[Anora]

Для katsol

katsol, привееет!!!) Спасибо за поздравления, такой вот нежданчик
Насколько сильно всё это будет "про магов", сказать пока не могу, цельная картина для меня ещё только начинает вырисовываться, так что не загадываю)) Об ограничении "Родовое поместье" я мечтала с первых часов его появления Строительство в симс? - да, заверните))) Ну а "Противоположности" как не взять, если принимала участие в их создании (фу, как пафосно звучит )!
Из особенностей черты характера "Воспитанный" самой заметной, пожалуй, является то, что сим так и норовит переодеться в официальный костюм, стоит оставить его на секунду без присмотра Ну и там приветствие в виде поклона (в исполнении мужчины, женщины что-то другое делают, лично не видела, но пишут, что реверанс), обсуждение вопросов этикета в беседе и прочее. В общем, эта черта тут в догонку к образу этакого представителя древнего рода (о чём Элджерон расскажет в первом отчёте)).
А с феями у меня особые отношения, да Дамы ещё терпимы, и то - как выдаст им рандом гигантские крылья тёмно-фиолетового цвета, так хоть стой, хоть падай)) А мужчины-феи - это вообще изврат!)))) Хотя, если учесть, в какой город я поселила моего Элджи, сия мера мне ничуть не поможет
Скоро будет отчёт, только ещё маленько полюбуюсь оформлением и потыкаю кнопочки))))

Добавлено через 24 минуты
От автора

Пожалуй, это в большей степени пролог, чем отчёт... Но без него никак)) Приятного прочтения!

Глава первая. Бегство.

С лязганьем и скрежетом поезд остановился на вокзале Миднайт Холоу ранним туманным утром. Будучи единственным выходящим на этой станции, я особенно не спешил, продвигаясь по узкому коридору к выходу из вагона: разглядывал пассажиров, ещё спящих или с сонной медлительностью достающих из сумок зубные щётки и кружки для утреннего кофе. Куда бы они ни направлялись, мой путь окончен – и незримые нити, неизменно связывающие попутчиков, уже разорваны. Невольно вдохнув поглубже застоявшийся воздух салона, я ступил на стёртые каменные плиты вокзальной платформы.

Маленькая станция зажатого в горном ущелье городка была окутана тишиной и туманом. Тёмные окна приземистого здания вокзала отражали бледный свет начинающего сереть неба. Я повернул в сторону от станции, спустился с платформы и пошёл прямо по заросшим жухлой травой путям заброшенной железнодорожной ветки к дороге. Мне предстояло устроиться в местной гостинице и ждать звонка нашего семейного адвоката, мистера Торнби, который передаст мне завещание и прочие необходимые бумаги. При нашем прошлом разговоре он отдельно отметил предпочтительность гостиницы, с почти отеческим участием в голосе намекнув, что в родительском доме мне появляться не стоит. При мысли о том, что могло остаться от поместья после того, что там произошло (мистер Торнби упомянул об этом лишь вкратце, невнятно пробормотав что-то о взрыве, пожаре и "последствиях неудачного волшебствования"), я невольно вздрогнул. Все эти два месяца я пытался представить себе случившееся, и моё воображение услужливо подкидывало разнообразные устрашающие картины. Я хотел приехать сразу же, но юрист настоял, чтобы я закончил обучение – якобы это было частью завещания. Я не особо сопротивлялся, напоминая в то время скорее ходячую куклу, чем человека. К тому же, мистер Торнби консультировал нашу семью ещё со времён, когда мой отец был ребёнком, и у меня не было причин не доверять ему.
Пол часа спустя, озаряемый лучами поднимающегося над горным хребтом солнца, я входил в двери единственной в Миднайт Холоу гостиницы.

