[Алисса]

Предисловие...

А вот и мы с новой записью. Хотела ещё в прошлый раз предупредить, но забыла: так как у нас в доме поселился архитектор, он занялся ремонтом не только в комнате Виолетты. Гостиная, столовая, и другие помещения тоже несколько изменились. Экскурсию мы проводить не будем, всё равно на скринах постепенно всё увидите.
В этом отчёте я хочу вас поближе познакомить с нашим третьим поколением. Так что готовьтесь, народу будет много.
И ещё хочу немного прояснить ситуацию с возрастом (мало ли из отчётов будет непонятно) Джастин у нас старше всех и давно уже взрослый. Жюли 18 лет, она готовится к поступлению в университет. Виолетта на год младше, 20 марта ей исполнилось 17, в следующем году её ждёт выпускной класс. Эмили в этом отчёте 15, она ровесница Джей Франко, который, впрочем, предпочитает говорить, что ему "почти шестнадцать".
Надеюсь, что я вас не запутала))) В любом случае, это не столь важно, и сейчас уже самое время перейти к прочтению новой записи. Так что поехали...

Законы сцены священны. Они подчиняют себе каждого, кто поднимается на неё, будь то профессиональный артист с мировым именем или робкий мальчик, впервые выступающий в школьном хоре. Сцена не любит дилетантов. Она подмечает, выделяет и увеличивает до огромных масштабов самую маленькую оплошность. Как бы хорошо ни выступала труппа, какие бы сложные пируэты ни исполняли танцоры, внимание зрителя будет приковано к несчастной девушке из кордебалета, у которой развязались ленты на пуантах.
И в то же время сцена балует солистов. Бережно, с любовью она подчёркивает безупречность. В мгновение ока подмечает самые изящные па. Приковывает взгляды зрителей к идеальной синхронности и высокому мастерству.
Но главное, она не прощает непрофессионализм.
Никогда. Никогда не разговаривайте во время танца. Не жуйте, не чешитесь, вообще забудьте о физиологических потребностях. Не улыбайтесь знакомым зрителям, сидящим в зале. Не поправляйте костюм, не одёргивайте юбки, не поднимайте упавшие шляпы, перчатки, веера, если только не можете это сделать незаметно. И никогда, никогда не останавливайтесь.

На сцене вы - артист. И вы должны проживать свою роль, полностью перевоплощаться, исполнять партию до конца, до последнего движения, до последней ноты, несмотря ни на что.
Профессионально. Уверенно.
Даже если на вас смотрит темноглазый брюнет из звукорежиссёрской кабинки.
Особенно если он смотрит.

Я помнила об этом даже тогда, когда на долю секунду запнулась, замерла, забыла движения. Я не знала, что буду делать дальше, но мысль оказалась нерасторопнее натренированного тела. Разум ещё не понимал, а ноги уже согнулись в коленях, мягко, пружинисто оттолкнулись, и я взлетела вверх в прыжке.
Я слушала музыку и, подчиняясь ей, импровизировала. Через несколько придуманных мной движений я вернулась в нужный ритм, заняла правильную позицию и пошла по сценарию. Ноги сами "вспомнили" последовательность прыжков и вращений, а моя внутренняя паника уступила место вдохновению и творческому подъёму.

- Виолетта, поздравляю с дебютом. И с характером, который, наконец, раскрылся в танце, - восторженно произнесла миссис Садлер на ближайшем уроке, пока я терпела на себе перекрёстный огонь взглядов одноклассниц, - Уж не знаю, кто тебя так напугал, что ты там наврала в начале, но получилось интересно. И пусть тебя так почаще пугают, раз это действует.

Я краснела и смущалась, где-то в груди разжигалось незнакомое чувство, похожее сразу и на радость, и на стыд.
- Можешь ведь, если захочешь! - продолжила миссис Садлер с укором, - Откуда в тебе вдруг взялась женственность? Молодец. Приятно удивила. Но учти, теперь я с тебя не слезу, раз уж оказалось, что ты можешь так танцевать.

