Хочется послать их ко всем чертям, но я держусь.
Где-то рядом всхлипывает Джорджиана. Она теперь постоянно ревет, будто кто-то умер, и рвется в палату к маме, куда нас не пускают. Я вновь достаю телефон и набираю заученный наизусть номер, по которому никто не подходит. Он не выключен, не сбрасывает - просто не отвечает. Бессмертные ясно дают понять, что в данной ситуации они помогать не намерены. Джо просила о помощи Севена, я - Бена и Тейлора, но везде мы натыкались на отказ и равнодушие: человеческая жизнь ничего для них не стоила. Из всех парней, на которых я возлагала какие-либо надежды, со мной остался только Адам, но помочь он, увы, не мог, и только слонялся из угла в угол, заключал меня в неловкие объятья и пытался вовлечь в разговоры на отвлеченные темы. Иными словами толку от него не было, и я была даже благодарна Крису, когда он почти силой отправил Эдди домой.
Стоило Адаму скрыться за поворотом, как из глаз брызнули предательские слезы. Оказывается, его присутствие действительно подбадривало, а оставшись наедине с самой собой, я окончательно расклеилась.
Впрочем, выплакаться мне все равно не дали. За спиной послышалась тяжелая поступь шагов, и за спиной в нерешительном безмолвии застыл отчим. Чудесно. Пока он смотрит вдаль и усиленно делает вид, что пришел сюда просто насладиться грозой, быстро утираю слезы тыльной стороной ладони, ругая себя на все корки. И чего я вообще разнылась как дура? Слезами горю не поможешь, как говорится.
- Ты здесь зачем? - обиженно бурчу я, не дожидаясь пока Крис начнет говорить.
- Езжай домой и возьми с собой Джорджи, - он наконец поворачивается ко мне, теперь можно разглядеть как паршиво он выглядит: осунулся, зарос щетиной, под глазами залегли темные круги. - Хватит тут всем просиживать штаны. Я позвоню если ситуация изменится.
Предательское "если" неприятно режет ухо. Мне совершенно не хочется ехать домой. Мне совершенно не хочется оставаться с Джо и вести себя как старшая сестра. Мне тоже паршиво и почти физически необходимо прижаться к чьей-то груди, свернуться калачиком и заснуть. Разумеется, Крису я это не скажу, совсем необязательно ему знать о моих слабостях.
- Не поеду домой, - коротко бросаю я, отворачиваясь в другую сторону. - Ты не можешь мне указывать, ты мне не отец.
Там вдалеке мелькают фары, то и дело выхватывая отдельные кусочки индустриального пейзажа: возводимая высотка, подъемный кран, пристань; на другой стороне реки яркими огнями сияет БриджХиллс. Сейчас там живут вампиры, поделившие влияние над городом - представители местной власти, акулы бизнеса и просто богатые представители династий вроде нас. Я видела все эти пейзажи сотни раз, но все равно усиленно делаю вид, что крайне заинтересована. Смотреть Крису в глаза не хочется, невыносимо видеть его таким... Таким изможденным, потеряным. И произносить эти слова, в которых я и сама уже не слишком уверена.
- Знаешь, ты права, - тихо, но холодно отзывается он. От изумления разворачиваюсь и широко распахиваю глаза. - Я не твой отец. Мне, в отличие от него, на тебя не плевать.
Папе не плевать на меня!
Гнев захлестывает с головой, подкатывает приступами, струится по венам. Сердце бешено колотится в груди. Все это - чтобы заглушить предательский шепот здравого смысла. "Так и есть", - подсказывает он, а я гоню подобные мысли прочь в поисках колких фраз. От необходимости ответить спасают раскатистый рев мотора и пронзительный визг покрышек - всего в нескольких метрах от нас тормозит огромный блестящий мотоцикл. Его хозяин - высокий худощавого телосложения вампир - хмуря брови слезает с верного коня. Сегодня на нем все та же дурацкая шапочка и пафосной марки очки.
- Это еще что за клоун? - Крис обращается, естественно, ко мне.
- Это... Друг твоей дочери.
- Дочь, скажи другу, что он не вовремя.
Сама не знаю, что заставило меня умолчать о связи Севена и Джо. Возможно, в глубине души я верила, что ангельская сущность сестры не позволит Севену зайти слишком далеко. Впрочем, когда я смотрела на этого парня, сомнения все же одолевали разум: его демоническая ухмылка и настойчивость, пожалуй, могли бы сломить и монашку. Пожалуй, я могла бы уснуть у него на груди. Пожалуй, даже после отлично проведенной ночи - я была практически свободна от Адама, которому давно намекала на разрыв, и еще не связана никакими обязательствами с Беном.
- Я поеду с Севеном, - внезапно произносит мой язык, вероятно, сговорившись с дурной фантазией.
Лицо Криса превращается в гримасу отвращения. Конечно же, он тоже знает это имя от Джейн и прекрасно представляет, чем тот занимается. Впрочем, какое мне дело? Мать Криса была убийцей, а теперь с умилением треплет Джо за щечки. Ей почему-то доверяют.
- С Севеном ты никуда не поедешь, - отрезает Крис; сегодня его голос еще злее, чем когда он возвращался с родительского собрания. - Как давно вы общаетесь? Это к нему ты сбегала в ту ночь?
Он имеет ввиду ночь после дня рождения. Я выпрыгнула в окно и умчалась с Беном навстречу приключениям. Он отвез меня к себе, напоил вином и на такси отправил домой, окончательно сбив с толку. Решительно ничего не понимаю в логике мужчин.
- Я буду отвечать только в присутствии адвоката, - полуиронично заявляю я.
Криса, правда, мой ответ не особо интересует: потенциальная угроза уже подошла достаточно близко чтобы предложить ей убираться.
Как часто тебе кажется, что ты знаешь человека или его типаж, можешь предвидеть реакции, живо вообразить его интонации, мимику, жестикуляцию, а на деле он удивляет своей непредсказуемостью. В моем мстительном воображении Сев мог вырубить Криса одним ударом. А вместо этого...
- Я здесь с миром, - Севен примирительно поднимает полусогнутые в локтях руки, демонстрируя пустые ладони, этакий открытый жест. - Без оружия. Хочу поговорить с Хантером.
С Хантером?! Так он ради него приехал?..
Крис с сомнением косится на оппонента. В тусклом свете фонарей они оба выглядят отнюдь не мальчиками, и я впервые задумываюсь о возрасте Сева. Сколько ему? Тридцать? Пятьдесят? Девяносто? Надо будет расспросить Ванира при случае. Эта мысль отправляется в долгий ящик, чтобы уступить место реальности происходящего.
- И почему же мы должны тебе верить? - задает вопрос Крис.
Что ж, должна признать вполне резонно.
- Вы не должны, - просто отзывается Севен, повергая меня в шок и, кажется, вызывая положительные эмоции у отчима. - Я все еще на стороне Бернсов, и мы все еще враги. Ничего не изменилось, я просто прошу аудиенции с главой вашего клана.
