капли, чтобы человек заразился и потерял свои человеческие потребности в еде, воде, солнечном свете и контакте с окружающими. Достоверность факта долгожительства установить не удалось; подопытная утверждает, что люди, зараженные вампиризмом хоть и болезненны, но бессмертны, если будут иметь необходимые для жизни условия. Подтвержден факт возможности иметь потомство, в том числе здоровое.
У подопытной неестественно бледная кожа. Тем не менее, анализ уровня меланина никаких отклонений от нормы не дал, врожденных мутаций не обнаружено.
Причина неестественного цвета глаз – роговица алого цвета, - не установлена. Отмечено, что они сверкают в темноте.
Обнаружены неврологические отклонения. По словам подопытной, она не может спать ночью, обладает в это время суток высокой работоспособностью; выявлена гиперактивность.
Пребывание на солнце больше часа причиняет подопытной боль, сопровождается появлением ожогов на всем теле, включая участки, закрытые одеждой; максимум, проведенный на улице в солнечную погоду: три с половиной часа, исход: обморок. В целях сохранения подопытной дальнейший опыт с воздействием солнца отложен на неопределенный срок.
Подопытная обладает огромной выносливостью: физические нагрузки длительностью в десять часов не вызвали никаких негативных последствий.
Утверждает, что способна читать мысли – проведены проверки данного факта, способность подтверждается.
Высокая потребность в человеческой крови; максимальное время, проведенное без потребления крови: двадцать четыре часа. Исход: обморок. Опыт с жаждой отложен на неопределенный срок.
У подопытной взята на анализ кровь.
Подопытная посажена в изолятор. Несколько дней без крови не вылечили ее, как предполагалось, но убили. Тело будет отвезено в крематорий и сожжено за ненадобностью.
В целом, люди с вампиризимом могут вести образ жизни, близкий к человеческому. В настоящий момент разработаны режимы, позволяющие им сдерживать свои потребности в крови и насилии. В ближайшем будущем будет разработана вакцина, которая сможет вернуть зараженных к нормальной жизни.
Конец эксперимента.
Фридрих улыбается – он очень хорошо помнит этот эксперимент, как помнит и Эрнлёнг, и то, как она кричала в изоляторе от жажды. Уже тогда он знал, что это убьет ее – он уже видел подобные смерти «вампиров» - и что за глупое название дали им люди! – и не испытывал ни ужаса, ни отвращения.
Вакцина есть, вот она – в этом же документе с экспериментом. Тогда Эвелин постаралась на славу: забрала кровь и потратила несколько месяцев своей жизни на ее изучение. Смешивала в разных пропорциях, проводила с ней какие-то опыты – и вот, готово, первый излеченный от вампризма человек стоял перед Фридрихом – правда, недолго. Зачем ему, в конце концов, доказательства? Этот счастливчик наверняка бы разболтал таким же своим друзьям про экспериментальную вакцину – а про незаконные опыты Верховному Совету лучше не знать. Талантливая девочка, эта Вертерун, – думает Фридрих. Не пришлось прикладывать никаких усилий, чтобы разработать такое сложное лекарство, которое сможет спасти тысячи - если не сотни тысяч – жизней, и принести в казну Сванвейга круглую сумму.
Но пока людям не нужно знать о ее существовании. Пусть они платят деньги реабилитационным центрам, верят во всю эту чепуху, что им рассказывают. И…
- Мистер Радерих?
В кабинет заходит Эвелин Вертерун.
- Чего тебе? – он закрывает голограмму и отставляет голограф в угол стола.
- Мне обязательно уезжать в Рагнгерд? Я знаю, - не дает открыть рот, - мы говорили об этом уже, но я хочу остаться в Сване, чтобы продолжить…
- Это не обсуждается. Иди, собирайся, - Фридрих смотрит на нее снисходительно и кивает на дверь.
В конце концов, чем дальше она от Свана, тем лучше – и для Центрального Научного Института, и для Фридриха, и для нее самой.
К счастью, Эвелин не была глупой, чтобы этого не понимать. Но всегда остаются вещи, которые не дают здравому смыслу взять верх.
Фридриха мало волнует здравый смысл. Поэтому, когда он вкладывает ампулу с вакциной в здоровенную руку толстоморда, то старается не думать, в какую цену она обошлась ему. И в цене этой не деньги – а жизнь.
Когда Эрнлёнг умирала в изоляторе, Фридрих наблюдал через стекло, сложив руки на груди. Она корчилась, тяжело дышала, карябала стену и просила – не о пощаде, как сначала показалось Фридриху.
- Откуда вы достали подопытную? – спрашивал он ассистентов, смотря, как ее тело помещают в печь.
- Из Стейнмунна, - пожал плечами один из них, - какая-то дешевая певичка в их деревенском клубе.
Фридрих мысленно выматерился тогда - третий раз в своей жизни. И через пару дней оформил себе командировку в Стейнмунн. Не всю работу можно доверять ассистентам – мысленно отметил он.
Они не могли знать, что у Эрнлёнг осталась дочь – или могли? Фридрих спрашивал скорее для галочки, когда подходил к маленькому дому на окраине деревни. Он уже знал, что ждет его там.
- Вы приехали за мной?
Единственное, что видел Фридрих – большие красные глаза на фоне бледной кожи. Он знал, какого ответа ожидает девочка – но не знал, как ответить правильно. Фридрих вообще не знал, как правильно разговаривать с детьми, и уж тем более не знал, как объяснить ребенку происходящее.
Он и сам не понял, когда решил забрать Эдельв себе – то ли в тот момент, когда он смотрел в глаза Эрнлёнг и услышал «помоги моей дочери», то ли после того, как увидел точно такие же глаза, смотрящие на него с опаской и надеждой.
Эдельв не задавала лишних вопросов – ни разу в тот день, когда Фридрих забрал ее в Сван, и никогда после. Ему казалось, она все поняла сразу же: и что Эрнлёнг не вернется, и что жизнь ее теперь будет совершенно иной.
Фридрих поселил ее у себя в доме – и думал, как оформить над ней опекунство. Это было бы громким заявлением, сказавшимся на его репутации, а портить ее не хотелось. Он отложил это – до лучших времен. Благо, друзьями Фридрих предусмотрительно не обзавелся – а больше к нему ходить некому.
Эдельв изучала стандартные школьные дисциплины на дому, играла на гитаре и много читала. Она встречала Фридриха с работы, сидя за уроками, и почему-то всегда улыбалась, когда он трепал ее по голове или хвалил.
- Забрать себе чужого взрослого ребенка – подвиг, - говорила Эвелин Вертерун, единственная, кто знал о существовании в жизни Фридриха Эдельв, - вы милосердны, профессор Радерих.
Фридрих не был милосердным, но пытался стереть ошибки прошлого – и когда он смотрел, как в очередной раз Эдельв улыбалась, - думал, что сможет.