Мы прошли в финал, а потом заняли третье место на региональном конкурсе. Разумеется, мы мечтали о первом месте, о гран-при, но пока не дотянули. И, что удивительно, я как-то спокойно к этому отнеслась. Как будто мечты о победе, о новых вершинах отступили на второй план. Я ещё не понимала, почему так происходит, или просто не решалась себе в этом признаться.

- Виолеттик, подожди меня, - попросила Лила, собирая форму после урока, - Ты ведь пойдешь сегодня на факультатив по актёрскому мастерству?
- Да, конечно. Только давай быстрее, я ещё на обед хотела успеть.
- Я мигом! - заверила она меня, поспешно закидывая в сумку вещи и аккуратно поправляя причёску.

После концерта мы помирились. Нет, не так. Мы снова стали разговаривать. Я всё ещё настороженно к ней относилась, раз обжегшись, не могла приблизиться снова. А Лила чувствовала это и, стыдясь своего поведения, держала большую часть эмоций при себе. У нас было что-то вроде соглашения о перемирии. Или условно-досрочного освобождения, во время которого рядом находится полицейский, наблюдающий за каждым твоим шагом.
Почему я простила? А я и не прощала. Просто поняла, что Лила не так плоха, как кажется. Её помощь на конкурсе, дружеская, без сюсюканий и условностей, сказала всё за неё. И слёзы после концерта, извинения, раскаяния показались мне искренними. Очень хотелось её простить, ведь теперь, когда эмоции остыли, я поняла, что в тех ядовитых словах, брошенных в мой адрес, крылись скорее глупость и слабость, чем желание обидеть. Разумом я это могла понять, но не более. Никак не получалось разрушить внутренний барьер, который создали обида и разочарование. Мне было страшно вновь ошибиться в ней.

Мы направились в школьное кафе, обсуждая предстоящую контрольную по алгебре, к которой как всегда не успевали подготовиться из-за большого числа репетиций. Лил жаловалась, что для неё "все эти производные" - недостижимая вершина, и что она надеется только на то, что сможет списать. Я же слушала всё это вполуха, потому как заметила Арчи, едва мы вошли в кафе.
Чёрт! Что это за ерунда? Почему когда я его вижу, сердце падает куда-то вниз? Ощущение, как во время езды на лифте. Или ещё сны такие бывают, когда долго-долго летишь с огромной высоты, и дух захватывает. Есть в этом что-то приятное и опасное одновременно.

- Виолетта? Привет, - он подходит к нам, с интересом рассматривает капустный салат, которым я собираюсь пообедать, - Балетная диета?

- Вроде того... Привет, - кажется, я улыбаюсь в ответ. А ещё чувствую взгляд Лилы, который вот-вот прожжёт дырку во мне.
- Ты классно танцевала тогда, - сообщает Арчи, заставляя меня смущённо отвести взгляд и промолвить скомканное "спасибо". А потом он замечает Лилу и кивает ей в знак приветствия.
- Это Лила, моя однокла... Подруга, - запутавшись, сообщаю я. Кажется, у меня начинают краснеть не только щёки, но и корни волос. Интересно, а они могут краснеть?

- Очень приятно, - ослепительно улыбается Лила, что меня почему-то сильно раздражает. А ещё я вдруг замечаю, что она отлично выглядит. Как всегда красива и свежа. И косметика ей к лицу, и причёска аккуратная, несмотря на три часа классики, на которой мы все обливались потом. А я напротив, всё ещё красная после репетиции, с взмыленной чёлкой, постоянно спадающей на глаза, в мятой кофте...
Мне почему-то не хочется, чтобы Арчи смотрел на Лилу. И когда он вновь переводит взгляд на меня, становится легче. Тьфу. Что за глупая слабость?