Не произнося ни слова Крис отступает, пропуская Севена вперед. Часть меня ликует - мой потенциальный кавалер победил в негласной схватке, другая часть с опаской ждет что же будет дальше.
Зачем Севену говорить с Хантером? Все то время что продолжается их беседа, мы с Берни торчим под дверью. Бабушка покинула мамину палату, из которой могла сутками не выходить, и меня настораживает этот факт. Практически не разговариваем, лишь сухо перекинувшись парой фраз; в воздухе витает напряжение. Прислушивайся-не прислушивайся, все равно ничего не разберешь: где-то плачет ребенок, заглушая остальные звуки.
- Какой он сейчас?
Голос бабушки вырывает меня из забытья, хотя судя по взгляду, она обращается скорее к собственным коленям, нежели к внучке. Я вроде бы только что думала о чем-то, но теперь даже не могу нащупать мысль.
- Кто?
Конечно же, она говорит о Севене; я понимаю это, просто оказываюсь неготовой к такой постановке вопроса. Не ожидала, что они с Берн могут оказаться знакомы. Хотя почему бы и нет, вспомнить только что она была замужем за покойным дядей... Слова приходится подбирать тщательно - едва ли родственникам важна информация о брутальности и сексуальности вампира.
- Ну... Он очень разумный молодой человек, как мне показалось.
В глазах Бернарды - явное сомнение. Вероятно, "разумный" все же не то определение, которое она хотела услышать. Или которое она ожидала услышать.
- Не такой уж я и молодой, - словно в подтверждение моей более ранней мысли о возрасте бессмертного, произносит Сев.
Голос его звучит задорно, даже весело. Из уголков темных глаз тонкими лучиками сбегают морщинки знакомого прищура. Всего в несколько шагов он преодолевает расстояние от двери кабинета до внимательно изучающей его Бернарды - я бы, оторопев от подобной стремительности, отступила на шаг назад, но Берн подобными фокусами не пронять.
- Севен, - коротко констатирует бабушка.
- Лиз, - в тон ей отзывается вампир.
- Кто? - про себя думаю я. Формирование и развитие данной мысли было нагло прервано галантным поцелуем руки. Эта неожиданная галантность, смешанная с манерностью ее обладателя, впечатлила в плохом смысле не только меня, но и Хантера, о котором все успели забыть.
- Не трогай мою жену, будь добр.
Его голос звучал мягко, в форме просьбы. Но зеленые глаза предупреждали, что может последовать в случае неповиновения. Нет, Хант был потрясающим музыкантом, но кровожадным вампиром, изощренным убийцей я его не представляла. Он всегда хотел казаться внукам строгим, но справедливым. Впрочем, сам портил такое представление доброй улыбкой и шутливыми наставлениями. Но не сегодня.
- Я всего лишь проявляю галантность. Брайсы слышали что-то о галантности?
- Бернсы слышали что-то о том, что выкидывать женщин в окно - не галантно?
Севен ответил Хантеру долгим изучающим взглядом. Затем снова посмотрел на Бернарду (Лиз?), отвесил учтивый поклон последней, кивнул мне как бы на прощание и мягкой кошачьей поступью зашагал по коридору.
- Хант? - будто вдалеке я слышу голос бабушки, все еще наблюдая за удаляющимся вампиром.
- Все в порядке, все будет хорошо, - голос дедушки звучит еще тише. - Он просто передал мне это.
Что же Севен отдал Хантеру я так и не узнаю: все смотрю и смотрю вслед дурацкой удаляющейся шапочке и чувствую как силы покидают меня. Я держалась. Держалась сколько могла, но дальше терпеть невозможно. Эти белые стены, этот спертый больничный воздух, пропитанный медикаментами и хлоркой, детский плач и стенания больных пациентов - все давит на плечи непомерным грузом, и, хватаясь за последнюю надежду, я бросаюсь к выходу, вплетая в какофонию звуков еще и стук каблуков по кафелю.
Когда я вылетаю на улицу, Севен уже сидит на мотоцикле. Бросаюсь к нему, едва не упав, сажусь на сиденье, обвивая руками крепкое тело. В другой ситуации мне бы даже в голову не пришло прикоснуться к чужому парню, но это ведь мотоцикл, и вцепиться в его футболку так естественно. Правда ведь?..
- Ты куда намылилась, звезда? - усмехнулся Сев, но двигатель не заглушил.
- Просто сбегаю. У тебя есть уникальный шанс везти меня куда тебе захочется.
- Да я, блин, просто счастливчик.
Мотоцикл сорвался с места, оставив позади клубы пыли и проблемы. Я вернусь к ним завтра, а сегодня мне нужен перерыв и малодушный побег.
Двухколесный зверь замедлил ход на четвертой авеню возле ратуши, пересек тенистую мемориальную аллею, где я будто в прошлой жизни снималась для детского модного журнала, и замер у элитной блочной высотки в самом сердце города.
- Ты что, живешь здесь?
Башня из серого мрамора смотрится действительно впечатляюще. Сколько раз мы с Кэтти и кузенами шлялись здесь после школы, и никогда мне не доводилось задумываться о том, что кто-то из волков может находиться поблизости. Не просто находиться - жить.
- Нет, - разрывает все мои раздумья Севен. - Ненавижу высотки. Это квартира отца, я здесь по делам. Желаешь зайти или подождешь снаружи?
Он делает приглашающие жест и стремительно входит в подъезд. Здесь пахнет розами и морским бризом. Паркетная доска бережно укрыта ковровыми дорожками.
- Даже не знаю, - тяну я, даже не думая останавливаться. Ни за что не останусь одна на растерзание грустным мыслям. - было бы интересно взглянуть как обустроено жилище потомственного вампира.
- Здесь все обставлено дизайнером, - хмыкает Сев, продвигаясь к лифту. - Ни гробов, ни алтаря для жертвоприношений.
Я тихо радуюсь, что всего этого не увижу. Нет, было бы интересно и даже забавно. Но в свете последних событий гробы - последнее, что мне бы хотелось видеть.
- Доброе утро, Глен.
Из диспетчерской комнаты высовывается вооруженный нахмуренный охранник, по-видимому, разбуженный нашим появлением. Кажется, он собирается сказать нечто нецензурное, но при виде нашей колоритной парочки под метр девяносто ростом, взгляд его проясняется и светлеет. Он почти ласково здоровается:
- Мистер Капелли. Мисс Бернс.
Все те тридцать шесть секунд, что лифт преодолевает шестнадцать этажей, меня так и подмывает поделиться с Севеном двумя открытиями: у него красивая фамилия; и... мне не нравится называться Бернс.
