6.5 Лихорадка
часть первая: Кэтлин
В Москве меня встретила перепуганная Диана, примчавшаяся по одному моему звонку. Я боялась, что едва обсохшие в полёте слёзы прольются снова, как только я ступлю на родную землю, но откуда-то во мне вдруг взялась выдержка, какая-то очнувшаяся ото сна сила воли. Я не проронила ни единой слезы, только прямая, как палка, вплыла в бабушкину квартиру и уснула мёртвым сном на всегда ожидавшей меня холодной кровати.
Проснулась я к вечеру. Всё тело ныло и болело, как после хорошей трёпки, кружилась голова. Встав с кровати, я вдруг пошатнулась и едва не упала, вовремя ухватившись за ближайший комод. Горло раздирала дикая боль, и я зашлась в приступе сухого долгого кашля.
На звук тут же прибежала бабушка и, кинувшись ко мне, тотчас уложила в постель. Я подняла на неё вялые, пустые глаза, тщетно стараясь сфокусировать взгляд, и вдруг снова закашлялась, как шестидесятилетний астматик.
- Кэти, котёночек, ты никак заболела? – взволнованно прошептала бабушка и припала губами к моему раскалённому лбу, - Боже мой!.. Ложись скорее, я сейчас… я сейчас…
Я повиновалась и рухнула на подушку. Попыталась вдогонку уверить её, что я в порядке и чувствую себя довольно сносно, но вместо слов из горла вырвался сиплый хрип.
- Оставили ребёнка… забросили… - бормотала она спустя каких-то десять минут, уже согрев мне чая с малиной, всунув градусник и напичкав всеми лекарствами, которые нашла в аптечке. Ну, то есть, всеми нужными лекарствами, - Не волнуйся, котёночек, - ласково шептала она, гладя меня по голове, отчего становилось вдруг теплее и спокойней, - Ты у меня сильная. Ты быстро выкарабкаешься…
Под её тихое нежное бормотание, сливавшиеся у меня в голове в монотонную песнь, я снова провалилась в тяжелый, беспокойный сон, наполненный неясными очертаниями болезни, горя и чёрной зияющей смерти. Позже бабушка рассказывала, что во сне я дёргалась, вдруг сжималась в комок, а из глаз лились потоком слёзы. И я шептала что-то невнятное, сжимая одеяло, пока не побелеют костяшки пальцев.
В такие минуты она, скупая на эмоции, вечно гордая и смелая, вздрагивала и хватала меня за руку, до смерти напуганная. Шевелила губами, обращаясь ко всему, во что верила, лишь бы мне стало лучше, лишь бы закравшаяся внутрь меня хворь отступила.
Для меня последующие три дня слились в один сплошной свинцовый сон. Из болезни я не запомнила ничего, кроме каких-то очертаний и образов. Я помню, что было больно и тяжело, что я плакала. Что-то происходило, что-то точно происходило, но я не помню, что… я была бессильна, и я кричала, билась, но всё тщетно… Бабушка не отходила от меня ни на шаг. Когда я впервые проснулась осознанно, наконец-то начав побеждать болезнь, она дремала, свернувшись калачиком в кресле у кровати. Длинные седые дреды скрывали её старческое, покрытое сеточками морщин лицо. Я нежно потянулась к бабушке и погладила её дрожащей рукой. Удивительно – я не помнила, как она, рыдая вместе со мной, дневала и ночевала у моей постели, но отчего-то была уверенна в этом. И невероятно благодарна.
От прикосновения бабушка встрепенулась и мгновенно очнулась ото сна. Увидев меня, живую, здоровую и вполне себе в сознании, она радостно вскрикнула и кинулась обнимать меня и целовать, заливая тёплыми слезами мою и без того влажную от пота шею.
- Бабушка, я так люблю тебя, - нежно шепнула я, котёнком сворачиваясь в её объятьях, совсем как в детстве, - Спасибо, что ты всегда рядом…
- Ты знаешь, как сильно я люблю тебя, котёнок, - пробормотала она в ответ, не переставая гладить меня по голове.
На следующий день я была уже практически здорова. Бабушка, притворно злясь, ещё не разрешала мне вставать с постели, но я, смеясь, украдкой бегала на кухню – таскать шоколад и сладости. Папа с женой и сыном отдыхали в Италии, так что мне было хорошо и свободно вдвоём с бабушкой.