Старинное здание в викторианском стиле приветливо скрипнуло несмазанными петлями, а на удивление бодрый консьерж с пожеланиями доброго утра протянул мне ключи (после заполнения гостевой книги, разумеется). С третьего (и последнего) этажа открывался чудесный вид на просыпающийся город и склоны лощины, покрытые редкими деревьями. Горы здесь имели вулканическую природу, а потому не могли порадовать глаз разнообразием красок, ограничиваясь оттенками чёрного. Даже трава, деревья и вода здесь носили отпечаток пепла, словно впитывая в себя черноту почвы. Насколько я помню, мне всегда нравилась местная мрачноватая атмосфера и багровое на закате небо, но сейчас, вернувшись из яркого и солнечного Сансет Вэлли, где располагалась школа искусств, я начал понимать, что моя симпатия к этому городу была обусловлена исключительно тем, что его мрачность с лихвой компенсировалась сияющими огнями нашей гостиной, где горел камин, мама играла с кошкой, а папа полировал свою волшебную палочку или подрезал прутики в хвостах внушительного арсенала семейных мётел… Лёжа поверх покрывала на кровати в гостиничном номере, я внезапно почувствовал себя ужасно одиноким, словно оторванным от мира в целом и этого города в частности. Что может сделать мальчишка, которому едва исполнилось двадцать, в этой огромной Вселенной?...

Разбудил меня телефонный звонок. Старомодный аппарат усердно дребезжал на прикроватной тумбочке, а комната была уже полностью залита бледным солнечным светом, ложившимся на стены немного под углом – вероятно, было уже около полудня.
− Да? − ответил я хриплым после сна голосом, дотянувшись до трубки.
− Мистер Хэмптон, мистер Торнби ожидает Вас в конференц-зале гостиницы, − послышался с того конца по-прежнему бодрый голос консьержа.
− Да, спасибо, спускаюсь, − прокашлявшись, ответил я. Ну вот и он, "момент истины".
В полумраке небольшой комнатки на первом этаже здания, гордо именующейся конференц-залом, за длинным столом сидел невысокий плотный пожилой мужчина в чуть растянутом на локтях и коленях сером костюме и раскладывал по нескольким стопкам принесённые бумаги. Он повернулся на звук открывшейся двери и поднялся мне навстречу, улыбаясь наполовину радостно, наполовину сочувствующе.

− Элджерон, мальчик мой! − воскликнул он, раскрывая руки для объятий, но потом, словно спохватившись, ограничился крепким рукопожатием. Я не считал фамильярностью первый его жест, в конце концов, он знал меня с младенчества и наверняка брал на руки в детстве (после стольких лет работы на нашу семью он вполне мог считаться её частью), но почувствовал облегчение, когда объятья всё-таки не состоялись: даже в своём видавшем виды костюме он смотрелся свежее и опрятнее меня, не удосужившегося даже принять душ после суток в поезде.
− Садись, садись. Как добрался? − продолжал он, провожая меня к столу, − Жаль, самолёты в нашу дыру не летают, поезда так утомительны, даже не представляю…
− Хорошо, спасибо, мистер Торнби. Как ваша жена? − несмотря на то, что сквозившее в его голосе сочувствие начало уже немного действовать на нервы, пришлось поддерживать "светскую беседу". Чёртовы манеры…
Когда с общепринятыми темами было, наконец, покончено, мистер Торнби приступил к изложению завещания. Составлено оно было в официальном ключе, и, не без труда слушая витиеватый юридический язык, я не мог отделаться от чувства разочарования. Я надеялся, пусть косвенно, но соприкоснуться вновь с родителями через это завещание, услышать размеренный голос мамы, чуть насмешливый – отца, а вместо этого явился свидетелем нудного перечисления разнообразных памятных фамильных ценностей, хранившихся в банковских ячейках, а потому уцелевших во время пожара, и списка многочисленных родственников, которым всё это доставалось. Стараясь не допустить на своём лице скучающего выражения, я дослушал-таки до конца, где упоминался наш дом, переходящий в моё владение вместе с земельным участком.
− Правда, боюсь, от дома мало что осталось, − добавил адвокат, вздыхая, − но, может, получится отстроить новый на том же фундаменте…
Он помолчал немного, будто о чём-то задумавшись, и принялся складывать бумаги обратно в папку. И тут откуда-то из-под стола донеслось шуршание и громкое, настойчивое "Мяу!". Я в изумлении поднял глаза на мистера Торнби, который, хлопнув себя ладонью по лбу, нырнул под стол и вытащил оттуда корзину, в которой сидела серо-коричневая пёстрая кошка.
− Совсем забыл о ней, − улыбаясь, проговорил он, − Узнаёшь Герцогиню? Уцелела каким-то чудом, только хвоста лишилась, а так ничего, только к другим людям идти наотрез отказывается. Пытался её знакомым отдать – убежала, думал у себя оставить, из квартиры всё-таки так просто не сбежишь – забилась в угол, поесть выходит только ночью… Так что принёс её тебе, сам решай, что со старушкой делать.
Только теперь, приглядевшись через решётку клетки, я понял, что показавшиеся мне сперва серыми волоски в шерсти кошки на самом деле седые. Да, это была Герцогиня, кошка, прожившая у нас без малого четырнадцать лет, и с самого первого дня отказывавшаяся откликаться на любое другое имя. Увидев меня, она прижалась носом в решётке и снова громко мяукнула. От этого звука что-то внутри болезненно сжалось.
− Конечно, я её возьму, − ответил я,− Вдвоём веселее, правда, Гер?