Хоуп Бернс... Это даже звучит совсем не так, как Хоуп Брайс. Будто... Будто кто-то в этом лифте предатель. Быть может, я придаю сему факту слишком много значения, но именно сейчас, когда мама в больнице в тяжелом состоянии и врачи во главе с дядей Энджем борются за ее жизнь, мне начинает чудиться какой-то глубокий смысл в попытке стать Бернс. Мне чудится будто я отрекаюсь от нее, не оказываю необходимой поддержки, шатаясь по сомнительным местам с сомнительным парнем. Наваждение длится ровно тридцать шесть секунд. Затем - двери лифта раскрываются, и Севен бережно сжимает мою ладонь.
- Осторожно. Здесь подъем, - предупреждает он и отпускает меня стоит нам преодолеть препятствие. А рука, словно обожженная холодной ладонью, пылает под его прикосновением.
Квартира, которую он открывает собственным ключом, пронумерована как 666. Едва ли в корпусе есть столько жилых помещений, ведь на верхних этажах высотки находятся фитнес-клуб мирового уровня, несколько ресторанов, боулинг-центр и спа. Видимо, чья-то глупая шутка. Изнутри помещение представляет собой двухэтажный лофт с кирпичными стенами, окнами от пола до потолка и винтовой лесенкой, по которой тут же хочется взобраться. Со стены на нас укоризненно взирает Джим Моррисон, вокалист The Doors.
Я слушаю The Doors с детства, меня, можно сказать, воспитали на этой музыке.
- У твоего отца отличный музыкальный вкус, - комментирую я.
На что Севен, проследив за моим взглядом, лишь пожимает плечами:
- Это повесила его бывшая жена.
Бывшая жена. Не его мать.
Пока Сев роется в тумбах в поисках необходимых документов, я претворяю свою мечту в жизнь, и поднимаюсь на второй этаж. Небольшой кабинет пропах пылью и натуральным деревом, а еще - запахом незнакомого крепкого табака. На столе стоит неподключенный монитор, несколько свечей и наполовину полный фракончик-яблочко от Nina Ricci. Один из маминых любимых ароматов... Провожу кончиками пальцев по столешнице, корешкам книг, и, не в силах сдержать любопытство, открываю верхний ящик. Листок к листку, аккуратно сложенные, здесь покоятся квитанции оплаченных счетов и несколько фотографий незнакомых мне вампиров. Или знакомых?..
Фото едва не выпадает из рук, когда при ближайшем рассмотрении кучка незнакомцев приобретает знакомые черты. В одном из вампиров я узнаю папу, совсем не такого, к какому я привыкла на фото в СМИ и интернете. Светловолосого и всклоченного, в порванных штанах. Самый настоящий грандж-стиль. В молодом парнишке чуть старше меня по виду, таком же лохматом и андерграундном, с удивлением распознаю Брайсовский нос. Признать его не трудно, скорее, сложно поверить в такое соседство, зная нелюбовь дедушки к папе. И еще сложно отличить человека на фотографии от Хантера. Безумно похожи, хоть незнакомец явно моложе. Справа от них застыла еще совсем молодая девчонка с розово-фиолетовыми волосами. Мне становится смешно, когда в ней я узнаю миссис Хэмлок. "Железная леди" всего Бриджпорта, строгая и образцовая мать - совершенно фриковая девчушка из папиного прошлого. Только один вампир в этой компании совершенно не изменился. Он даже на фотографии стоит особняком, стараясь держаться в тени. Все те же жуткие синяки под глазами, все тот же холодный взгляд, все тот же Бен. Один из папиных друзей, один из темной семерки.
- Сев, - сбегаю по лестнице, сжимая фото в руках. - Сев...
Он стоит почти вплотную к постеру Джима и, скривившись, изучает его лицо. Раньше, чем я успеваю спросить, чем это он так занят, Севен отзывается сам:
- И все-таки в то время были паршивые камеры. Или хреновые фотографы. Качество никуда не годится.
- Не знала, что ты ценитель искусства, - хмыкаю я, а про себя отмечаю: баланс белого на оригинальном портрете и правда ни к черту. - Можно я возьму это себе?
Я машу перед его лицом фотографией из стола, достаточно быстро, чтобы он не успел понять, о чем именно я говорю, но бессмертный оказывается проворнее: одним ловким и точным броском выхватывает ее у меня из рук и пробегает глазами всех изображенных.
- Не учили, что нехорошо рыться в чужих вещах?
Интонации его голоса абсолютно медовые. Так странно, но когда он пытается меня поучать, то выглядит еще привлекательнее обычного. Будто специально в воспитательных целях говорит со мной так сладко, что даже не бесит.
- Полагаешь, я была плохой девочкой? - мои губы сами собой изгибаются в хитрой улыбке.
Я знаю, ему нравится мой шрам. Я знаю, ему не могут не нравится мои ноги, на них засматриваются все мужчины. И бессмертный вампир с татуированным телом тоже крайне мне симпатичен. Почему бы нам обоим просто не воспользоваться ситуацией и не отвлечься? О морально-этической стороне вопроса я подумаю позже, а пока мне просто хочется забыться в чьих-то объятиях. Почувствовать себя нужной, желанной, ж и в о й. Хоть на несколько минут. Джо забрала у меня достаточно, пора и возвращать долги в конце концов. Внутри меня все ликует и переворачивается, когда я понимаю, что этот раунд остается за мной.
Крепкие руки обхватывают талию, привлекая к себе. Бездонные, почти черные глаза скрыты за непроницаемыми стеклами очков, но по надменно ползущему вверх уголку губ все и так ясно: он тоже принимает это как свою победу. Очередную.
На самом деле это совершенно неважно. Потому что рядом с ним, в его крепких руках я ощущаю себя уверенной - не только в себе, но и в завтрашнем дне. Я чувствую: мы будто связаны невидимыми нитями, и он не только не обидит, но и защитит.
Обвиваю руками загорелую шею, впиваюсь пальцами в волосы на затылке. Спасибо каблукам - мы практически одного роста, и я могу не задумываясь привлечь его к себе и поцеловать.
Наши губы успевают лишь легко соприкоснуться, я ощущаю тепло его дыхания и шершавость обветренных губ. И едва не подпрыгиваю, когда абсолютную тишину взрывает резкая барабанная партия. Севен реагирует куда более сдержанно, его глаза скрыты за стеклами очков и по ним ничего не прочесть, но он хотя бы не вздрагивает как невротик. Мы оба несколько секунд обводим глазами гостиную в поисках источника звука, и наконец находим его в валяющемся на столе смартфоне.
- Тэрри.
Я не привыкла показывать свои эмоции, но в глубине души бушует ураган страстей. Сейчас там смешались разочарование и досада. Все это теснится детской обидой "разве я не важнее? Зачем он снял трубку?". И что еще хуже - тот ласковый тон, которым он разговаривает с ней.