Из-за ужасной обстановки в Америке весь декабрь я практически не выходила на связь с Дэном, и сейчас, после долгих раздумий, написала ему одну лишь короткую смску: «Я в России. Болею. Заезжай, если будет время». Он приехал через час, поразив тем самым и меня, и бабушку.
- Денис? – она удивленно вздернула брови, - Что ты тут делаешь?
- Вы что, знакомы? – удивленно спросила я, предчувствуя, что ответ меня не обрадует.
- Они с Ромашкой большие друзья, - с любовью в голосе произнесла бабушка и тут же её лицо приняло мечтательное выражение, которое оно приобретало всегда, стоило ей подумать о своей «доченьке». У меня же напротив настроение вмиг испортилось.
- Вообще-то это я их познакомила.
- Правда? Денис мне ничего не говорил о том, что знает тебя… - бабушка наивно захлопала глазами, а я нахохлилась и застыла в обиженной позе, скрестив руки на груди, - ну ладно, я, пожалуй, пойду. Отлично, что вы знаете друг друга, я думала у тебя здесь совсем нет друзей… а, впрочем… ну, в общем, я пошла.
Быстро сообразив, что её несёт не в ту степь, бабушка поспешила ретироваться, оставив нас вдвоём.
- Дени-и-ис, - противным голосом пропищала я, ехидно щурясь. Раньше я никогда его так не называла, - Водишь дружбу с моей бабулей?
- Скорее с твоей сестрёнкой. Или тётей. Кем она там тебе приходится… - Дэн попытался перевести всё в шутку в своей обычной манере, но я плотно сжала губы, не переставая хмуриться. Отчего-то в душе разлилось противное, непонятное мне чувство, от которого очень захотелось избавиться в тот же миг.
- Никем она мне не приходится. И никем никогда не будет приходиться.
Он, смекнув, что я не в настроении, притих. Я отвернулась.
- Вообще-то, я скучал по тебе.
- Круто.
Опять молчание.
- Кэтлин, я с работы сорвался не чтобы смотреть на твою сердитую морду. Ну не заходил у меня с Дианой разговор о тебе, ну прости уж, что не сказал о нас… о том, что мы партнеры. Коллеги, в смысле.
- Зато с Ромашкой сюда таскаться ты не забывал.
- Ты что, ревнуешь? – его голос прозвучал скорее удивлённо, чем ехидно, но я разозлилась и сжала незаметно кулаки.
- Ты спятил?! Мне делать больше нечего?
- Откуда я знаю, что тебе делать. Ты не отвечала ни на одно моё сообщение и сбрасывала звонки.
- Это повод к ревности, ты считаешь?
- Бог мой, Кэтлин, да я не к тому! Ты вообще слушаешь меня?
Я метнула на него злобный взгляд и снова отвернулась, ничего не отвечая. Новая волна молчания затушила едва разгоревшийся разговор.
- У меня дедушка умер.
Тишина. Я поняла, что ему просто нечего сказать, и это отчего-то меня тоже разозлило. Я пренебрежительно передёрнула плечами и впилась в него уничтожающим взглядом.
- Тебе доводилось терять близких?
Он отрицательно покачал головой. Я хмыкнула, и вдруг с ужасом поняла, что веду себя просто отвратительно. Но отступать было поздно, да и некуда.
- Знаешь, что в людях плохо? Они умирают. Оставляют тебя навсегда, разрывают душу, уходят и не возвращаются.
- Ну да, бывает, что предают, но ведь это…
- То же самое. Умер, ушёл – какая разница? Оставил меня. Кинул. Больше нет рядом. Нет никого хуже предателей.
- Но смерть не происходит по своей воле.
- Откуда тебе знать? Ты когда-нибудь умирал?
- Эм… а ты?
- Я знаю, о чём говорю. И если ты собираешься в конце концов уйти, сбежать или сдохнуть – лучше сделай это прямо сейчас и не трать моё время.
Я поймала на себе его шокированный, поражённый взгляд. Он смотрел ошалело, как будто я только что разделась и спрыгнула с Крымского моста в тридцатиградусный мороз. От этого взгляда мне вдруг и самой стало страшно за свои слова и чувства, бьющиеся наружу, обуревавшие меня, но совершенно непонятные.
- Кэтлин… - Дэн вдруг вскочил со своего места и приблизился близко-близко к моему лицу. Я почувствовала слабый, уже забытый запах его одеколона на своей коже и на секунду прикрыла глаза – так он мне нравился… Но пониженный голос собеседника мгновенно вернул меня в действительность, - Кэтлин, скажи, что я значу для тебя?