И что самое странное, я до сих пор помню эти три минуты пустой болтовни до мельчайших деталей. Что, собственно, произошло? Ну встретили Арчи, ну поздоровались. Обменялись дежурными фразами, попрощались... А я помню каждое слово, каждый взгляд. И то неловкое чувство, что я плохо выгляжу. Да когда это меня волновало? Помнится, летом я бегала с обгоревшим шелушащимся носом и не парилась. И тем более не стеснялась предстать перед Луи в таком виде.

- С ума сойти! Виола! - нарочито громко шепчет Лила, едва Арчи уходит, - Ты с ним знакома?

- Ну да, а что такого? - равнодушно спрашиваю я, изо всех сил стараясь игнорировать её восторженный тон.
- Круто! Это же новенький с музыкального. Джесс пыталась с ним познакомиться, кокетничала, а он хоть бы что! Даже имени её не запомнил, да и своё не назвал. Как тебе удалось?
- Я с ним не кокетничала, - пожимаю плечами я, - Видимо ему не нравятся такие настырные, как Джесс.
- Виола, я просто в шоке! Кто бы мог подумать! В тихом омуте... - Лил посылает мне недвусмысленные намёки, которые обычно выводят меня из себя. Но в этот раз они мне как будто приятны.
Нет, это какое-то сумасшествие! Я теряю разум, становлюсь такой же как Лила. С этим надо что-то делать!

В мае в Сансет приехал дядя Фабрис с семьёй. Жюли на год меня старше, ей в этом году предстоит поступление в университет. То ли в Париже какая-то другая система обучения, то ли моя кузина – вундеркинд, но почему-то к середине мая она уже сдала выпускные экзамены и была свободна до июля. В первую же субботу мама устраивала семейный вечер, на который кроме Тольди и де Сантори было приглашено семейство Берк.
«Вот это везение, хоть с Эмили увидимся!», - ликовал Джей Франко, который вместе со мной уже неделю находился под домашним арестом.
Да. Мы всё-таки оседлали родительский мотоцикл, едва представился подходящий момент. И всё могло бы закончиться хорошо, но ведь нам мало прокатиться вдоль побережья и обратно! Подгоняемые неведомыми силами (именуемыми не иначе как «шило в одном месте») мы рискнули промчаться на всех парах мимо Музея современного искусства. Ну а как же иначе? Там же неспешно прохаживались по выставочным залам наши ничего не подозревающие скучные предки!
Нда. Откуда нам было знать, что часть экспозиции располагалась прямо на площади перед музеем? Джей притормозил на светофоре, а с тротуара на нас посыпался град упрёков сразу от четырёх родителей. Влипли, ничего не скажешь. Зато весело.

- Джей! – в гостиную вбежала Эмили и повисла на шее у своего парня и по совместительству моего кузена. Вообще, она обычно более сдержанная, но неделя без свиданий разбудила дремлющие эмоции, - Виола! Привет! – улыбнулась она мне, оторвавшись на миг от Джея.
- Привет, Эм, - кивнула я. Слишком сдержанно. Когда я, наконец, научусь брать себя в руки?

Эмили - отличная девчонка, позитивная, рассудительная. Мне с ней всегда было приятно общаться. Но с самого раннего детства внутри меня время от времени разгорался огонёк ревности. Джей Франко всегда предпочитал мне её компанию. Сначала он дарил ей свои игрушки, мастерил кукольные домики, пусть они получались кривыми и страшными. Позже он приглашал её на свидания, водил в кино, покупал билеты в последний ряд. "Эми сказала...", "А Эми так не любит!", "Как думаешь, что подарить Эмили?"
От всех этих бесконечных "Эми" у меня болела голова. Меня разрывали на части противоречивые эмоции. Примерно с тех пор, как мы вместе играли в песочнице.
Я люблю их обоих, мне хочется, чтобы они были счастливы. Я радуюсь всей душой, когда глаза Джея сияют после встречи с ней. Но блин. Как же это тяжело! Всё равно ведь какая-то частичка меня не хочет делиться братом...