Наши отношения с Анной Терезией Бернс Ренкольн не задались с самого начала. В то время я часто снималась у Кери, их с Ваниром матери, и Анна присутствовала практически на каждой съемке. Моделью она была аховой, но мнила себя звездой, и крайне злилась, что у меня получалось лучше. Эти ее косые взгляды я не забуду, пожалуй, еще долго. Мы долго боролись за внимание Ванира, ябедничали друг на друга - даже странно, когда успевали, загруженные постоянными съемками? Сейчас все детские обиды вспоминаются со смущенной улыбкой, и если бы у нас было время, думаю, мы смогли бы найти общий язык, ведь мы кузины. И вот пожалуйста. Она звонит Севену. В такой день, в такой момент. Эта маленькая мерзавка будто чувствует, что может испортить все одним звонком.
- Понятия не имею, - Севен лениво пожимает плечами будто собеседница может его видеть. - Мы не договаривались на сегодня. Может невеста вернулась в город, и он весело проводит с ней время? Что? Кто такая Жаниша?
Пока мои глаза лезут из орбит, Сев стремительно скрывается на балконе, плотно прикрывая дверь. Остаток разговора уже не долетает до моих ушей. Вздыхаю, усаживаюсь на диван. Кожаная обивка неприятно холодит и без того не самую теплую вампирскую кожу. Мороз пронизывает до самых костей, и я будто повинуясь какому-то инстинкту, провожу по ней ладонью. Разумеется, согреть ее таким образом не получится. На кофейном столике неподалеку валяется книга, с которой заботливым движением стерли пыль, но на полку так и не поставили. Будто забытая, ненужная прежнему хозяину, выросшему и оставившему эту историю позади. Провожу рукой по немолодому фолианту, по выбитому в обложке названию. Маленький принц. Надо же. Мама читала мне ее в детстве.
Мама... Из груди вырывается еще один вздох, на этот раз безнадежный. Хотелось бы верить, что она поправиться, что все наладится, что мисс Рэдстоун найдет лекарство, но с каждой минутой, с каждой секундой такой исход кажется все менее вероятным.
- Крошка, появились дела.
Бархатистый голос вырывает меня из плена детских воспоминаний. Он снова такой же, каким и был раньше - молодой, беспечный, будто незаинтересованный во мне. Словно разговор с Анной Терезией расставил все на свои места, отбросив наши отношения на полгода назад, когда вампир мог поинтересоваться как у меня дела, после чего резко поднимался и уходил, не дослушав.
- Дела очень наглые и неотложные, ты со мной поехать не можешь, так что я довезу тебя до станции БриджХиллс, оттуда доберешься на такси. Ок? - не дожидаясь моего ответа, он продолжает. - Ну вот и чудненько, давай-давай, с вещами на выход.
- Что, срочно понадобилось кого-то убить? - я поднимаюсь на ноги, осматривая помещение в поисках фотографии, которую хотела забрать.
- Я не настроен отвечать на вопросы.
- Ну хоть один можно?
- Если только один.
Мы минуем двери лифта, прежде чем я выбираю вопрос, который полностью меня устроит. Такой, который не даст мне стопроцентного ответа, окончательно лишив надежды. Такой, который не бросит мне в лицо правду, к которой я не готова и которую не желаю знать. Но эти вопросы - они вертятся на языке, и все равно однажды сорвутся с него.
- Женщина на фотографии, которую я тебе показала... Рыжая, рядом с папой... Кто она такая?
Севен облокачивается на стену, смотрит на меня долго и пристально. Лифт уже завершил свое движение, а он продолжает стоять и смотреть, будто впервые меня увидел. Затем усмехается одним уголком губ:
- Хоуп. Это самый дурацкий вопрос, который ты могла задать, - наконец он отрывается от стены, и первым покидает кабину. Оборачивается, ожидая, что я последую его примеру. - Это Валентина.
- Валентина Капелли, не так ли?
За матовыми стеклами очков совершенно не разобрать выражения его глаз. Но я точно знаю, что он смотрит на меня и усмехается. В какой-то момент мне кажется: вот сейчас он скажет "да". Но вместо этого выдает лишь безразличное:
- Мы договаривались только на один вопрос.
Что же, будем считать этот вопрос риторическим. Отчасти. Ведь свой ответ я уже получила.
Есть вещи, которые остаются неизменны. Мама до сих пор обожает "Маленького принца", и все так же слушает The Doors.
Музыка гремела на всю катушку, неслась откуда-то со второго этажа и мощным потоком лилась на первый, к ушам собравшихся в величественном особняке молодых людей. Сказать по правде, не все они были такими уж и молодыми. Старший из них, Бенджамин, не так давно отпраздновал собственное семидесятипятилетие. Неудивительно, что ему как никому другому, так нужен был напиток вечной жизни, как называли его ему подобные - кому захочется видеть на лице морщины, а в волосах - седые пряди? Да, вампиры живут долго, но и они не вечны. И если есть такая возможность - остановить старение, заморозив себя в вечной молодости, никогда не умирать от болезней - то почему бы ей не воспользоваться? Век людей недолог, они практически и не заметят разницы, не так ли?
- Ты что-то неважно выглядишь, Бенджи, - веселый голосок Валентины перекрыл даже грохот гранджа; его обладательница впорхнула в гостиную легкой грациозной походкой. - Опять жена не давала заснуть все утро?
Ее губы изогнулись в соблазнительной улыбке. Не то чтобы Тина позволяла себе флиртовать с кем-то кроме жениха и возлюбленного, иногда казалось, что кокетство просто заложено в ней самой природой, и иначе у вампирши просто не выходит. Окружавшие ее женщины привыкли к такому поведению и принимали Валентину такой, какая она есть. Можно сказать, отношения складывались мирные. Хотя попавшим в компанию вступивших в схватку за бессмертие людям все равно приходилось испытывать дискомфорт, пусть даже подсознательно. Естественно, посвятить Бриджит Хэмлок в условия игр на бессмертие мог бы разве что Ник - и то, только ради того, чтобы посмотреть на эти испуганные глаза и вытянувшееся лицо.
- Мигрень, - коротко отрапортировал Бен.
Бывший военный, он обладал безукоризненной выправкой и умением говорить мало и только по делу. Возможно поэтому он недолюбливал Логана и его компанию - эта троица могла заговорить зубы любому собеседнику. Тем не менее, Логан в рамках игр считался внегласным лидером, и ему приходилось подчиняться. Бен был уверен: такое положение дел лишь временное, и старательно стискивал зубы, когда эти трое мальчишек начинали выступать.
- Это все от человеческого запаха, - еле заметно поморщился Стэн, кузен Валентины. - Не понимаю, зачем Эл их позвал, если они не наш ужин.
Он старательно понизил голос, но Логан обладал слишком хорошим слухом и слишком не любил, когда ему перечат.
- Они не твой ужин, Стэн, - тут же нахмурился Логан, показываясь из кухни. - И они здесь потому что они друзья Бри. Это не обсуждается.
Последнюю фразу он произнес соответствующим безапелляционным тоном. Мол, решение окончательное и обжалованию не подлежит.