Вопрос застал меня врасплох. Я вжалась в спинку кровати и едва заметно задрожала. Он смотрел пристально, не отпуская мой взгляд ни на секунду, и я нервно заёрзала, но он был слишком близко, руками ограничивая моё движение, отрезав любые пути к отступлению. Я должна была дать ответ, но я не могла.
Я скучала, когда его не было рядом. Я привыкла к его переменчивому характеру и единичным причудам, летом я действительно думала о нём, когда улетала. Мне нравилось, как он пахнет. В первую минуту, пока новости про него и Ромашку ещё не успели расстроить меня, я безумно радовалась, что он приехал и втайне, когда писала смску, надеялась, что он приедет, и ведь приехал… Я часто в Америке думала о нём. Но я понятия не имею, как называются эти чувства.
Я могла бы ответить многое, и всё бы было правдой: «я ещё не знаю», «дай мне подумать», «что-то точно чувствую…», «просто дай мне время», но я выдавила из себя только одно горькое слово:
- Ничего.
Дэн тут же отстранился. Кашлянул как-то неловко и уставился в стену с затуманенным, неизвестным мне взглядом, который я попыталась разгадать украдкой, но не смогла.
- Я думаю, Ромашка влюблена в меня.
- Хорошо.
- Хорошо? – он посмотрел на меня удивлённо. Я отвернулась, не зная, что говорить. На самом деле новость привела меня в тупое бешенство, захотелось тут же сжаться и расплакаться, но я, конечно же, не стала, - Ты рада?
- Мне всё равно, честно говоря, - почти шёпотом произнесла я, - Я устала, Дэн, и хочу спать.
- Ты же болеешь, - неуверенно и разочарованно выдавил он. - Тебе нужно много спать… наверное.
- Просто некоторые мне в этом мешают.
- Ты на меня намекаешь? – как-то мрачно и тихо спросил он, и от этого холодного тона я невольно сжалась, - Ну, тогда мне действительно лучше уйти.
«Стой! Останься!» - хотела крикнуть я, но вместо этого стиснула зубы и медленно кивнула. Дэн поднялся и, кинув на меня долгий, какой-то странный, неразгаданный взгляд, повернулся и вышел. Я услышала, как он перекинулся парочкой фраз с моей бабушкой и направился к выходу. Входная дверь хлопнула оглушительно громко, и я невольно вздрогнула. Медленно, нерешительно поднявшись с кровати, я вышла из комнаты и наткнулась на бабушку, буравившую меня удивлённым взглядом, и только.
- Сделай мне чаю, пожалуйста, - ровным голосом попросила я, развернулась и, чувствуя спиной горячий интерес, медленно вплыла в комнату, прикрыв дверь. Так же медленно опустилась на кровать. Разгладила рядом с собой смятое одеяло. Повыше натянула сползшие тёплые гольфы. Потянулась к выключателю лампы и резко дёрнула, оставшись в темноте.
Я чувствовала бурю полноводных чувств, заполоняющих сознание. Хотелось кричать, царапаться и плакать. Что-то внутри меня обломилось, противясь всему, что произошло в этот вечер, всем моим принятым и не принятым решениям. Я вдруг представила ангельское лицо Ромашки, улыбающейся во весь рот, в длинном свадебном платье за руку с Дэном во фраке, и я с яростью стукнула кулаком в стену, никого не представляя на её месте.
Просто чувствуя тупую боль.
Потому что я что-то потеряла.
Или, возможно, кого-то.
часть вторая: Сантана
Мы втроем сидели у костра, образовав тесный маленький кружок. Ричард наигрывал какую-то мелодию на гитаре, а я, беззвучно плача, прижималась к маминому плечу. Мы похоронили Тома, не став звать никого, даже Кэтлин. Мы знали – для малышки это всё очень слишком, а Диана позаботится о ней сейчас гораздо лучше, чем любой из нас. Похоронили рядом с Рошель, где всегда было и будет его законное место. Я ещё до вхождения в абсолютно сознательный возраст смирилась с тем, что он любил её больше – больше чем меня и всех женщин мира. Составить конкуренцию Рише могла лишь мама, но точно не я. И это уже давно меня не задевало.
Я внимательно посмотрела на Ричарда, и губы мои тронула грустная улыбка. Я вдруг вспомнила, как несколько лет назад впервые привела тогда ещё жениха в дом, знакомиться с родителями… Какого же было моё удивление, когда оказалось, что они уже давно знакомы.