- Когда уже ваш домашний арест закончится? – в расстроенных чувствах спросила Эми, - У меня такое впечатление, что я тоже за что-то наказана, всю неделю сижу дома и делаю уроки.
- Это ещё никому не мешало, - произнёс дядя Эштон, входя в комнату, - Привет бандитам! - поздоровался он с нами.

Мы потупили взоры и пробормотали что-то вроде «здрастидядяэш, здраститётялиз». А потом выслушали очередные нравоучения от дяди Мартина о том, что нельзя водить мотоциклы без прав. И когда он успел стать таким занудным? Помнится, раньше он был заводилой во всех наших детских забавах. Взять, к примеру, дощатый домик на дереве, который мы с ним вместе сооружали под методичное ворчание обеих мам и бабушки о том, что это ужасно высоко и опасно.
Зато дядя Фабрис и тётя Нэнси попытались встать на нашу защиту. После тех выкрутасов, которые им преподносит Жюли с самого раннего возраста, наши шалости с мотоциклом им не кажутся такими уж опасными.
- Ну ведь целы остались, и то хорошо, - аккуратно замечает тётя Нэнси, стараясь разбавить недовольное ворчание наших предков.

- Да, - мигом подхватывает её мысль дядя Фабрис, - Это вам не на велосипеде с каменных развалин съезжать, правда Жюль?
Жюли ответила лишь ироничной улыбкой, будто говорящей: "Давайте, жалуйтесь на меня, в кое-то веки нашлись и на вас благодарные слушатели".
- Рафаэль, ты напрасно смеёшься, - серьёзно замечает Фабрис, - Я тогда нехило перепугался. Прихожу домой, а на полу красные следы. Думаю, что за чертовщина?! А это моя истекающая кровью деточка потопала в ванную зализывать раны!

- Papa! Arrête!*

Папа! Прекрати!

- содрогаясь от отвращения, вскрикивает Жюли, - Это была царапина, ничего особенного. Ну испачкала паркет немного, но не так всё было ужасно, как ты рассказываешь...
- Что? Что смешного? - вдруг спрашивает кузина у Джастина, которого, видно, очень позабавила история с кровавыми следами на паркете.
- Да нет, ничего. Просто вспомнил, как ты лет в десять, когда приехала к нам на каникулы, одолжила у меня велик.
- И что тогда было?
- Не помнишь? Если кратко, то велосипед восстановлению не подлежал. А тебе потом всей семьёй оказывали первую помощь, - окончание фразы Джасти потонуло в общем смехе, так как все мы очень хорошо помнили то лето, когда сестричка Жюли, будучи забинтованной вдоль и поперёк, всё равно просила дать её ещё какой-нибудь велосипед - покататься.

Джастин приехал один. Тётя Нинетт сопровождает дядю Тео в очередной поездке. Дядя уже не играет за сборную страны, всё-таки спортсмены выходят на пенсию рано. Но с таким опытом и любовью к футболу он оказался востребован на посту тренера. Я часто думала о том, какая интересная жизнь у дяди Тео. Взбираясь по ступенькам карьерной лестницы, он объехал чуть ли не весь мир. Видел заснеженные альпийские вершины и бескрайние песчаные степи, сияющие миллиардами огней мегаполисы и низкорослые домишки, усердно карабкающиеся по каменистым возвышенностям. Пусть всё это было просмотрено мельком, между тренировками и чемпионатами, но он сумел собрать богатейшую коллекцию впечатлений. Я никогда не уставала слушать рассказы дяди Тео и всё чаще мечтала о том, что когда-нибудь я тоже буду перелетать с континента на континент, выступать на самых разных сценах и знакомиться с культурой множества стран.
Джасти вечно меня одёргивал, старался вернуть с небес на землю:
- Вио, всё это круто, но папа редко бывал дома.