Во взгляде Тины мелькнула досада - конечно, к ней он так никогда не относился, как относится к этой малолетней Хэмлок и ее преданным теплокровным. Впрочем, тут же одернула себя женщина, оно и к лучшему: не ей, Валентине Капелли, наследнице древнего аристократического рода, выпало быть предметом воздыханий старшего Бернса. И слава максису.
- Уж не влюблен ли ты в нее часом? - подколола невеста, заранее зная ответ.
Логан бросил сухое "я слишком рационален для этого", и скрылся из виду. Со стороны он выглядел занятым парнем, поспешившим на помощь пытающейся откупорить бутылку вина даме, но Тина слишком хорошо знала вампира и не позволяла себе обманываться.
Бернсы и Капелли были давними друзьями, и когда последние из солнечной Европы перебрались в климатически неустойчивый штат Симленд, стало очевидно: в скором времени семьи заговорят о слиянии. Разумеется, так оно и вышло. Валентина и Логан знали друг друга еще до официальной помолвки, поддерживали неплохие дружеские отношения, устраивая дуэли на деревянных мечах и играя в войнушку. Тина зачастую если не побеждала, то оказывалась на равных с наследником Бернсовской империи, и росла слишком сильной и самобытной личностью, чтобы друг детства мог потерять от нее голову.
Ему нравились такие как Бриджит. Такие как Мария, да пусть земля будет ей пухом. Совсем юные девчонки, вздорные, с огоньком в глазах, который можно потушить, чтобы разжечь затем с новой силой. Ему стоило бы стать архитектором, - ломать и строить бетонные громадины, возможно тогда от его увлечения женщинами было бы меньше вреда. Но нет. Некогда белокурый малыш, со слезами на глазах уверявший, что никогда не станет таким как его отец, уступил место взрослому мужчине, покончившем с Уильямом Бернсом с целью продолжить его дело, и перенять его же излюбленные манеры поведения - деспотию и тиранию. Ему нравилось ломать своих возлюбленных, превращая их в покорных и угнетенных кукол, а затем примерять на них новый образ. Всегда один и тот же с минимальными различиями. Образ рано покинувшей его матери.
- Меня одну беспокоит эта смена имиджа Бриджит? - озвучила Тина мысль вслух, в очередной раз скосив глаза на вышеобозначенную особу.
Конечно, волосы Анны Терезии Бернс не поражали мужчин платиновым оттенком и словно металлическим отливом, а сияли куда более скромным пшеничным оттенком, но факт оставался фактом: Логан заговорил зубы очередной девчонке.
Стэнли, известный широкой эмоциональной палитрой - примерно как у дуба - удивленно осмотрел кузину с ног до головы, а затем равнодушно пожал плечами.
- Есть в этом нечто пугающее, - согласился Чарльз, вызвав улыбку на лице Валентины.
- Не могу поверить, что наша малышка уже закончила школу.
- А я не могу поверить, что мы выпустили ее из дома в таком виде.
Хант и Берни сидели позади меня и Адама и даже не палились. Хоть бы голос понизили для приличия. Бернарда расстроена моим выбором наряда, безупречно вежливая, она назвала его "крайне экстравагантным", при этом сверкая глазами так, будто платье открывало не только ноги, но и имело пару точных вырезов на груди и заднице.
- Если хочешь, я попрошу их быть потише, - Адам подался ко мне, обдав свежим ароматом, последней новинкой от Kenzo (ненавижу Kenzo), и пытаясь в очередной раз взять меня за руку.
- Это совершенно ни к чему, - руку я убираю, и скрещиваю обе на груди.
На некоторое время Эдди замолкает и прекращает свои попытки. Но как только слезное выступление очередного преподавателя подходит к логическому завершению, будто между прочим интересуется:
- И когда ты успела стать такой стервой?
Кажется, у меня вспыхивают щеки. Что он только что сказал? Серьезно, это звучало будто бред в моей голове, да и Адам сидел рядом с совершенно непроницаемым лицом, даже не глядя на меня из-под опущенных век. В страшном сне мне не могло привидеться, что обожавший меня Эдди сможет назвать меня стервой.
Всю торжественную часть я просидела словно на иголках, то пытаясь зачем-то взять Эдди за руку, то эту самую руку откидывая. Теребила перья на плечах, одергивала подол платья, поправляла выбившиеся из прически пряди. Мне хотелось выглядеть идеально от укладки до кончиков пальцев. Впрочем, мой внешний вид мало кого интересовал. Что бы ни говорила бабушка, сегодня я могла бы пожаловать на выпускной хоть голая и верхом на муле, никто и не заметил бы, настолько общественность поглотило разглядывание доселе невиданного шрама. Одноклассники, позабыв о стеснении, открывали рты и провожали взглядом. Даже МакНил заметил, что помимо ног у меня есть еще и лицо. Заметил - и улыбнулся, но я была слишком раздражена всеобщей реакцией, чтобы проникнуться реакцией одного вампира и улыбнуться в ответ. Мне хватало проблем дома, мне хватало проблем с Беном и Эдди, еще и образ Севена поселился в голове и не хотел ее покидать. И я оказалась совершенно не готова к тому, что его вдохновляющий совет окажется несовместим с реальным миром. Ничто не изменилось по мановению волшебной палочки, тыква не превратилась в карету, а шрам в здоровый участок лица. Золушка не стала принцессой, и никто не увидел в ней богатый внутренний мир и не оценил ее любовь к Шекспиру и Мольеру. Вот бедняжка.
В окончание торжественной части мне предстояло получить диплом, стоя на сцене под софитами, сказать пару слов, поблагодарить учеников и учителей, слукавить, что буду скучать. В моих мыслях нет ни намека на благодарность, и тем не менее, когда я поднимаюсь на сцену, из зала доносится обескураживающий шквал аплодисментов.
Стоя здесь, на подмостках школьной сцены, освещенная киловаттами света, я тщетно силюсь рассмотреть, кто же поднял этот бунт против системы. На задних рядах, практически скрытых за головами впереди сидящих, мне чудится до боли знакомый образ, но стоит мне только отвлечься, чтобы принять аттестат и поздравления, как я уже не могу найти его в толпе. Он растворился словно мираж в пустыне. То ли реальность, то ли фантом.
Черт знает сколько бы я простояла на сцене, вглядываясь в полутьму зала, но Адам мягко потянул меня вниз по ступеням.
- Ты видел его? - я все еще силилась высмотреть Севена в толпе родителей, поздравлявших своих чад.
- Хоуп, постой.
- Что? - я фокусирую взгляд на Эдди, его внимательном лице и грустных глазах. Он смотрит на меня так, будто не узнает.