Стоило нам войти, как лицо мамы вытянулось и приобрело гримасу, близко к той, которую строишь, когда пьёшь горькое лекарство. Меня ровным голосом отослали «сделать маме бутербродик», но я, с первых секунд заподозрив неладное, спряталась за дверью.
- О чём ты думаешь?! - тут же набросилась на него мама, - Слушай, Ричард, я не имею ни малейшего желания знать, какого чёрта в свои пятьдесят ты выглядишь так, будто только вчера разменял тридцатник, я абсолютно уверенна, что это противозаконно и уж точно идёт вразрез со всеми возможными моральными нормами, да и не моё это дело: выгляди ты хоть на шестнадцать, мне плевать, колись там чем хочешь, но не смей приближаться к моей семье!
- Розмари, успокойся, пожалуйста, и прекрати пороть горячку. То, что я выгляжу и чувствую себя моложе, заслуга не моя, и если хочешь знать, тот, кто помог мне, назвал это "второй жизнью". И ты ошибаешься, в этом нет ничего противозаконного и уж точно нарушающего моральные нормы...
- Я не хочу ничего слышать! - тотчас окрысилась на него мама, - Как бы ты ни получил.. этот.. результат, это отвратительно и противоестественно!
-... ты можешь послушать, а потом возмущаться? Розмари, много лет назад мы все оказались в одинаковом положении, и каждый справлялся с ним, как мог. Погибла Рошель. Погибла моя… ты знаешь. Я отправился путешествовать по миру. Узнал много нового, встретил удивительных людей... Одним из них был старик-учёный из Индии - мы с трудом понимали друг друга, но я чувствовал в нём силу и со временем нашел к нему подход. Его исследования уникальны, он настоящий гений... я был его подопытным кроликом, если тебе угодно знать. Да, я рисковал, но терять было нечего. И, как видишь, я не просто выжил, я словно отмотал время и могу теперь добиться большего с моими знаниями и опытом... не смотри на меня своим уничтожающим взглядом, он перестал действовать на меня лет двадцать назад. И кстати, ты знаешь, что старик не раз упоминал таких, как ты, вашу кровь и особенности? Ты никогда не замечала, что тигриные полосочки не просто украшеньице для твоего хорошенького лица?
- Я не понимаю, о чём ты. - холодно отозвалась мама, - Я обычный человек.
- Да ладно? - Ричард усмехнулся, - То есть тебя не напрягает, что в свои... сколько тебе там.. мм, где-то 80?.. ты выглядишь не старше меня и во внучки годишься своему мужу?
- Ты переходишь границы! - взорвалась мама и кинула на него полыхающий яростью взгляд, - Это наши дела! Не суйся к моей семье, понял?! И не смей даже приближаться к Сантане! - она уже было развернулась, чтобы уйти, но следующие слова Ричарда заставили её остановиться.
- Не могу поверить, что ты до сих пор не простила мне Рошель. - судя по тому, как она замерла, можно было сделать вывод, что Ричард попал в самую точку. Я тогда не совсем понимала, о чём он говорил, но, кажется, мама знала это прекрасно, - Значит, я прав.
- Ты чудовище, Ричард Уайльд. - мама резко развернулась и заговорила быстро, словно боялась, что передумает, - Я бы не доверила тебе ничего даже самого мне ненужного. Одну мою дочь ты уже искалечил, хочешь и второй меня лишить?!
- Смерть Рошель никак не была связана со мной! - гаркнул Ричард, - Мы расстались! Между нами ничего никогда не было! Она сама загнала себя в могилу своей вечной жаждой недосягаемого, стремлением к чёртовой свободе!.. Ей везде было тесно, любая любовь ей только мешала!
Язычки пламени плясали передо мной, скрывая Ричарда, возвращая воспоминаниями в те неспокойные дни студенчества.
Некоторое время мама молчала, и я была уверенна, что от слёз у неё заблестели глаза. Наконец она снова подала голос:
- Я никогда не любила тебя, Ричард Уайльд. Но сейчас ты совсем упал в моих глазах. Убирайся из моего дома немедленно и никогда... - её голос дрогнул, но через секунду она почти закричала, - НИКОГДА не смей возвращаться!..