- Хочешь сказать, что тебе не хватало внимания? - скрещивала на груди руки я, прекрасно зная, что это не так.
- Нет, что ты. Я же и с ним часто ездил... Просто это очень тяжело. Одно дело - путешествовать во время отпуска. Тогда ты отдыхаешь, действительно смотришь мир, успеваешь разглядеть, прочувствовать... И совсем другое - ездить на соревнования. Это не путешествие, а работа. А то, что за окном мелькает Колизей, Тадж-Махал или Тауэрский мост - это ничего не значит. Всего лишь картинки, которые ты даже не успеваешь толком разглядеть.
- Ну нет, всё же немножко успеваешь! Есть же свободное время. Я тебе не верю, - отмахивалась я.
- Да, ты права, я преувеличиваю. Но поверь, самую малость.

Жюли очень изменилась за прошедший год. С самого детства она была сорванцом, взрывной девчонкой, которая переплюнула даже меня по части хулиганского поведения, необоснованных обид и возмущённых криков. Эми безуспешно старалась призвать к порядку нашу буйную семейку, но худо-бедно у неё это получалось только с Джеем. Жюли же приезжала к нам на каникулы исключительно с целью оторваться. В семь лет она воровала с кухни спички и тащила нас на пляж разводить костёр и жечь резину, на чёрный дым от которой потом жаловались соседи. В десять, как нам напомнил Джастин, она демонстрировала свои способности съезжать с крутой каменистой горы на велосипеде. В те нежные годы вид крови её ещё не пугал, и эта белокурая принцесса после своих каскадёрских трюков целую неделю гордо ходила в бинтах. В четырнадцать лет она воровала из родительского бара бутылки с пивом и делилась с нами уникальными знаниями о том, что нужно кинуть в золотистую жидкость для усиления эффекта. Мы закатывали тайные пирушки, впервые попробовали курить, а потом долго кашляли и клялись не повторять попыток. Пусть и не все сдержали это обещание.

Я всегда восхищалась ею, подсознательно следовала её советам, старалась стать похожей на старшую кузину. И хоть в течение года наше общение практически обрывалось, между нами всё равно оставалась прочная ниточка семейных уз. Мы чувствовали родство сквозь расстояния.
Теперь же Жюли стала настоящей леди. Прямая осанка придавала значимости, сдержанная улыбка - серьёзности. А классические платья делали её совсем уж взрослой и недосягаемой. Всё это вкупе с французским акцентом, философскими рассуждениями и какой-то вальяжной расслабленностью делали двоюродную сестру новой, будто незнакомой нам.

- Жюль, я тебя не узнаю, - честно призналась я после продолжительной беседы, в ходе которой кузина рассуждала о проблемах института брака и нежелании современной молодёжи связывать себя семейными узами.
- Ой, Ви, что ты такое говоришь? Я всё та же. Просто последний школьный год делает нас взрослее. Вот посмотрим в следующем мае на тебя, уверена, мы все также будем удивляться.

- Не знаю, мне кажется, что я останусь той же вредной лягушкой.
- А вот и нет, влюбишься и обернёшься прекрасной принцессой.
Братья некоторое время назад сбежали от нас, заявив, что не собираются слушать девчачью болтовню. Их проблемы. Мы вообще первые полчаса разговаривали об автомобилях. (Жюли мечтает научиться водить, и то и дело переключается на эту тему).
- Это ещё неизвестно, не каждая лягушка способна сбросить шкурку, - сердито ворчу я, - Хотя... Может быть, есть на свете такой принц, который ей с этим поможет.
- Виола! - не выдерживает Эмили, - Что за новые интонации я слышу в твоём голосе? У тебя кто-то появился?