И знаете что? Я смотрю на него, наконец-то на него, а не куда-то мимо, как делаю обычно, и тоже не узнаю его. Передо мной не вчерашний мальчишка, хвостом таскавшийся за мной повсюду. Этот новый Адам гораздо выше, гораздо сильнее и даже чуточку симпатичнее. Этот Адам не позволит обращаться с собой так... Как я обращалась с ним ранее.
- Это плохо закончится.
Он произносит эти слова крайне уверенно, и внезапно осознание его правоты доходит до увлеченного мрачным миром мозга. Связаться с убийцей, да еще и со сводным братом, было бы слишком. Пожалуй, даже для жрицы тьмы.
С последней нашей встречи минуло полторы недели, за которые он даже не соизволил перезвонить, хотя я точно знала, что по-идиотски счастливая улыбка сестры означала смски похабного содержания. Если рассудить здраво - я не могла бы найти для себя парня лучше, чем Эдди. Любящего, заботливого и понимающего. Знаете что самое ужасное? Я не чувствую к нему ничего. Будто мы едва знакомы, будто не с ним был мой первый поцелуй на задворках школы в двенадцать и первый секс двумя годами позже. Будто не он утирал мне слезы, когда Кэрри Мастерсон назвала меня одноглазой, и не он сносил истерики по телефону, когда случилась двухдневная задержка. Я забываю о всякой благодарности стоит в поле зрения появиться какому-нибудь обаятельному подонку вроде Севена или Бена. В каждом встречном парне я настолько привыкла искать образ отца, что не найдя его, просто не замечаю ничего иного.
- Ты прав, Эдди.
Он больше не мой Эдди. Адам Хэмлок, внучатый племянник мэра, политик от максиса. Страж справедливости, с которым мы никогда не сходились во мнении. Половину моих обедов он считал нелегальными и не гуманными. И вот теперь мы по разные стороны баррикад, ведь я играю за плохих парней. Хочу играть за плохих парней.
- Я говорил с Гордоном.
Брови - и снова во множественном числе! - сами собой ползут вверх. Гордон Стил, биологический отец Адама, приостановил общение с сыном примерно на этапе зачатия. В народе о нем отзывались нелестно, а мама и вовсе кривила губы в презрительной гримасе. Этот вампир был примечателен тем, что когда казалось бы, падать ниже уже некуда, он непременно доказывал обратное. Денежные махинации, уклонение от уплаты налогов, скандалы сексуального характера с участием несовершеннолетних - лишь малый послужной список, но уже достаточно внушительный для того чтобы понять, что между ним и его болезненно порядочным сыном нет ничего общего. Как они вообще тему для разговора-то нашли?
Мимо нас, громко смеясь, проходят одноклассницы. Сегодня выпускной, официальная часть уже окончена, и они собираются оттянуться на танцах по полной. Возможно, даже вцепиться друг другу в волосы за корону королевы бала. Практически у самых дверей одна из девушек, Джоди, оборачивается на нас, что-то шепчет подружкам, и все трио, похихикивая, скрывается из виду.
Во мне с самого детства скрывался парадокс: я одновременно обожала и ненавидела внимание. Мне нравились взгляды, в которых читалось обожание, мне нравились взгляды, в которых читалась ревность. Но мне совершенно не нравились те, кто смотрел на меня с улыбкой. Сразу так и чесались руки догнать и разобраться что их так веселит. Сегодня под прицелом сотен взглядов мне становилось неуютно, мы поспешили покинуть актовый зал и переместиться в заказанный по такому случаю ресторан.
Пафосный французский "La silhouette" находился, как водится, в самом центре столицы, три его тематических зала разместились на первом этаже Hilton Luxe SL. Эта громадина раскинула свои владения в том же здании, что и "кровища", один из моих нелюбимых вампирских баров. К счастью, в отличие от кровищи, ресторан не принадлежал моей семье, и здесь можно было не строить из себя приличную девочку. Так что первое что я сделала - заказала две рюмки текилы и стрельнула у ребят из параллели сигарету, заставив их ее прикурить. Вечер сразу заиграл новыми красками, и даже от навязчивой попсовой музыки перестало сводить зубы. Ребята из других классов так и норовили провести со мной время, угостить выпивкой или пригласить на танец. Весь вечер вокруг вились парни, с которыми я за все время обучения едва ли перекинулась парой фраз.
То ли под действием алкоголя, то ли от обилия мужского внимания, в какой-то момент мне даже показалось, что жизнь не так уж и плоха. Уже послезавтра ранний поезд умчит меня в сторону СимЮниверс, где я проведу ближайшие три года новой жизни без вездесущей младшей сестры и тотального присмотра Криса; мама пошла на поправку; и вот прямо сейчас я скажу Эдди, что между нами все кончено - окончательно и бесповоротно. И вовсе не буду расстраиваться из-за парня, которого я дважды едва не поцеловала, а выяснилось, что он мой брат. И я вовсе не злюсь, что никто из родственников мне об этом не сказал.
Мои размышления прерывает появление Эдди. Его синий пиджак приближается поразительно быстро, и как только вторгается в поле моего зрения, тут же получает домашнюю заготовку:
- Адам, мы расстаемся.
Продолжение фразы в стиле "дело не в тебе, дело во мне, мы просто слишком разные" застревает в горле, когда Адам внезапно четко и осмысленно произносит свое веское "нет". Разум, помутненный алкоголем, не сразу может взять в толк, о чем это он. Несколько секунд я смотрю ему в лицо, пока оно не начинает двоиться. Сознание уплывает в тихие сонные дали.
- Так, стоп, - проясняю я скорее для себя, чем для него. - В каком это смысле "нет"? Я больше не буду с тобой встречаться.
- Я не оставлю тебя в покое.
Все вместе вкупе с его серьезным видом сбивает с толку окончательно. Если бы эту фразу произнесла Эбби - я бы не удивилась, но Адам...
- Знаешь, ты сейчас меня реально пугаешь.
Он скрещивает руки на груди и опирается на барную стойку. Я опускаюсь на табурет рядом.
- Хоуп, я слишком люблю тебя, чтобы позволить совершать глупости. Ты не дала рассказать, утянув меня в ресторан, но я говорил с Гордоном об этом твоем Бене. Ты в курсе, что он безжалостный убийца? Он тренер и наставник волков, а также поставщик оружия. Хорошего кавалера подобрал тебе заботливый папочка?
- Эдди...
- Погоди-погоди, ты не удивлена? Хочешь сказать, ты в курсе его послужного списка? И про войну, и про три шрама на голове? Хоуп, этот мужик просто конченый псих. Я просто не могу позволить...
Я кладу голову на барную стойку и вдыхаю смесь запахов - моющее средство смешивается с резким запахом виски и с несколько более утонченным ароматом рома. Откуда-то из динамиков продолжает завывать древнее как мир "I will survive". Да, пожалуй я все это переживу. Хотя и глупо верить песне, если она - гимн всех геев, пусть даже и такой вдохновляющий.