Я снова едва заметно улыбнулась, зная, что меня тоже скрывает огонь. Как хорошо, что мой муж оказался одним из немногих, кто никогда не боялся мою мать, как хорошо, что он ослушался и вернулся…
Мы познакомились в Испании, когда я ещё училась в школе. Вместе с классом я поехала на экскурсию в Таррагону, время было как раз в разгар сиесты, когда ни один магазинчик не работает, а пить хочется ужасно… я села на раскалённую скамейку с мыслями о суициде как средстве избавления от жары, а он подошёл и, заслоняя солнце, протянул мне флягу с водой. Его лицо показалось мне смутно знакомым, но в тот момент благодарность покрыла всё. Он смотрел ласково, говорил мягко, и после недолгого разговора я, повеселевшая, уходила, думая, какие бывают короткие и прекрасные встречи…
А через неделю, выходя из школы уже в Америке, снова встретила его на парковке.
Там же спустя много времени состоялся наш первый поцелуй… Удивительную штуку сыграла с нами судьба – встреча в Испании действительно была случайной, он не искал меня и, более того, всегда боялся. Неудивительно, в детстве я очень напоминала Рошель… только с рыжими волосами. Папе этого не хватало, хотя он какое-то время пытался заменить её мною – но Ричард, изменившийся за прошедшие года кардинально, слава Богу, ни каплей не узнал во мне мою сестру. И лишь услышав имя понял, чьи черты смутно проглядываются у этого тихого подростка с двумя косичками, которым я являлась в старших классах.
Я никогда не задумывалась о его возрасте – то, что это не мой ровесник было видно сразу, но меня не особо волновали цифры… я не спрашивала, он не говорил. Постоянные случайные встречи, подстроенные и не очень, милые звонки на переменах и разговоры взахлёб до пяти утра… я быстро влюбилась. Он – ещё раньше.
Мы поцеловались на парковке, и в этот момент я уже точно знала, что хочу быть только с ним.
После подслушанного разговора мамы и Рича я, конечно, осталась в полном шоке. Кричала, что он врал мне, обманул, не верила, что смогла полюбить пятидесятилетнего мужчину будучи к тому моменту всего лишь едва студенткой… ну, меня можно понять. Не столько было обидно за возраст, сколько за вечную тень Рошель за моей спиной… я много плакала, считая, что он был со мной лишь в попытках вернуть мою погибшую сестру. Сначала мама зло улыбалась, гладя меня по голове и убеждая, что никто не стоит моих слёз, но однажды она вдруг резко изменила своё мнение. Я до сих пор не знаю, с чем это было связано, но в какой-то момент она просто вернулась с работы, и на ней не было лица – тихо пройдя в мою комнату, мама надломленным тихим голосом попросила просто слушать своё сердце. И вышла, оставив меня как всегда заплаканную, недоумённую, а на следующий день внизу меня ждал Ричард с цветами и долгим, тяжёлым разговором.
Это было сложное, странное время. Я сама себя боялась и не верила, что так бывает.
Но всё исправилось. Всё обошлось. Мама смирилась и, хоть и сквозь зубы, но улыбалась на нашей свадьбе, а я крепко сжимала его руку, согреваемая каким-то внутренним знанием – мы не ошибаемся. Пройдя каждый горькую дорожку, море слёз и боли, мы должны были стоять здесь и держать руку другого. Так было предначертано судьбой…
Мама поёжилась от холода и аккуратно поднялась.
- Я пойду отдохну, - безжизненным тоном сказала она и, одарив меня слабой улыбкой, удалилась. Я плотнее закуталась в старую папину куртку и пересела к Ричарду. Он принялся наигрывать что-то и напевать, прислонившись ко мне головой и сильным плечом.
Так мы сидели в тишине, нарушаемой только треском костра и шелестом листвы, тревожимой ветром. Вязкая густая темнота опустилась на лес и скрыла прожилки деревьев, превратив горизонт в одну вытянутую неровную полосу, почти сливавшуюся с чернильно-синим небом.
- У меня есть одна новость для тебя, - тихо шепнула я и нащупала запястье мужа. Он отложил гитару и свободной рукой повернул моё залитое слезами лицо к себе.
- Я люблю тебя, - уверенно выпалила я, и Ричард, ласково усмехнувшись, хотел притянуть меня к себе, но я не далась. – Погоди, это не всё… - нашла его глаза, мягкие, добрые, и говорить стало проще, - У нас будет ребёнок.
Клянусь, все мамины крики, все недопонимания, препятствия, ночи без сна, всё было не просто так, всё стоило одного этого взгляда удивлённых, счастливых глаз с отражением пляшущих огненных чёртиков внутри. Всё стоило того.
Я всегда это знала.