− Ну что ж, − поднялся со своего стула мистер Торнби, − Тогда у меня всё. Вот документы. Если что – обращайся, даже если решишь не продлевать мой контракт, я всегда готов помочь, − его голос дрогнул, и он поспешно протянул мне руку, которую я с чувством пожал, − Береги себя, Элджерон. И удачи тебе.

***
Около трёх часов пополудни я вышел из такси у длинной подъездной аллеи, ведущей к семейному поместью. Решиться на эту поездку оказалось сложнее, чем я думал, но это было необходимо, и, оставив Герцогиню в номере гостиницы с обещаниями вернуться как можно скорее, я отправился в путь. Хэмптон-Холл находился в некотором отдалении от города, у подножия высокого холма, поросшего редкими деревьями. Однако несколько поколений моих предков, обитавших здесь, позаботились о том, чтобы здание было укрыто от посторонних глаз: сам дом окружили садом, а подъездную аллею – искусственной рощей.

Хэмптоны вели довольно закрытый образ жизни с тех пор, как в начале 19-го века к уважаемому старинному роду примешалась магическая кровь. Сами они отнеслись к этому факту вполне спокойно (если верить семейным хроникам, представители основной ветви рода Хэмптон всегда отличались прогрессивными взглядами, как в отношении технологии, так и к мистической составляющей этого мира), но в обществе в те времена нравы были куда строже, и если открытой неприязни такому уважаемому семейству оно высказать всё же не решалось, то слухи и пересуды в кабаках по вечерам никто не отменял. Тогдашний глава семьи сумел найти решение, балансирующее на грани закрытого существования и периодических выходов в свет, соотношение которых оказалось как раз в нужной пропорции для того, чтобы общество не успело настроиться враждебно против Хэмптонов, но и не забывало об их существовании. С тех пор магов в роду становилось всё больше, и ко времени моего появления на свет Хэмптоны уже считались почётным семейством волшебников. Отношение к магии за прошедшие столетия тоже неоднократно менялось, сейчас даже "модно" было иметь в родственниках ведьму… Тем не менее, линия поведения, установленная ещё тем памятным главой семьи (кажется, его звали Бартоломью, или как-то так), стала семейной традицией, наследием, которому должны были следовать все последующие поколения. Также им вменялось в обязанность выучить семейную историю, начиная с первого известного упоминания фамилии Хэмптон. С чем я, судя по всему, не справился: как же звали этого знакового предка?..

За этими размышлениями я преодолел длинную аллею, огибающую подножье холма, и за следующим поворотом мне открылся вид на то, что некогда было величественным поместьем. Я замер на долю секунды, не в силах поверить увиденному, а потом двинулся вперёд, всё ускоряя шаг, словно влекомый каким-то неведомым магнитом. Я должен был увидеть это вблизи.
На краю рощи, где за высокой каменной оградой когда-то начинался сад, земля чернела неровными островками сгоревшей травы. Кованые ворота были сорваны с петель, и только сейчас я заметил повсюду глубокие борозды на земле и на дороге – очевидно следы пожарных машин. Миновав ворота, я увидел погибший сад: обугленные покорёженные деревья, расплавленные камни "альпийских горок" и пепел, повсюду пепел – втоптанный в землю десятками тяжёлых сапог пожарной бригады или стелющийся тонкими струйками в оставленных потоками воды канавах. А дальше… Дальше был дом. Точнее, его покореженные останки. Я подошёл вплотную к тому, что когда-то было парадной дверью, и с жадным ужасом обозревал деформированные обрушившиеся балки перекрытий, завалившиеся стены со следами тканевых обоев и почерневших деревянных панелей, растрескавшуюся плитку прихожей и едва угадывающиеся первые несколько ступеней полукруглой лестницы на верхние этажи, от которых, впрочем, мало что осталось.