- Хоуп. Сколько ты выпила? Сколько она выпила? - второй вопрос, по всей видимости, направлен бармену. - Да вы тут совсем с ума посходили? Это же школьный выпускной, а не девичник! А еще приличное заведение.
Все вовсе не так плачевно, как мистер Хэмлок себе представляет. Мне плохо вовсе не от выпитого алкоголя, а от его непонимания. Почему он вообще говорит мне о Бене? Я, конечно, прекрасно помню, кто он такой, и на какой статус претендует. Но никто ведь не может выдать меня замуж против моей воли! И вообще мне восемнадцать лет, о какой еще свадьбе идет речь?
- Серьезно, Эдди. Отстань от меня. Я большая девочка, сама разберусь со своими кавалерами.
Бармен загадочно улыбается и жестом предлагает мне еще виски, за что Адам награждает его злобным взглядом.
- Давай я отвезу тебя домой? Мне кажется, ты сегодня уже достаточно повеселилась.
Мне его идея по душе не приходится.
- Нет, еще не объявили короля и королеву бала. Хочу посмотреть, что за стерва возьмет корону.
Лично я проголосовала за Руби Смит из параллели. Что угодно лишь бы корону не взяла Мастерсон. Если услышу ее имя - вот тогда уеду домой. Нет, сначала брошу в нее чем-нибудь тяжелым. Например, вот той бутылью Джеймсона. Пока я прицениваюсь к манящей зеленой бутылке, чья-то рука бесцеремонно хватает меня за запястье и тянет на танцпол. В полумраке ресторанного освещения волосы почти смоляные, а глаза и того темнее. Как ни странно, сегодня он зол, и смотрит на меня так, будто я в чем-то провинилась. Меньше всего на свете мне хочется с ним танцевать. Или больше всего? Сегодня я путаюсь в собственных ощущениях.
- Я тебя сюда не звала, - слова как всегда бегут впереди паровоза, я еще не успеваю разобраться злюсь я или радуюсь его появлению, а скверный характер уже дает о себе знать. - У меня другой кавалер.
- Да, я знаю, ты звала Тейлора. К сожалению, я уже нашел ему дела, - руки брата уверенно ложатся мне на бедра, отчего по всему телу бегут мурашки.
- Не слишком братские объятья, Курт, - вяло протестую я.
Он слабо морщится при упоминании настоящего имени, но продолжает уверенно вести в танце. Знаете что самое мерзкое? Танцует он действительно хорошо.
- Я вырос в аристократической семье, устраивавшей пышные балы, - будто прочтя мои мысли комментирует он. - Разумеется, я умею танцевать. И ради всего святого, прекрати меня так называть, ты никогда не знала этого потаенного монстра, и дай максис, тебе и не доведется с ним столкнуться.
Пока Севен кружит меня по залу, я стараюсь смотреть ему в переносицу. Серьезно, это одно из самых безопасных мест в его лице. Это не глаза, в которых - фу, какие романтические сопли - хочется утонуть, и не губы, призывающие без промедлений целовать их обладателя. Пожалуй, еще несколько недель назад я продала бы душу за то, чтобы так бесстыдно обнимать этого бессмертного, но зная о нашем родстве, это становится... совсем неудобно?
Это не то что обнимать Карти или Ванира - их руки не прижимают мое тело к себе так властно будто чувствуют себя его хозяевами. И от объятий кузенов не перехватывает дыхание, земля не уходит из-под ног. Знает ли Севен, какие чувства порождает во мне? Определенно. Анна Терезия хреновая модель, но вот в плане актерского мастерства мне есть чему у нее поучиться: сыграть безразличие я точно не смогу. Чтобы хоть как-то скрыть замешательство, надуваю губы, изображая обиду:
- Надеюсь, тебе было весело направить меня по ложному следу. Я имею ввиду когда я спросила тебя про Курта.
Пристыдить вампира, впрочем, не удалось: легкая улыбка - вот и все, чем ограничились внешние проявления эмоций.
- Не было никакого ложного следа, - наклонясь к самому уху, шепчет он. - Я оставил Курта в прошлом вместе с безосновательным доверием к собственному клану.
Безосновательным доверием?.. Дергаюсь назад в попытке получше вглядеться в его лицо. В зале темно, попробуй что-нибудь рассмотреть, но все же - у этого парня вообще бывают эмоции?!
- Что же такого сделал наш отец? - специально делаю ударение на предпоследнем слове. - Чем заслужил твое недоверие?
Мелодия стихла, сменившись новой, но незваный кавалер не спешит отпускать свою даму. Пока он молчит - то ли обдумывает ответ, то ли вовсе игнорирует - мне наконец удается сосредоточиться на окружающем мире, чтобы выяснить, что на меня разве что не направлен прожектор; почти все взгляды в зале обращены к нашей паре, уж не знаю, смотрят ли они все на меня или на Севена, явившегося одетым не по сегодняшнему дресс-коду. Пожалуй, все же на него. Во всяком случае неприкрыто неприязненный взгляд Эдди уж точно обращен к Севу.
- Я могу задать еще один вопрос? - осторожно интересуюсь я.
В нашей семье как-то с детства повелось, что я не задаю вопросов. Воспитание или склад характера - никому так и не довелось понять, факт оставался фактом: мир я предпочитала познавать методом проб и ошибок, а также тайком заглядывая в википедию, оставляя вопросы для взрослых лишь на крайний случай.
Но этот вопрос вертится на языке каждый раз, когда я думаю о маме и ее состоянии. Едва ли интернет-пространство знает на него ответ, так что либо Севену, либо Хантеру мне придется его задать. И я, недолго думая, выбираю Севена.
- Только если ты потом ответишь на мой, - совершенно серьезно отзывается Сев.
Не думаю, что он испытывает те же проблемы с вопросами, что и я. Его образ совершенно не вяжется с потеющими ладонями и колотящимся сердцем. Если говорить начистоту, едва ли убийца может пасовать перед диалогом. Но он все же предлагает мне сделку. Что собирается спросить? Где еще у меня есть татуировки? Какого цвета на мне белье?
- Что ты посоветовал дедушке? Мама пошла на поправку после твоего визита.
Легкая паранойя намекает, что между маминой выпиской из больницы и его визитом есть связь. Два этих события разделены тремя днями, но все же внутренний голос подсказывает, что это не совпадение, ведь врачи не могли просто отпустить ее домой при малейшем улучшении состояния.
- Я посоветовал хорошее лекарство для дочери вампира, - он выдержал лишь секундную паузу, интонационную, которой не хватило, чтобы в полной мере осмыслить ответ. - В ночь нашей первой встречи я сказал тебе, что знаю, кто виновен в поджоге Брайс Мейнор. Почему ты ни разу не спросила его имя?