Странно, но в этой компании я не чувствую себя неловко. Задай мне тот же вопрос Лила, я бы вскипела, а сейчас мне даже хочется поделиться чем-то сокровенным. Почему так? Может быть вино, которым нас угостили за ужином, разогрело и расслабило меня, приглушив ненадолго звонкие сигналы самоконтроля? Или же мне просто надоело держать в себе те новые эмоции, которые разбудил во мне Арчи. Не знаю. Вероятно, я ещё тысячу раз пожалею об этом, но язык отказывается слушаться и выдаёт меня с потрохами. Я рассказываю о своём новом знакомом, несмотря даже на то, что вообще ничего о нём не знаю.

- Вио! Узнай, обязательно познакомься с ним поближе. Раз он заинтересовался тобой, это что-то да значит, - восторженно шепчет Эми, выслушав мои скомканные фразы.
- Это ещё ничего не значит. И потом, что я должна к нему первой подходить?
- Да! - уверенно заявляет Жюли, - Именно первой. Мужики часто тормозят, хоть и считаются сильным полом. Чаще всего приходится делать первый шаг нам, а потом хитростью внушать им, что это сделали они.
- Жюлиии! - удивлённо тянет Эми, - Ну-ка, расскажи теперь ты нам, что там у тебя происходит?
Железная и недосягаемая Жюли равнодушно пожимает плечами и спокойно произносит:
- Ничего. Я - вольная птица и влюблена в свою свободу.

Впрочем, несмотря на это холодное равнодушие, я всё же успеваю заметить лёгкую улыбку, которую кузина поспешно прячет в уголках губ. Ну-ну. Посмотрим, какого цвета окажутся глаза у этой её "свободы".

***

вилkа: Привееет! Как здорово, что я тебя тут застала! Как твои дела?
Пересмешник: Привет. Нормально. Ты как?
вилkа: Не поверишь, но в кое-то веки отлично. На днях приехала моя кузина из Парижа, не помню, рассказывала ли я тебе о ней? Общаться с ней - одно удовольствие! Вот знаешь, бывают такие люди, которые притягивают. Она столько всего знает, у неё нестандартный взгляд на многие вещи. И такой, знаешь... Правильный. В общем, я впитываю как губка новые знания и впечатления.
Пересмешник: Молодец. Рад за тебя.
вилkа: У тебя точно всё хорошо? Какой-то ты... Будто хмурый...
Пересмешник: Да я всегда такой последнее время.
вилkа: Из-за поступления? Ты поступишь! Я в тебя верю! А отец когда-нибудь всё поймёт и оценит. Он же твой папа.
Пересмешник: К чёрту его. Но спасибо за поддержку. Знаешь, давай не будем на эту тему? Расскажи лучше о себе, что ещё нового, кроме парижской кузины?
вилkа: Ну, ещё у нас сегодня был семейный ужин в честь приезда французской родни. Было здорово.

Пересмешник: Ты же не любишь подобные мероприятия? Раздражающая толпа народу, все дела...
вилkа: Да, но тут всё было по-другому. Была кузина, брат с девушкой, второй брат... Мы столько всего обсудили, столько вспомнили. Ностальгия прямо.
вилkа: Я рассуждаю как старушка на лавочке, да?
Пересмешник: Есть немного. Лови пакет семечек.
вилkа: Хы, спасибо.
вилkа: А знаешь ещё, что... Меня даже предки бесить перестали. Они стали какие-то... Молодые что ли.
Пересмешник: Ну вот, твоё старение налицо. Уже и предки помолодели.
вилkа: Так. Окажись ты сейчас рядом, нарвался бы на пинок.
Пересмешник: Ой, ой.
вилkа: Да-да. А про предков я не шучу.
вилkа: Они такие же, как мы. Тоже впечатлительные, эмоциональные... Даже романтичные. В общем, я смотрела на них сегодня - хихикают как дети, обнимаются, целуются по углам, пока мы не видим. С одной стороны, всё это напоминает детский сад. А с другой - это ведь так здорово...
вилkа: Когда с годами чувства не притупляются...
вилkа: Ты там ещё не спишь?
вилkа: Заболтала я тебя...
вилkа: Ты тут?

Пересмешник вышел из сети...