Я даже не был уверен, что всё это действительно можно разглядеть в хаосе кирпича и металла, возможно, мои глаза выхватывали мельчайшие намёки на то, что здесь когда-то было потому, что я жил в этом доме, бегал по этому плиточному полу и скатывался по перилам этой лестницы…. Я знал эти комнаты до мельчайших подробностей, несмотря на то, что в трёхэтажном особняке их было очень много, я был знаком с этим домом, он был мне другом и защитником, и теперь, стоя в тени его разрушенных стен, я будто слышал, как он стонет – или это просто ветер гудел в пустых окнах?
Что-то заставило меня двинуться вдоль фасада вправо, и вскоре моим глазам открылся эпицентр разрушений. Огромная воронка уходила в глубину, начинаясь, кажется, где-то в подвальных помещениях. Над ней все три этажа отсутствовали полностью. Здесь. Они были здесь, когда что-то пошло не так. Успели ли они понять, что произошло? Успели ли хотя бы взглянуть друг на друга?..
И вдруг я понял, что совершенно не знаю, чем занимались мои родители. Предполагалось, что последующее поколение вводят в курс семейных дел по достижении 21 года, когда молодёжь получит должное образование – как общесоциальное, так и магическое. Но я ведь мог хотя бы поинтересоваться сферой их деятельности! Я знал, что в подвалах есть комната, в которую входить не разрешается, и ещё в подростковом возрасте решил для себя, что там находится магическая лаборатория или что-то в этом роде, и что она станет мне доступна, когда придёт время. И даже не пытался проникнуть туда или подслушивать. Но одно дело спокойно ждать, игнорируя любопытство, и совсем другое – не знать, чем живут собственные родители, что им интересно, какие мысли и идеи рождаются в их сознании… Глядя на закручивающуюся спиралью воронку, я внезапно осознал, что толком и не знал их. Сколько себя помню, все разговоры были обо мне, все занятия и общение сводились либо к развитию и совершенствованию моего дара, либо к выработке навыков общения и жизни в целом. Им всегда удавалось построить беседу таким образом, что я и не замечал этого! По большому счёту, всё, что я знал об отце и матери, это то, что они очень любили друг друга и меня. Но – этого недостаточно!
Наверное, моё лицо приобрело дикое выражение, я, словно очнувшись от долгого сна, обводил глазами останки дома и сада, склоны холма, горы, начинающее розоветь небо… Ощущение, что я впервые вижу это место, что всё, пережитое мною здесь, было неполным, обрывочным, накатывало ледяными волнами паники и – злости. Я чувствовал себя обманутым. Уже второй раз за этот день. Я резко развернулся и пошёл прочь. Удаляясь от места своего рождения, я постепенно понимал одну вещь: жить здесь я не смогу.

***
Две недели ушло на то, чтобы найти покупателя на землю с остатками поместья и оформить все бумаги. Со вторым проблем не возникло, мистер Торнби, хоть и удивился сперва, но работу свою выполнил чётко и быстро. Отыскать же желающих стать владельцами места, где не так давно произошла столь таинственная катастрофа, оказалось намного сложнее – слишком далеко распространились слухи, обросшие по мере продвижения несуществующими и жуткими подробностями. Но, в конце концов, мне удалось сыграть на этом, впарив (по-другому, увы, не скажешь) несчастное поместье какому-то любителю мистики, приехавшему из-за границы. Сумма, которую он согласился заплатить, конечно, даже близко не соответствовала тому, сколько участок такого размера стоил в действительности, но, учитывая срочность, я был согласен и на это.
Итак, с 16,5 тысячами симолеонов в кармане, чемоданом в руке и корзинкой с Герцогиней под мышкой, я стоял на вокзале Миднайт Холлоу в ожидании поезда, который увезёт меня прочь из этого мрачного, тесного города, притулившегося в душной складке горных отрогов. Города, в котором не осталось надежды на тепло и понимание. Города, где я потерял не только семью, но и своё прошлое.
Тёмные листья деревьев качнулись под порывом ветра, словно желая отъезжающему в Мунлайт Фолз поезду счастливого пути.

Техническое)

Конечно, никуда мы не переезжали, а сразу заселились в Мунлайт, но об этом - в следующем отчёте) Очень хотела поиграть в Миднайт Холоу, но там оказалось так темно, что я даже не сразу поняла, что там есть река и даже выход к морю В общем, не видать вам мрачностей, вперёд, в Город Водопадов!)))