В то время как Хантер все детство учил меня дать сдачи обидчику, мама всегда учила отступить. Ее человеческая натура требовала дать дочери понимание слова "прощение", но в душе, требовавшей мести, такое понятие попросту не приживалось. В тот вечер нашей встречи Севен выбил почву из-под ног. Своим появлением, странным комплиментом и знанием, с которым я не знала что нужно делать. Ванир стал волком, продолжив дело отца. Небо не рухнуло на землю, и все казалось правильным и естественным. Но что-то было не так. Хотела ли я сама стать волком, занять место по правую руку от Логана Бернса, объявив себя его прямой наследницей? Пойти по такому пути означало бы не только пойти против родных, вырастивших и воспитавших меня, но и окончательно признать Севена братом. Ведь место по правую руку уже занимает он, не так ли? Черт ногу сломит не только в узах древних вампирских семейств, но и в их отношениях...
Узнать имя также значило бы выйти на тропу войны, и вести ее не из засады против всех людей, подлавливая их на улице после комендантского часа чтобы пообедать. Одно-единственное имя. Один-единственный враг с конкретным лицом и историей. Такая схватка казалась мне неравной.
- Я пока не готова.
В его черных глазах мне чудится облегчение. Словно он рад, что сегодня правда снова не откроется. Словно он не хочет говорить, но что-то внутри вынуждает. Мне впервые чудится в нем опасность. Что если это были не люди?
- Это был ты?
Музыка стихает. Диджей просто обрывает ее за несколько аккордов до окончания мелодии. Кажется, будто внутри у него все также обрывается, будто мы на одной волне. Но на сцену выходит директор, и становится ясно: песня стихла ради подведения итогов голосования. Часы пробили два часа ночи, и самое время объявить короля и королеву. Знаете, мне плевать. Плевать кто станет королевой. Все, что я хочу услышать сейчас - отрицательный ответ. Все, что мне нужно сейчас - понимание того, что вампиры не играют против меня. Как он сказал? Безосновательное доверие к собственному клану? Я ищу ответы на все вопросы мироздания разом в этих черных глазах, молчащих обо всем на свете. Я не люблю задавать вопросы. Севен не любит давать ответы.
- ...мисс Хоуп Брайс.
Слова директора тонут в аплодисментах, а в моей голове со скоростью света прокручиваются возможные варианты. Премия "шрам года"? Списки тех, кто поступил в один из самых престижных университетов? Зачем мне подниматься на сцену и почему мне действительно аплодируют?
- Тебя только что выбрали королевой сегодняшнего вечера, - будто между прочим произносит Севен. - Самое время забрать корону.
По пути к сцене я несколько раз оборачиваюсь через плечо, и потому не сразу обращаю внимание на избранного короля. Только оказавшись у микрофона, скользя рассеянным взглядом по парню рядом, отмечаю, что этого смазливого парнишку еще несколько часов находила крайне милым и симпатичным. Сейчас же он казался мне пустышкой. Пустышкой из тех, кого выбирают королем и королевой. Что я вообще здесь делаю? Разве же я такая?
Несколько лет назад мы с мамой спорили по поводу выпускного бала. Ну как спорили, высказывали свою точку зрения. Я, как полагается в подростковом возрасте, на повышенных тонах, мама - в излюбленной назидательной манере. Она говорила о том, что на выпускном каждый из нас подводит свои собственные итоги уходящего детства. Конечно, тогда это казалось глупостью - ну какие итоги может подвести восемнадцатилетняя девчонка? Однако стоя на сцене, я осознаю простую истину: мама всегда права. Как я ни пыталась бежать от подведения итогов, они все равно настигают, непрошенными гостями приходят на ум. Свет прожектора бьет в лицо, ослепляя, и мне на голову под торжественный аккомпанемент надевают тяжеленную корону.
Слепой королеве пора покинуть своих подданных.
После пожара, в котором мне обожгло половину лица, один глаз стал видеть хуже другого. Разница небольшая, всего в несколько диоптрий, бывает и хуже. В конце концов, мама научила меня быть благодарной максису за то, что он не оставил меня без зрения. Сегодня будто пелена спадает с глаз: оставил. Словно в наказание, словно в насмешку. Даже имея два глаза, я не смогла разглядеть той опасности, что таила в себе связь с Бернсами. Нельзя занять нейтралитет, нужно выбрать. Сделать шаг назад и остаться с семьей, которая встанет за меня горой, в лепешку расшибется, но защитит, как делала восемнадцать лет подряд. Или шагнуть вперед, в неизвестность, из которой обратной дороги может не быть. Когда Севен сам дает подсказку, давит на подсознание, и две темные бездны глаз кричат, чтобы я бежала прочь. Казалось бы, выбор очевиден. Но поддаться мрачному очарованию брата - так заманчиво...
Я не готова знать имя. Я не готова сделать выбор. Не потому что боюсь - ок, не только потому что боюсь. Мой мозг слишком рационален, чтобы пойти на безумства, не просчитав возможные последствия. Уравнение нерешаемо если в нем слишком много неизвестных. А потому...
- Спасибо за корону, - коротко киваю я со сцены вместо целой благодарственной речи, и быстро сбегаю по ступеням.
Ресторан находится на первом этаже отеля Hilton, и даже не приходится далеко ходить. Пересекаю холл в полной уверенности, что Севен - или хотя бы Адам - захочет меня остановить, но нет. Уже у двери оборачиваюсь через плечо: никто не спешит вернуть обратно сбежавшую выпускницу, и даже портье не проявляет интереса, старательно отводя глаза от шрама.
Люди приходят и уходят. Кто-то приходит чтобы преподать нам жизненный урок. Кто-то - чтобы стать источником вдохновения и внутренней силы. Кто-то приходит чтобы остаться, а кто-то становится проходным персонажем в твоей жизни, эпизодической ролью, отраженной лишь скудной строчкой с фамилией и именем в памяти.
Переворачивая очередную страницу книги жизни, я не знала кто из моего окружения окажется причастен к той или иной категории. Я просто знала, что большинство из них уйдет и в скором времени сотрется из памяти. Через несколько лет я буду прищуриваясь и склоняя голову набок, гадать кем же был тот или иной мужчина, поздоровавшийся со мной на улице.
Выпускной бал был окончен, часы пробили три часа. Я ждала, что корона в руках рассыплется прахом, но этого не произошло, кусок полудрагоценного металла по-прежнему поблескивал в свете фонаря словно издевательски подмигивая своей новой хозяйке.
Завтра я покину стены родного дома. Не для того чтобы уйти навсегда, присоединившись к клану, к которому и сама, подобно брату, проявляла безосновательное доверие. Для того, чтобы разобраться в себе и найти недостающие звенья в цепи. СимЮниверс с его факультетом управления и бизнеса - не просто какое-то место, где мне предстоит провести три года. Профессор Бернс уже давно не преподает там, зато его бывшие коллеги не разбежались по домам и более престижным вузам. Они и помогут мне решить уравнение.
Все это будет уже завтра. У меня остался лишь небольшой кусочек времени - сегодня - чтобы побыть с той семьей, которая принимает меня такой, какая я есть.